madness'n'reasons

Я встретил Люка в раздевалке. Мне нужно было сдержать данное маме обещание и сходить на урок физкультуры хотя бы один раз за чертову неделю, так что я взял спортивную майку отца, свои шорты и пошел в пропахшую потом и мужиками комнату, сплошь уставленную металлическими шкафчиками. Меня словно разрывало на части в этот момент: на улице беспощадно светило солнце, так что мне грозило превратиться в пепел; на этом уроке я могу оказаться не в лучшей форме, по сравнению с Калумом и Эштоном, а нарываться на драку с ними мне совсем-совсем не хотелось бы; но, в тот же момент, я считал, что нужно хоть чем-то порадовать маму. Я никогда прежде не был в местной раздевалке, и, если быть предельно честным, не горел желанием там появляться. Мне всегда казалось, что там, как на зоне: свои правила, свои порядки, – и, несмотря на то, что это мнение было вполне стереотипным, я считал это чистой правдой. Поэтому я и шел туда так же медленно, как иду ночью домой с пляжа, зная, что меня встретит невыносимая духота собственной кровати. Но, да, я встретил там Люка. И все показалось бы мне нормальным, если бы кроме него там был хоть один человек, но, увы, там был только мой светловолосый друг, пытающийся завязать шнурки на своих грязных кроссовках. Не задумываясь, я присел на корточки перед ним и стал перебирать шнурки, вставляя их в дырочки и одновременно с этим чувствуя затылком удивленный взгляд Хеммингса. Завязав аккуратные (или не очень) бантики и заправив их под язычок, я встал на ноги, посмотрев на резко смутившегося Люка. Он не сказал и слова, просто молча разглядывая свои испачканные землей и туго завязанные кроссовки. Я отвернулся от парня, чтобы еще сильнее не смущать его, снял с себя растянутую черную футболку и тут же натянул немного болтающуюся на мне майку, пахшую папиным парфюмом и средством от моли. Видимо, отец давненько не доставал ее из выдвижного ящика в их с мамой спальне, хотя, признаться честно, ничего лучше я не нашел. Словно все вещи отца вдруг переместились в другое измерение или, по словам мамы, в стиральную машину. Но я не обратил внимания на это, и задумался только сейчас, когда раздевалку медленно наполняли мужские полураздетые тела, и мне пришлось как можно скорее натянуть на себя шорты, запрыгнуть в кеды, схватить вещи и выбежать оттуда. К своему счастью, я снова увидел Люка, сидящего на полу возле двери и ожидавшего, когда комната, наконец, опустеет. Недолго думая, я присоединился к нему. — Зачем ты завязал мне шнурки, я и сам мог, — пролепетал Хеммингс, не отводя взгляда от черных носков своей спортивной обуви, — я не маленький мальчик. — Извини, я думал, тебе немного сложно, — я взглянул на раскрасневшегося Люка, сцепившего подрагивающие пальцы в замок, нервно трясущего коленом, — я больше не буду. — У меня нет с этим проблем! — он столкнулся со мной взглядом своих прекрасных глаз, наполненных слезами. Сейчас они выглядели еще глубже и синее, и оттого невероятнее, но вместе с тем и тревожнее, — почему ты обращаешься со мной, как с ненормальным? Я вполне адекватный человек! Он сказал это слишком громко, но еще громче были смешки людей, проходивших мимо. — Я… я ничего такого не имел в виду, — мне пришлось потрясти головой, чтобы Люк продолжал обращать на меня внимание, — я просто хотел… — Ладно, я понял. Извини, — Хеммо поспешно стер сорвавшие слезы с щек и посмотрел на меня со своим самым жалобным выражением лица, — я слишком много себе накручиваю. Врач говорит, что некоторые проблемы появляются только из-за этого. Но, в любом случае, спасибо за шнурки. Надеюсь, хоть так они не будут развязываться. — Да, точно, — несказанные слова так и остались где-то внутри меня, и я подумал, что, должно быть, мне не следовало их говорить. «Я просто хотел прикоснуться к тебе» звучит не очень по-дружески, ведь так? Я понятия не имею, откуда в человеческой голове появляются всякие мысли, и почему я вдруг подумал о прикосновениях к этому неуклюжему мальчику (к слову, пока мы бегали вокруг