***
Крик ужаса разнесся по помещению. Лили проснулась в холодном поту, крича и сбивая промокшее одеяло в комок, барахтаясь в нем, словно муха в паутине. Девушка сдернула с себя липкую ткань и вскочила на ноги, трясясь от холода и страха. На пол шлепнулась влажная тряпка. Девушка удивленно посмотрела на белый кусок ткани, испещренный морщинами складок, затем наклонилась и подняла его, втягивая запах пропитавшей его жидкости. Розовый нос поморщился, пахло уксусом. В ту же секунду Лили зябко поежилась, чувствуя холод и сырость, обнявшую ее лоб тяжелыми лапами, а после сцепившими все тело и заставившими дрожать от пят до макушки. Белка, все еще не отойдя от кошмара, неспешно провела пальцем по лбу и вновь принюхалась. Снова уксус. Но стоило ей еще раз втянуть в себя отвратный влажному носу запах, как ее словно прорвало. От неприятного ли амбре, или еще от чего ― этого уже никогда не узнать. Факт в том, что она в один момент вспомнила все. Вспомнила, осев на кровать и со стоном схватившись за пульсирующую голову, выгибаясь дугой под непреодолимым напором воспоминаний, цветными картинками накрывшими ее воспаленный разум, словно нещадное цунами, накрывающее беззащитное побережье. Цветной калейдоскоп проносился перед глазами девушки, оставляя на свои отдельные отрывки лишь доли секунды. Но и этого ей хватило с лихвой. Белка, обхватив стонущую голову руками, глухо стонала, вспоминая все, что произошло с ней за предыдущие дни. Вот и первый из осколков памяти. Всего лишь электронное сообщение, десяток строчек на экране монитора, ничтожные и обыденные, но так круто повернувшие ее жизнь: Эхей, подруга! Ну, как там у тебя жизнь, чем занимаешься? Слушай, я вот тут классную идейку придумала: почему бы тебе не приехать к нам, в Хэппи-Форест, и в живую не познакомиться с Зубастиком? Как я поняла, он тебя очень заинтересовал, да и я тебе уже рассказала о нем все, что знаю. Короче, если согласна ― напиши мне сообщение, а потом можешь хоть завтра сесть на утренний поезд. Часам к одиннадцати приедешь, а я тебя прямо на вокзале встречу и провожу. В общем, не скучай!... Воспоминание о бессонной ночи, полной тяжких раздумий «ехать ― не ехать» пролетело слишком быстро, не позволив воспроизвести себя яркой картинкой. Тут же появилась новая частичка памяти, оставляя от предыдущей лишь вдумчивое слово «ехать». — Что такое случилось? ― обеспокоенно произнесла пожилая медведица, своим вопросом выражая общее беспокойство по поводу внезапно остановившегося поезда. В ту же секунду из дверного проема выглянул хмурящийся проводник и заявил о поломке поезда, своими словами вызвав общее возмущение и негодование. — Так, давайте не будем спорить! ― повысив голос, воскликнул проводник, неодобрительно оглядывая ерзающих на скамейках пассажиров. ― Я понимаю, что это неожиданно и неприятно, но ничего не поделаешь ― аккумулятор накрылся. Причем совсем, так и не исправишь. Не беспокойтесь, мы уже вызвали бригаду ремонтников, они скоро прибудут. — А коли я тороплюсь? ― не желая успокаиваться, разглагольствовала та же медведица, скривив лицо в надменную гримасу, ― У нас, между прочим, тоже есть жизнь и дела, требующие немедленного выполнения! — Хорошо, ― проявив выдержку, холодно ответил проводник. ― Если вы очень торопитесь, то вот карта. ― молодой зверь порылся в карманах своей одежды и протянул старухе свернутую в трубочку бумажку. ― Мы, в принципе, всего в двух километрах от конечной станции. На карте проложен до нее маршрут, можете сами дойти до нее. — Вот всегда бы так, ― проворчала медведица, выхватывая бумагу из лап проводника, - Ладно, кто еще не хочет провести в этом душном вагоне половину дня ― прошу за мной. Вот даже и ты, девочка, наверняка ведь куда торопишься? К парню наверное, возраст уж такой. Айда со мной, вместе и путь веселее будет. Ты ведь не откажешь бабушке?... Изображение резко сменилось новым воспоминанием, превращая сломанный поезд в улицу. Перед тем, как отдаться новому сияющему отрывку, Лили подумала, что никогда больше не будет соглашаться на предложения старух и подобных им личностей. ― Ну, вот и пришли, а ты на меня еще поклеп возводила, абы я веду не туда, ― довольно