***
В университете Куроко пропускает мимо ушей материал двух лекций и пытается не сойти с ума на семинаре по истории. Злость кислотой бурлит где-то глубоко внутри, разъедая стенки до кровоточащих язв, и это выматывает. Так что нет ничего удивительного в том, что Куроко выглядит как каторжник, когда натянуто улыбается посетителям в кафе. — Странный ты какой-то сегодня, — замечает Изуки, когда Тецуя подходит к барной стойке за заказом, на что Куроко только поджимает губы и уносится с подносом к нужному столику. Рабочая смена кажется бесконечной. Вечером Куроко звонит Кагами, но так и не дождавшись ответа, решает прогуляться по тускло освещенным улицам города. Он бездумно бродит, по улицам мечтает раствориться в толпе, но чувствует себя камнем в реке, волны которой равнодушно огибают его, и от этого не становится легче. В таком же скверном настроении он возвращается домой, но едва Куроко успевает появиться в гостиной, как его обнимают тёплые руки Сацуки, и ржавые цепи злости и раздражения падают с плеч Тецуи, позволяя ему, наконец, вдохнуть полной грудью. — Момои-сан, — улыбается Куроко, и он, действительно, так сильно рад её видеть, потому что всё преображается, когда Сацуки рядом, когда она нежно улыбается, когда смотрит на тебя добрыми глазами и заключает в самые приятные объятия. Её присутствие исцеляет, вытравливает из организма любые негативные эмоции. Куроко иногда кажется, что будь Момои героиней какой-нибудь волшебной сказки, то она непременно своим появлением заставляла бы цветы расцветать даже в пустыне. — Здравствуй, Тецу-кун, — улыбается она и легким поцелуем касается щеки Куроко. — Всё хорошо? Выглядишь расстроенным. — Я в порядке, — отвечает Куроко, заражаясь той солнечной улыбкой, что сияет на губах Сацуки. — Почему ты здесь? — Заскочила к вам после работы. У Аомине-куна в следующий понедельник функциональная диагностика, а он не позаботился о нужных документах, так что пришлось мне. — Похоже на него, — сухо замечает Тецу, разливая чай по чашкам. — Совсем как маленький, забывает о важных вещах. — Не бросай его, Момои-сан, он без тебя пропадёт. — Ну, у него же есть ты, — просто улыбается Момои. — Так что мне не о чем волноваться. Куроко прячет волнение за неуклюжей улыбкой и переводит разговор в иное (удобное ему) русло. Они говорят о спортивном центре Айда, в котором и должна пройти функциональная диагностика Аомине и его товарищей по команде. Момои жалуется, что поток спортсменов просто огромный и что она ничего не успевает. — Приходится задерживаться на работе чуть дольше, потому что карт, которые я должна заполнить, слишком много для одного рабочего дня. Куроко сочувственно качает головой. — Тяжелая доля спортивного врача. — Именно, — соглашается Момои, тяжело вздыхая. — Особенно сейчас, когда назревает череда летних соревнований. С ума можно сойти. А ваш университет, — она поднимает указательный палец на Тецу и укоризненно смотрит на него, — умудрился вклинить своих студентов на диагностику для универсиады. С ума сойти можно. — Прости, — виновато пожимает плечами Куроко и складывает губы в извиняющейся улыбке. — Тецу-кун, ты такой милый. Вот за это я тебя и люблю. Телефон Момои звонит где-то в прихожей, так резко, так неожиданно и так громко, что Куроко едва не давится чаем. — Это, наверное, Кисе-кун, совсем забыла, — восклицает Сацуки, пока роется в сумке в поисках мобильного телефона. — Точно он, — говорит она, виновато поджав губы, и отвечает на звонок. Куроко убирает чашки со стола, ополаскивает их под холодной водой и убирает в