***
Кагами пришел в кафе лишь однажды, их разговор был коротким, но довольно напряженным. Кагами неуклюже мялся, отводил взгляд и этим до невозможности бесил Куроко, который и без того был на взводе. Тайга пытался извиниться и объясниться, но Куроко словно его не слышал и говорил совсем о другом. Тецуя спрашивал, как лучше ему забрать свои вещи, чтобы снова ненароком не застать их в постели. В первый раз Тайга пропустил слова Тецуи мимо ушей, но когда Куроко стал более явно плеваться ядом, намеренно пытаясь задеть Кагами, выискивая в его выдержке слабые места, Кагами вспылил. — Ты же столько раз прощал Аомине! — яростно выпалил он, сверля взглядом опешившего Тецу. Куроко не сразу понял что имел в виду Кагами, но когда до него дошел смысл слов Тайги, то Куроко едва не захлебнулся от возмущения. — Я никогда не прощал его, — возразил он, гневно стрельнув глазами в Тайгу. — Мне не нужно было. Аомине-кун с самого начала ничего мне не обещал и всегда был честен со мной. А ты... ты обещал и ты солгал. Запал Кагами мигом улетучился и он ушел, сказав напоследок, чтобы Куроко позвонил перед тем, как соберется прийти за вещами, чтобы он в очередной раз не застал их с Тацуей в постели. На том и разошлись. Кагами больше не приходил. А потом Куроко увидел его в компании Химуро и понял, что тот его приход был больше для успокоения совести, мол я пытался, не получилось и ладно. Сначала Куроко усмехнулся, но почувствовал горечь где-то внутри, больно обжегшись осознанием того, что без него никто особо и не страдает. Есть он — хорошо. Нет — тоже ничего страшного. Ведь если подумать, то и Аомине не пытался хоть сколько-нибудь его удержать. Тогда еще Куроко думал, что всё-таки это справедливо, учитывая, что Куроко ему действительно изменяет. А потом вот Кагами. После неубедительной попытки извиниться или объясниться (или что он там хотел) зажил счастливо с Химуро, а о Куроко и думать забыл. Что ж, весело осознавать, что класть хотели на него большой и толстый его те, кого он любил.***
Аомине швырнул спортивную сумку с формой на пол у стиральной машинки, разделся и залез в душ. После изнуряющих перелетов его спасал только контрастный душ и глоток хорошего виски. Особенно в те времена, когда он утратил вкус к победам и принимал каждый выигранный матч как должное. Но в этот раз он с давно позабытым трепетом принял золотую медаль, когда их команда обыграла соперников всего лишь на три очка и стала обладателем Кубка Европы. Аомине стоял тогда под всеобщее ликование на площадке и не слышал ничего, кроме биения своего сердца. Никогда оно не билось так громко. В конце концов, Аомине выигрывал бесчисленное количество раз, и кубков с медалями у него немало — целый ящик, который он небрежно хранит на дне шкафа. Но эта победа, после почти года отстранения, показалась глотком свежего воздуха, таким желанным и таким драгоценным, как будто до этого момента Аомине и не дышал вовсе, как будто он был в коме и теперь вот, наконец, пришел в себя. Впервые за долгое время Дайки захотелось разделить радость победы с кем-то. Поэтому он без колебаний согласился пойти в какой-нибудь клуб и надраться, как выразился Вакамацу по телефону. Имаёши выбрал тот самый клуб, в котором часто проводил ночи Аомине, потому что только в этом клубе были приватные комнаты. Впрочем, парни из команды не особо разбирались в ночных клубах города, а Аомине не собирался их посвящать в особенности местного развлечения. Команда гуляла громко, распивая крепкие напитки как воду, поднимая нелепые тосты и вульгарно смеясь. Вакамацу успел два раза заключить пари и оба раза проиграл, так что ему пришлось выпить несколько штрафных шотов, из-за чего он опьянел быстрее всех и начал откровенно дурить, и Имаеши вызвался доставить