* * *
Сначала вернулось ощущение материальности тела – холод камня под спиной, боль во всех мышцах и суставах, резь в груди от задержанного дыхания и первый осознанный вздох. Потом он открыл глаза, несколько раз моргнул, давая зрению сфокусироваться, и разглядел низкий потолок над головой. Было темно, мрак еле-еле рассеивался слабым неровным светом, удалённым от места его пробуждения – наверное, это были свечи. Сделав усилие, он попытался сесть, опираясь на руки. Боль постепенно смолкала. Тело по ощущениям функционировало нормально. Выпрямился, огляделся вокруг, пытаясь понять, где находится. Ритуальный зал Малфой-мэнора был узнаваем с одного взгляда. Низкие потолки, замшелые стены – чистюли во всём прочем, Малфои почему-то никогда не очищали свой ритуальный зал от мха и прочей подземной растительности – видимо, такова была традиция. Два факела прогорают по сторонам входной двери. Гигантский родовой камень искрится остаточной магией за алтарём. Сам возрождённый сидит, а перед этим лежал, на алтаре, заключённом в центр пентаграммы. Остальная часть антуража помещения отвечает средневековым маггловским представлениям о злых волшебниках – и не случайно: даже он, Тёмный Лорд Волдеморт, перед которым заслужено трепетало магическое сообщество Англии в течение десятилетия, такого никогда не видел! Читал, но не видел. Всё свободное пространство пола исписано ярко поблескивающими алыми символами, только часть из которых можно разобрать – греческий, санскрит, скандинавские руны. Металлические желобки в полу, обычно бывавшие чистыми, сейчас запачканы бурыми застывшими разводами – похоже, недавно по ним стекала кровь. Три обнаженных мужских тела рядком лежат в левом углу – иссохшие, опустошенные, напоминающие мумии. Ритуальный кинжал валяется в паре шагов от алтаря, здесь же стоит пустая серебряная чаша в таких же разводах, как и желобки стоков. Вакханалия магии крови. Он переводит взгляд на себя, тщательно осматривает всё, что может достать взглядом. Это кажется невероятным, но… он получил назад собственное, казалось, разрушенное окончательно срикошетившей Авадой, тело! Конечно, надо будет взглянуть в зеркало, чтобы точно убедиться, но он практически не сомневается в своём предположении. Это его тонкие пальцы с аккуратными ногтями, и даже белёсая полоска шрама у косточки на правом запястье, оставшаяся с приютских времён. Это его кожа, его мышцы и прочие члены – его телосложение, привычное и удобное. Это его волосы – их цвет и фактура, хотя сейчас они непомерно длины – почти до колен, в них можно укутаться, как в плащ… Он испытывает безмолвный восторг. Когда-то он нашел два ритуала, которые позволили бы ему вернуться после смерти, но, честно говоря, он никогда не думал, что кто-то воспользуется более трудоёмким и магически затратным вторым, если есть длительный, но довольно легко осуществимый первый. Он сам бы отдал предпочтение первому, если бы выбирал, так как больше изучал некромантию, чем магию крови. Сейчас, например, ему не ясна часть светящихся магией кровавых символов на полу… То ли он что-то подзабыл, что при его эйдетической памяти маловероятно, то ли тот, кто вел ритуал, несколько его дополнил, модифицировал. Он свешивает ноги с высокого каменного алтаря, собираясь спрыгнуть на пол, и тут только замечает расслабленное тело, привалившееся к углу алтаря справа, белокурую голову, бессильно откинутую к камню, закрытые глаза в тёмных кругах усталости. И платинного оттенка волосы, и ритуальная чёрно-фиолетовая мантия с серебристо-белой подкладкой испачканы брызгами крови, есть несколько капель даже на лице. Люциус. Он спрыгивает с алтаря и присаживается рядом со светловолосым магом. Осторожно прикладывает ладонь к его груди. Та мерно вздымается. Просто сон. Он внимательно рассматривает расслабленное во сне лицо своего ученика. Усталая складка губ, морщинки в уголках глаз, тени от тёмных, в отличие от волос, ресниц. Постарел, осунулся. Сияющая красота не поблекла совсем, но, словно бы, притухла под гнётом. Худое лицо на грани измождённости – похоже, злоупотреблял последнее время магией крови. Впрочем, достаточно взглянуть вокруг, чтобы последнее стало очевидно… Осторожно проводит пальцами по левой щеке светловолосого мага, и подушечки оказываются испачканы в вязкой крови. Вздрогнул от прикосновения. Распахнул глаза, такие же дымчатые, бездонно-серые, как грозовое небо в дождь. - Мой Лорд, - потянулся вперёд не смело. Возрождённый сам коснулся его руки, подтверждая свою материальность. Что-то похожее на подавленную улыбку промелькнуло на лице блондина, на мгновение были прикрыты глаза. - Мне удалось, - прошептал еле слышно. – Благодарю, Предвечная!.. Черноволосый с интересом наблюдает за тем, как возродивший его аристократ пытается загнать под маску холодности рвущиеся наружу чувства. - Ты молодец, Люци, - произносит он, наконец. И тот в ответ облегчённого склоняет голову, безмолвно благодаря за похвалу.* * *
