Весенние забавы в Ривенделле

Леголаса разбудил птичий гомон. Он открыл глаза, сладко потянулся, сняв со своего бедра руку спящего рядом Элронда, зевнул и посмотрел в окно, распахнутое на ночь и лишь наполовину прикрытое тончайшим полупрозрачным тюлем. Уже рассвело. На подоконнике, поглядывая на Леголаса глуповато-добрыми глазками и нисколько его не пугаясь, ворковала парочка горлинок. Прохладный утренний ветерок играл тяжелыми, пышными гроздьями сирени, лепестки сыпались в окно, и спальню наполнял медовый, сладостный, немного душный аромат цветов. Леголас вдохнул его полной грудью, блаженно улыбнулся и уже вознамерился вновь погрузиться в сладкую дрему, пригревшись возле Элронда, когда из-за окна донесся какой-то шум. Кусты сирени закачались — и из-за них показались головы Элладана и Элрохира. — Эй, Трандуилион! — прошипел один из братьев, заглядывая в окно отцовской спальни. — Малыш-Трандуилион! Ты здесь? Леголас оглянулся на спящего Элронда и, поколебавшись, все-таки выскользнул из постели. Обернувшись простынкой и нашарив ногами мягкие домашние туфли, он подбежал к окну. — Здесь я, здесь, — прошептал Леголас, придерживая простынку обеими руками, — он подозревал (и не без оснований), что озорникам-близнецам того и гляди придет в голову сорвать с него это почти ничего не скрывающее «одеяние». — Для чего я вам понадобился в такую рань? — Ка-а-ак?! Ты забыл?! — оскорбился Элладан, одновременно пытаясь проникнуть рукой под простынку и ущипнуть Леголаса за зад. — Элрохир, ты слышал? Малыш-Трандуилион обо всем позабыл! — Это непростительно! — заявил Элрохир. — Он заслуживает самого сурового наказания, — и вдруг, резко метнувшись вперед, одним движением сорвал с Леголаса простынку. Однако Леголас, уже давно привыкший к шуточкам неугомонных сыновей Элронда, не растерялся и юркнул за занавеску. — Отдайте простынку — вы же ее испачкаете, — сказал Леголас немного капризно. — Это уж наверняка! Угадай, чем? — хохотнул Элрохир, прилаживая простынку к своему члену. Леголас фыркнул. — Фу! Бесстыдники, — ему снова захотелось зевнуть. — Зачем вы меня разбудили? Я хотел хорошенько выспаться перед сегодняшним пикником, а вы… Элладан подтянулся на руках и уселся на подоконник. — Ты что, и правда не помнишь наш уговор? Ведь мы хотели собрать первую клубнику! Знаешь, малыш-Трандуилион, от этой твоей занавески никакого толку, — добавил он, бросив многозначительный взгляд на обнаженное тело Леголаса, виднеющееся из-за кружевного тюля тонкой ручной работы. Леголас поспешно прикрыл пах рукой. — Ну и что? Вы двое всё равно уже видели меня… по-всякому, — ответил он смущенно. — И не только видели! — вставил Элрохир со смешком. —Так ты идешь, Трандуилион? — нетерпеливо спросил Элладан. — Поторопись, не то опоздаем! Леголас недоуменно посмотрел на близнецов. — Опоздаем? Что такого ужасного может произойти с клубникой, если я подремлю еще часок-другой? Ох… — Леголас опять зевнул. — С клубникой — ничего, — ответил Элладан. — А вот с нами не случится ничего хорошего, если кто-нибудь увидит, как мы ее воруем. —Папа хотел приберечь первую клубнику для пикника, — объяснил Элрохир. — Но мы рассудили так: на пикнике и без клубники будет полно вкусностей — никто не расстроится, если мы полакомимся ею чуть… пораньше. — Да, почти никто, — подтвердил Элладан. — Кроме советника. Готов поспорить, этот сладкоежка спит и видит, как бы съесть нашу клубничку. — Вот именно! — поддержал брата Элрохир. — Если мы не съедим клубнику сейчас, то на пикнике, я уверен, всё достанется Эрестору. Леголас колебался. Ему не хотелось огорчать Элронда, который уже так давно планировал этот пикник и как всегда старался, чтобы всё было идеально… но, с другой стороны, полакомиться клубникой Леголасу хотелось еще больше. — Хорошо, — в конце концов сдался он. — Я с