поля, он упал раз десять, не меньше, и мне приходилось его поднимать). Его холодные бледные пальцы так цепко хватали мои чувствительные к солнцу запястья, но мне не было неприятно. Я так давно не общался с материальными друзьями, так что у меня было… тактильное голодание? Как это вообще называется? Слишком много вопросов снова возникло в моей голове, и я вновь испытал это странное чувство, словно я добровольно запутываюсь в паутину, сотканную из слов и фраз, даже из внутренних голосов. И вдруг мне подумалось, что Люк запутался точно так же, и теперь сидит в своем коконе, совсем беспомощный, словно цыпленок в скорлупе. То есть, раздумья – первый шаг к безумию? Пытаясь отогнать все лишние мысли, я остановился в тени, весь покрасневший и вспотевший. Мой затуманенный взгляд бегал вместе с одноклассниками по широкому игровому полю, пока не зациклился на одиноком Ирвине, нахмурившем свои брови, еле видные из-за красной банданы, повязанной поверх беспорядочного вороха светлых кудрей. Парень стоял недалеко от меня, но, кажется, совсем не обращал внимания на это. Похоже было, что он находился в другом измерении, а не здесь, и меня вновь это насторожило. Какого черта эта скотина так ведет себя? Вспоминая первые дни в этой школе и сравнивая двух, казалось бы, абсолютно разных Эштонов, я снова погружался в мысли. Неизменным оставалось только одно: он все еще ненавидел меня, а я, собственно, его. В самом конце урока, когда я уже умер, тренер начал перекличку, которая, как мне всегда казалось, должна проходить еще до занятия. Дойдя до моей фамилии, мужчина, одетый в синий спортивный костюм, с недоумением посмотрел на мою сутулую и бледную фигуру и вдруг… рассмеялся. Он причитал о том, что такой ленивый и жирный кусок человеческого мяса мог вообще не попадаться на его глаза (а ведь я пропустил всего два чертовых урока), и что, когда я сдохну на его уроке от чрезмерной для меня физической нагрузки, он не будет вызывать скорую, а оставит меня гнить как удобрение. В общем, за эти полторы минуты я успел искренне пожалеть о том, что вообще рискнул прийти сюда сегодня. А еще мне вдруг захотелось пожаловаться маме, но это желание было быстро подавлено моей злостью, от которой щеки покрылись румянцем еще сильнее. Оставалось только уйти отсюда, и я ждал этого момента больше всего на свете. — Что Клиффорд, ты теперь любимчик тренера? — когда я, поникший и грустный, вошел в раздевалку вместе с остальными, ко мне обратился невысокий поджарый мальчишка с рыжими волосами и самодовольной улыбкой. Я мельком глянул на него, пробурчав что-то вроде «очень смешно», тут же прошмыгнув в душевую. Скинув с себя насквозь мокрую одежду, я включил холодную воду и подставил под нее свою голову. Разноцветные пряди тут же стали липнуть к моему лбу, и я смог, наконец, расслабиться, чувствуя, как от моей кожи буквально идет пар. Полностью расслабившись, я смысл с себя приторно сладко пахнущую пену, вытерся полотенцем и, тут же одевшись, выбежал в коридор, наполненный детьми, спешащими на обед. В столовой Люка не было. За его любимым столом уютно разместилась кучка зубрил, бурно дискутирующих на понятные им одним темы. Я нахмурился. Неужели эта компания выгнала мальчика с его любимого места? Однако подойти и разобраться мне не хватало смелости, так что я просто развернулся и направился к раздевалке в надежде застать там блондинистого друга. К собственному удивлению, я увидел его тут же в полупустом коридоре, стоящего возле своего шкафчика и судорожно перебирающего вещи. Не сдержав любопытность, я заглянул внутрь и, как и ожидал, увидел жуткий бардак. Правда, на дверце его были прикреплены красивые рисунки, сделанные черной гелевой ручкой, которые я так и не успел толком рассмотреть – мальчик захлопнул шкафчик прямо перед моим носом. — Ты меня ждал? — тихо спросил Люк, делая акцент на втором слове. Он растерянно склонил голову, чтобы я не видел его глаз, и я чуть улыбнулся, положив ему ладонь на плечо. — Ага. Хотел на обед пойти, но твой любимый