***
Дайки не открывает очень долго, по мнению Тецу, целую вечность. Впрочем, для него сейчас даже секунда кажется вечностью. Вдруг за дверью слышатся приближающиеся шаги, Куроко сглатывает волнение и сжимает вспотевшие ладони в кулак. Дверь резко распахивается. Аомине открывает ему в широких спортивных штанах, футболки на нем нет, его кожа блестит от пота, волосы растрепаны, в глазах похоть, смешанная со злостью, которая тут же сменяется надменным нахальством при виде Тецуи. — Чем обязан? — Можно войти? — с трудом выдавливает из себя Куроко. Аомине хмыкает. — Проходи. Едва Куроко переступает порог, как из спальни выходит совсем юный мальчишка в джинсах и криво застегнутой рубашке. Нетрудно догадаться, почему мальчишка перепутал пуговицы на одежде. Его только что хорошенько отымели. Расслабленная улыбка гаснет на лице мальчишки при виде Тецуи, но он всё равно глупо улыбается, когда проходит мимо Аомине, намеренно касаясь того плечом, и произносит нелепое «Позвони мне». — Ему хоть восемнадцать есть? — гремит Тецуя, когда за парнем закрывается дверь. Есть. Аомине лично в этом убедился. — Без понятия, — небрежно отвечает Дайки, — Я не выяснял. Куроко бросает на него строгий взгляд. — Как ты можешь быть таким беспечным? Аомине вскидывает брови. — И это у меня спрашиваешь ты? — ухмыляется Дайки. Куроко замолкает, понимая, к чему клонит Аомине. — Ну, так зачем ты здесь? Куроко теперь сам не уверен, зачем он здесь. Может, той ночью ему всего лишь показалось? В конце концов, он ведь был пьян и под экстази. Вдруг Аомине всего лишь притащил ничего не соображающего Куроко к Момои, чтобы не мучиться угрызениями совести, а всё остальное придумало пьяное подсознание Тецуи? Куроко не знал, что сказать, поэтому молча топтался в гостиной, пока Аомине уходил в спальню за футболкой. — Ты пришел с какой-то конкретной целью или просто надеялся застать меня с кем-то в постели? — спросил Дайки с насмешкой. Куроко весь напрягается и жалеет, что приехал, потому что он понимает, что застал Аомине аккурат после секса, поэтому он больше не хочет говорить о сокровенном. — Момои-сан сказала, что это ты привез меня к ней, — наконец, отвечает Тецуя. Аомине ничего не говорит, лишь скользит странным взглядом по Куроко с головы до ног. — Сам я почти ничего не помню, — лжёт Куроко, вдруг разозлившись то ли на Аомине, то ли на самого себя. — Я бы удивился, если бы ты что-то помнил, — усмехается Аомине. Куроко опускает глаза, в комнате повисает раздражающая тишина. — Хочешь сказать мне «Спасибо» или что? — не выдерживает Аомине. Он тоже на взводе, потому что эти три дня он думал лишь о том, что позволил себе лишнюю вольность в отношении Куроко, и поэтому надеялся, что Тецу не вспомнит ничего, но теперь, когда Тецу говорит, что не помнит, легче почему-то не стало. Наоборот, это задело Аомине. — Если так, то необязательно было ехать, мог бы просто позвонить. — Буду иметь в виду, — съязвил Куроко, разозлившись в ответ на раздражение Дайки. — Извини, что помешал. Надеюсь, я не сорвал твой оргазм. Уголки губ Аомине дернулись. — О, об этом не беспокойся, мы к тому времени уже закончили. — Рад слышать.***
Сидя в метро, Куроко крыл себя всеми известными ему ругательствами. Почему он не понял раньше, что ехать к Аомине — глупая идея? Почему он вообще решил, что Аомине нужно услышать от него какие-то там слова? Какое Дайки дело до его признаний? Куроко зарылся в ладони и едва не завыл на весь вагон от безысходности и собственной тупости. После метро, Куроко еще час наворачивал круги вокруг дома в надежде успокоиться, но зайдя в квартиру, он всё равно громко хлопнул входной дверью и пнул из злости табурет в коридоре, который с грохотом повалился на пол, задев вешалку для одежды, но Куроко это не слишком беспокоило. Он протопал на кухню, налил себе воды из-под крана и залпом осушил стакан, а потом еще один и, со стуком поставив стакан на стол, вздохнул. Наконец-то раздражение иссякло, осталось лишь нудное сожаление, которое противно зудело под кожей, скапливалось каким-то тошнотворным комом в грудной клетке, прямо под сердцем. Куроко прошел в комнату и рухнул на футон, закрыв глаза и мечтая стереть этот день из своей памяти.***