вами. Только мне надо… Ой! — близнецы схватили Леголаса за руки — и не успел тот и глазом моргнуть, как оказался в кустах сирени. — Элладан, Элрохир! Вы что, хотите, чтобы я воровал клубнику голым?! — возмутился Леголас, переводя дух. — Мне надо одеться! — Вовсе нет, — возразил Элладан, увлекая Леголаса за собой. — Мы же отправимся на грядки, помнишь? Вдруг ты испачкаешься? Если папа увидит тебя в грязной одежде, он сразу же догадается, что это ты обворовал его клубнику! Леголас в полной растерянности (он еще не пришел в себя после неожиданного «перелета» через подоконник) оглянулся на Элрохира. — Но ведь вы тоже перепачкаете свою одежду! — воскликнул он. — Твоя правда. Но мы, в отличие от тебя, Принц Чистюля, всегда ее пачкаем. Папа не обратит на это никакого внимания! — победно усмехнулся Элладан. — Вот, прикройся простынкой, — он накинул простынку на Леголаса, — раз уж ты у нас такой стыдливый. Воровато оглядываясь, близнецы направились к клубничным грядкам. Обернув простынку вокруг бедер, Леголас неуклюже, запинаясь в домашних туфлях, посеменил за ними. Солнце уже светило вовсю, пташки суетились в ярко-зеленых, умытых недавним дождиком древесных кронах, отовсюду неслись свистящие, щелкающие, переливчатые птичьи голоса — но обитатели Ривенделла, разнежившиеся в праздности и благоденствии, еще видели сны. Даже хоббиты, избалованные добродушным и снисходительным лордом Элрондом, еще мирно посапывали в своих уютных, похожих на норы, комнатках с круглыми зелеными дверцами и круглыми же оконцами. Элладан, Элрохир и Леголас проходили через прохладные тенистые аллеи, крадучись пробегали через открытые площадки с пышно цветущими клумбами и изящными фонтанами, шлепая по воде, переходили через рукотворные ручейки с чистейшей влагой и разноцветными камушками на дне — и вокруг не слышалось ничего, кроме птичьего щебета, журчания фонтанов и шелеста листвы. Воздух пропитывали дивные ароматы молодой зелени, сирени, воды и цветущих кустов живой изгороди. Было еще по-утреннему свежо, — Леголас немного мерз в своей тонкой простынке — но ласковое тепло солнечных лучей обещало погожий день. Наконец они добрались до грядок. Близнецы остановились, удовлетворенно оглядывая клубнику, — так властелин оглядывает свои владения — а Леголас с сомнением смотрел на грядки, представляя, как станет пробираться по влажной земле в своих многострадальных домашних туфлях, и так уже порядком испачканных. — Ну, клубника, держись! — весело провозгласил Элладан и, потирая руки в предвкушении, двинулся по грядкам, высматривая спелые ягоды. Вслед за ним поспешил Элрохир. Леголас тоже сделал шаг вперед — но едва он попытался сделать следующий, как почувствовал, что его туфель завяз в размокшей от дождя земле. Леголас едва не упал. Чудом сохранив равновесие, он выбрался обратно на мощеную дорожку — туфель же остался в грядке. Леголас охнул с досадой, вытащил туфель вместе с комьями земли и, принявшись чистить туфель о край дорожки, негромко крикнул близнецам: — Я не могу ходить по грядкам в домашних туфлях! Что мне делать? Элладан, уже успевший набить рот клубникой, ответил ему невнятно: — Стой там, малыш-Трандуилион! Будешь дозорным — предупредишь, если кому-то взбредет в голову нам помешать. Леголас забеспокоился. — А как же моя доля клубники? — Не волнуйся, Трандуилион, мы для тебя сами нарвем! — пообещал Элладан, а Элрохир добавил: — Самые спелые ягодки прибережем для тебя! Леголас, наученный горьким опытом, не больно-то им поверил. Он уже задумал скинуть с ног туфли и пошлепать по грядкам так, босиком, — но тут его чуткий эльфийский слух уловил чьи-то шаги. Впрочем, даже если бы слух Леголаса не был ни чутким, ни эльфийским, а самым что ни на есть никудышным и тролльским, все равно было бы трудно не услышать Глорфинделя, влезшего в заросли крапивы (хоббиты-садовники вот уже полмесяца обещались выполоть, да так и не собрались). Пыхтя, чертыхаясь и почесывая обожженные крапивой руки, Глорфиндель выбрался из зарослей и предстал перед Леголасом растрепанный, заспанный и с корзинкой на сгибе локтя. Леголас проворно заступил ему дорогу (а заодно — заслонил собою «клубничных воров» Элладана и Элрохира). — Что это ты делаешь на грядках в такую рань, любезный Глорфиндель? — поинтересовался Леголас светским тоном. — Да вот, — Глорфиндель продемонстрировал Леголасу корзинку, — вишь ты какое дело. Эрику клубнички захотелось. И не когда-нибудь, я прям сейчас, сию минуту. Что ты будешь делать? Пришлось идти, — Глорфиндель отчаянно зевнул и потер кулаком глаз. — С Эриком спорить — себе дороже. А ты чего тут околачиваешься, Трандуилион? Да еще и… в простыне, — Глорфиндель удивленно воззрился на Леголасову импровизированную «тогу». Щеки Леголаса порозовели — не от стыдливости, а от того, что Леголас лихорадочно придумывал правдоподобное объяснение. — А я… я… — Леголас замялся — и вдруг выпалил: — Я искал тебя! — Меня? — изумился Глорфиндель. — Д-да… Я… Понимаешь, Глорфиндель… — Леголас взял Глорфинделя за локоть, незаметно уводя его подальше от клубничных грядок. — Я спал, спал… спал… И вот проснулся… И подумал… — тут Леголаса осенило. — Да, и подумал: я же еще ни разу не слышал твою знаменитую историю «про потрахушки»! Это просто… просто… немыслимо: столько времени прожить с таким выдающимся человеком… то есть, эльфом… и ни разу не услышать эту великолепную, захватывающую, поистине неповторимую историю. И вот я вскочил с постели… даже не одеваясь… и бросился искать тебя — чтобы ты, наконец, поведал мне эту потрясающую историю. Глорфинделю явно польстил столь необычайный интерес к его боевому прошлому. — Вот и славно, Трандуилион! — воскликнул он, хлопнув Леголаса по плечу (у Леголаса едва не подкосились ноги). — Обожди меня тут — я сейчас скоренько насобираю клубники для Эрика, а потом мы с тобой сядем где-нибудь с бочонком винца, и уж тогда я во всех подробностях… — Нет-нет-нет! — выдохнул Леголас, не позволяя Глорфинделю повернуться к клубничным грядкам, на которых возились Элладан и Элрохир. — Я не могу ждать! Я… Я сгораю от нетерпения услышать твою историю! Идем, — Леголас потянул Глорфинделя за заросли крапивы, где из земли торчал один большой пенек и три поменьше (Элронд намеревался соорудить здесь укромную беседку со столиком и тремя сиденьицами). — Сейчас мы присядем… Садись, садись… И ты мне обо всем расскажешь, — с этими словами Леголас уселся на большой пенек — и усадил Глорфинделя, слегка ошарашенного страстным (а главное — весьма неожиданным) интересом принца к гондолинским байкам. — Ну-у-у… Раз уж тебе так приспичило, слушай, — начал Глорфиндель. — Было это дело, когда я служил моему благородному королю Тургону в Гондолине. Шел я, значит, со своим отрядом из дозора. Отличные были парни — нынешним не чета: и весельчаки, и бойцы хоть куда, и трах… кхм… Ну, в общем, славные ребята. Иные, может, скажут, что озорничали больно да кутили дни напролет — ну так что с того, если кровь молодая играет? Бывало, станет Эктелион меня корить — мол, больно много воли даешь своим воинам; а отчего ж не давать, если рубятся храбро и за своих стоят крепко? Эктелион, конечно, часто дело говорил, в ратных премудростях почище меня разбирался — книжки всё читал мудреные, эти… как их… мунускрипты, что ли… А только воеводе надо не только на карте загогулины чертить, а и воинов своих понимать — их заботами жить, их весельем радоваться. Так я ему и сказал, Эктелиону… Вот прямо так и сказал, — Глорфиндель вздохнул. — Шибко мы тогда с ним повздорили. Упрямый он был, мой Эктелион, норовистый, — да и я по молодости на попятную никогда не шел. Всё сердились друг на друга, обиду