Притянувшиеся противоположности

      Глава 10.       Усаги.       Мне страшно. Как же мне страшно! В кафе, выбранном Мамору для «мирного» разговора с моим отцом, небольшие столики, у каждого стоят два диванчика — слишком большие для одного, но тесноватые для двоих. Если бы мы пришли сюда только вдвоем, я была бы счастлива. Но сейчас ни о какой интимной обстановке и речи быть не может.       Не терпящим возражений жестом, Мамору оттеснил моего отца ко второму диванчику, а сам сел рядом со мной. Отцу это откровенно не понравилось, но пока что он сдерживался — к нам уже спешила официантка, а лицо нужно держать. Скандал при посторонних — это так неприлично.       Мамору попросил принести для меня горячий чай, а я вдруг представила, как мой отец выплескивает кипяток из чайничка на него.        - Холодный, - сама не узнала свой голос, окрашенный истеричными нотками, - Холодный чай.        - Усако, ты дрожишь, - с легким упреком в голосе обратился ко мне парень, потом снова посмотрел на официантку, - Горячий чай, ягодное пирожное, черный кофе и… - он выжидающе посмотрел на моего отца, будто вот такие посиделки втроем давно уже вошли у нас в привычку. Правда, выражение его глаз говорило об обратном. Теперь я примерно знаю, как он смотрел на Кабаяши в своей квартире. Вот только у моего отца претензии на право что-то там решать были куда сильнее, чем мимолетный интерес со стороны приятеля Мамору, так что на него суровый взгляд производил мало интереса.        - Может, ты не в курсе, но мою дочь зовут Усаги. И я был бы очень признателен, если бы впредь ты избежал коверканья ее имени, - в голосе отца было столько льда, что я невольно поежилась. Мамору же лишь пожал плечами.        - Вы будете удивлены, но я прекрасно знаю имя своей девушки, - в его голосе было столько желчи, сколько я не слышала даже в наши «лучшие» времена. Даже первую «Оданго-отаму», сопровожденную интонацией, которую я до сегодняшнего дня считала образцом портовой брани, теперь можно считать ласковым обращением, - Так что Вы хотите обо мне узнать? Помимо того, что мои чувства к вашей дочери искренние и со временем я хочу, чтобы Усаги стала моей женой?       В ответ на последние слова, папа поморщился, как от сильной зубной боли, какая бывает, когда на больной зуб попадает что-то холодное или кислое.        - Расскажи, из какой ты семьи, раз уж собрался принимать в нее мою дочь, - голос отца прозвучал так издевательски, что на какую-то секунду мне почудилось — он знает о родителях Мамору и просто решил поиздеваться, надавив на самое больное место.        - Я не помню родителей, они погибли, когда я был ребенком, - в лице Мамору не дрогнул не один мускул, когда он отвечал на вопрос моего отца. Хотя я знаю — он ненавидит говорить об этом.       Будто забыв о том, что напротив меня сидит отец, которого лучше не раздражать лишними проявлениями наших чувств, я взяла Мамору за руку, осторожно сжала его пальцы. И тут же поморщилась от обжегшего кожу руки удара, на что Мамо-Тян мгновенно среагировал. Схватил не успевшего отпрянуть отца за руку и с силой сжал его запястье. Так, что он тихо охнул, все еще не желая привлекать к нам лишнего внимания.        - Нравится? - процедил Мамору сквозь зубы, чуть разворачивая запястье отца, выворачивая ему руку так, что на лбу выступили мелкие капли пота, - Не трогайте Усаги, - отпустив руку отца, снова сел рядом со мной, за считанные секунды превращаясь из разъяренного зверя, защищающего свое, в обычного интеллигентного и вежливого Мамору.        - И вот с ним ты хочешь быть? - потирая пострадавшее запястье, отец боязливо покосился на Мамору и перевел злой взгляд на меня.       А мне вдруг стало спокойно. Потому что Мамору-интеллигент или Мамору-зверь — неважно. Оба, живущие в одном человеке, мои. И пока он рядом, мне нечего и некого бояться. Поэтому, я открыто встретила взгляд отца, уверенно кивнула. Говорить с ним совсем не хотелось.        - Родителей нет… - вдумчиво, садистски-растянуто произнес отец, сверля Мамору взглядом, - Родственники воспитывали? - ну зачем, зачем он пытается помучить Мамору?! Если бы у него была родня, воспитавшая его, он сказал бы об этом, отвечая на вопрос о семье!        - Рос в детском доме, - коротко, сухо ответил Мамору.        - И что же парень из сиротского приюта может дать моей дочери? - отец презрительно хмыкнул. Он считает, что если родители изначально не дали старт своему ребенку, не помогли ему получить достойное образование, человек не сможет ничего добиться сам, - Чем ты занимаешься? - продолжал издевательски расспрашивать папа, - Парковщик? Официант?       К нашему столику подошла официантка, оставила заказ. Мамору неспешно взял свою чашку с кофе, поднес к губам и сделал глоток обжигающего напитка.        - Мне приходилось работать официантом, мистер Цукино. И я не вижу в этом ничего зазорного. Такая же работа, как любая другая, - Мамору сделал еще глоток кофе, вернул чашку ровно на центр блюдечка, - У меня хорошее образование. В пятнадцать победил на межшкольной викторине по точным наукам и получил приглашение учиться в школе «Мюген», - глаза отца чуть сузились от зависти и злости. Это очень старая школа, славящаяся исключительными интеллектуальными способностями своих учеников. Обучаться там — само по себе получить выигрышный билет в жизни. Папа, еще будучи школьником, несколько лет пытался попасть туда. Бабушка и дедушка нанимали для него репетиторов, но все оказалось без толку — его так и не приняли. А в прошлом году отказали нашему умнику Шинго. Теперь же, перед папой оказался человек, который сам смог получить то, в чем моему отцу и его сыну было отказано не смотря на помощь родителей и лучших педагогов, - Закончив школу поступил в университет, изучал генную инженерию. Закончил бакалавриат экстерном в прошлом году. После год стажировался в одной из клиник Нью-Йорка. Сейчас поступил в магистратуру, вместе с научным руководителем занимаюсь разработкой формулы препарата, курс приема которого до зачатия ребенка сможет существенно снизить вероятность развития генетических отклонений на стадии формирования плода.       Любой другой, наверное, уже тащил бы дочку к алтарю, не переставая благодарить предполагаемого зятя, что облагодетельствовал неразумную. Но достижения Мамору произвели на отца мало впечатления. Или он только так показывал? В любом случае, его лицо «украсилось» хорошо знакомой мне презрительной усмешкой.        - Ученый, значит? - отец хмыкнул, глядя как Мамору придвигает ближе ко мне тарелку с пирожным. Хочет, чтобы я расслабилась. Расслабишься тут! Хотя очень приятно, что он заботится обо мне, - А жить на что собираешься? - он явно намекал на то, что все разработки Мамору в итоге окажутся сокрушительным провалом. Отец всегда говорил, что значима та работа, результат которой виден здесь и сейчас, а не через много лет. Неправильный взгляд, но отец всегда придерживался только его.        - Я работаю, - Мамору небрежно пожал плечами, - сотрудничаю с одной организацией. Они предоставляют заказчиков, которым нужны сайты с качественным дизайном, простые встраиваемые программы вроде плееров, мини-игр или чатов. К тому же, некоторые мои статьи по теме научной работы публикуются. Это тоже приносит небольшой доход.        - И сколько же тебе лет? - отец все пытался найти в Мамору пресловутый подводный камень.        - Двадцать два. Летом будет двадцать три, - Мамо-Тян допил свой кофе, сложил руки перед собой, - Мой возраст — проблема? У нас с Усаги не такая уж большая разница.        - У вас огромная разница! - взвился мой отец, - Моя дочь — хорошая, тихая, домашняя девушка. А ты — выскочка без рода и племени. Думаешь, я не знаю, что нужно таким парням как ты от девчонок вроде нее?!        - Папа, прекрати! - мне просто невыносимо было слушать все это.        - Если я прекращу, этот проходимец поиграет с тобой и бросит. Лучше тебе уже сейчас понять, что он из себя представляет! Поплачешь, успокоишься и обратишь внимание на нормального парня.        - И этого нормального парня, Вы ей уже присмотрели? - голос Мамору снова наполнился ядом. Он весь собрался, словно хищник, готовый к прыжку.        - Представь себе! В классе Усаги учится прекрасный парень с завидными перспективами. Я уверен, что Юмино подходит моей дочери куда больше, чем какой-то… - отец в очередной раз смерил Мамору презрительным взглядом и выплюнул мерзкое слово, - ...беспризорник.        - Папа! - я вскочила на ноги. Даже когда отец знакомил нас со своей «Мими» я не испытывала такого желания ударить его. Как он может так говорить о Мамору?!        - Успокойся, моя хорошая, - Мамору чуть погладил меня по руке и особо выделил интонацией слово «моя», - Лучше скажи мне — Юмино, это тот ботаник в очках с сантиметровыми стеклами?       Я лишь кивнула, усаживаясь на прежнее место, а Мамору вновь перевел взгляд на моего отца.        - Блестящая партия, - любимый баритон сочится иронией, - Я уже понял, что мнение и чувства дочери мало Вас интересуют, но этот паренек… Видел его пару раз, но могу сходу предположить сколиоз, себорейный дерматит, общий гипергидроз, неправильный прикус. Вот что у него с глазами не скажу точно, но похоже на близорукость, осложненную косоглазием. Вам не жалко своих предполагаемых внуков? А по поводу его перспектив — думаю, любящие родственники или друзья семьи уже приготовили для мальчика теплое местечко? Кем ему предстоит стать? Адвокатом, судьей, дипломатом? Понимаю, что Вы невысокого мнения обо мне, учитывая, что я не могу предоставить Вам подробный отчет о моих матери и отце. Но знаете, я сейчас, с ходу, могу назвать с десяток компьютерных компаний, которые уже сейчас примут меня в свой штат с распростертыми объятиями, при учете того, что у меня нет профессионального образования в этой сфере. Компьютеры для меня всегда были хобби. И примерно столько же больниц готовы со мной сотрудничать в качестве «испытательного полигона». И мне не нужно будет бояться, что влиятельный покровитель лишится своего места, а я — вслед за ним. Потому что все это мои заслуги, а не заслуги моих родственников. Я хотел бы представить Вас и мать Усаги своей семье, но все дело в том, что другой семьи, кроме Вашей дочери у меня нет, - эти слова прозвучали очень серьезно. Мамору не играл выгодную в наших обстоятельствах роль, не жонглировал красивыми словами. Он говорил искренне. По-другому просто не может, если дело касается меня.        - Семья? - отец снова хмыкнул. Как же бесят эти его ухмылочки, - Да что ты знаешь о семье?! Ты понятия не имеешь, что значит любить, нести ответственность. Женишься на моей дочери в порыве, как тебе кажется, светлых чувств, заделаешь ей ребенка, а потом что сделаешь — уйдешь к следующей «большой любви»?       Я знаю, что Мамору не ответил ему на это, только потому что я была рядом. Не хотел, чтобы я снова почувствовала себя брошенным ребенком из разрушенной семьи. Но меня сейчас не это волновало, не из-за расставания родителей слезы подкатили к глазам. А из-за того, насколько двуличным и лицемерным был мой дорогой папочка. Не долго думая, он приплел Мамору все собственные грехи. Он ведь совсем не знает человека, которого я люблю. И, по глазам вижу, не хочет, не собирается узнавать. Уже решил все для себя — за кого я должна замуж выйти, от кого родить детей. Мамору прав. Мое мнение здесь не учитывается. Остается только уповать на то, что меня не соберутся выдавать замуж до совершеннолетия. Но такого мама точно не допустит. Она-то всегда говорила, что свою судьбу я должна сама выбрать. А после того, как мои школьные результаты поднялись от неудовлетворительных до хороших за сравнительно небольшое время, она на Мамору едва ли не молится. Хоть один из моих родителей на нашей стороне.       После последней реплики отца, Мамору долго молчал, обдумывая ответ. Я знала, что он может сказать многое и больше того — имеет на это полное право. За последние полчаса его самого и его чувства уже не раз оскорбили. Но он сдерживается. Помнит о том, что перед ним не кто-нибудь, а мой отец.        - Знаете, - задумчиво протянул Мамо-Тян, глядя куда-то сквозь моего отца, от этого взгляда, мне стало страшно за него — никакой жизни, никаких эмоций. Такие глаза у него часто были раньше, до того, как мы начали сближаться. Хотелось сжать его руку и напомнить, что я никуда от него не денусь, никогда не уйду, кто бы там ни считал, что мы не пара. Но Мамору и так это знает, а провоцировать еще один виток «вооруженного» конфликта совсем не хотелось, - Знаете, Вы никогда не сможете понять, что значит само слово «семья» для такого как я. Может — Вы и правы. До какого-то момента, мы не понимаем, что значит любить кого-то и ценить больше, чем себя. Заботиться больше, чем о себе. Но некоторым из нас везет. Встречаются на нашем пути те самые люди, ради которых хочется научиться. И у них хватает и чувств, и терпения, и понимания. Некоторым везет, - задумчиво протянул он и синие глаза буквально вспыхнули жизненным огнем, - А мне повезло больше, чем всем остальным вместе взятым. Потому что я встретил Усаги. Верьте или нет, но я дорожу ею больше, чем собственной жизнью, - говоря последние слова, он чуть повернулся ко мне. В сказанном им было больше жизни, чувства и смысла, чем в любом самом пламенном признании в любви. Он не готов сказать три простых слова: «Я тебя люблю!». Зато готов сказать и сделать много больше, что на самом деле расскажет о его истинных чувствах.       Вот только мой отец совсем не проникся сказанным. Кажется — он и вовсе пропустил все мимо ушей. Мамору представлял из себя как раз тот тип людей, которого папа всегда остерегался и побаивался. Людей, которые всего добились сами, не имея за плечами родственной поддержки, даже если бы она заключалась лишь в добром слове, ласковом прикосновении. Я вспомнила, как меня, еще совсем маленькую, учили кататься на велосипеде. Я падала, мама осматривала колени и локти, не смотря на то, что они были прикрыты защитными щитками, а потом папа сажал обратно на велосипед и говорил: «Ничего, обязательно получится!». А рядом с ним не было ни ласковой мамы, ни уверенного папы. Мамору не любит, когда его жалеют. И я жалею не того Мамору, которого знаю сейчас, им я восхищаюсь, горжусь. Его я люблю. Но мне жаль того маленького мальчика, которым он был когда-то. Ребенка, который лишился всего — семьи, любви, поддержки на целых пятнадцать лет, пока мы не поняли, не разобрались, чем на самом деле были эти чувства. Но теперь — мы оба знаем. И не отступим. Я уверена, что мы сможем найти выход и выбраться из любой ситуации, куда бы не загнала жизнь. В конце-концов, Мамору очень умный и расчетливый человек. Он сможет придумать, что нам делать. А я — я ему верю и сделаю все, что он скажет. Скажет драться — будем драться. Скажет затаиться — сядем в засаду и будем ждать, пока «враг» не запутается в собственных интригах.       Горько осознавать, что «враг» сейчас — мой родитель. Подсознательно, я и ожидала чего-то такого, не надеялась, что он с радостью воспримет наши отношения и поймет мои чувства. Поэтому и не рассказывала ему, все откладывала, избегала встреч с ним, чтобы сам не понял, что в моей жизни кто-то появился. Кто-то такой важный и нужный, что ради него не жалко и семейные узы разорвать. Да какие там узы? Отец их сам разорвал. В тот день, когда окончательно поставил крест на их с мамой браке, заведя шашни со своей дорогой «Мими». При воспоминании о ней, меня охватила злость. Какой же отец все же лицемерный! Руки сами собой сжались в кулаки. На глаза все же набежали горькие, нежеланные слезы. Смотрю только в темную столешницу. Встретиться взглядом с отцом теперь невыносимо.        - Что, поняла наконец, что твой «прекрасный принц» за нос тебя водит? - отец расценил мое поведение по-своему, - Поиграет, изломает тебе жизнь и бросит, - необоснованные претензии снова посыпались в сторону Мамору, - Он слишком взрослый для тебя. И ты всего лишь игрушка, с которой он развлекается, пока не нашлось что-то более привлекательное.        - Хватит! - ударила кулаком об стол, сильно, до боли в пальцах. Не страшно. Страшно, если промолчу сейчас, если позволю отцу и дальше измываться над нашими чувствами, - У нас с Мамору разница в возрасте четыре года. И ты называешь это большой проблемой… На сколько твоя Мими тебя младше? Двадцать лет? Двадцать один? Насколько я могу судить, ты не считаешь это большой проблемой! Или ваши стоны по ночам — результат твоих попыток извиниться перед «бедной девочкой» за ее загубленную юность и поруганную честь?!        - Да как ты… - отец казался взбешенным. Но мне уже было все равно. Или во мне просто накипело и обвинения в сторону любимого человека стали последней каплей в чаше терпения, или я на глазах превращаюсь в профессиональную истеричку.        - Смею! Теперь, я все смею! - перебила я отца, намеренно повышая голос, чтобы он заткнулся и выслушал меня, - Хочешь оставить свою личную жизнь тайной — дожидайся, пока дети уснут или веди себя потише! - никогда не думала, что однажды буду говорить такое родному отцу. В голове настойчиво пульсировала одна-единственная мысль — успеть высказать все, сбить хамоватую ухмылку с ненавистного теперь лица, пока во мне не проснулось проклятое воспитание, требующее уважительного отношения к родителю, - Ты обвинил Мамору в том, что он не знает ценности любви, не понимает ее, не сможет создать крепкую семью. А на самом деле — ты о себе говоришь! Мы встречаемся, мы любим друг-друга, - позже, позже я поговорю об этом с Мамору. Но сейчас мне просто нужно выплеснуть все на отца, - И мы ПРЕДАННЫ друг-другу. Не забыл еще значения этого слова?! Преданность, верность — это то, через что ты перешагнул, изменив маме. И теперь, ты смеешь кому-то что-то высказывать?! Тем, что мы вместе, Мамору никого не предает. У него нет жены, которой он изменяет. Нет детей, у которых рушится семья. И если тебе так важно — он до сих пор пальцем меня не тронул, хотя и знает прекрасно — я бы сопротивляться не стала! Скорее уж наоборот — просила еще! Так что не нужно пытаться приписать свои грехи другому человеку, не суди окружающих по своим поступкам!       Не знаю, что произошло в следующий момент. Резкий рывок за руку и я мгновенно оказалась прижата к Мамору. Он обнимал меня, прикрывая обеими руками от всего мира, а главное — от отца, который все еще стоял, тяжело дыша с занесенной для удара рукой. Осознание добиралось до мозга долго, словно из какого-то другого мира. Все сказанное отцом, высказанное ему в ответ, его попытка меня ударить, готовность Мамору защитить меня. Все это навалилось сразу, хороня под собой, как лавина в горах. Сдерживаемые до этого слезы потоком хлынули на сине-черную клетчатую рубашку Мамору.       Почему-то, плача, могла думать только об этой рубашке. Хорошо, что она темная. Следов моих слез почти не будет видно.        - Мы уходим, - Мамору говорил тоном, не терпящим возражений, но отец не собирался так просто меня отпускать.        - Моя дочь никуда с тобой не пойдет! - отец протянул руку, намереваясь меня схватить, но Мамору не дал ему этого сделать.        - Отпустить ее с Вами, когда Вы в таком состоянии? - Мамору лишь покачал головой, давая понять, что не допустит, чтобы ко мне применяли силу, - Когда Вы успокоитесь и осмыслите происходящее, мы еще раз встретимся и спокойно поговорим обо всем, что Вас беспокоит в наших отношениях. А пока — диалога не выходит. Слишком много эмоций и претензий у каждого. Уверяю — со мной Усаги абсолютно ничего не грозит. Я просто отвезу ее домой, к матери. Вот и все.       Усаги.       В пятницу после уроков, мне все же пришлось отправиться к отцу вместе с братом. В попытках убедить меня отказаться от Мамору, он то полностью игнорировал мое существование — словно говоря: «Если будешь с ним, считай отца у тебя больше нет!». То вдруг снова начинал свою долгую и совершенно бесполезную лекцию на тему того, что Мамору мне не пара. Исчерпав тему одиночества Мамо-Тяна, отец попытался завести разговор о том, что я достойна гораздо лучшего спутника, чем парень, воспитанный в детском доме чужими людьми. А что для меня лучше — естественно, знает только он, дорогой папочка.       