Когда Куроко проснулся, за окнами уже стемнело, на улице горели фонари, а в кармане его брюк разрывался от звонка телефон. Сонный Куроко пошарил в карманах и достал мобильный, сильно щурясь из-за яркого дисплея. Звонила мама, которая, наверняка, волновалась из-за того, что Тецуя не позвонил ей вечером, как обычно. — Привет, — хриплым ото сна голосом ответил Куроко. — Милый, у тебя всё хорошо? — обеспокоенно спросила мама. — Ты не позвонил мне, и я заволновалась. — Прости, у меня всё хорошо, — безбожно врал Куроко. Вряд ли он смог бы сейчас вспомнить, когда у него всё, на самом деле, было хорошо. — Чем занимался сегодня? Куроко прокрутил в голове весь сегодняшний день и предпочел бы, чтобы этого дня вообще не было. Лучше бы он проспал целые сутки и не творил всех этих глупостей. — Да ничем особенно. — Может быть пообедаем завтра? — предложила мама, всё еще обеспокоенная за сына. — Хочу увидеть тебя. — Хорошо, — согласился Куроко. Он никогда не мог отказать матери, даже если был очень занят. — Там же, где обычно? — Там же. В два? — Договорились. — Доброй ночи, Тецуя. — Доброй ночи.***
Утро Куроко началось весьма спокойно с чашки зеленого чая и бутербродов, в метро никто не толкался, и пары в университете прошли незаметно. День выдался удивительно размеренным, но во время обеда мама огорошила Куроко всего одним вопросом, и земля ушла из-под ног, а сердце пропустило удар. — Как давно вы расстались с Кагами? Порой Куроко ценил проницательность матери, благодаря которой она избавила его от тяжелых признаний, но иногда он бы хотел, чтобы мама не видела его насквозь. — Как ты узнала? — всё же сорвалось с его губ, на что женщина лишь выразительно посмотрела на сына. — Поняла, — просто ответила она. — Я же твоя мать, в конце концов. Куроко согласно кивнул и прильнул к своей чашке. Мама терпеливо наблюдала за ним и ждала, когда он созреет для ответа. — Что случилось между вами? — начала она, так и не дождавшись ответа Куроко. — Мне, казалось, что у вас всё хорошо. — Не сложилось, вот и всё, — пожал плечами Куроко. Если честно, то он уже устал переживать из-за всего и совсем не хотел бы ещё и обсуждать это с кем-то. — Хорошо, не хочешь говорить, я настаивать не стану, — сдалась мама, чему Куроко был бесконечно благодарен. — Но в будущем, я прошу тебя, не скрывать от меня подобные вещи, договорились? Куроко молча кивнул, на этом тема была закрыта, и мама принялась рассказывать о своих делах, о чем Куроко охотно слушал. День снова стал размеренным и спокойным.***
Вернувшись вечером домой, Куроко по-прежнему чувствовал спокойствие и размеренность дня, и только после душа, глядя на себя в зеркало, Куроко ощутил какой-то непонятный холод изнутри, тревогу и одиночество. Казалось, только сейчас, спустя столько времени, он в полной мере осознал, что теперь он один. Хочется почувствовать себя нужным. Куроко накидывает джинсовку и едет в ночной клуб. Не в любой, а в тот самый. Клуб, как и обычно, полон людей. Танцевальный ремикс бьет из колонок, светомузыка, много веселых (пьяных) людей. Куроко идет к барной стойке, заказывает себе виски и быстро опрокидывает в себя несколько стаканов, чтобы тоже хоть немного стать веселым. Хотя бы до утра. Из колонок играет какое-то современное дерьмо без особого смысла, и только бит в этой песне качает и тянет на танцпол. Куроко протискивается между телами и отдается клубной музыке, танцует, закрыв глаза, игнорируя мир вокруг себя. Он открывает глаза только, когда чувствует, как чужая ладонь легла на его талию. Парнишка очень даже неплох собой. Высокий, слегка загоревший, с короткой стрижкой и крепкими мускулами. Он нахально улыбается и прижимается к Куроко, так что следующую песню они буквально трутся друг о друга. Большие ладони незнакомца блуждают по телу Тецуи, гладят его руки, шею, оборачиваются вокруг талии и прижимают Куроко к чужому