растравливали, никак не могли замириться… А после уже и поздно было, — Глорфиндель опять вздохнул — еще горше. — Так и не простились с ним… — Глорфиндель заморгал и отвернулся. — Эк у меня слезы что-то навернулись, — пробурчал он глухо. — Мошка, что ли, в глаз залетела… Глорфиндель выронил корзинку, понурился и потер кулаком глаза (Леголасу казалось, что Глорфиндель вот-вот всхлипнет). Принцу стало неловко. Кто бы мог подумать, что уже ставшая притчей во языцех история Глорфинделя «про потрахушки» обернется печальными воспоминаниями? Чуткое сердце Леголаса затрепетало от жалости. — Глорфиндель, — ласково позвал он, погладив Глорфинделя по густым золотистым волосам. — Ну… Не надо… Полно печалиться, — Леголас обнял его за могучие плечи. — Подумай… Подумай лучше о своем Эресторе, как он тебя любит, и как ты любишь его, как вы оба любите друг друга… — Леголас смутился, сообразив, что болтает какую-то чепуху, — но чепуха эта, похоже, возымела действие на размякшего Глорфинделя. — Скажешь тоже — любит, — пожаловался он голосом, дрожащим от сдерживаемых слез. — Не любит он меня, а мучает! Извел совсем. Что ни сделаю, что ни скажу — всё ему не так! Я уж не знаю, как ему угодить, — кругом неправильно получается. Понять не могу, чего ему от меня надо-то, — Глорфиндель помолчал. — Вот и Эктелион был такой же… обидчивый больно. Думал я, хоть после этого самого… ну… сам знаешь… после смерти помиримся. Да разве ж к нему подступишься? Не пожелал со мною возвращаться — и всё тут. Как не затосковать? Иной раз гляжу на Эрика — и Эктелион вдруг увидится. Прямо как кольнет вот тут, — Глорфиндель постучал себя по широкой груди. — Эрик, ясное дело, сердится, спрашивает, что это со мной, — а я, понимаешь, и сказать ничего не могу… — Глорфиндель помотал большой головой, словно силился выкинуть из нее печальные мысли. — Ну, бывай, Трандуилион. Историю я тебе как-нибудь потом дорасскажу, уж не обижайся. Надо поскорей клубники насобирать — а то Эрик осерчает, что долго не иду… Хлопнув себя по коленям, Глорфиндель хотел было встать, но Леголас его удержал. — Подожди, Глорфиндель! Они еще не успели! — выкрикнул Леголас — и прикусил язык. Глорфиндель удивленно поднял широкие золотистые брови. — Кто не успел? Леголас готов был провалиться сквозь землю. — Я! Я не успел, — быстро проговорил он. — Я не успел сказать тебе… сказать, что… я тебя люблю. — Так и я тебя люблю, Трандуилион, — рассмеялся Глорфиндель. Он потрепал Леголаса по волосам и снова попытался встать — но Леголас, опасаясь, что близнецы еще не успели улизнуть с клубничных грядок, повис у Глорфинделя на шее. — Нет! Ты… меня не понял. Я хотел сказать, что я… в тебя… влюблен, — ошеломленный Глорфиндель плюхнулся обратно на пень. Леголас, довольный произведенным эффектом, продолжил уже с большим вдохновением: — Ты так проникновенно рассказывал о своей любви, Глорфиндель! Твои слова поразили меня в самое сердце. Я понял, что ты не только великий воин и верный друг, но еще и мужчина, способный на самые глубокие чувства. И как только я понял это, я сразу же… мгновенно… в тебя влюбился. Вот, — Леголас осторожно взглянул на Глорфинделя, проверяя, как тот воспринял это потрясающее известие. Глорфиндель густо покраснел. — Ничего себе ты загнул, Трандуилион, — вымолвил он наконец. — Я того… Это самое… Я, пожалуй, пойду, — донельзя смущенный, он отодвинулся от Леголаса, который после любовного признания вдруг увиделся Глорфинделю до невозможности соблазнительным — в одной только тоненькой простынке, соскользнувшей с плеча. И что за блажь нашла на зеленолесского принца — признаваться ему в любви с утра пораньше? Еще и целоваться полезет, упаси Эру, — а Глорфиндель (опять-таки упаси Эру) не сможет удержаться… — Нет уж, — сказал Глорфиндель скорее самому себе, чем Леголасу. — Эрик и без