Записка умершего

«Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его…» Болезнь, не проходившая больше года, всё-таки вынудила и без того измученный организм сдаться, заставила это сердце остановиться. — А ведь ему не было и двадцати, — с ноткой печали говорили медсёстры, фиксируя в документах время смерти. Юноше, лежавшему на белой койке, никто не дал бы больше пятнадцати: ещё слишком округлое для подростка лицо, курносый нос, на щеках россыпь веснушек, пухлые губы, сжатые в полосу. Рыжые волосы спутались, делая его ещё моложе, и если бы не паспорт, то никто и не дал бы ему девятнадцати лет. — Везите его, — устало проговорил врач, наблюдая, как одна из девушек накрывает юношу тонким покрывалом. А на тумбочке одиноко лежала записка с парой написанных строчек. *** Доктору был интересен этот умный мальчишка. Он не унывал, даже точно зная, что не выживет. Он часто цитировал различных ученых, но в последние дни его любимой фразой стала цитата Зигмунда Фрейда: — Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его, — говорил он, пристально смотря в глаза своему врачу. Доктор знал, что болезнь воздействует на головной мозг, но временами казалось, что это он сошел с ума, а не юноша на койке. Ведь он тоже был один, и этот парень точно знал, что говорит. *** Не было пышных похорон, не было слёз, прощальных речей и всего подобного, что было с другими — у этого юноши не было родственников, которые могли бы оплакать такого человека. Доктор смотрел на эту тихую быструю процессию, с удивлением отмечая, что он зол на этот мир за его несправедливость. Этот чудный мальчишка умер, а какой-нибудь ублюдок жив-здоров и не думает ни о чём. Он злился, что умершим людям, у которых нет родственников, не полагаются даже кресты: лишь небольшой камень, дабы показать, что это место занято. Он злился, а в руке сжимал записку с каллиграфически написанной фразой, оставленной будто специально для него: «Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его…»