Ещё не пробудившись полностью, в полудрёме, Люциус сладко потянулся, разминая мышцы, почувствовал холодные простыни под собой, тепло живого тела рядом. Неторопливо открыл глаза. На соседней подушке такое знакомое и всё же почти забытое лицо. Намного более молодое, чем помнилось. Высокий лоб; тонкие чёрные брови вразлёт; правильной формы глаза, сейчас прикрытые веками; высокие, но не чересчур, скулы; прямой нос с аккуратно вырезанными ноздрями – не слишком большой, но и не маленький; красиво очертанные губы – выразительные, но не полные; подбородок волевой, но не тяжёлый – всё в этом лице пропорционально, словно в стремлении к совершенству. А вот длинные волосы, скрученные перед сном в растрепавшийся теперь жгут и рассыпавшиеся по подушкам и простыням, внове – раньше этот человек всегда носил короткую стрижку. Пока у него ещё были волосы… Люциус прогнал непрошенное воспоминание и продолжил осмотр. Кожа бледная – оттенок скорее бежевый, чем розоватый. Нет ни малейших морщинок, присущих возрасту, отчего тело это кажется даже моложе тех 31-32 лет, которые должно иметь в результате ритуала. Впрочем, морщинки скоро появятся – без этого никак… Высокий рост, гармонично развитые мышцы. Марволо. Люциус скользнул взглядом ниже, по рукам с тонкими изящными пальцами, к стройным ногам и почувствовал острое желание рукоблудить. Даже дыхание чуть-чуть сбилось. Лорд спал обнажённым, в спальне было тепло, и верхняя простыня сбилась, отчего закрывала сейчас только плечи и бедра. Будить не хотелось. Но дотронуться до него, такого юного, свежего, прекрасного почти античной красотой, хотелось неимоверно. Люциус переглотнул и лег на спину. - Твоё вожделение почти осязаемо, Люци, - интонация в голосе чуть игривая, почти незнакомая, забытая. - Ты не спишь? – серые глаза встретились с тёмно-вишнёвыми. - Когда от тебя пышет такой жар, спать невозможно. - Я пытался не разбудить… - Но разбудил, и раз уж так, то сделай мой процесс пробуждения приятнее. Люциус чуть усмехнулся, перекатился, сел, убрал за спину распущенные волосы, потом навис над любовником, опираясь на руки и поставив колени по обе стороны от его бедер, наклонился к груди, не целуя, а лишь чуть касаясь губами, щекоча, обжигая дыханием, и скользнул ниже – выполнять приказ.* * *
- Мой Лорд, - в глубоком грациозном реверансе присела Нарцисса, ожидавшая в столовой к завтраку и поднявшаяся с места при появлении мужчин. Лицо белокурой леди было безмятежно, словно она виделась с Волдемортом каждый день на протяжении последних лет, а не только что столкнулась с ним, возрождённым, обновлённым, неприлично молодым. Он сделал ей знак подняться. Трое заняли места за столом в том порядке, что был заведён ещё при Абрахасе. Неторопливая светская беседа ни о чём лилась размерено и плавно. После сообщения о том, что май в этом году изобиловал грозами, и окна приходится держать открытыми в связи с духотой, Тёмный Лорд спросил между делом, помешивая сваренное всмятку яйцо ложечкой: - А какой сейчас, кстати, год? И месяц? - 1994, июнь, - сообщил Люциус, а Нарцисса отметила, что экзамены в Хогвартсе уже закончились, и скоро дома будет Драко. Волдеморт поинтересовался успехами наследника Малфоев в учёбе и его статусом на факультете. Неторопливое течение беседы продолжилось. Сквозь раскрытое на террасу окно был виден парк, освещаемый несколькими лучами солнца, которыми удалось пробиться из-за туч.* * *