телу. Тецуя позволяет ему всё: проникнуть руками под ткань футболки, коснуться губами своей шеи, ключиц, оставить укус на плече рядом с шеей и утянуть себя в грубый поцелуй. Влажный и пошлый. Куроко позволяет этому парню увести себя с танцпола, запереть в приватной комнате, позволяет чужим сильным ладоням крепко зажать руки над головой, пока этот парень дрочит ему свободной рукой и ловит каждый стон Куроко губами. Тецуя кончает с открытым в немом стоне ртом, пока парень крепко сжимает его запястья и засовывает свои испачканные в сперме пальцы в рот Тецуи. Куроко старательно облизывает чужие пальцы, обхватывает их губами и начинает сосать. Незнакомый парень приходит в неописуемый восторг, глядя на то, как с виду невинный парень, так пошло сосет его пальцы и при этом смотрит ему прямо в глаза, дерзко и с призывом на большее. Парень с предвкушением скалится, резким движением разворачивает Куроко к стене, заводит руки Тецуи за спину, крепко сжимая в своих ладонях, и стягивает с него штаны. Куроко шипит и недовольно дергается, когда чувствует, как в него проникают сразу два пальца, смоченные лишь слюной, но парень предупреждающе толкает его в стену и крепче сжимает его запястья, на которых, Куроко уверен, завтра будут синяки. К двум пальцам добавляется третий, и Куроко снова невольно шипит от дискомфорта, но парню, кажется, нет дела, потому что он продолжает грубо толкать в него свои пальцы, нетерпеливо растягивая узкие стенки. Едва он попал в нужную точку, Куроко словно ударило током, и он забыл о боли и дискомфорте. Парень лишь хмыкнул и вынул пальцы, отчего Куроко готов был возмутиться, но не успел — парень резко вошел в него, на всю длину, полностью заполнив Куроко собой. Не дав Тецу времени привыкнуть, парень начал двигаться, резко дергая за руки Куроко на себя, заставляя того толкаться навстречу и насаживаться глубже на член. Стонов слышно не было, они лишь тяжело дышали, изредка Куроко вскрикивал, когда парень проникал слишком глубоко, издавая при этом хриплый стон. Парень, продолжая держать одной рукой запястья Куроко, второй схватил его за волосы и потянул на себя, заставив Тецу выгнуться, и, наращивая темп, толкался всё резче и резче, вырывая из уст Куроко стоны и откровенные крики. После нескольких глубоких толчков парень застонал, вышел из Куроко и, подрочив самому себе, кончил, испачкав спермой спину Тецуи. Куроко продолжал стоять неподвижно, казалось, если он попробует сделать шаг, то ноги его подкосятся и он плюхнется прямо на пол. Парень повозился за спиной Куроко, было слышно, как он застегнул ширинку и ремень, и вышел из комнаты, оставив Куроко, испачканного в сперме и со спущенными штанами, в одиночестве у холодной стены приватной комнаты. Куроко с трудом отлепляет себя от стены, ковыляет до кровати и, не заботясь ни о чём, стирает чужую сперму простынёй, натягивает джинсы и возвращается к барной стойке с обостренным чувствовм ненужности после того, как только что был откровенно использован в качестве безвольного тела для грубого траха. Охуенно. Укус на шее отдает тупой болью, запястья ноют под проступающими следами от пальцев. Задница болит не меньше, а спина всё еще липкая из-за спермы. Куроко чувствует себя дешевой шлюхой и едва сдерживается, чтобы позорно не разреветься прямо над барной стойкой, и старательно заливает обиду горьким пойлом. Когда в очередной раз Куроко предлагают познакомиться или скрасить вечерок, он не без труда заказывает такси и выходит на улицу. На улице холодно, горький табачный дым от курящей неподалеку компании ударяет в лицо, и Куроко чувствует, как к горлу подступает тошнота. Его рвёт прямо перед толпой людей, смеющихся над ним, пока он блюет на тротуар, оперевшись одной рукой о фонарный столб. Он плачет между приступами тошноты, когда в кармане пиликает приложение, уведомляя о прибывшем такси. Куроко вытирает лицо тканью футболки, находит такси и падает на заднее сиденье, мечтая поскорее оказаться дома. Эту ночь Куроко проводит в обнимку с унитазом, сидя на холодном кафеле почти