шкафчик над раковиной, пока Момои тараторит извинения в трубку и одновременно пытается одной рукой натянуть пальто. Тецуя улыбается, глядя на её безуспешные попытки, и помогает подруге одеться. — Спасибо. Представляешь, Кисе-кун ждет меня прямо под дверью моей квартиры, а я сижу и пью с тобой чай, как ни в чем не бывало, — Момои смеется сама над собой, оборачивая шарф вокруг шеи. — Мы договаривались, а я забыла и заставила его ждать. — Уверен, он простит тебя, — Куроко улыбается, глядя на суетящуюся Момои. — Ладно, я ушла, — она чмокает на прощание Тецу и выскальзывает в подъезд. Куроко ее провожает до лифта и вместе с ней ждет его. — И да, Тецу-кун, присмотри за Аомине-куном, пожалуйста, он какой-то дерганный в последнее время. — Я прослежу, — говорит Куроко и пропускает Моми в прибывший лифт. — Надеюсь на тебя, — последний раз успевает улыбнуться Сацуки, прежде чем двери лифта закрываются. Теперь она точно ушла. Тецуя хотел бы провести еще немного времени с Момои. Куроко сетует на Кисе, которому вечно что-то срочно нужно обсудить, который всегда появляется так не вовремя и забирает таких нужных людей.***
Аомине возвращается ближе к полуночи, когда Куроко корпит над очередным эссе, отчаянно пытаясь перестать проверять телефон, надеясь увидеть там хоть что-нибудь от Кагами, но получается это у него паршиво, и он испуганно дергается, когда Дайки проходит мимо гостиной и идет на кухню, откуда возвращается с банкой содовой. Его лицо мокрое, на футболке капли воды, а в его глазах Куроко замечает тусклые искры чувства вины. Но Аомине продолжает молчать, падает в кресло рядом со столом, где сидит Куроко, и медленно глотает содовую, время от времени потирая пальцами переносицу, и вид у него неважный. — С тобой всё нормально? — спрашивает Тецуя, стараясь звучать не особенно заинтересованным. Аомине заметно дергается, коротко кивает и, прочистив горло, добавляет: — Да, я... — он делает глоток содовой и поднимается, чтобы медленными шагами подойти к столу. — Прости, что я грубил, — говорит он и выглядит так, словно это сильно его беспокоит. — Просто нервы, — моментально оправдывается Дайки и потирает шею свободной рукой. — Нервы? — Перед игрой, — объясняет Аомине. Куроко удивленно вскидывает брови. — Нервы. Перед игрой, — повторяет Тецуя, пытаясь уложить непривычную информацию у себя в голове. — У тебя? Аомине пожимает плечами. — Я всё-таки тоже человек. — С комплексом бога. — Заткнись, — смеется себе под нос Аомине и расслабляется. — А как же «Победить меня могу только я»? — дразнит Тецуя, до сих пор не веря ушам. Аомине качает головой, с глухим стуком ставит банку на стол и вплотную подходит к Куроко, плавным движением разворачивает стул, на котором сидит Тецуя, к себе. — Я знаю несколько способов, как заставить твой рот молчать. — Неужели? — вступает в игру Тецуя, заталкивая поглубже в себя осадок, оставшийся после утреннего разговора, потому что знает, что если и дальше будет разыгрывать драму — усугубит ситуацию, а это дополнительная порция нервотрепки. Аомине кивает, касается пальцами подбородка Тецуи и почти невесомо проводит большим пальцем по нижней губе Куроко, легкими движениями стирая с губ Тецу нахальную улыбку. — Ты уже догадался? Телефон Куроко вибрирует в кармане его брюк, оповещая о смс, и Тецуя кидает все свои силы, чтобы не дернуться в сторону сотового, чтобы ни взглядом, ни жестом не выдать себя, хоть и ладони сводит от дикого желания залезть в карман, разблокировать мобильный и прочитать сообщение. Но вместо этого Тецу медленно выдыхает и