- Итак, Люциус, рассказывай всё по порядку. Тёмный Лорд расположился на небольшом диванчике у окна кабинета главы рода Малфой и гладил сейчас устроившуюся у него на коленях Нагайну. Аристократ, занявший свое обычное место за письменным столом, собравшись с мыслями, приступил к рассказу. Сначала он говорил о том, что произошло в конце 1981 года, после исчезновения Лорда – о пропаганде Дамблдора и культе Мальчика-Который-Выжил, об арестах и казнях, о том, как смог обелить себя в глазах закона, о тех, кого сумел спасти от Азкабана, и о тех, кого вытащить не смог или не успел. Лорд стал перебирать имена, дошел и до Снейпа, уточнил: - Так значит, старик всё-таки поверил, что он предал меня? -…Да. Колебание Малфоя было лишь секундным, но Волдеморт заметил его. - Ты чего-то не договариваешь? Тот ещё немного поколебался, но всё же рассказал правду. Он не доверял своему бывшему протеже и не знал, что тот выкинёт в следующий момент. Один раз удалось запугать его и заставить выполнять приказы, но страх не гарантировал будущей лояльности, скорее наоборот. Оттенок глаз Тёмного Лорда по ходу рассказа становился всё более насыщенно малиновым. - Ты убьешь его, Люци, - приказал он, дослушав, - убьешь так, как обещал в случае неповиновения, убьешь Кипением Крови. Предательство должно быть наказано. Малфой тяжело вздохнул и кивнул, отлично понимая, что моральный облик его протеже и его верность их общему сюзерену – это зона его личной ответственности, от которой не спрячешься: - Как прикажет мой Лорд. - Ты убьешь его, - Волдеморт сузил глаза, глядя куда-то вглубь себя, и закончил: - но не сейчас. Пока ещё он может быть нам полезен. Раз его верность искренне принадлежит Свету, Дамблдор не сомневается в нём. И мы этим воспользуемся... Следующий этап своего рассказа светловолосый маг немного скомкал – ему не хотелось рассказывать о своих эмоциях, о переписке с дневником-крестражем, он ограничился лишь повествованием об ухудшении политической обстановки в стране, разгуле магглопоклонства, запрете ряда старых традиций и плясках с бубном вокруг Гарри Поттера. Немного рассказал о самом мальчишке. Дополнительных вопросов по этой теме Волдеморт не задал. Как это было не странно, но он выглядел совершенно не заинтересованным в своём убийце, и Люциус перешел к описанию последнего периода времени. Начал с конца, старательно обходя тему дневника-крестража. Рассказал о подготовке к ритуалу: как нашел среди поцелованных осужденных Азкабана тело для вселения Лорда, где взял магглов для жертвоприношения, как доработал ритуал, опираясь на своё наследие. Волдеморт слушал и хмурился, а радужка его глаз, казалось, становилась всё более алой вслед за каждым произнесённым словом. В какой-то момент он даже перестал гладить Нагайну и спихнул её со своих колен. Та недовольно прошипела что-то и уползла по своим делам. Когда Малфой закончил, Тёмный Лорд жестко спросил: - Всё это просто замечательно, но скажи-ка мне, мой любезный ученик, где ты добыл описание этого ритуала? Безрассудное желание солгать было очень велико, но Люциус ему не поддался: - Ваш дневник, мой Лорд, рассказал мне о нём. Малиновые глаза полыхнули. - Ты писал в нём? Вопрос был риторическим, но блондин всё-таки ответил: - Да. - Как давно? Как часто? – голос Волдеморта приобрёл вкрадчивые интонации. - Почти двенадцать лет, - Люциус опустил взгляд. – Почти ежедневно. - А скажи-ка, мой дорогой друг, я разрешал писать в нём? Тёмный Лорд встал, прошёлся по комнате и остановился у камина, на полке которого лежала трость аристократа. Взял её в руки и стал внимательно разглядывать. - Вы не запрещали, мой Лорд. - Ладно, выкрутился, - и Волдеморт вдруг резко сменил тему: - А где, кстати, моя палочка, Люци? - Не знаю, мой Лорд. Она исчезла вместе с вами в 81-м. Если даже она цела, то, полагаю, находится у Дамблдора. Аристократ испытывал всё нарастающее чувство тревоги. Если с утра с ним в постели проснулся вполне разумный и адекватный в общении Марволо, то сейчас он вёл себя всё более и более странно, всё больше напоминая Лорда начала 80-х годов, несмотря на молодую красивую внешность. «Всё-таки не надо было слушаться Тома из дневника, пусть и стало бы это нарушением приказа сюзерена, - мимолётно подумал Люциус. – Всё-таки надо было во время ритуала вернуть Марволо все осколки его души. Кажется, он снова начинает терять себя, но, как и в прошлом, не осознаёт этого…» - О чём задумался, Люциус? – осведомился Тёмный Лорд, возвращаясь к дивану. В руках он крутил чёрную палочку с навершием в форме змеиной головы. Малфой внутренне напрягся, вдруг вспомнив неприятный эпизод из длинной череды только недавно оставивших его в покое навязчивых снов. - Ни о чём существенном, мой Лорд. Люциус не мог отвести взгляда от своей палочки в руках Волдеморта. Аристократ внезапно