горе-товарища домой, Сакураи тоже быстро откланялся, а за ним и все остальные, и только Аомине решил немного задержаться, чтобы «закадрить» какого-нибудь наивного мальчишку. Взгляд Аомине лениво скользит по толпе и вдруг цепляется за знакомую макушку. Куроко среди дрыгающей пьяной толпы едва ли не отдается какому-то парню прямо на танцполе. И этот парень явно не Кагами. Незнакомец в черной майке лижет Куроко шею, лижет его плечи и расстегивает его рубашку прямо там, среди танцующей толпы, и припадает жадными губами к подозрительно расслабленному Тецу, который выглядит точно так же, как в тот день, когда Аомине дал попробовать ему экстази. И вдруг Дайки осеняет: Тецуя под кайфом и совершенно точно не соображает что творит и именно поэтому позволяет этому парню так бесцеремонно прикасаться к себе. Дайки стремительно летит вниз, грубо отталкивая с пути других посетителей ночного клуба, и надеется успеть вырвать Куроко из лап похотливого незнакомца, что решил воспользоваться состоянием Тецу. Едва он прибегает на танцпол, как замечает, что незнакомец уводит Куроко в сторону приватных комнат, в которых известно что происходит, и Дайки срывается с места, снова с трудом пробираясь через толпу пьяных неповоротливых тел, лишь бы успеть и не позволить этому ублюдку воспользоваться Куроко. Аомине поочередно открывает двери комнат, не обращая внимания на недовольные вопли, и находит Куроко в четвертой комнате, прижатым к стене тем самым парнем, который буквально пожирает тело Тецуи грубыми поцелуями, одновременно лаская член Куроко, запустив ладонь ему в штаны. — Отвали от него, — гремит Аомине, шагая к парочке и сверля незнакомого парня убийственным взглядом. — А ты еще кто? — надменно бросил парень, с вызовом глядя на Аомине, но вместо ответа получил удар в челюсть и, пошатнувшись, упал и засуетился. — Эй, чувак, остынь, — затараторил парень, на всякий случай отползая подальше от Аомине. — Я не знал, что у него есть парень. Он не говорил мне ничего. Если бы знал, я бы ни за что. Прости, чувак, недоразумение вышло, прости. — Проваливай, — процедил сквозь зубы Аомине, и парень, чуть ли не путаясь в собственных ногах, стремительно исчез из комнаты. Дайки проводил его мрачным взглядом и, когда за ним закрылась дверь, медленно повернулся к Куроко. Тецу все еще стоял, привалившись к стене, смотрел на Дайки расфокусированным взглядом и, кажется, совершенно не понимал что происходит. Дайки вздохнул и шагнул в сторону Тецу, медленно, без резких движений, словно боясь спугнуть дикого зверя, поправил рубашку на плечах Тецу и молча принялся застегивать пуговицы. — Какого черта? - жёванно произносит Тецу, не двигаясь и глядя на Аомине в упор. Темная гуща зрачка залила всю голубую радужку, и теперь Дайки не сомневался, что Куроко под кайфом. — Тебе пора домой, — спокойно произносит Дайки. — На сегодня хватит. Куроко издает непонятный звук: вздох, похожий на усмешку. — Да пошел ты, — цедит сквозь зубы Тецу и, резко смахнув руки Аомине, с усилием отлепляет себя от стены. — Пошли вы все. Аомине ловит вялосоображающего Тецу за локоть, когда тот едва не падает, потеряв равновесие. Пиздец, он обдолбался. — Отвали, — Куроко резво вырывается из рук Дайки, весь сжимается, словно касания Аомине причиняют ему боль. Аомине смотрит на Тецу и понимает, что очень сильно хочет набить морду Кагами. Это определенно он виноват в том, что Тецуя сейчас такой, не похожий на самого себя. Упитый в хлам, под кайфом, готовый отдаться случайному парню, хотя никогда такого удовольствия не признавал и отказывался понимать. Да что уж там, он даже с Аомине не мог заставить себя пойти в приватные комнаты и заняться там сексом, а тут... — Тецу, — Аомине цепляется за его руку, хочет привести Куроко в порядок или хотя