до самого рассвета, и беззвучно плачет между приступами тошноты, выплескивая из себя всё, что копилось долгие месяцы. Когда блевать становится нечем, а желудок начинает болеть из-за спазмов, Куроко с усилием заставляет себя подняться к раковине и умыть лицо прохладной водой. Плеснув несколько раз холодной водой в лицо, Куроко смотрит на себя в зеркало. Волосы растрепаны, на шее, почти у самой ключицы, багровеет след от чужих зубов, на запястьях синяки от грубых рук, футболка перепачкана в рвоте. Жалкое зрелище. Желудок вновь скрутило в приступе тошноты, и Куроко, закрыв кран, поволок ноги в комнату, чтобы рухнуть на футон, мечтая лишь о том, как хорошо было бы уснуть и никогда больше не проснуться. Однако желанию Тецуи не суждено исполниться, потому что ближе к полудню его будит трель телефона. Звонят с работы. Куроко краем сознания вспоминает, что у него сегодня смена, но легко отметает мысли о работе и даже не волнуется о том, что его могут уволить. Звонок повторяется три раза подряд, пока, наконец, не замолкает, и Куроко снова закрывает глаза и проваливается в пустой сон. Тецуя просыпается вечером, но нисколько не чувствует себя отдохнувшим. Голова чугунная, тело ватное, и его всё ещё тошнит. Не только от алкоголя, но и от того, во что превратилась его жизнь и во что превратился он сам. В жалкого алкоголика, позволяющего трахать себя первому встречному. Куроко лежит на футоне без малейшего желания двигаться и вообще что-то делать, потому что ему кажется, что теперь что бы он ни сделал, всё бесполезно и неминуемо приведет к очередному разочарованию. Поэтому Тецу снова прикрыл глаза, не желая больше ни о чем думать, а когда открыл их, в комнату уже сочился солнечный свет. На часах шёл девятый час. Незаметно для себя Куроко проспал всю ночь. Теперь, когда ум его прояснился, тело более не мучилось от избытка алкоголя, Куроко не мог себе позволить и дальше игнорировать внешний мир. Хоть паршивое чувство в груди никуда не делось, Куроко, тем не менее, чувствовал себя живым. А после душа, чашки кофе и адекватного завтрака впервые за несколько недель, Тецу, наконец, почувствовал себя человеком. Он нашел свой мобильный, который отбросил в сторону еще ночью из-за навязчивых звонков, тот был полностью разряжен, так что пришлось поискать кабель, чтобы поставить устройство на зарядку. Бедный телефон едва не разорвался из-за уведомлений: о попытках дозвониться, о куче непрочитанных смс, о сообщениях на голосовой почте. Не успел утихнуть звук непрекращающихся уведомлений, как поступил входящий звонок от Момои. — Момои-сан? — с опаской ответил на звонок Тецуя. На том конце было подозрительно тихо. Видимо, девушка тоже опешила, получив ответ на свой звонок. — Тецу-кун! — сурово воскликнула она, взяв себя в руки. — Сейчас же назови мне свой новый адрес, я запишу его, и если ты хоть раз посмеешь не ответить на мой звонок, я приеду к тебе и выскажу всё в лицо! И никто меня не остановит! — Прости меня, — тихо ответил Тецуя. Похоже, извиняться перед ней стало обычным делом. — Ты хоть представляешь, как я волновалась? — выдохнула она. — Ты уехал, ничего мне не объяснив, и так и не позвонил, хоть и обещал. Ты забываешь мой номер телефона, как только переступаешь порог моего дома, или что? — Прости, — произнес Тецуя, чувствуя себя совершеннейшим ослом. — Прекрати извиняться, — фыркнула Момои. — Лучше расскажи мне, что с тобой происходит. Хотя нет, не говори ничего сейчас. Ты мне всё расскажешь, когда я приеду к тебе. Адрес? — Момои-сан, — хотел было возразить Тецуя, потому что ему совсем не хотелось снова доставлять ей неудобства, отнимать время и, уж тем более, ему не хотелось приводить ее в эту жалкую квартиру в захолустном районе города. — Адрес, Тецу-кун, немедленно, — отчеканила Сацуки, и Куроко не осталось выбора, кроме как подчиниться. Момои приехала через сорок минут. За это время Куроко лишь едва успел привести себя в более-менее приглядывай вид, а о квартире и говорить было нечего. Лучше бы Момои назначила встречу в каком-нибудь