стол уже заняли, — я пожал плечами, но Хеммингс тут же поднял на меня свой встревоженный взгляд, — но ты не беспокойся. Мы можем поесть у меня дома. Я живу совсем недалеко. — Ты думаешь, мама отпустит меня? Думаешь, все так просто? — красивые пронзительно-голубые глаза Люка сузились, его изящные пальцы с изгрызенными в кровь ногтями сжались в кулаки, и я слегка отпрянул, потому что, черт возьми, он правда пугал меня. — Извини, я не подумал, — пробормотал я, опустив руку, — мы можем взять еду и поесть в школьном дворе. Ты все время его рассматриваешь во время обеда. Люк просто кивнул. Мы вместе отправились обратно в кафетерий, взяли себе салат и яблочный сок и пошли в сторону выхода из здания. Лицо парня преобразилось: потрескавшиеся губы расплылись в легкой улыбке, светлые брови чуть приподнялись, отчего на лбу появилась очаровательная маленькая морщинка. Он выглядел другим сейчас. Его взгляд не выражал постоянной отрешенности или волнения, он словно окунулся куда-то в сказочный мир, где все для него идеально и прекрасно. Мне не хотелось вырывать его оттуда, так что я просто следил, чтобы он никуда не врезался и не перевернул свой поднос с едой. Незабываемое чувство. В школьном дворе было немноголюдно. Несколько парочек уютно устроились в тени деревьев или на ступеньках, ведущих в здание, невообразимо мешая людям, заставляя их протискиваться и буквально перешагивать через эти живые препятствия. Я вел Люка, явно стесняющегося всего происходящего, за собой, мягко обхватив пальцами его локоть. Хмуро озираясь вокруг, я искал место, где мы могли бы расслабиться и отдохнуть, где нас никто бы не тронул, и где Люк мог бы вести себя так же спокойно, как и пару минут назад. И где-то в тени, легкой прохладе. Что-то идеальное найти было нереально, но мне удалось разглядеть тихое место в уголке, укромно прятавшееся за низкими ветками яблони. Мы уселись там. Хеммингс постоянно озирался, отвлекаясь от еды, уделяя свое внимание, казалось, каждому кусочку природы (если школьный сад можно так назвать). Его лучистая улыбка снова стала широкой-широкой, а под радостно сощуренными глазами появились маленькие морщинки. Он был самым очаровательным в этот момент. — Я всегда хотел поесть здесь, но одному было страшновато. Понимаешь? — заговорил Люк, все еще не глядя на меня. Конечно, я не понимал его, но ради интереса все же кивнул, — нет, конечно. Не нужно тебе этого знать. Просто ты… исполнил мою мечту. — Странная у тебя была мечта, — проговорил я, отправляя в рот сочную дольку помидора. Я никогда не любил эти стремные красные овощи, но легкий голод делал свое дело, и я готов был есть даже их. — Она странная только для тебя, — мальчик хмыкнул, нервно подрагивая. Мне не хотелось раздражать его, так что я просто промолчал, продолжая пережевывать свой салат и не сводя взгляда с блондина, — кстати, Калума сегодня нет в школе. Странно это. — Ты знаком с этим Худом? — я приподнял брови, обращая все свое внимание на Хеммингса. Он не так часто говорил о наших одноклассниках, вернее, не говорил вообще. — Ага. Только мы не друзья, — Люк поджал губы, возвращаясь, наконец, к еде. Меня насторожила эта его фраза. Неужели чертов Калум обижал этого странного, но до жути милого мальчика? — Просто ходим в один центр для… людей с проблемами. — Он что, псих? — я нахмурился, и в тот же момент Хеммо швырнул в меня скомканной салфеткой, — за что?! — Не надо его так называть. Он молодец, он справляется, в отличие от некоторых, — последние слова парень тихо пробурчал, запихивая в рот половину содержимого тарелки и пытаясь пережевать все это. — А что с ним? — я придвинулся ближе к Люку, чистой салфеткой вытирая уголки его губ и заставляя его сильно краснеть. — Спроси у него сам. Я обернулся. На залитой солнцем площадке для разминки сидел мрачный, понуривший голову Калум Худ, которого еще полчаса не было в школе. Люк улыбался мне, легонько подталкивая в сторону смуглого паренька, а я лишь задавался вопросом: Какого черта я связался с этими людьми?