бы подтянуть его сползающие штаны, посадить в такси и увезти домой, но Тецуя не позволяет, отчаянно вырываясь из крепких рук Дайки. — Отъебись от меня, — ядовито выплевывает Куроко. — Отъебитесь от меня все. Оставьте меня, блять, в покое. Ебите нахуй все подряд, только оставьте меня в покое, — умоляет Куроко, продолжая вырываться, но с каждой новой попыткой его рывки становятся всё слабее и слабее. — Я устал. От вас всех устал, — полушепотом выдыхает обмякший Куроко, и Аомине сам едва не захлебывается в его боли, с трудом игнорирует раздирающую боль в сердце от такого несчастного и уничтоженного голоса Тецу. И возможно не будь Куроко сейчас в таком состоянии, Аомине позволил бы себе поиздеваться, бросил пару ядовитых фразочек, саркастичных замечаний и вдоволь насладился бы тем, что Куроко оказался точно в таком же положении, как и сам Аомине когда-то. Но в данном контексте событий Аомине даже не может позволить себе повысить голос, потому что еще никогда не видел Куроко настолько нетипичным. Нестабильным. А ведь раньше Тецу не позволял себе такого. У него всегда была какая-то внутренняя сила, которая помогала ему справиться со всем жизненным дерьмом. Аомине порой удивлялся его способности сохранять хладнокровие в определенных ситуациях, когда можно было бы выйти из себя и никто бы не осудил, все бы поняли, но Куроко всегда держал себя в руках. Даже в ситуации с отцом, когда тот смешал его с грязью и залепил унизительную пощечину, Куроко не потерял самообладания. «У тебя больше нет сына, у меня больше нет отца», — всё, что он тогда сказал, голос его тогда даже не дрогнул, и он развернулся и ушел. Это было красиво. Аомине тогда удивился и зауважал Тецу. Правда, после того разговора, Куроко целые сутки где-то бродил, отключив телефон. Аомине тогда не на шутку испугался и чуть не поставил на уши Момои и Кисе, которые бы в свою очередь бросили все дела и кинули все силы на поиски пропавшего друга, но, к счастью, Куроко объявился раньше и на вопрос Аомине «Где ты был?» коротко ответил «Приводил мысли в порядок». И всё, больше к теме отцов и детей они не возвращались, хотя Аомине думал, что некоторое время Куроко будет нуждаться в его поддержке, но он ошибся — Тецу вел себя как обычно, ни словом, ни жестом не выдавая внутренних переживаний. А теперь... посмотрите на него теперь. Он буквально еле стоит на ногах, и это не только из-за алкоголя и наркотиков. Да даже напрягаться не нужно, чтобы понять, что боль ломает его изнутри. Дайки мягко обхватил Тецу за талию, чтобы тот не упал, прижал к стене, чтобы его перестало шатать. Тецу замолк и, казалось, уже напрочь забыл о собственной истерике всего несколько секунд назад. Он смотрел на Аомине задумчиво, с пьяным интересом и смотрел так пристально, что Аомине стало не по себе. Горячая волна окатила всё тело и разожгла огонь. Алкоголь забурлил в венах и ударил в голову. Очень вовремя. Дайки горько усмехнулся. Собрал всю свою силу воли в кулак и попытался отстраниться от Тецу, но неожиданно Куроко сам закинул руки на плечи Дайки, обхватил его и стиснул крепче. Дайки оставался неподвижным, боясь сильнее распалить загоревшийся огонь в нем и потерять над собой контроль. Тецу не помогал. Наоборот, уткнулся носом в изгиб шеи и, едва касаясь кожи приоткрытыми губами скользил вверх, приподнялся на носочках, сильнее припадая к Аомине всем телом, буквально повис на нем и, подобно слепому котенку, тыкался губами в челюсть Дайки, пытаясь нащупать его губы. Проклятье. Дайки больше не может. Прямо сейчас он всецело понимает, как хреново было без Тецу, и поэтому сейчас он чувствует крайнюю необходимость немедленно, как можно быстрее, вжаться в Тецу. Сильно. Он нужен ему. Как кислород. Нужен с тех самых пор, как стал больше времени