кафе. — Ты теперь живешь здесь? — выдохнула Момои, окинув взглядом маленькую квартиру со старой мебелью и покрашенными стенами, которые раздражали своей белизной, на старом окне болтались выцветшие на солнце занавески, а у одной из стен небрежно лежала дорожная сумка, из которой торчали вещи Куроко. — Живу, — кивнул Куроко. — Только над уютом нужно поработать. Момои скептично скользнула взглядом по комнате. — Вряд ли в этой квартире можно создать уют, — буркнула она тихо и пристально посмотрела на Тецу. Куроко от ее взгляда поёжился, ему стало неуютно. Казалось, будто он стоит перед ней совсем голый. Инстинктивно он попытался прикрыться от взгляда подруги и, скрестив руки на груди, обнял себя за плечи, отчего рукава рубашки поползли наверх, обнажив синяки на запястьях Куроко. Тецуя поспешно опустил рукава и настороженно посмотрел на Момои. Сацуки подыграла ему — сделала вид, что ничего не заметила, хоть и очень сложно было отвести взгляд от измученных рук и засоса на шее. — Знаешь, Тецу-кун, — резко начала Момои, — Я всегда знала, что ты сильный и со многим справишься. Ты всегда держал ситуацию под контролем, но сейчас я действительно переживаю за тебя. Куроко слушал её молча. А что он мог сказать? Что всё под контролем? Ничего не под контролем, всё уже давно полетело в тартарары. — На мои звонки ты не отвечал. Я заходила в кафе, несколько дней подряд и в разное время, но ни разу не застала там тебя. Ты больше там не работаешь? — Работаю, — уверено было начал Куроко, но с каждым слогом уверенность в его голосе таяла и, в конце концов, он закончил так, что было непонятно, вопрос это или утверждение. Момои нахмурилась. — Когда ты в последний раз появлялся на работе? Куроко смолчал. Момои поняла, что давно. — А в университете? Куроко опустил взгляд. — Боже мой, Тецу-кун! — воскликнула она, не веря собственным выводам. — Как это возможно? Тебя хоть не уволили? Не отчислят? Честно, Тецуе было плевать на это. Ему хотелось найти ответы на совсем другие вопросы. Потерю работы или отчисление из университета он сможет пережить, если будет знать, как вообще ему жить дальше. Вот его главный вопрос. — Ладно, — вздохнула Момои, успокоившись. — Важно не это. Важно другое. Что произошло? Она задала этот вопрос мягко, без нажима, но в то же время требовательно, как бы давая понять, что сегодня без ответов она уходить не намерена. Куроко сел, выпрямился и поднял, наконец, на подругу глаза. Он тоже мучился от того, что держит Момои на расстоянии, но на подсознательном уровне считал, что не имеет никакого права доставлять ей лишние заботы, не хотел становиться ещё одним поводом для беспокойства. Он, правда, хотел ей все рассказать, но не знал, как начать. — Итак, вы с Кагами-куном расстались, — словно прочитав мысли Тецуи, заговорила вместо него Момои. — Почему? — Он мне изменял, — произнёс Куроко. Удивительно, как легко было произнести это, но как тяжело пережить. Всё, что ломало его так долго, уместилось в трёх словах. — Ты уверен? — не поверила своим ушам Сацуки, потому что у неё в голове живет образ бесконечно влюблённого в Куроко Кагами. Она же сама видела, какими глазами Тайга смотрел на Тецу. Видела, как Тецу менялся рядом с ним. И среди всего этого не было места измене. — Я застал его в постели с другим, — механически, безэмоционально, словно заученный текст произнёс Куроко, и Момои почувствовала, как в ее душе что-то оборвалось и вспыхнуло пламя обиды и злости на Кагами. Он ведь обещал. Вдруг она по-другому посмотрела на Тецу. Если ей больно, то каково должно быть Куроко, который слушал все эти слова, принимал те клятвы, слепо верил им и добровольно вручил своё сердце в руки Кагами, который так неосторожно его разбил. — Почему ты не позвонил мне? — без упрёка спросила она. Почему он предпочёл остаться в одиночестве вместо того, чтобы прийти к другу и высказать свою боль, разделить ее с кем-то? — Я чем-то не заслужила твоё доверие? Куроко резко посмотрел на неё. — Что? Нет, конечно нет! — заверил он поспешно, словно испугавшись, что