почувствовал себя абсолютно беззащитным, сердце подморозил страх. А ведь ещё с утра ему казалось, что всё прекрасно, что дневник был прав, и Тёмный Лорд вернулся очищенным от безумия… - Мы же наедине, Люци, - голос сюзерена приобрёл интимный оттенок, становясь голосом любовника, но не до конца, слишком искусственной была интонация. – Почему ты не зовешь меня по имени? Малфой не мог этого объяснить. Он всегда интуитивно, но безошибочно четко разделял, когда он говорит с Марволо, а когда – уже с Тёмным Лордом, и свое обращение подстраивал соответственно. Обе ипостаси Волдеморта были склонны остро реагировать на обращение, несоответствующее ситуации, и Люциус научился не путать эти альтер-эго Лорда между собой. Но сейчас градация плыла, путалась. - Я не знаю, Мар… мой Лорд. Аристократ не чувствовал сейчас за собой права на фамильярность, хотя тон Волдеморта располагал к этому. Это была проверка? Если да, что чего?.. Паранойя на пустом месте? - Печально, - насмешливо произнес Волдеморт. – А дневник, я полагаю, позволил тебе называть себя… ну, Люциус, как? Светловолосый маг переплёл пальцы и стиснул ладони между собой. Что это?.. Ревность к самому себе? Множественная шизофрения? - Томом. Ярко-малиновые глаза полыхнули. - Я же говорил тебе, что никогда не желаю слышать это имя! Огнём вспыхнула Метка на предплечье, и Малфой от неожиданности не сдержал стона. - Прошу простить, мой Лорд, - прошептал он, правой ладонью сжимая левое предплечье – так было самую чуточку, но легче. - Дай мне дневник. После ещё нескольких болезненных пульсаций Метка погасла, но сознание аристократа не отпускала паника. Лорд явно был неадекватен в поведении. Как ему в таком состоянии можно объяснить, что дневник был уничтожен и восстановлен?.. Первое же слово об уничтожении вызовет неконтролируемую ярость. Малфой выдвинул средний ящик стола, и его рука зависла над двумя артефактами – старым и новым, не решаясь выбрать один их них. - В чём дело, Люциус? Надеюсь, ты не потерял его? – снова эта приторная вкрадчивость в голосе, липкая, как патока. - Нет, мой Лорд, - светловолосый маг решительно взял новый, целый дневник и, поднявшись из-за стола, понёс его Волдеморту, всё же делая попытку начать рассказ о событиях 1993 года. – Он в полном порядке, только вот, если позволите объяснить… Люциус не успел договорить, он даже передать чёрную тетрадь в руки Волдеморта не успел, как глаза того вспыхнули багряно-красным светом. Тёмному Лорду хватило одного взгляда на дневник, чтобы понять, что эта не та вещь, что он оставлял Малфою на хранение. Аристократ увидел собственную палочку, направленную ему в лицо, и понял, что сейчас его убьют или запытают до смерти, а в следующий момент прозвучало: - Круцио! Спазм боли сковал мышцы, но, уже падая на колени и ещё давя рвущийся из горла крик, Люциус рассек себе невербальным беспалочковым Секо оба запястья. …На большее не хватило сил, а их надо было найти… непременно надо! Ведь он не доделал дело – как он и подозревал с самого начала, даже возрождённый по всем правилам с благословением Магии и при поддержке Тьмы, Волдеморт всё ещё был безумен – тот мизерный осколок, который остался от его души, просто не мог сохранять самодостаточную стабильность, а великолепный разум даже чистого, не подвергавшегося ритуалам преобразования тела не был способен контролировать порывы этого огрызка души, забывшего большую часть обычных эмоций и подверженного только эмоциям отрицательным, потому что лишь они могли пробиться сквозь отчужденность и равнодушие… - Круцио! Корчась от дробящей кости боли, сжимаясь в комок, светловолосый маг вцепился пальцами правой руки в браслет на запястье левой, пытаясь снять с нити собственноручно наложенное заклятие неразрываемости. …Сейчас это был его единственный шанс выжить и сохранить рассудок – доделать дело, возродить Марволо до конца. Пусть тот потом будет злиться, пусть наказывает за уничтожение крестражей, но он станет слушать, логично мыслить, и слизеринская натура не даст ему зайти так далеко, как сейчас, потому что мёртвый последователь бесполезен… - Круцио! …«Наверное, это красиво,» - оценил Люциус агонизирующем от боли сознанием, словно в замедленной съемке маггловского кинофильма видя собственные вскинутые навстречу обезумевшему Волдеморту руки и радужные ореолы полетевших тому в лицо и в грудь чёрных жемчужин с порвавшейся, наконец, нитки браслета – полетевших вместе с брызгами и многочисленными крупными каплями крови со вскрытых запястий. Люциус успел лишь призвать помощь Предвечной и хранителей рода, прежде чем потерял сознание от кровопотери и болевого шока.* * *