проводить с Кагами, с тех пор, когда собрал вещи и ушел, с тех пор, когда Аомине стал уходить из клуба с миниатюрными голубоглазыми парнями. Контроль летит к чертям. Аомине припечатывает Куроко к стене и припадает губами к открытой шее, чувствуя под губами бешеный пульс, и от этого сносит крышу окончательно, как будто Дайки в миг опьянел и потерял рассудок и всякую способность к здравомыслию. Он не может заставить себя отстраниться от Тецу, разжать руки на его талии и прекратить целовать его шею. Нет, он не может этого сделать, это выше его сил. Куроко тяжело дышит, откровенно стонет, умоляет не останавливаться, просит большего. И Аомине чувствует горький привкус на языке от осознания, что всё это неправда, что Куроко не позволил бы ему ничего, если бы не экстази, смешанные с алкоголем. Яркая вспышка мигает в сознании Дайки, на короткий миг отрезвляет его, и он резко отстраняется от Куроко. Смотрит на него дикими глазами, но Куроко дергает его за ворот рубашки, толкается бедрами навстречу и громит остатки разумного в Аомине. — Да блять, — рыкнул Аомине и снова прижал Куроко к стене и, не дав ему шанса на сопротивление, прижался своими губами к его и только сейчас понял, как сильно ему не хватало Тецу, как много он потерял, пустив всё на самотек и позволив Тецу уйти. Куроко стонал в губы Аомине, а Дайки жадно ловил каждый его стон, вздох, упивался упругими губами Тецу. Такими желанными. Такими необходимыми сейчас, что, казалось, прерви Тецу поцелуй, Дайки тут же задохнется. Но Тецу не отталкивал. Наоборот, он с каким-то диким рвением отвечал на поцелуй, откровенно стонал и охотно подставлял шею губам Аомине. — Сегодня я твой, — жарко шептал Куроко, толкаясь бедрами навстречу Аомине. Всё это так сильно сводило Аомине с ума и вместе с тем сбивало с толку, потому что Куроко обычно так себя не ведет. Минуту назад он чуть не трахнулся со случайным парнем в клубе, хотя раньше отказывался спать здесь даже с Аомине. И эти его слова. Сегодня я твой. Это настораживало и означало, что сейчас Куроко было не важно с кем. . — Нет, Тецу, — Аомине отстранился, убрал руки Тецу со своей шеи и заботливо обхватил его ладони своими. — Я отвезу тебя домой. Тебе на сегодня хватит. И до этого расслабленный и раскрытый Тецуя вдруг натянулся как струна, напрягся, а взгляд его стал собранным, серьезным и холодным. Аомине опешил от такой резкой перемены в Тецу и не успел среагировать, когда Куроко оттолкнул его и фыркнул. — Ну и пошел ты тогда, — без тени сожаления произнес Тецуя, даже как-то пофигистично. — Для этого любой подойдет. — На мясо потянуло? А как же твой единственный и неповторимый? — усмехнулся от раздражения Аомине, не успев вовремя обуздать желание намеренно задеть Тецую. Куроко не счел нужным отвечать на язвительное замечание Дайки и с силой дернул дверь. Заперто. — Открой, — механическим голосом потребовал Куроко, даже не поворачиваясь в сторону Аомине. — Не открою, будешь тут сидеть, пока не придешь в себя. Куроко фыркнул. — А я по-твоему не в себе? — Ты же ни черта не соображаешь. — С чего ты взял? — резко выпрямился Куроко и тут же оперся о стену, пошатнувшись. — Ну, может, например, с того, что ты решил переспать с первым встречным? — Решил и дальше что? Он серьезно, что ли? — Я свободный парень, делаю что хочу и трахаюсь с кем хочу. — С каких пор? — А с тех самых, когда... — запнулся Куроко и замолчал, сникнув. И всё стало предельно ясно. Нет, и до этого было понятно, что Кагами что-то натворил. А теперь стало ясно, что именно он выкинул. Этот еблан изменил Куроко. Вот поэтому Тецуя сейчас такой. Пьяный, под экстази, готовый трахнуть любого, кто согласится. В каком же гребаном отчаянии он должен быть, чтобы довести себя до такого состояния, что все его барьеры