улыбаясь, прогнусавила самоуверенная пенсионерка, обращаясь к белке с зелеными глазами, ― Видишь, даже не на остановку, а сразу в город попали, вона здания-то какие выстроили. — Ага, ― проклиная себя за неумение отказывать просьбам, буркнула девушка, осознавая, что старуха привела их обоих совершенно не в то место, а, возможно, и не в тот город. — Ладно, молодка, я пойду, а то мне к внучку на день рожденья надо, ― вдоволь насладившись осознанием своей (как ей казалось) правоты, ухмыльнулась медведица, сворачивая карту обратно в трубочку и засовывая в карман. Лили от ее слов просто опешила. — Т-то есть как это, пойдете? ― негодующе вопросила белка, осознавая, что ее собираются бросить одну в совершенно незнакомом месте. ― Нет уж, простите, так не пойдет! Как я здесь ориентироваться должна, я же здесь первый раз в жизни! — Прости, но вправду времечка мало, ― уклончиво ответила старуха, вместе со словами направившись в ближайший переулок, черным червем раскрывшим свою прожорливую пасть. — Эй! Эй!! ― отчаянно завопила белка, кидаясь вслед за медведицей и скрываясь в темноте... На этом моменте картинка вновь оборвалась, однако, что странно, новой не возникло. Поток из ярчайшего калейдоскопа превратился в обыкновенную мозаику, лишь слабо освещающую время, проведенное в бесплодных попытках отыскать горе-проводницу, испарившуюся в узком переулке. В этот временной отрезок Лили исходила практически весь город, лишь к вечеру окончательно выдохнувшись и придя на грязную улицу, кичащуюся обшарпанными зданиями и пологом из грязного белья, натянутым меж прохудившихся крыш. Улица. Та самая улица. Внутри белки все похолодело и скрутилось в путаный комок, когда память услужливо предоставила ей сцену избиения и все то, что произошло после. Бег от неизвестного, потеря сознания, падение сети. Девушка побледнела. Её лапы дрожали так, словно все мышцы бедняжки были перекручены колючей проволокой, в кровь раздирающей чувствительные серые нервы. Кровать мелко ходила ходуном под тщедушным испуганным телом, скрипя в такт бившему Лили тремору. Тёмная комната с единственным окном, закрытым тяжелой плотной шторой, словно копировала отвратную узкую улицу, склизким червем сжимаясь вокруг впавшей в прострацию белочки. Короткий мех взмок от липкого пота, ехидно колющего девушку тихим ледяным ужасом. Она выуживала из памяти все больше мерзостных образов, холодея настолько, что готова была превратиться в ледышку. Не прошло и минуты, как Лили вспомнила, от чего бежала. Еще большая дрожь. Взгляд граненых зеленью глаз тут же дернулся вниз ― сначала на тазовую часть, светлой шкуркой выглядывающую из-под коротенькой безрукавки, а затем на сомкнутые в страхе ноги. Её уже не трясло, а ритмично колотило, будто слабое тельце приставили к работающему отбойному молотку. Всхлипывая потекшим носом, белка несоизмеримо медленно, трясясь всем телом от ожидания самого худшего, с замиранием сердца и дыхания раздвинула ноги, вырисовывая глазами контуры бедер и того, что находится между ними. Секунда боязненного осмотра, но вот из приоткрытого влажного рта вырывается слабый выдох, преисполненный радости вперемешку с облегчением и уверенностью. Однако уверенность эта была прозрачной и зыбкой, словно древнее наваждение, сплетенное из тумана и народных сказаний. Не в силах осознать, что она в полном порядке, Лили еще минут пять сидела на смятой скрипящей кровати, прислушиваясь к жизни своего организма, к малейшему ощущению боли, к любому сигналу внутренних органов. Она осматривала себя на наличие синяков или крови, ощупывала свою сокрытую под одеждой грудь, таз и ноги, но нигде не нашла ни малейшего признака насилия. Мало того, кто-то вытянул все осколки от выброшенных из окна бутылок и теперь на месте ран остались лишь небольшие, по всей видимости продезинфицированные бурые корки. Никакой боли. Лишь голова была чуть тяжелой, словно в нее накачали лишнее количество густой томной крови. Никак не веря, что после потери сознания в таком месте она спокойно поспала и ее никто не тронул, Лили обводила туманно-задумчивым взглядом комнату. Узкая, приземистая клетка. Однако, что ее очень удивило, невероятно