продолжает игру. — Я не уверен. Аомине хмыкает и словно в замедленной съемке наклоняется к лицу Тецуи, замирает в запредельной близости от губ Куроко, изучает блестящими глазами лицо парня, долго-долго (пару секунд) смотрит в голубые глаза и, словно получив ответ на свой вопрос, мягко соединяет их губы в поцелуе со вкусом содовой и выкуренных сигарет. Поцелуй замораживает вращение целой планеты, но заставляет сердце в груди пылать, как в первый раз. — Давно хотел сказать тебе, — шепчет Куроко в губы Аомине, пытаясь отвлечься мыслями от телефона, что сейчас кажется раскаленным булыжником, под тяжестью которого плавятся ткань брюк, кожа и мышцы на ноге. — М? — Ты охуенно целуешься. Аомине смеётся, щекоча дыханием кожу Куроко. — А еще я охуенно трахаюсь, — пошло шепчет он на ухо Куроко. — Нет, Аомине-кун, — предостерегающим тоном отвечает Тецуя, отталкивая Аомине. — Что? — непонимающе хлопает глазами Дайки. Его руки лежат на бедрах Тецуи и медленно скользят вверх, а на дне темных глаз взрываются искры желания. — Нет, я должен закончить эссе, — Куроко скидывает руки Аомине со своих бедер и разворачивается на стуле к столу. Аомине фыркает. — Ты серьезно? — Да, серьезно. — Тецу, — выдыхает Аомине, но Куроко его перебивает. — Я, правда, занят. Аомине разражается звонким смехом. — Тецу, — он качает головой из-за всего этого каламбура. — Из всех парней только ты можешь не дать мне из-за ебаного реферата, — говорит он легко, без тени упрека в голосе. Куроко пожимает плечами и улыбается одновременно и выглядит, как нашкодивший ребенок, пойманный на месте преступления, так что Аомине выпускает короткий смешок, и целует хлопающего ресницами Куроко в макушку. — Тогда придется лечь спать, ведь без тебя в кровати делать больше нечего, — говорит он и, погасив в спальне свет, забирается в постель. А Тецуя, наконец, тянется за телефоном и читает смс.***
В квартире Момои еще долго горел свет, Кисе ходил взад-вперед по комнате и уже второй раз обрисовывал подруге случившееся, стараясь быть максимально точным и пытаясь донести до Сацуки очевидные, по его мнению, факты. — Так, Кисе-кун, не мельтеши и сядь, — не выдержала Момои и, притянув блондина за край футболки, заставила его опуститься на диван. — Ты уверен в этом? Ты же знаешь, что у них немного специфичные отношения, так что не думаю, что мимолетное увлечение Тецу-куна можно считать чем-то серьезным. — Я своими глазами видел, как он целовал другого парня и смотрел на него как на гребаное чудо света, — кипел Рёта и нетерпеливо бегал глазами по лицу Сацуки, изо всех сил пытаясь понять, почему она отказывается верить его словам. — Момои, я видел, ясно? Черт, да я бы не обратил внимания, если бы они трахнулись прямо там, на углу улицы, потому что это то, к чему мы привыкли, верно? Сацуки даже не успела среагировать на последние слова Рёты, как тот снова взорвался. — Но Куроко-чи не выглядел так, словно ему плевать на того парня. Он смотрел на него так, как когда-то смотрел на Аомине, — он замолкает на пару секунд, приводит дыхание в порядок. — Знаешь, может, я и наивен во всём, что касается любви и так далее, но я могу различить простой перепихон и реальные чувства. — Возможно, ты ошибаешься, — нахмурилась Сацуки. Кисе мотает головой. — Возможно, я прав. Сама подумай, мы столько раз видели, как Аомине-чи спал с левыми парнями, как Куроко-чи иногда уходил в приватные комнаты, но при этом они всегда сохраняли дистанцию между собой и теми случайными парнями, но друг с другом вели себя иначе. Да они целовались так, словно от этого