Implications

Вновь наступившая слепота – пусть и опять временная - пугала. В 17 лет, в отличие от своих нынешних 24-х, Какёин не так глобально думал о её последствиях: в тот момент его волновало только то, насколько бесполезным он в таком состоянии окажется для остальных. Но уже тогда, почти 7 лет назад, ему пришлось прочувствовать, как обостряются в таком состоянии все другие ощущения, обычно притупляемые зрением. Один только твердый звук удара каблука о пол палаты – и Какёин резко вскинул голову вверх. Шелест длинной ткани при ходьбе, размеренность шагов, почти бесшумный и аккуратный манёвр, которым был отодвинут стул от кровати, и повисшая тишина, у которой для него тоже был голос – всё это заставляло пульс неконтролируемо ускоряться. Он заставил себя выдохнуть. – Не стоило приходить, ДжоДжо. Ничего серьезного. Тишина стала удивленной паузой. – Стэнд? – спросил Куджо, предполагая то, как Нориаки смог его узнать. – Ты меня недооцениваешь, - с улыбкой качнул головой Какёин. – К тому же, он ведь тоже сейчас ничего не видит, как и я. Суть сверхспособностей не понять. Он знал, что в снова повисшем молчании Джотаро скорее всего плавно опустил подбородок. – Врач сказал, это связано с тем ранением. – Да, после него у меня повышенная чувствительность к свету, - Нориаки потер бинт повязки на виске, - а те двое использовали какую-то вспышку, и.. В общем, для меня это будет чуть дольше, чем должно было бы быть. Но опасности никакой, так что ты зря потра-.. – Заткнись, - спокойно оборвал его Куджо, и Какёин послушно затих на несколько минут. – Как Джолин? Полнарефф о ней не замолкает. – Хорошо, думаю. Растёт. – Сколько ей уже? – Год с лишним. – Полнарефф говорил 15 месяцев, - усмехнулся Нориаки и услышал недовольное цокание языком. – Не спрашивай, если знаешь сам. Какёин опять отреагировал смешком и, прекратив вопросы, дал молчанию накрыть всю его одиночную палату. – Откуда ты узнал про госпиталь? – через несколько минут всё-таки спросил он. - Я ведь никому не говорил. Джотаро повременил с ответом. – Я просматриваю отчеты по всем твоим заданиям в Фонде с того времени, как ты с ним сотрудничаешь. – Это… по чьей-то просьбе? Снова пауза. – Нет. Какёин закрыл бы глаза, если бы они и так не были перевязаны и не говорил ни слова еще с полминуты, до того, как откинуть голову к приподнятой спинке кровати. – Идиот. – Хэй. Здесь я. Не Полнарефф. – Я тоже думал, что ты умнее, - выдавил из себя улыбку Нориаки в ответ на чужую остроту. - Честно, Джотаро, я вполне благодарен тебе уже за то, что ты сделал для меня-подростка. Ты и в буквальном смысле спас мне жизнь, и… просто дал тому замкнутому и полному ненависти к себе трусу понять, что он может быть сильнее, и что даже у него могут быть друзья. Сейчас это звучит мелко и глупо, но тогда для меня это много значило. – К чему ты клонишь? Какёин вздохнул. – К тому, что сейчас ты ничего мне не обязан. И быть здесь ты тоже не должен. Выжидать слепое молчание в таком разговоре казалось всё неуютнее. – После.. тех случаев я до сих пор тебе так неприятен? – без присущей ему обычно непоколебимой твердости голос Куджо звучал слишком странно, и Нориаки отлично представлял, чего ему стоило вести эту беседу вообще. – Не в тех случаях дело, - он качнул головой. - То есть, не совсем в них. – А в чем же тогда, если и два года – это недостаточное «какое-то время» для тебя? Какёин, по-прежнему лежа с запрокинутой к потолку головой, неуверенно приоткрыл губы. – Подумай, Джотаро. При условии, что ни о какой неприязни нет и не было даже и речи, вариантов немного. Наоборот, я-.., - он оборвал самого себя и поджал губы. - Наоборот. За прошедшие два года с их последнего разговора он все больше уповал на то, что об этом ему никогда не придется говорить вслух, но знал, что даже если придется – то оно будет звучать почти так же неясно и неуклюже, как и прозвучало. Чего Нориаки не ожидал, так это того, что безнадежность и обреченность в его голосе почти полностью перекроют