чистая и ухоженная. Хотя ее чистота объяснялась скорее не частыми уборками, а полным отсутствием какой-либо мебели. Кроме кровати, занимавшей добрую половину каморки, в ней была только покосившаяся тумбочка, печально ухмыляющаяся ничего не понимающей гостье. Осознав, что если она будет сидеть на старенькой постели и пялиться на тумбочку, то ничего не произойдет, белка неуверенно встала, застегивая молнию безрукавки. Зеленые глаза бегали по комнате с паникой и подозрением. Прямо около кровати находился изгиб серо-голубой стены, скрывающий за собой загадочную, но так маняще приоткрытую дверь из дешевого дерева. Робко подойдя к темно-красному билету на выход, Лили в ступоре вытянулась по стойке, сжимая напуганные лапы в кулачки. Из щелки между проемом и дверью светил золотистый свет, так похожий на тот, что был в ее недавнем кошмаре. Девушка в ужасе попятилась назад, вытянутыми лапами заслоняя своему зрению жизнерадостные лучи. Однако ей не суждено было пройти и шага. Только Лили начала свое лихорадочное отступление назад, как коричневая нога, повинуясь слепому приказу воспаленного мозга, ударилась о скособочившуюся тумбочку. Белка тут же потеряла равновесие, не в силах удержаться на дрожащих ногах, теперь еще и разъехавшихся в разные стороны. Тело грузно завалилось спиной на еде дышащую от старости мебель. Тут же раздался сухой деревянный треск и хруст, а сама тумбочка превратилась в груду разломанных темных деревяшек, на которых, словно на груду золота, опрокинулась ошарашенная девушка. От неожиданности и больно врезавшихся в тело щепок Лили громко вскрикнула, однако, словно вспомнив что-то, тут же закрыла рот лапой, покрытой свежими занозами и порезами. Но было слишком поздно. Острые ушки, всклоченные на кончиках, поднялись вверх, ловя каждый вновь появляющийся звук и заставляя белку покрыться бегающими мурашками. Кто-то в коридоре отчетливо чеканил шаг. Мерный, слегка торопливый топот неумолимо приближался, паникой отдаваясь в мозгах девушки. Она попыталась встать, но тут же охнула от боли, ощущая, что разломанные куски досок врезались в ее тело гораздо глубже, чем ей вначале показалось. Точнее, один из обломков вошел бедняжке прямо под лопатку, при любой попытке движения вызывая чудовищную боль. Не успела белка выгнуться от неприятных ощущений, как шаги уже приблизились вплотную к двери, а некий силуэт загородил собой большую часть льющегося из щели света. Еще секунда, в которую напуганная девушка боялась сделать даже вдох, и дверь распахнулась, представляя невольно расширившимся в любопытстве глазам мужскую фигуру. На пороге стоял баран слегка крупнее обыкновенной комплекции и недоуменно смотрел на запутавшуюся в груде обломков Лили. Желтоватый свет, берущий начало где-то в коридоре, обрамлял его фигуру, шероховатыми линями выделяя темный, из-за неправильного потока лучей, силуэт. Контраст между хорошо освещенным коридором и темной комнатушкой был так силен, что взгляд зеленых зрачков еле-еле различал неясные контуры лица и одежды, из всей темной фигуры выделяя лишь завившиеся в полукруг рога на голове. Незнакомец, присмотревшись к устроенному хаосу, с беспокойством подошел вплотную к белке и, распинывая ногами наиболее близкие к двери деревяшки, спросил: — Встать сможешь? — Н-не знаю. Нет, н-наверное, ― удивленная довольно грубым и безразличным вопросом, выдавила девушка. — Тогда подниму, ― без всякого выражения пообещал баран. Только сказав эти слова, парень наклонился прямо над белкой и одной рукой обхватил ее за талию, другую просунув под плечо и ухватившись за комок серой ткани меж лопаток. Лили хотела было сообщить о своем бедственном положении, но незнакомец, не обращая внимания на шевелящиеся в попытке что-то сказать губы, уже резко дернул страдалицу на себя, в один момент поднимая худое тело с ложа из обломков. Раздался вопль боли. Баран в полном недоумении посмотрел на лицо, уже начинающее заливаться слезами боли, и вновь задал нетерпеливый, даже слегка возмущенный вопрос: — Что случилось-то? ― парень вынес пострадавшую в коридор, но в не решительности остановился. - Поранилась сильно, болит? — Д-да, ― сквозь слезы выдавила Лили, всеми