зависели их жизни. Разве не так было? Разве я неправ? — Всё так, но... — начинает Сацуки, но не успевает закончить свою мысль, потому что Рёта перебивает её одним жестом — взмывшим вверх указательным пальцем. — Вот, — говорит он, грозя пальцем в воздухе. — Я прав, всё-таки я прав. — Кисе подрывается с дивана и снова начинает мельтешить по комнате. — Я должен рассказать обо всём Аомине-чи. — Что? — опешила Момои. — Нет, стой, подожди, а вдруг ты всё же ошибаешься, что тогда? Кисе хмурит брови и с возмущенным раздражением смотрит на Сацуки. — Но я не ошибаюсь, — почти с детским капризом протестует Рёта и пытливо смотрит на подругу. — Давай не будем торопиться, ладно? — спокойно произносит Сацуки. — Не будем вмешиваться в их дела. — То есть ты предлагаешь просто сидеть, сложа руки, и смотреть, как Куроко-чи изменяет Аомине-чи? — Это еще не точно. — Я тебя умоляю, — выдыхает Кисе. — Я поговорю с Тецу-куном, хорошо? Кисе отвечает не сразу. Взвешивает все «за» и «против» и буквально борется с собой, чтобы не сорваться сейчас к Аомине и не рассказать ему всё без утайки. — Только не затягивай слишком долго, иначе я сделаю всё сам, — твердо заканчивает Рёта и, накинув куртку на плечи, уходит, оставляя после себя звенящую тишину и ворох разных мыслей и домыслов. Момои этой ночью практически не спит. Она прокручивает в голове изменения, которые замечала между Аомине и Тецу, сопоставляет отдельные отрывки, до сих пор оставленные без внимания, и пытается рассчитать вероятность собственной правоты, однако, с каждым кусочком пазла, что выплывают из воспоминаний, эта вероятность стремится к нулю. И вдруг Сацуки почувствовала, как будто её тоже предали, но кто именно, она не знает. Был ли это Аомине, привычки и поведение которого оставляли желать лучшего, или же это Тецу, у которого был шанс вытащить Дайки из бездны псевдогедонизма и сделать его, наконец, счастливым без всякого алкоголя и случайных связей. Но, похоже, что всё пошло прахом. Уже в который раз. А ведь если подумать, то это началось еще тогда, в школе, когда Дайки из веселого, активного и вечно улыбающегося мальчишки превратился в мрачного подростка с десятком демонов, что прятались за темной радужкой глаз и медленно убивали солнце в душе Аомине, вытравливали из него всё светлое, заполняя каждую клетку сыростью и холодом. Демоны завладели телом Дайки, захватили его сознание и резко изменили его. Но самое скверное в этой истории то, что демоны эти были людьми. Дорогими Аомине людьми. Тренер по баскетболу, который вместо того, чтобы протянуть Дайки руку помощи и направить его по верному пути, отрекся от него, буквально сказав ему в лицо, что он чертов монстр. Отец, который плевался ядом и обещал переломать все кости, если Дайки еще хоть раз попадется ему на глаза. Слабовольная мать, как и обычно вставшая на сторону отца, окончательно сломала в Дайки тот тоненький стержень надежды, когда, опустив глаза, между криками отца произнесла одними губами «У меня больше нет сына». Демоны кидали в Дайки копья, ломая ему крылья, и с наслаждением смотрели, как он, потерявший силу и веру, летит вниз, больно ударяясь о скалы человеческого равнодушия. С тех пор прошло уже почти десять лет, а Дайки всё еще падает.***