разом рухнули и теперь его ничего не сдерживает и не ограничивает. Это же как ему сейчас хреново. — А вообще, это не твое дело, — быстро переобулся Куроко, разрезав тишину стальным голосом. — Открой проклятую дверь. — Нет, я же сказал, — нисколько не уступая в упрямстве, ответил Дайки. — Блять, просто открой, — едва не захныкал Куроко. Аомине даже не шевельнулся. Тецуя громко и с досадой выдохнул. — Тебе-то что?! — в сдавленном отчаянии заскулил Тецу. — Тебя-то это почему волнует?! — Потому что, — прикрикнул Аомине и затем чуть тише добавил: — Волнует. И всё тут. И весь запал Куроко сдулся, он обмяк, съежился в руках Дайки и понуро опустил голову. И даже не стал сопротивляться, когда Аомине обнял его, крепко прижав к себе. Куроко затих, зарывшись носом в рубашку Аомине, позволил Дайки уложить себя на кровать. Куроко заснул почти мгновенно. Пробурчал что-то недовольно в матрац, вялым, скорее отчаянным движением скинул с себя руки Дайки и забылся сном, словно бы в один миг лишившись всех сил. У Аомине защемило сердце при виде такого Куроко. Он привык к нему другому: вечно сдержанному, контролирующему, если не ситуацию, то хотя бы себя. При Аомине Куроко никогда не расклеивался и не распадался на частицы, и это иногда выводило Дайки из себя, потому что он хотел хотя бы однажды увидеть Куроко без его ледяного спокойствия. И что, ну вот треснул лёд, осыпался прямо к ногам Дайки, обнажив само естество Куроко, беззащитное, израненное и истоптанное, хоть засмотрись. Но теперь Аомине не хотел этого видеть.***
Момои открыла дверь и была удивлена, увидев на пороге Аомине с Куроко. Последний, впрочем, похоже был в отключке. Дайки, не дожидаясь приглашения, вошел в квартиру и отнес Куроко в гостиную, аккуратно уложил его на диван, стянул обувь и заботливо накрыл мягким пледом, который так кстати оказался рядом. — Присмотришь за ним? — спросил Аомине, не отрывая обеспокоенных глаз от Тецу. Момои опустилась рядом с Аомине, внимательно вглядываясь в обманчиво спокойное лицо Тецуи. — А сам? — Не думаю, что он захочет проснуться у меня. — Что произошло? — взволнованно вопрошает Сацуки, впервые наблюдая Куроко в подобном состоянии. — Не знаю, — выдыхает Дайки, предпочитая оставить свои выводы при себе. — Если он захочет, то сам тебе всё расскажет. И Дайки уходит. Момои замечает, что он тоже не в порядке. Его едва заметно трясет. Он уходит, оставив Сацуки наедине с кучей вопросов. Спать Сацуки больше не легла. Она не смогла оставить мечущегося во сне Тецую одного. Она прислушивалась к его дыханию и тихим шепотом отгоняла тревожные сны, заботливо поглаживая Тецу по плечу. Момои несколько раз набирала Аомине, чтобы вытребовать у него хотя бы размытую версию произошедшего, но он упорно не отвечал на звонки. Куроко проснулся уже после обеда, когда часы отсчитали глубоко за полдень. Задремавшая на кресле Момои резко дернулась, почувствовав возню на диване и сморгнув остатки сна, кинулась к дезориентрированному Куроко. — Тецу-кун, что случилось? — обеспокоенно спросила Сацуки. Она еще никогда не видела Куроко настолько разбитым и не в себе. На её памяти Куроко всегда вежливо улыбался, смущался её объятий и каждый раз убеждал её, что с ним всё хорошо, и он был настолько убедителен, что Момои и не заметила, как ему на самом деле плохо. — Как я у тебя оказался? — испуганно спросил Тецуя, приподнимаясь на локтях и морщась от головной боли. — Ты ничего не помнишь? Куроко задумался, лишь смутно припоминая события ночи. Всё как в тумане, вся ночь как огромное размытое пятно. Он помнит, как выпивал стакан за стаканом, помнит силуэты вокруг себя, но не помнит лиц, помнит томные голоса и пошлые заигрывания, помнит, как он курил сигареты, и помнит, как в определенный момент на его ладони