фибрами души умоляя, чтобы незнакомец остановился здесь, ибо каждый его шаг отзывался в поврежденной спине пронзающей болью. Сглотнув комок, белка вновь заскулила: ― Л-левая лопатка. Там з-застрял обломок, глубоко по-моему... Баран не стал слушать окончание ее лепета. Раненная была оперативно и максимально нежно опущена на колени, а лапа тут же ухватилась за злосчастную деревяшку, одним резким движением выдергивая ее. Обломок застрял совсем не глубоко, лишь только проткнул одежду и на полсантиметра вошел в плоть, однако и этого было более чем достаточно, чтобы причинять страдания. Лили вновь вскрикнула, но на этот раз уже не так громко, одновременно со стонами начиная неуверенно шевелить освободившейся конечностью. — Лучше? ― слегка озадаченно бросил парень, отбрасывая покрасневшую на конце деревяшку в сторону, ― Ты как так умудрилась-то? Зачем на тумбу упала? Белка понятия не имела, как ответить на последние два вопроса. Она и сама не знала, почему самый обыкновенный кошмар вдруг вызвал такую панику, заставив в ужасе отпрянуть от заурядной дверки. Однако, будучи воспитанной девушкой, Лили таки нашла в себе силы выдавить слабую улыбку и, прислонившись спиной к стене, ответить: — М-мне лучше, с-спасибо. А на тумбочку я упала, потому что... ― ответчица чуть замялась, но быстро нашла что соврать, вновь выдавливая благодарную, но обессиленную ухмылку, ― поскользнулась. Такая вот я неуклюжая. Баран пристально посмотрел на тяжело дышащую девушку, своим видом ясно давая понять, что ее неуклюжий обман раскрыт. Но, вместо того, чтобы обличить вранье, незнакомец предпочел притворится, что ничего не заметил, хотя его взор продолжил сверлить дрожащую белку. Лили же, не в силах отводить взгляд, туманно уставилась на зрачки барана. Ее сильно удивил цвет его глаз. Фиалковые. У незнакомца была темно-фиалковая радужка, очень похожая на обычный фиолетовый, но в то же время как будто бывшая совершенно отдельной цветовой гаммы. Лили очень заинтересовалась его очами. Они, казалось, вобрали в себя каждый темный оттенок фиолетового и синего, закрутившись в глубокий, но в то же время угрюмый взор. Девушка настолько втянулась в процесс рассматривания чужих зрачков, что не успела заметить, когда это перешло в откровенное пяление. Парень, однако, это прекрасно подметил, демонстративно резко отводя взгляд в сторону и прерывая неловкое молчание вопросом: — Хорошо, ты встать-то сможешь? ― хозяин дома протянул крупную лапу в коричневой перчатке сидящей на полу белке. ― Если нет, помогу. — Не откажусь, ― слегка удивленно произнесла ослабевшая девушка. ― Послушайте, а можно узнать кто Вы, точнее, как вас зовут? — Тот же вопрос можно и тебе задать, ― не обращая внимания на официальный тон, панибратски ответил незнакомец. ― Мое имя вряд ли тебе что-то скажет и как-то пригодится в жизни, но я Руди. Сказал бы, что приятно познакомится, но до сих пор не знаю, как тебя зовут. — Я Лили, - смущенно опустив глаза, сообщила белка. Лили слегка запуталась манерой своего собеседника говорить, но почему-то это не показалось дурацким, а наоборот, даже заинтриговало. Однако, несмотря на желание белки продолжить разговор, в ней победила прирожденная скромность, тем самым обрубив диалог на самом корню молчанием обоих его участников, так как парень тоже не отличался говорливостью. На десяток секунд опустилась тишина. За это время девушка пробежалась зрачками по всему телу Руди, подмечая такой же темный, как и у глаз, цвет шкуры, а так же странное и экзотическое мужское кимоно до паха и без рукавов, из выреза которого слегка выглядывал светлый мех. Ноги парня были закрыты такими же белоснежными, как и обрезанное кимоно, штанами, снизу ободранными до зигзагообразных кусков. Чуть ниже уровня желудка одежду обтягивал бордовый пояс. На голове же красовалась спортивная повязка подобного цвета, проходящая точно под основанием висячих вытянутых ушей и чуть приподнимающая их. Тыльная сторона ладоней была спрятана за темно-коричневыми перчатками без пальцев. Так как Руди все еще протягивал руку в жесте вежливости, то можно было заметить четыре тонких куска кожи, проходящих через ложбинки меж пальцами и