Тецуя вертелся на стуле на кухне Кагами, пока тот готовил что-то очень вкусное и почти с детским восторгом наблюдал, как ловко Тайга управляется с готовкой. А еще ему нравился вид Кагами в фартуке. Не сказать, что прям очень горячо Тайга выглядит в фартуке, но достаточно сексуально, чтобы хотеть его и рисовать в своём воображении картинки непристойного содержания. Тецуя, мотает головой, выбрасывая пошлые мысли, и хмыкает себе под нос. Кажется, попахивает фетишизмом. — О чём ты думаешь? — подозрительно хмурится Кагами, словно уже знает ответ. — Да так, ни о чем, — пожимает плечами Тецуя. — А что? — Просто ты ведешь себя тише, чем обычно. Есть что-то, что беспокоит тебя? — Нет, всё в порядке. — Ты всегда можешь рассказать мне, — не верит ему Кагами. Он вообще после того случая, когда Куроко рыдал, сидя на парте в пустой аудитории, слишком беспокоится за него. Кажется, что еще немного, и Тайга будет носиться с ним, как курица-наседка и бережно сдувать с него пылинки. — Ты можешь доверять мне, Куроко. Тецуя кивает, складывает губы в тонкую полоску, но молчит и смотрит как-то странно. — Куроко? — беспокоится Кагами, даже не подозревая, какую игру затеял с виду безобидный Тецуя. — Ты прав, — тихо произносит Тецу. — Есть кое-что, что очень сильно беспокоит меня прямо сейчас. — Я слушаю. Тецуя поднимает взгляд голубых глаз на Кагами и смотрит на него пристально, не моргая, смотрит так, будто от этого зависит его жизнь, и черт, Тайга теряется в этих глубоких глазах, с которых сейчас слетела дымка озорной веселости и беспечности, и теперь они кажутся темнее и насыщеннее, чем обычно, и напоминают небо после грозы. Куроко просто смотрит на него, а Тайге кажется, будто он падает в небо, и он почти не слышит, что Куроко говорит — читает по губам и не верит себе. — Я хочу иметь тебя прямо на этом столе. — Что? — переспрашивает Тайга, собственный голос кажется чужим, раздающимся откуда издалека, а легкое прикосновение пальцев Куроко к его коже ощущается чем-то призрачным, ненастоящим. Тецуя приподнимается на носки, касается поцелуем губ Тайги, сознание которого перегружается из-за всего происходящего, и он всё еще расфокусирован и дезориентирован, когда Куроко переплетает их пальцы, сжимает в кулаке ткань футболки Кагами, притягивая парня к себя, заставляя его слегка наклониться, и обжигает горячим дыханием кожу рядом с ухом. — Я хочу тебя, Кагами-кун, — томным голосом произносит Тецуя и отстраняется, смотрит на Кагами не мигающим взглядом, призывающим к решительным действиям. Тайга теряется в этих глазах, путается в омуте этих озер и тонет под тяжелыми волнами. Он зависает на несколько секунд: не двигается и практически не дышит. Медленно переваривает услышанное, и когда смысл слов доходит до сознания Тайги, в его глазах вспыхивает пламя, разгорается пожар. И теперь Куроко не поспевает за ним, за его сильными руками, ловким движением подхватившими его, словно он ничего не весит. Тецуя только краем глаза успевает заметить, как чашки летят со стола, прежде чем Кагами роняет его на столешницу и нависает над ним в запредельной близости. Губы сталкиваются в требовательном поцелуе, в жадном, в страстном. Дыхание сбивается почти сразу, а ненужная одежда летит на пол. Всё происходит быстро. Движения резкие, нетерпеливые. Кагами входит сразу, на всю длину, Куроко поджимает пальцы на ногах, выгибается в спине, открывает рот в немом крике и с силой (до синяков) сжимает пальцы на плечах Кагами. И вдруг воздуха в комнате становится слишком мало для них двоих. Они рвано дышат, смотрят друг на друга неистово блестящими глазами. Влага из океанов Куроко выходит из берегов и стекает по покрасневшим щекам солеными дорожками, тушит бушующее пламя в глазах Кагами. Тайга аккуратно обхватывает ладонями лицо Тецуи и смахивает большими пальцами слезы с его щек. Нежно, словно извиняясь, целует Куроко сначала в один уголок рта, потом в другой и, крепко обхватив его руками, прижимает к себе и медленно начинает двигаться. Куроко стонет в губы Кагами, делит с ним каждый свой вдох и выдох, отдаёт всего себя, сливается с ним воедино, заполняет свои клетки частицами Кагами, пропускает его в себя, наполняется им, чувствует его кусочки даже в костях и уже не знает, где заканчивается Кагами и начинается он, и если честно, то даже и не хочет знать.***