Ярость застилала глаза кровавым маревом. Было трудно мыслить, трудно рассуждать. Логические цепочки рассыпались, потом склеивались наперекосяк, словно разрубленные и неправильно сросшиеся гнилые черви. Он даже понимал это, он даже чувствовал, что говорит что-то не то, но не мог остановиться. Потому что впервые с момента своего возрождения, с момента восторга от осознания того, что снова жив, испытал яркую эмоцию. До этого всё было серо, уныло и пусто. Также как в последние годы перед смертью. Даже секс не приносил удовольствия, как и в последние годы его прошлой жизни… хотя партнёр этого, кажется не заметил. И хорошо, что не заметил, потому что память подсказывала: может быть по-другому, и он пытался найти эти потерянные, забытые чувства… но не находил, они были не здесь. Они были в крестражах. И собственные крестражи предавали его, особенно тот первый, который мог высказываться и даже частично действовать – крестраж отбирал у него его собственность, крестраж испытывал эмоции и наслаждался тем, чем он не мог! Это вызывало бешенство, зависть, страх. Они все должны были поплатиться за предательство!.. Но наказать самого себя он был не в силах – значит, вдвойне должен был наказать изменника – лжеца, который пытался его обмануть, подсовывая вместо исповедальной книжки его детских лет какую-то искусную подделку… И он сделал то, что диктовала единственная живая эмоция – ярость: - Круцио! Он наслаждался. Эта эмоция тоже была тусклой, не приносившей положенного удовлетворения, но всё же она была лучше, чем ничего. Однако одной её было мало, и он начал вспоминать всех тех, кто предал его, всех тех, кто отступился, не пытался искать его или провёл десятилетие за болтовней с его юным двойником, забыв о силах и времени, которые были вложены в его учёбу, забыв о высоком доверии, которое ему было оказано, и снисходительности, с которой всегда относились к нему!.. - Круцио! Новая мысль подпитала начавшую было затухать злость: «Где он взял мою кровь для ритуала?! Значит… Да как он посмел?!» Бешенство охватило всё его существо. - Круцио! Он вздрогнул, когда капли влаги и какие-то горошины ударили его в лицо и в грудь, но не отвёл палочки. А потом всё поглотила Тьма. …Странные камешки кружили перед его внутренним взором – чёрные, но играющие разноцветными бликами. Их было всего шесть, и были они родными и теплыми, казались отчего-то знакомыми, словно когда-то закопанный, а теперь случайно найденный клад. Они стремились к нему, и он непроизвольно потянулся им навстречу. А потом увидел происходящее с третей точки сознания и понял, что он сам такой же чёрный камешек, как и остальные шесть – и даже не самый большой, гладкий и красивый. Его багровый ореол казался блёклым рядом с остальным буйством красок. А ещё он успел заметить на периферии сознания седьмую – или восьмую, если считать с ним самим – самую большую, без малейшего видимого изъяна бусину, мерцавшую устойчивым фиолетовым цветом. Он хотел изменить траекторию своего полёта, дотянуться до неё – самой совершенной и сильной, но остальные камешки летели к нему, всё набирая скорость, и от них было не уклониться. Потом был удар, взрыв, и вспыхнула сверхновая…* * *
Волдеморт очнулся от боли в затылке. С трудом сел, пытаясь вспомнить, что было до этого, и как он оказался на полу. Ощупал голову, путаясь в непривычно длинных волосах. «Надо будет у Люциуса попросить ленту,» - мелькнуло в голове, и тут же вернулась память: - Люциус!» …Сын Абрахаса, его первого любовника, наперсника затей всех школьных лет, побратима и, возможно, даже друга (если бы он знал, что такое дружба, и, сравнив, мог правильно свои чувства оценить) – его милый мальчик, с детства воспитанный им для роли своего заместителя; влюблённый в него юноша, предложивший себя в любовники от искреннего чувства лишь с малой долей корысти; великолепный мужчина, которого вожделели многие; непревзойдённый интриган, оригинальностью своих логических построений даже его порой сбивавший с толку; хитрый делец, умевший делать деньги буквально из песка; глава единственного рода, который он мог бы назвать семьей (если бы ему требовалась семья); примерный муж и