собирающихся в единый пучок к запястью, затянутому в худосочное кольцо из того же плотного материала. В это время ладонь в необычной перчатке, на которой уже сконцентрировалось все внимание Лили, выжидающе дернулась. Девушка совсем забыла, что баран предлагал ей помощь. На нее нахлынула краска от осознания своей рассеянности, и пострадавшая тут же обхватила по-джентльменски протянутые пальцы, ощущая множество мозолей на огрубевшей шкуре. — Вот так, ― ободряюще произнес Руди, поднимая белку на ноги, ― Больно, я понимаю, но это все еще хрень, бывает и куда хуже. А пока тебя бы вычистить надо и полить антибактериальным чем-нибудь, чтоб не загнивало... Можешь не боятся, мне такое не впервой, ― увидев, как при его словах задрожала пострадавшая, спокойно добавил баран. Уверенный тон успокоил Лили. Она расслабилась и, слегка хромая, поплелась на кухню, смущено отказавшись от попытки хозяина подставить плечо. Тот пожал плечами и пошел чуть вперед, указывая дорогу.***
Квартира Руди оказалась небольшой. Не успела белка пройти и пяти шагов, как коридор свернул влево, открывая взору бедно обставленную и тесную кухню. Парень легонько усадил тормозящую после стресса Лили на низкую табуретку и развернул к себе спиной. После, осуждающе посмотрев на порванную во многих местах серую ткань, покопался в ближайшей тумбочке, испещренной мелкими сколами да трещинами, и вытащил из нее чистую, хоть и рваную, тряпку, а так же ополовиненную бутылку водки. — Сейчас будет жечь, ― честно сообщил Руди, отрывая от ткани мелкий кусок и поливая его алкоголем. - Терпи, так как у меня ни йода, ни перекиси, ни прочих роскошей нет. Либо водяра, либо гниение заживо. — Ага, ― односложно кивнула головой Лили, судорожно сглотнув и выгнув спину колесом, чтобы удобнее было оперировать. Но, вместо того, чтобы приступить к действию, баран отрывисто приказал: — Снимай эту безрукавку. Я что, через ткань из тебя деревяшки выдергивать буду?... ― тут «врач» обратил внимание на лапы белки, судорожно схватившиеся за одежду. Баран нахмурился и спросил, одновременно с вопросом выдвигая свой вариант ответа: ― Да чего ты так боишься-то? Я, конечно, понимаю, что после знакомства с Дэрви Би ты не доверяешь мне, жителю этого района, но если бы я хотел, скажем прямо, изнасиловать тебя, то почему я этого до сих пор не сделал? В отключке ты провалялась всю вчерашнюю ночь и почти день, так что возможностей у меня было предостаточно. Лили его заявление заставило задуматься. И правда, если бы он хотел с ней что-то подобное сделать или сделал бы, то в любом случае должны были остаться следы. Но хвостатая девушка еще несколько минут назад проверяла себя, никаких следов подобного не обнаружив. Получается, что хозяин дома вряд ли врет. Так что, проведя такую цепочку рассуждений, белка все же смогла убедить себя, что этот Руди и вправду хочет помочь ей. Однако, прежде чем снять одежду, Лили еще с минуту смущенно мялась и раздумывала, а когда все-таки стащила с себя безрукавку, то стыдливо обхватила ладонями плечи, закрывая грудь. Баран слегка удивленно поднял бровь, рассматривая спину «пациентки». Мех на ранее спрятанном под тканью участке тела оказался неестественно коротким, едва ли не отсутствовал полностью. Кожа открыта не была, так как коричневые волосики росли с завидной густотой, даже под миллиметровым своим слоем скрывая бледную и некрасивую по современным меркам кожу. Почти полное отсутствие меха тут же объясняло парню поведение белки и ее затравленно сложенные руки. Женские молочные железы не вырастали до размеров арбузов и были всего на сантиметр больше мужских, а потому почти всегда скрывались за густо растущей вокруг них шерстью; но, как Руди уже понял, не в случае Лили. Еще секунда размышлений на эту тему и баран вновь заговорил, никак не упоминая длину коричневого волоса: — Не так плохо, как могло бы быть. В основном ― мелкие занозы, не стоящие сейчас внимания. Я просто их продезинфицирую, а потом сама все вытащишь. Единственное, что представляет опасность ― вот эта троица. ― баран указал вывернувшей голову назад страдалице на три точки в районе позвоночника, где засели самые крупные из обломков. ― Их