того ревнует меня к каждой, прости Валар, заднице — уж и не присунешь никому лишний раз. Уж больно он у меня психо… чувствительный. Лучше пойду я отсюда от греха подальше, — Глорфиндель вновь начал подниматься — и Леголас понял, что ему не обойтись без решительных действий. Он обвил шею Глорфинделя обеими руками, закинул ногу ему на колени и, боясь упустить момент, влепил ему смачный мокрый поцелуй. Глорфиндель протестующе замычал. Он попытался деликатно отцепить от себя нахального принца, но в результате лишь стянул с него простынку. Простынка соскользнула на землю, и под руками Глорфинделя оказались упругие Леголасовы ягодицы. Сам того не осознавая, Глорфиндель сжал их. — М-м-м, да-а-а… — наигранно простонал Леголас, вцепившись в плечи Глорфинделя — не столько от страсти, сколько для того, чтобы тот не смог высвободиться. — Да, возьми меня скорее! — Леголас потерся о горячий пах Глорфинделя. Глорфиндель охнул — он явственно вспомнил, как юный сын Трандуила стоял перед ним на коленях в закатном свете и, трепеща и постанывая, ублажал его — да так самозабвенно, словно член Глорфинделя был для Леголаса самым желанным на свете… А еще Глорфиндель вспомнил, как давно Эрестор отказывал ему в близости — в качестве наказания за какой-то очередной тяжкий, по мнению советника, проступок. — Что ж ты творишь, парень? — выдохнул Глорфиндель почти умоляюще — и, не в силах больше сдерживаться, принялся высвобождать из штанов болезненно возбужденный член. Леголас с готовностью забрался на Глорфинделя верхом. Глорфиндель дрожал, торопливо раздвигал ягодицы принца и всё твердил что-то об Эресторе, который «шибко осерчает», но Леголас не вслушивался в его виноватое бормотанье — его больше занимал большой толстый член Глорфинделя, надавливающий на анус. С запоздалым раскаянием Леголас подумал, что клубника, похоже, обойдется ему слишком дорого… И тут из-за крапивы донеслись голоса Элладана и Элрохира. Близнецы вышли из-за зарослей, смеясь и уплетая на ходу оставшуюся клубнику, — и остановились как вкопанные, увидев Глорфинделя, сидящего на пеньке в спущенных штанах, — и его стоящий колом, увитый набухшими венами член, который упирался Леголасу в голый зад блестящей багровой головкой. — Ничего себе! — со смехом воскликнул Элладан. — Так вот, оказывается, какой клубничкой предпочитает лакомиться наш малыш-Трандуилион! Глорфиндель выглянул из-за макушки Леголаса. — Эй, мальцы, что это там у вас? Клубника? — спросил он, тяжело дыша (неосознанно он продолжал толкаться членом в Леголаса — правда, каждый раз промахивался). — Угу, — ответил Элрохир с набитым ртом. Глорфиндель на мгновение остановился (Леголас вздохнул с заметным облегчением). — Так вы что, стервецы, всю спелую клубнику объели?! — с ужасом догадался Глорфиндель. — Угу, — отозвались близнецы, поспешно доедая последние ягоды. — Ох ты ж балрога вам в… спину! — воскликнул Глорфиндель — он снял с себя Леголаса и вскочил на ноги. — Что я теперь Эрику скажу?! Он же меня живьем съест вместо этой треклятой клубники! Что ж вы за паскудники такие — неужели не могли оставить хотя бы несколько ягодок?! Вот я вам сейчас крапивой!.. Элладан и Элрохир переглянулись и бросились бежать. Глорфиндель, на ходу подтягивая штаны и пытаясь вправить в них никак не желающий опадать член, в несколько шагов нагнал близнецов, схватил за шкирки и подтащил к большому пню. — Ну-ка, подержи этого, Трандуилион! — скомандовал он, а сам потянулся за крапивой. Элрохир, доставшийся Леголасу, взвизгнул, испуганно следя за тем, как Глорфиндель, нарвав пучок крапивы, стаскивает штаны с Элладана: — Малыш-Трандуилион, отпусти! Отпусти, пожалуйста! — Еще чего! — жестоко усмехнулся Леголас. — Я тут ради вас рисковал своей задницей, — Леголас поморщился, прислушиваясь к ноющей боли в анусе — Глорфиндель всё-таки