Поняв, что уговорить меня не удастся, отец перешел к давлению. В субботу он увез Мимет и Шинго на целый день. Где они были и чем занимались — понятия не имею. Меня оставили дома, предварительно отобрав мобильный, заблокировав телевизор, запаролив интернет. Еще и заперли снаружи на все замки, чтобы не сбежала. Этакий современный аналог пленницы дракона. Очевидно, отец и правда считает наши с Мамору чувства глупой блажью, раз уж полагает, будто день без благ цивилизации может меня «вразумить».       Наверное, предполагалось, что несколько часов одиночества станут для меня наказанием. Но, когда за ними захлопнулась дверь, я испытала огромное облегчение. Пройдя в кухню, бегло изучила содержимое холодильника. У Мимет пунктик по поводу фигуры. В ее кухне даже сахара нет, не то что конфет или печенья. Даже фрукты в этом доме только те, что способствуют сжиганию жира. Не представляю, как так можно жить. Поэтому она такая вредная да и отец наверное озверел из-за отсутствия нормальной человеческой еды. На готовых бенто и раменах из супермаркета счастлив не будешь.       Вытряхнув из пачки пару пресных рисовых хлебцев, забралась с ногами в кресло и вытряхнула из своего рюкзака тетрадь по математике. Кто бы мог предвидеть, что Мамору так подружится с Кунсайтом! Стоит мне не выполнить домашнее задание, Мамо-Тян узнает об этом еще до конца моих уроков. И вечером меня ждет выполнение заданий сразу на несколько дней.       Зажав хлебец между зубами, открыла тетрадь. На колени выпал листок, исписанный ровным и разборчивым почерком Мамору. Неосознанно, провела пальцем по строке. Пока я решала задачу, ему пришла в голову какая-то идея для работы, вот он и записал, чтобы не забыть. А я не заметила, как сунула в свою тетрадь, собираясь.       Нужно не забыть вернуть ему. Хотя — Мамору наверняка уже внес в свою работу все нужные изменения. Он не такой рассеянный, как я. Снова провела ладонью по листу. Словно эта записка сейчас была тонкой ниточкой, связывающей нас.       Отец считал, что забрав телефон и лишив меня возможности связаться с ним через интернет, он помешал нам быть вместе. Да, сейчас я не могу позвонить ему, написать смску, спросить, как у него дела и чем он занимается. Но чтобы разлучить нас, этого мало. Стоит закрыть глаза, и я вижу перед собой любимое лицо, слышу родной голос и, кажется, ощущаю нежные прикосновения. Тогда уж отцу следовало содрать с меня кожу, которой Мамору касался, вырвать губы, которые он целовал, выколоть глаза, цветом которых он восхищается. Но даже эти крайние меры были бы бесполезными. Потому что невозможно выжечь человека из сердца, из души.       Вытянувшись на диване, отбросила в сторону вмиг ставшую ненужной тетрадь. Прижала листок к груди, будто так могла обнять самого Мамору. Я отвыкла от жизни без него. Последние четыре месяца я каждый день видела Мамо-Тяна. Или, по крайней мере, говорила с ним. Так что эти дни — огромное испытание для моей нервной системы. Может — целью отца было не разлучить нас, а свести меня с ума? А в итоге — запереть в сумасшедшем доме. Там мы с Мамору точно не сможем видеться.       Весь день меня бросало из крайности в крайность. То охватывала полная апатия и я лежала, уставившись в одну точку на потолке — тонкая трещина у самого окна. В те минуты я могла думать только об одном — как было бы здорово превратиться в сгусток прозрачной энергии и просочиться через эту трещину на улицу. Другой крайностью была повышенная активность. Я просто носилась по квартире, не зная, куда себя деть. Сбила на пол какую-то уродскую вазу и никак не могла понять для самой себя — сделала я это случайно или нарочно — чтобы хоть как-то ответить отцу за то, что он делает со мной и моим любимым человеком, нашей любовью, моей жизнью, со всей нашей семьей. Когда эта мысль проскользнула в голове, я с трудом отговорила себя от идеи взять ножницы и порезать все его рабочие документы. Если бы сделала такое — перестала уважать саму себя, воспринимать как взрослого человека.       