придется выдирать сейчас, но навряд ли они вошли глубоко, так что просто потерпи. С этими словами Руди схватился за первую из деревяшек и, постаравшись на глаз оценить размер вошедшей мясо в части, дернул. Огромная заноза вышла с неприятным хлюпаньем, оставляя после себя влажную рану, на краях которой уже начали собираться струйки крови, стремясь политься вниз. Лили от боли сжала зубы и кулаки, закрыла глаза, но крик сдержать сумела. Баран же, с мгновение поглядев на обломок, отложил его на компактный обеденный столик рядом с табуреткой, одновременно с этим начиная протирать поверхность вокруг раны смоченной тряпкой. На зажмуренные глаза навернулись слезы, зубы сжались почти что до хруста. Руди уже закончил с первой раной и заклеил достаточно крупный порез неизвестно откуда взявшимся лейкопластырем, сославшись на отсутствие чистых бинтов. При этом баран уже примерился ко второму обломку. Несколько мучительных секунд ― и вот вытянут уже предпоследний из осколков, а по щеке неспешно скатывается новая слеза. Еще мгновение ― третья деревяшка отправляется на стол. В тот же момент пластырь клеится на обработанную поверхность, а тряпка начинает мокрыми кольцами отмечать многочисленные мелкие занозы. Когда вся шкура пропиталась воняющей водкой, парень удовлетворенно отошел и убрал все на место, сказав, что можно уже одеваться. При этом он как бы невзначай отвернулся. Лили поспешно воспользовалась данным ей разрешением и, все же не убирая лап, пролезла в безрукавку, невероятным образом надев ее без помощи рук. После она принялась отчужденно рассматривать спину барана, впав в свой привычный флегматизм. Прошла минута. — Ну все уже? ― до сих пор стоя спиной к девушке, вопросил Руди, демонстративно размяв пальцы. От его слов вечно пребывающая в меланхолии белка тут же встрепенулась, сбивчиво протараторив утвердительное "Да" вперемешку со сбивчивым потоком благодарностей. — Отлично. ― баран нетерпеливо развернулся к Лили, зажимая в руке слегка опустевшую бутыль. - Пить будешь? — Спасибо, но не пью. — А зря. Выпивка хорошая, не паленая, да и голову прочищает что надо. — Нет-нет, все равно не надо. — Ну как хочешь. Ладно, я сейчас чутка накину, а потом провожу тебя до транспорта. — Как, уже?... ― гораздо громче, чем ей казалось, изумилась девушка, несказанно напуганная перспективой вновь оказаться на грязной, кишащей всякими отбросами улице. — Да, ― нисколько не удивленный ее реакцией, буркнул Руди, поднося бутылку к губам. Лили хотела было сказать, что не хочет выходить наружу, но тут ее осенило — если боятся улицы, то придется сидеть остаток жизни в незнакомой тесной квартире, и далеко не факт, что ее будут тут терпеть. Так что, поразмыслив еще с несколько секунд, белка понуро вздохнула и сфокусировала взгляд на парне, к тому моменту уже начавшему осушать остатки алкоголя. Девушку изумило то, как он пил водку — медленно, отставляя бутылку после каждого маленького глотка, закусывая огурцом и морщась. Почему-то Лили казалось, что Руди с его уверенностью и холодным тоном — этакий брутальный мужик, который должен хлестать алкоголь литрами, да при этом даже бровью не ведя. Но идеализированный образ быстро распался, а спустя мгновение Лили удивленно заметила, что баран, в начале показавшийся ей накаченным зверем, только лишь жилист, но бугрящихся мышц не имеет. Ноги стали тоньше, глаза серее, нос суше. Даже слегка завившиеся рога оранжево-персикового цвета будто уменьшились. Единственное, что осталось для белки без изменений ― это цвет шкуры, бывший все таким же темно-фиолетовым, будто слегка выжженным. Руди все так же продолжал беззаботно опустошать бутылку. Но, по прошествии пары минут, последний огрызок огурца исчез в его рту, а немного погодя закончилась и водка. Парень с сожалением вытряхнул последнюю пару капель, застоявшихся на поверхности горлышка, и, глухо ударив стеклом о дерево, поставил тару на стол, сразу после этого направившись к выходу из квартиры и заявив, что проводит Лили на железнодорожную станцию, где белка сможет сесть на вечерний поезд и ехать, куда душа пожелает. Данное заявление приободрило девушку и она, в последний раз окинув взглядом бедно обставленную кухню, пошла вслед за бараном, к тому времени уже открывшим дверь в провонявший мочой подъезд.***