своей сухостью то теплое чувство, какое подразумевали под собой его слова сами по себе. Надолго затянувшаяся пауза давала понять, что его туманный ответ всё-таки оказался ясен. – До сих пор? – спустя несколько минут негромко спросил Куджо. Какёин едва сдержал смешок. Только они вдвоем могли так говорить на такие темы – не произнося почти ни одного понятного нормальному человеку со стороны слова и боясь называть вещи своими именами по бог знает какой вообще причине. Но так казалось проще. – Не знаю. Но и гарантировать из-за этого тоже ничего не могу. Его слух взволнованно отследил скрежет отодвинутого стула, тихий скрип прогнувшейся под весом всего лишь ладони кровати, шумный выдох и, наконец, звучание низкого голоса у самого его лица. – Мне нужно знать точно. Какёин почувствовал прильнувшие к нему губы и уверенно проскальзывающий в рот чужой язык - и задержал дыхание. Из-за накрывшего его тогда потрясения он не помнил, что чувствовал во время минутного порывистого поцелуя перед церемонией, но готов был поклясться, что в нем не было такого отчаянно-осторожного старания, какое ощущалось теперь, даже через весь тот прежний страстный напор, без которого Джотаро не был бы самим собой. Чужая левая рука, не упиравшаяся в постель возле него, дотронулась грубоватыми подушечками пальцев сначала до его щеки, затем до подбородка, и – уже почти невесомо - опустилась к шее. Обострившаяся чувствительность заставляла Нориаки невольно вздрагивать каждым новым, будто обожженным, сантиметром кожи, которого осторожно касался Куджо. Кончики пальцев опустились вниз по его плечу и руке, пока не нашли кисть и, сжав её, одновременно с очередным жарким выпадом в поцелуе не вдавили в простынь. Плюя на то, что в любой момент в палату мог войти кто-то из персонала больницы ровно так же, как явно плевал на это Джотаро, Какёин с приглушенным стоном выгнулся навстречу, а левой рукой наощупь нашел и вцепился в ткань на крепком плече в нескольких сантиметрах от своего тела. Куджо, даже получив такой вполне очевидный ответ, не остановился и только сильнее сжал вдавленную в кровать ладонь и еще больше подался вперед. Они смогли отстраниться друг от друга только тогда, когда почувствовали, что обоим слишком не хватает воздуха. Снова повисшее молчание заполнилось частыми вдохами и выдохами в попытках вернуться к нормальному ритму. – Извини, - Нориаки первым уныло усмехнулся и чуть приподнял подбородок. – И? Что теперь? Он едва ли мог винить Джотаро за тишину в ответ на свой вопрос. Он еще два года назад, если не раньше, знал, что на такое не ответишь. Но не злиться в глубине души на то, что эту тишину ему всё-таки пришлось услышать, он не мог. Какёин откинулся обратно на постель, мысленно благодаря перевязку за то, что ему не приходилось думать, куда деть взгляд. – Кажется, двух лет для меня действительно оказалось недостаточно. Прости. – Прекрати извиняться, - негромко проговорил Куджо, который, судя по звучанию его голоса и отсутствию веса на кровати, вернулся обратно на стул. – Зато теперь нет никакого недопонимания, - игнорируя чужие слова, Нориаки вяло приподнял уголок рта.– Может быть, так будет проще. – Проще? – хмыкнул Джотаро. – Я два года считал, что ты меня презираешь. А теперь-… – А теперь считай, что ты знаешь, - прервал его Какёин и сжал той самой правой, по-прежнему жаркой от тепла чужой кожи ладонью уже и так смятую простынь, – потому что отчасти я и правда и тебя, и себя презираю. Он стиснул зубы и поджал нижнюю губу, чтобы не дать себе нарушить следующую надолго повисшую тишину. Которая оказалась последней. Куджо медленно поднялся со стула и, отбив каблуками неторопливый ритм шагов, без единого слова вышел из палаты. Убедившись, что в комнате больше ни звука, ни постороннего присутствия, Нориаки вжался затылком в подушку, прерывисто вздохнул и с силой вонзился пальцами левой руки в ткань пижамной рубашки на груди, будто бы неосознанно одними ими пытаясь выдрать себе боль из-под ребер.