оказалась маленькая таблетка. Он также помнил, как шершавые ладони скользили у него под рубашкой, когда какой-то парень ласкал его, прижав к стене в одной из грязных комнат, всё. На этом пленка воспоминаний заканчивалась, и он не помнил, переспал он с тем парнем или нет. Не помнил, как он выходил из клуба или садился в такси, он не помнит, почему он пришел к Сацуки. — Как я оказался у тебя? — повторил свой вопрос Куроко, не в силах восстановить хронологию прошлой ночи. — Аомине-кун привез тебя. Куроко резко сел и посмотрел на Момои так, словно видел её впервые. Через Куроко пролетает искра понимания. Шестерёнки в голове начинают крутиться. Аомине привез его. Аомине был там. Значит, он видел его. Может быть, не с самого начала, но раз он его подобрал и привез к Момои, значит, Куроко был в жалком состоянии. Пиздец. Аомине видел его обдолбанного, может быть, блюющего, может быть даже плачущего. И может быть, Аомине видел его, когда он лизался с тем парнем, лицо которого лишь смутно вырисовывается в клочках памяти. Ебануться. Куроко хочется взвыть от безысходности и позора, но он просто прячет лицо в ладонях и тяжело вздыхает, выдыхая вместе с воздухом безнадежность. — Что произошло? — снова попыталась Момои, но Куроко молчал, зарывшись в собственные ладони. — Тецу-кун, ты пугаешь меня, — честно признается Сацуки. — Следует ли мне позвонить Кагами-куну? Сначала Куроко хочет вспылить — причем здесь вообще Кагами?! — но вовремя вспоминает, что Момои не знает, что они расстались. Она не знает, что это именно из-за Кагами Куроко пустился во все тяжкие и теперь оказался в полной заднице. Конечно, откуда ей знать, если Куроко игнорировал её звонки. — Кагами-кун и я больше не вместе, — тихо бормочет Куроко, выглядя при этом таким потерянным, будто сам только что об этом узнал. — Хочешь поговорить об этом? Куроко отрицательно мотнул головой. — Может быть позже. Момои понимающе кивнула. Она была второй мудрой женщиной в жизни Куроко, которая не давила и терпеливо ждала, когда Тецуя будет готов к откровенному разговору, так что в этот раз она приготовила ванну для Куроко, напоила его чаем и постелила ему на диване, отказываясь отпускать его домой. Куроко лежал в темной гостиной, освещенной лишь холодным светом луны сквозь неплотные шторы, и прокручивал в голове сюжеты, которые то ускользали из его памяти, то вспыхивали новыми красками, но ни в одном из них он не видел Аомине. Впрочем, может быть он не видел в своих воспоминаниях Дайки, потому что думать об Аомине не хотелось. Дайки напоминал Куроко о том, каким слепым он был. Ведь в конечном итоге Аомине был единственным, кто всегда говорил ему правду, а Куроко променял его на красивые слова, которые, как оказалось, ничего не стоили. Из-за этого Тецуя чувствовал себя погано. Не покидало ощущение, будто он проиграл в карты самое важное в жизни. Черт возьми, Аомине был там. И лишь барахтаясь между сном и реальностью, Куроко услышал в уплывающем сознании приглушенный голос Аомине, звучащий словно откуда-то издалека или из-под воды, почувствовал призрачное прикосновение горячих ладоней и как будто сквозь плотную пелену почувствовал губы Аомине на своих. Куроко вышвырнуло из сна, словно кто-то опрокинул на него ведро ледяной воды. Осознание яркой вспышкой мелькнуло в голове Куроко, проливая свет на прошлую ночь, превращая размытое пятно в четкую картинку. Дайки прогнал того парня и даже, кажется, врезал ему, так что это был Аомине. С ним там был Аомине. Его обнимали руки Аомине. Его целовали губы Аомине. Это всё был Аомине. Сердце быстро забилось в груди Куроко. Так громко и сильно. Казалось, будто Куроко состоит целиком из одного сердца. Глупого и израненного сердца, хранившее в себе до сих пор трепетную любовь к Аомине Дайки.