До вокзала они дошли без проблем. Лили ежилась рядом с Руди, замечая в ответвлениях грязных переулков подозрительных незнакомцев, парень же шел спокойно и смотрел вперед. Бездомные занимались разным: кто-то из них копался в мусоре, кто-то жарил мясо, подозрительно похожее на крысиное; другие грелись у проржавевших бочек, в которые накидали всякого хлама и подожгли; третьи играли с ножами, четвертый курил, пятый кололся. Но никто из этих личностей не заговорил ни с Лили, ни с Руди, а некоторые при виде барана даже отползли дальше, скрываясь в темноте тесных улочек. По пути же до станции белка задала своему покровителю давно мучающий ее вопрос, услышав который парень сначала усмехнулся, а затем, мигом обретя серьезность, сказал: — Да, Дэрви Би - это и есть та выдра с кислотно-яркой шерстью. «ДБ» - его инициалы. И он вроде как сколотил банду; «К» на их шеях расшифровывается как «Конкистадоры», но там, не буду врать, одни конченые, которым я и толчок свой почистить бы не доверил. Мышцы есть, а мозгов — хренульки. По сути не принятые ни в один из кланов отбросы просто создали свою группку изгоев и гордятся этим. — То есть татуировки - это вроде как метка? ― неуверенно вопросила Лили, услышав про то, что буква «К» оказывается была сокращением от названия банды. — А ты сообразительная. ― Руди хмыкнул. ― Это и вправду сложная система знаков, однако это не татуировки. Татуировки набивают от нехер делать и чтоб понтануться, а то, что ты видела у парней Би — партаки, служащие обозначением, так сказать, социального статуса. После разъяснений барана девушка больно уж неприкрыто вцепилась взглядом в его тело, и тот не мог этого не заметить. Фыркнув, парень снова заговорил: — Имеет значение не количество партаков, а их качество. ― Руди щелкнул кнопкой на перчатке и держащая ее лента расцепилась, открывая тыльную сторону ладони, ― Партаки могут изображаться в разном размере, но иметь одно и тоже значение. Некоторые имбецилы набивают огромные или бесполезные партаки, обозначающие их рост, вес, количество здоровых почек и прочую никому не нужную хрень. Реальное значение имеют наколки, показывающие твою принадлежность к клану или род деятельности. ― баран ткнул пальцем в район костяшек, указывая на татуировку в форме смоляного ПП Томпсона, окруженного тонким белым кругом. ― Это показывает мой клан. А вот мое, можно и так сказать, место работы. ― Руди переместил палец ниже, попав на крупную татуировку в форме двух параллельно расположенных кукри, в пространстве между которыми расположился стилизованный пиратский череп. — А кем вы работаете? ― увлеченная созерцанием множества разнообразных изображений, рассеяно спросила Лили. — Ты когда-нибудь смотрела реслинг? — Да. — Я вроде как рестлер, только подпольный, неофициальный. Мне назначают бой и я даю публике представление, а после получаю вознаграждение если победил и теряю деньги, если проиграл. — Понятно. А что значит вот это оружие в кружочке? Вроде вы говорили что-то о кланах. — Мою принадлежность тебе знать совершенно не надо, ― нахмурившись, бросил Руди. ― Про кланы могу сказать лишь то, что основных два и я принадлежу к одному из них. Есть еще огромное множество мелких группок, типа тех же «Конкистадоров», но все контролируется только главной двойкой. Все, хватит вопросов. ― баран остановился, ― пришли. От его объявления Лили немало удивилась. «Пришли» оказалось низким, вытянутым и ржавым ангаром, не похожим ни на одну железнодорожную станцию из тех, что она видела. Однако она не успела об этом поразмышлять, так как баран уже утянул ее внутрь. Там было абсолютно пусто. Состояние же здания изнутри было не лучше, чем снаружи — низкий прогнувшийся потолок, заплеванные темные стены и покосившиеся скамеечки, печально глядящие на одну-единственную кассу. Белка не задала вопросов насчет убранства только потому, что уже успела немного привыкнуть к здешней архитектуре, хотя и терялась в догадках, как она из более-менее нормального района с высокими зданиями попала в этот. Будто кто-то специально направил ее