любящий отец – просто его Люциус. Тот, кто терпел все капризы и безумные выходки сумасшедшего, но не предал и не отступился. Тот, кто годами принимал на себя основной удар его гнева, потому что стоял к нему ближе всего. Тот, кто не забыл его за десятилетие. Тот, кто ждал его возвращения. Тот, кто воскресил его... Тёмный маг буквально захлёбывался от переизбытка эмоций – такого с ним никогда ещё не бывало. Никогда – или просто очень давно?.. Незнакомое чувство вины скребло коготками и пребольно кусалось где-то в груди. Лорд лихорадочно огляделся вокруг. Светловолосый мужчина лежал в паре шагов от него, скорчившись в неудобной позе, и под телом его расплывалась лужа крови. «Я ведь не применял режущих! – метнулась паническая мысль. – Что с ним?» Он подобрался ближе, перевернул неподвижное тело на спину, нашёл источники кровотечения и поспешно залечил их беспалочковой магией – это отбирало больше сил, чем аналогичное колдовство с палочкой, но к уроненной под окном, у дивана, палочке Малфоя он не мог сейчас прикоснуться. - Дигги, Форри, Лекки! – выкрикнул он в пространство имена тех малфоевских домовиков, которых помнил. Мгновенно перед ним с хлопками появились два лопоухих существа и тут же запричитали, переводя взгляд с неподвижного тела хозяина на страшного Тёмного Лорда. - Молчать! – прикрикнул Волдеморт. – Перенесите Люциуса в его спальню, разденьте, отмойте, напоите зельями. Посткруциатусным, кроветворным, восстанавливающим и улучшенным регенеративным. Докладывать мне о его состоянии каждый час, если очнётся – сразу! Эльфы залепетали подтверждения, несколько раз поклонились и исчезли вместе с телом хозяина. Волдеморт остался сидеть один на полу кабинета. Ещё раз ощупал шишку на затылке. Голова побаливала. Отрешенно начал выводить пальцем замысловатый узор в луже крови, оставшейся на полу. Следовало подумать. Дикая ярость прошла и даже помнилась сейчас как-то смутно, словно дурной сон. Рассечённые запястья Люциуса – ритуальная двойная жертва Тьме и Магии. Он открыл сильный канал и что-то попытался сделать… Сделал? Волдеморт изучал магию крови, хотя и не сильно углублялся в неё, поскольку это была магия семей, наследий и древних родов – магия чистокровных, магия аристократии. Её основы можно было постичь разумом и научиться применять, но никто, начавший практиковать магию крови во взрослом возрасте, не мог достичь того виртуозного владения ею, какая была у аристократов тёмных семей, изучавших эту отрасль магии с детства и органично творивших её без палочки, даже если в остальном они были слабыми магами. Это была одна из причин, по которой магию крови занесли в реестр запрещённых искусств, раньше даже чем некромантию. Магов крови боялись неспроста, на это были причины. Волдеморту в свое время так и не удалось докопаться до истоков отличия магии крови от других колдовских дисциплин, потому что древние рода тщательно оберегали свои тайны ото всех сторонних лиц, но из того, что он выяснил, было понятно одно: магия крови была не совсем волшебством, скорее священнодействием – жреческим призывом к неким высшим силам или духам предков. Кровью подкармливали богов и духов, одновременно им направляя молитвы, и акт волшебства творился в результате не собственной колдовской силой мага, а теми, кто получил в приношение кровь. Чаще всего, это была кровь самого заклинателя, размер нанесенного себе пореза был напрямую связан с силой обряда и имел свои жесткие градации; в особо важных ритуалах использовалась кровь сторонней жертвы, однако считалось, что боги более благосклонны к тому, кто жертвует своей кровью, а не служит проводником для чужой энергии… Строго говоря, все маги крови, вся чистокровная аристократия, не забывшая этой обрядовой практики, являлись тёмными жрецами неизвестных сил – условно «тёмными», так как якобы «светлый» монотеизм магглов тоже начинался с жертвоприношений, и не только животных, но и человеческих. Поняв это когда-то, Волдеморт отказался от дальнейшего изучения магии крови – путь жреца был ему не интересен и чужд. К тому же он не очень-то и верил в богов… Во всяком случае, так было до недавних встреч со странными сущностями, произошедших с ним во время скитаний в виде бесплотного духа. Теперь он впервые начал сомневаться в своих прежних суждениях. В любом случае, двойная жертва Люциуса была совершена для чего-то существенного. Пытался ли он себя защитить? Вероятнее