может ранить чувства Момои. — Я просто не хотел, чтобы ты волновалась. Она бы могла сейчас ответить, что это глупо и что она, его друг, всегда придет и поддержит, если ему будет нужно, но она решила, что скажет это потом, когда Куроко воспримет эти слова не как формальность, а действительно поверит ей и поймёт, что он всегда сможет на неё положиться. — Ладно, когда теперь я более или менее представляю ситуацию, пойдём на улицу. — Момои резко подскочила, схватила Куроко за руку и повела к выходу из квартиры. — Прогуляемся, приведём твои мысли в порядок, потому что ты, наверняка, не знаешь, как теперь тебе жить дальше, я права? Куроко поднял на неё ошеломлённый взгляд, и Момои улыбнулась, поняв, что права. Сацуки вытащила Тецую в какой-то парк, о существовании которого он даже не подозревал, прожив в этом районе уже так долго. А Момои повела его туда гулять, даже не пробыв здесь и пары часов. Удивительная девушка. Они бродили по аллеям, проходили мимо фонтанов и прудов. Погода стояла солнечная, но легкий ветерок не давал приятному теплу превратиться в жару. Пели птицы, кое-где слышался детский смех, кто-то играл на гитаре незамысловатую мелодию и приятным голосом напевал душевные слова. Момои купила им по порции шоколадного мороженного с маршмеллоу, и Куроко чувствовал себя так, словно Момои привела его к жизни. Как будто он всё это время стоял у могильной плиты на кладбище, а она, принеся с собой свет и тепло, увела его туда, где жизнь бьет ключом. И вдруг он почувствовал, как время вновь пошло вперёд, как мир закружился вокруг него, заиграл яркими красками и запел голосами птиц. Стал тёплым и приветливым, стал другом, который как бы говорит: «Эй, приятель, ты не один». Куроко теперь не ощущает этого острого чувства покинутости и ненужности. Пустота внутри него постепенно заполняется приятным теплом, темноту в душе заливает мягкий солнечный свет, а кошки, скребущие на душе, прячут свои острые когти, больше не скребут по стенкам, а уютно мурлычут в груди. Куроко так долго пытался себя исцелить, заполнить эту зияющую дыру в груди какими-то случайными людьми и одноразовыми связями, залить алкоголем и заглушить чувства, лишь бы они молчали. Но теперь он понял, что ему не нужно было пытаться выжечь всё из души и сердца, нужно было заполнить всё заново. Самому стать светом для себя. И не искать того, кто сделал бы счастливым. А самому стать тем, кто делает тебя счастливым. — Момои-сан, спасибо тебе за всё, — искренне произнёс Куроко, провожая ее до метро. — Правда, спасибо. И прости, что я себя так вёл. Момои улыбнулась и крепко обняла Тецую. — Глупый Тецу-кун, — шепнула она, прижимая его к себе, и Куроко только сейчас понял, как сильно нуждался в таком простом жесте, как тёплое дружеское объятие. — Всегда помни, что у тебя есть я и ты от меня никуда не денешься. Запомни, что ты можешь позвонить мне в любое время дня и ночи. Если тебе нужно будет поговорить или даже помолчать, набери мне. Я отвечу, я приеду, пошлю к черту весь мир, если тебе будет угодно, или помогу завоевать его заново. В общем, я всегда буду на твоей стороне. Мы всегда будем друзьями. Только чур больше не отдаляться и не закрываться, — она отстранилась и подмигнула, щелкнув Тецу пальцем по носу. Куроко в ответ лишь слегка улыбнулся, но тем не менее эта улыбка была искренней, а не просто проявлением вежливости. — Люблю, когда ты улыбаешься, — произнесла Момои, честно и открыто, даже несколько смутив Тецу подобным заявлением, но не успел он хоть что-то ответить, как Момои поднялась на носочки и, чмокнув его в щеку, запрыгнула в прибывший вагон. А Куроко, после ее отъезда, улыбался весь вечер, потому что чувствовал, как бушующие внутри волны и шторм утихают, сходят на нет и сменяются долгожданным штилем, которой приносит с собой покой в сердце Тецу и внутреннее умиротворение. Куроко впервые за долгое время ложится спать с мыслью, что завтра его ждёт новый день, и он не будет серым и холодным. Нет. Порочный круг разорван, и теперь Куроко поднимется со дна.