успел пару раз протиснуть туда головку члена, — а вы меня обманули! Сказали, что принесете мне самые спелые ягодки, а сами съели всю клубнику и ничего мне не оставили! Пусть теперь и ваши задницы пострадают! — распалившись от праведного гнева, Леголас открыл рот для новой тирады, но его прервал жалобный крик Элладана — Глорфиндель хлестнул его крапивой по обнаженным ягодицам. — Ай! Не надо! Ай! Ой! — вскрикивали близнецы, когда Глорфиндель стегал по заду то одного, то другого. Их ягодицы покраснели, а лица стали прямо-таки пунцовыми. Элладан и Элрохир всхлипывали, кривились, сучили ногами и поводили задами из стороны в сторону, пытаясь увернуться от крапивы. Леголас нашел это зрелище весьма… вдохновляющим. По-прежнему удерживая Элрохира, он переместился поближе к его лицу и ткнулся ему в губы уже наполовину вставшим членом. Возмущенный до глубины души Элрохир, всхлипывая, заявил: — А вот как откушу тебе твою финтифлюшку — будешь знать! Но в следующее мгновение Глорфиндель снова стегнул его крапивой, и Элрохир, ойкнув, приоткрыл рот. Воспользовавшись моментом, Леголас сунул свой член Элрохиру в рот и стал поспешно (а вдруг и в самом деле укусит?) вбиваться ему в горло. Элрохир поперхнулся, шумно втянул носом воздух. По его красному как маков цвет лицу потекли слезы. Леголас чувствовал, как Элрохир вздрагивает от ударов. Силясь отползти подальше от крапивы в руке Глорфинделя, Элрохир еще глубже насаживался ртом на член Леголаса, и всякий раз, когда, дернувшись от хлесткого удара крапивой, Элрохир подавался вперед, член Леголаса упирался ему в горло — и Леголас едва не терял сознание от пронзительного наслаждения. Чуть повернув голову, Леголас увидел, что Глорфиндель последовал его примеру: он держал Элладана за волосы одной рукой, а другой — хлестал крапивой, чтобы тот открыл рот. Элладан мотал головой и упирался. — Не надо, дядя Глорфиндель! Мы и так клубники объелись! — умолял он. — А вот будете знать, как клубнику воровать! — отбросив крапиву, Глорфиндель взял Элладана за голову обеими руками, одним махом засунул член ему в рот и блаженно застонал. Леголасу подумалось, что Эрестор, должно быть, нечасто балует Глорфинделя подобными ласками. Толкнувшись в горло Элрохира в последний раз, Леголас замер, зажмурился и, содрогаясь, начал изливаться Элрохиру в рот. Тот оттолкнул Леголаса и закашлялся, а Леголас, совершенно обессилевший, опустился на землю — вернее, на собственную скомканную простынку. Тяжело дыша, он посмотрел на Элрохира — тот в изнеможении лежал на пеньке рядом с Элладаном, которого размашисто наяривал Глорфиндель, и вид у обоих братьев был такой, будто их вот-вот стошнит. «И неудивительно, — подумал Леголас со злорадством, — съесть столько клубники!» Элладан страдальчески постанывал. Некоторое время Леголас наблюдал за тем, как толстый член Глорфинделя, блестящий от слюны Элладана, появляется из его рта и вновь в него погружается, — а потом Глорфиндель охнул, резко отстранился и с довольным протяжным криком кончил Элладану на лицо. Элладан уронил голову на руки — похоже, у него не осталось сил даже на то, чтобы утереться. Глорфиндель плюхнулся на простынку рядом с Леголасом. — Ну и ну! — выдохнул он, отдуваясь. — Вот и сходил за клубничкой… — и, сверкнув крепкими белыми зубами, расхохотался. А Леголас с восхищением отметил про себя, как дивно сверкают капельки пота на могучих плечах Глорфинделя, с которых в пылу «наказания» соскользнула свободная ночная сорочка, как золотятся потемневшие от пота пряди, прилипшие ко лбу, щекам и шее, как искорки довольства вспыхивают в ясных серых глазах под пушистыми ресницами — и почувствовал теплый, терпкий, такой живой запах разгоряченного сильного тела. Смешиваясь с ароматами цветов и трав, этот запах превращался для Леголаса в опьяняющий аромат весны.