Басы гремят в воздухе, среди неона и софитов танцуют люди. Пьяная толпа вяло расступается перед Кисе, который беглым взглядом цепляется за незнакомые лица, выискивая среди безликих тел Дайки. Он находит его за пределами танцпола, сидящим с краю барной стойки. С парнем. Но Кисе редко волновало чужое присутствие, он всегда умел ясно дать понять другому человеку, кто тут лишний, и причем без единого слова. Этот случай не стал исключением. — Нужно поговорить, — из-за громкой музыки прокричал Рёта, перебивая Дайки, который что-то нашептывал парню. — Я сейчас немного занят, — отмахнулся Аомине. — Но мне, правда, нужно с тобой поговорить. Сейчас. Дайки закатывает глаза, момент между ним и случайным парнем рушится, и это чувствует не один Дайки. Парнишка кидает укоряющий взгляд на Аомине и, захватив свой стакан с крепким напитком, растворяется в толпе, впрочем, Дайки не сильно расстраивается из-за этого. — Ну? — говорит он, поворачиваясь теперь к Кисе. — Я тебя слушаю. — Где Куроко? — Он дома, усердно изучает латынь, — выразительно выгибает бровь Дайки, словно хочет сказать «Да, он на самом деле изучает латынь». — Но я только что был у вас, и мне никто не открыл дверь. — Тогда, наверное, он ушел куда-нибудь. — Аомине беспечно пожимает плечами. — Он уже большой мальчик и может гулять после десяти вечера. — Может, позвонишь ему и спросишь где он? — предлагает Кисе. Аомине морщится так, словно проглотил лимон. — Что за хуйня, Кисе? — раздраженно бросает он, и его разозленное дыхание касается лица Рёты. — Если он тебе так срочно нужен, позвони ему, блять, сам. — Просто предложил, — идет на попятную Кисе. —Но разве вы не говорите друг другу куда и зачем идете? Аомине фыркает и нервно дергает плечами. — Мы не в тюрьме и, более того, мы даже не в психушке, нам не нужно отмечаться каждый раз, когда мы куда-то выходим. — А что, если он занимается не тем, чем ты думаешь? — осторожно произносит Кисе, так, словно ходит по тонкому льду. — Я знаю чем он занимается, — выдыхает Аомине спокойно с абсолютно нечитаемым лицом, и это не то, к чему Кисе был готов. — То есть... — начинает Рёта, но тут же запинается и пытается устаканить мысли в голове. — Да, Кисе, я знаю. — И тебя это не волнует? — вспыхивает блондин. Аомине пожимает плечами и поджигает сигарету. — Ему девятнадцать, — говорит Дайки, выдохнув первую порцию табачного дыма. — Когда мне было девятнадцать, я тоже трахал всё, что движется. — Ты и сейчас это делаешь, — саркастично замечает Рёта, на что Аомине только самодовольно ухмыляется. — Но что, если... — начинает он и резко замолкает. Дубль два, черт побери. — Что, если... что? — нетерпеливо выдыхает Дайки, морщась из-за слишком сильной затяжки. — Что, если у него есть кто-то, с кем он тебе изменяет, и ты об этом не знаешь? Аомине равнодушно пожимает плечами, словно Кисе говорит о погоде, а не о том, что у Куроко кто-то есть. — Только не говори, что тебе все равно, — не выдерживает Рёта, глядя на ничего не выражающее лицо друга и отчаянно пытаясь словить хоть какую-нибудь эмоцию в глазах Аомине. — Он ничего мне не должен.