всего, да. Но только ли в этом дело?.. Тёмный Лорд попытался вспомнить, что он видел во тьме, на грани беспамятства, до того как очнулся с ушибленной головой на полу кабинета. Странные чёрные камешки с радужными переливами, и он сам был одним из них… Непонятное видение, но что-то оно означало, потому что очнулся он совсем другим, как будто… помолодевшим не телом, но духом, имеющим сотни желаний снова, видящим чёткие краски вокруг вместо приевшегося бесцветия или багровой дымки ярости, застилавшей раньше сознание попеременно с периодами апатии и равнодушия. Бездумно шаривший по полу взгляд наткнулся на зеленоватый отблеск знакомого камушка. Волдеморт дотянулся и поднял его. Чёрная жемчужина – необычная, не матовая. Огляделся вокруг внимательнее. По полу и по ковру, среди брызг крови, было рассыпано десятка два чёрных жемчужин с разноцветным радужным ореолом, а в луже крови обнаружился обрывок плотной нити с замком и застрявшей возле него парой всё тех же природных бусин. На нити он обнаружил остатки чар неразрываемости. Так… Что же получалось? Люциус воззвал к Тьме и Магии, чтобы разорвать какое-то украшение из чёрного жемчуга?.. По полу было рассыпано много жемчужин, но в видении бусин было всего семь: шесть вместе и одна в стороне, а себя Волдеморт отчего-то ощущал восьмой. Семь?.. Восемь. Это что-то напоминало… Неужели?!.. Быть такого не может! Его крестражи?.. Но их должно было быть шесть… Да, он планировал семь, но последнего не делал… Откуда же тот взялся тогда в видении? Не мог же он создать крестраж и не помнить об этом! Или мог?.. Воспоминания о периоде перед смертью были смазанными, сильно путанными. Требовалось пересчитать крестражи, создание которых помнилось чётко, и, отталкиваясь от этого, попытаться найти в хаосе памяти седьмой крестраж. Тут Тёмный Лорд обратил, наконец, внимание на чёрную тетрадь, валявшуюся у края ковра. До этого он не хотел прикасаться к ней, испытывая отвращение к подделке и боясь, что вернётся ярость. Но теперь уже сделать это было необходимо. Волдеморт встал, перекинул за спину страшно мешавшие ему пряди волос, и, сделав пару шагов по комнате, подобрал фальшивый дневник. И тут же тепло единения, чувство целостности накрыло его с головой, заставив окружающий мир заискриться ещё более сочной палитрой красок, запахов, звуков. Дневник не был фальшивкой! Это был его первый крестраж, но как такое было возможно? Ведь он помнил каждую царапину на коже обложки, жёлтый цвет страниц, потёртый форзац… а эта тетрадь была новой, чистенькой и намного более дорогой по качеству кожи и бумаги, чем то, что он мог позволить себе, будучи школьником. Требовалось немедленно разобраться в ситуации. Тёмный Лорд быстро прошел к письменному столу, чтобы сейчас же взяться за перо. Он собирался захлопнуть полувыдвинутый ящик, чтобы сесть в кресло, когда его взгляд упал внутрь. Глаза расширились от ужаса. Всё в нём заледенело. Вот он, его дневник, его первый крестраж – настоящий… Точнее, его пустой остов. Волдеморт неуверенно, со страхом прикоснулся к артефакту кончиками пальцев. Так и есть, пуст. Уничтожен. Кем и как?! Огромная дыра с оплавленными краями, застывшие зелёные разводы. Яд василиска?.. Как это произошло?! Как Люциус мог позволить такому случиться?!.. Так – стоп. Назад, ярость, назад. Ты мешаешь ясно мыслить. Крестраж был уничтожен, но вот он, целый, в его руке, пусть и выглядит чуть по-другому. То есть… Малфой восстановил его?.. Каким образом?.. Как хочется получить ответы немедленно! И что за дурь, что за затмение в мозгах не позволило ему дать Люциусу объясниться?!.. Лорд прикрыл глаза, обуздывая многочисленные звучавшие диссонансом эмоции, и не только негативные, но и позабытые, непривычные, положительные. Например, всё сильнее разгоравшуюся искру благодарности Люциусу за восстановленный крестраж. И нотку восхищенного удивления: как ученику удалось это сделать?.. Конечно же, при помощи магии крови и тайн наследия, кто бы сомневался, но всё-таки это было неожиданно, фантастично. Волдеморт всё-таки задвинул ящик стола и сел в кресло. Проверил качество пера и наличие чернил в чернильнице. Открыл обложку дневника, перелистнул титульную страницу. С кончика пера сорвалась клякса, и тут же впиталась в белый лист без возврата. Похоже, он нервничал, хотя ему и казалось, что удалось загнать эмоции внутрь. Глубоко вздохнул и вывел аккуратным