подальше от цивилизации. Как кукловод. Девушка неслышно матюгнулась, добавив что-то про «идиотских бабулек». — Куда собираешься ехать? ― подойдя вплотную к полуразвалившемуся подобию кассы и рассматривая лист с расписанием приездов и отъездов, задал вопрос Руди. — Прэт-Таун, ― не раздумывая, отчеканила Лили, решив, что одного «путешествия» до Хэппи-Фореста ей уже с лихвой хватит, как бы ни был хорош подобранный для нее бойфренд. — Повезло тебе. Поезд до этого города приходит как раз через шесть минут. Один билет на ближайший до Прэт-Тауна, ― парень обратился к скрытому за решеткой продавцу, пихая в выдвинувшийся монетный ящик пару зеленых бумажек. Пока кассир пересчитывал деньги, баран неожиданно обратился к белке, вспомнив, что еще не все с ней выяснил: — Слушай, забыл тебя спросить: ты как вообще здесь оказалась? Нет, не в Южном Форесте в общем, а именно в Старом Квинсе - так называется наш район. Не поверю, что ты по собственному желанию заползла в этот гадюшник. — Поезд поломался, ― с глупым лицом ответила девушка, понимая, что сама не верит в историю, что согласилась отправиться с неведомой старухой неведомо куда. Будто это была и не она вовсе. — И? ― Руди выжидающе посмотрел на белку. — Не... не хочу об этом говорить, ― так и не сумев подобрать объяснение своему поступку, увильнула Лили. — Пожалуйста. Твои тайны — твои проблемы, ― пожав плечами, парень стремительно потерял к беседе интерес и протянул лапу за билетом, со скрипом выехавшим из недр кабинки. ― Сейчас уже не важно, как ты сюда попала, все равно уезжаешь. — А сколько стоил билет? ― оживленная отпавшей необходимостью в разъяснениях, вспомнила белка, начиная рыться в нагрудном кармане своей безрукавки. — Да десятку-то переживу, ничего не надо. ― Руди протянул бумажку Лили и вытянул из кармана компактные часы, а после, поглядев на циферблат, нахмурился и, открыв дверь на перрон, поторопил: ― Давай бегом, поезд через пару минут приходит. Девушка тут же засуетилась, выпрыгивая вслед за бараном. На изгаженной плевками и мусором платформе прогуливалась пара сгорбленных зверей, но белка не обратила на них особого внимания. Ее больше занимал поезд красно-белой расцветки, стоящий прямо напротив вокзала. Недолго думая, Лили, сжав в лапе билет, ринулась к дружелюбно раскрытым дверям и протянула бумажку проводнице. Та, оглядев девушку с ног до головы, безразлично отбила ей билет, оставив на куске бумаги пару дырок. — Удачи, ― пожелал Руди, наблюдая, как белка резво впрыгивает в вагон, во все стороны махая огромным хвостом. — Спасибо, ― с заметной радостью в голосе поблагодарила Лили. Однако внезапно ее счастье что-то омрачило. Поразмышляв, девушка закричала, пытаясь заглушить так не вовремя включившийся отправной гудок: ― Может, как-нибудь приедешь в Прэт-Таун?! Я буду очень рада! Однако ее возглас так и не пробился сквозь оглушающий свист. Проводница, охая и ахая, поднялась по ступенькам вагона и втолкнула белку глубже в тамбур, крича об начавшемся отправлении. За неимением лучшего, Лили спешно добралась до окна, по пути уронив чью-то сумку, и от души помахала провожающему ее барану лапой, так как поднять вечно застревающее стекло не сумела. Руди помахал ей в ответ. Одновременно с последним прощанием состав медленно тронулся, еще раз просвистев о своем отбытии. Лили навсегда покидала Старый Квинс и Южный Нэйс-Форест.***
Руди еще около двух минут стоял и провожал взглядом поезд, задумчиво почесывая подбородок. Сейчас было пол восьмого, а солнце в это время года заходило рано, вместо яркого круга оставляя золотисто-рыжие лучи, бьющие из-за горизонта. Баран сложил ладонь в козырек и прищурился. Только вскоре смотреть в никуда ему надоело и баран направился прочь. Топая, он обратил внимание на все еще не застегнутую перчатку, оголяющую тыльную сторону ладони, содержащую на себе пять татуировок разного размера. Фиолетовые глаза заинтересовались изображением черепа и расположившимся по бокам от него оружием. Руди улыбнулся и, мгновение погладив угрожающий знак, застегнул перчатку, скрывая татуировки. День подходит к концу, но на сегодня выполнено еще далеко не все. Ведь ночь-то еще только начинается.