почерком: «Давно я не писал сюда…» …Здороваться с самим собой было как-то глупо. Он никогда так не делал, да и в предыдущих разговорах с крестражем, что он сам, что Том из дневника пытались позиционировать себя, как единую, неразделённую сущность. Впрочем, удавалось это не всегда – просто подходящих оборотов речи не хватало… Чернила впитались. Почерком, идентичным его собственному, по белому листу побежала ответная строчка: «Возродились, наконец-то? Самопоздравления! Люц там жив ещё? Мы его не прибили?» «Немного сорвались. Волнуемся за него?» «Он полезен. И не давал нам скучать. Будем… помягче с ним, он – не Абри.» Грустный смешок самому себе. А ведь в ревности к крестражу, что пришла к нему на волне ярости, была своя доля правды: дневник явно привязался к Люциусу, как и тот к нему, наверняка. «Одна порода.» «Это – да, но всё же поспорим. Абри всегда видел выгоду в нас, в том, чтобы быть к нам поближе; он просто был более прозорливым, чем остальные слизеринцы, поэтому оказался первым, кто взял нашу сторону, а вот Люциус… он нас не только разумом оценивает, но и чувствами.» «Это естественно. Он вырос рядом с нами, под нашим влиянием.» «Он считает нас частью своей семьи. А для Малфоев семья – это высшая ценность. Мы не забыли об этом?» «Защищаем его?.. Я уже и забыл, что и во мне была доля сентиментальности в юности.» Говорить о себе во множественном лице, отождествляя себя с собеседником, было трудно. Подходящих оборотов речи почти не существовало, их приходилось придумывать на ходу. Они всегда начинали диалог именно так, но рано или поздно дистанцировались друг от друга и возвращались к формулировке мыслей от первого лица. Сейчас Волдеморт сделал это первым. «Ха-ха. Можно подумать, это я пригрел в своей постели второго Малфоя! У меня тут, вообще, нет постели, если помнишь.» «Оставим это. Расскажи мне лучше вот что…» Беседа затянулась – на два, три, пять часов. Миновал полдень, день стал клониться к закату. Периодически появлялись домовики, докладывали, трясясь от страха, что хозяин ещё не очнулся, приносили кофе, забирали пустые чашки и снова исчезали. Трогать рассыпанный жемчуг и лужу крови на полу Тёмный Лорд пока запретил, там могла быть остаточная магия, которую он хотел изучить позже.* * *
Люциус с трудом открыл глаза – веки будто налились свинцом и никак не желали подниматься. Во всем теле была такая слабость, что казалось, не хватит сил даже шевельнуть рукой. Остаточная боль в теле напоминала последствия Круциатуса. В первый момент маг не мог вспомнить, что произошло, и где он находится. Потом понял, что лежит в своей спальне, в своей постели. В комнате царил полумрак, какой бывает при задёрнутых шторах в светлое время суток. Раздались быстрые шаги, и кто-то присел рядом. - Не двигайся. Ты потерял много крови. Люциус повернул голову и встретился глазами с обеспокоенным взглядом тёмно-вишнёвых глаз. Воспоминания вернулись приливной волной всепоглощающего ужаса, и мужчина рефлекторно попытался отшатнуться, вжаться в кровать – скрыться хоть куда-нибудь от опустившейся ему на грудь ладони. - Тихо, Люци, - успокаивающий голос был знакомым, а вот мягкие ласковые интонации в нём – нет. – Я больше не сержусь. Я больше не причиню тебе боли, я больше не буду наказывать тебя… во всяком случае, без причины, - в момент секундной заминки показалось, что Тёмный Лорд сейчас извинится, но этого, конечно же, не произошло. – Не волнуйся. Я всё знаю, я говорил с дневником. Ты ни в чём не виноват… Точнее, за ту вину, что за тобой была, ты уже с лихвой ответил. И ты исправил свою ошибку, поэтому я на тебя совсем не сержусь. Напротив, я тебе благодарен. Дрожь в теле не хотела исчезать, как не пытался сдержать её аристократ. Только в смятенном сознании билась мысль: «Мне удалось?.. К нему вернулся разум?..» - Тебе удалось, Люци, - ответил Волдеморт на невысказанный вопрос. – Не бойся меня… Во всяком случае, позволь себе бояться меня не больше, чем в своём детстве. Я не причиню тебе вреда. Чтобы не говорили обо мне другие, ты-то знаешь, что я умею быть благодарным и всегда плачу по своим долгам… А теперь тебе надо отдыхать. Мы поговорим позже, когда тебе станет лучше, договорились? Люциус через силу кивнул. - Вот и умница. Расслабься, выздоравливай. Я сейчас пришлю к тебе Нарциссу. Люциус прикрыл глаза, позволив одержать над собой верх надежде на то, что всё теперь будет в порядке.