Собрала осколки разбитой вазы и разлетевшиеся по полу искусственные цветы. Села на диван и снова уставилась на эту дурацкую трещину. В стекло окна начали попадать первые капли начинающегося дождя.       Через пару минут ливень уже хлестал в полную силу, закрывая Токио сплошной мутной серой простыней. А вскоре раздался раскат грома и небо над городом разрезало яркой вспышкой молнии. Ненавижу грозу. Боюсь ее с самого раннего детства. И больше всего боюсь оставаться во время грозы одной. Слышать раскаты грома, видеть росчерки молний, и знать, что рядом нет никого, у кого можно было бы попросить защиты.       Раскаты грома были такими частыми, что казалось — какой-то умник включает аудио запись под моим окном, чтобы напугать как можно сильнее. После очередного страшного раската, в квартире погас свет. Если может быть что-то страшнее грозы, так это только гроза во время которой отключается электричество.       Я сидела на диване, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Старалась не думать обо всех фильмах, которые мы с девчонками пачками смотрели, когда устраивали себе девичники. Почему-то, Ами очень любит фильмы ужасов. Если не знать — никогда не поверишь. Каждый раз, как фильм выбирала она, нас ждала очередная история кровожадного маньяка — ныне живущего или восставшего из преисподней. И все они очень любят искать себе жертв именно в такие дни…. Хотя — маньяки предпочитают действовать по ночам.       Еще одна вспышка молнии заставила истошно взвизгнуть и закрыть голову руками. Некстати вспомнилась особенно мерзкая мертвячка из фильма, которым Мамору «мстил» мне за «Сумерки». Именно в такую грозу эта «милая барышня» загрызла парочку влюбленных, некстати решивших отдохнуть на природе.       Отец и остальные вернулись около восьми вечера. Гроза бушевала уже несколько часов и прекращаться не собиралась. По крайней мере, в квартире снова был свет. Эта развеселая компания со смехом ввалилась в квартиру. Отец сбросил мокрую куртку и подошел ко мне, все еще трясущейся на диване.        - Как ты тут? - спрашивал очень буднично, хотя прекрасно знает, «как я» — на грозу всегда реагирую одинаково, - Тебе звонили, - на диван рядом со мной упал мой телефон. Тут же схватила его, зашла в журнал вызовов. Рэй, Минако, мама… А где же звонки от Мамору? Я не могла с ним связаться, но он ведь должен был звонить или решил не осложнять мою ситуацию с отцом? Наверное — он писал. Но и в сообщениях ничего не было. НИ-ЧЕ-ГО! Как будто мы и не переписывались никогда. Все его сообщения, даже те, что я пересохранила, чтобы защитить во время чистки памяти, были стерты из памяти телефона. Уже догадываясь, что меня ждет, зашла в галерею снимков. И здесь не осталось ни следа от наших с ним совместных или его персональных фотографий. В телефонной книге не нашлось его номера.       Отец в кухне выкладывал продукты из пакета на стол. Я зло швырнула телефон на пачку бумажных салфеток.        - Зачем? - смогла выдавить из себя только это слово.        - Чтобы тебе было легче разорвать эти ненужные отношения, - он даже не отвлекся от своих покупок, обернулся в сторону гостиной и крикнул, - Мими, зачем тебе столько лимонов?        - Завтра сделаю маску, чтобы быть для тебя красивой-красивой, папочка… - эта дрянь выглянула из комнаты, подмигнула отцу и он расплылся в дурацкой улыбке.        - Ненужные отношения? Додумался, пока покупал лимоны? - я догадывалась, чем это может кончиться, но мне было уже все равно — ударит, и пусть, - Думаешь, все так легко, папочка? - я умышленно скопировала писклявые интонации Мимет, - Стер из памяти телефона номер, удалил несколько фотографий и сообщений и я забыла любимого человека? По-твоему, у меня память, как у аквариумной рыбки? - сделала глубокий вдох и продолжила, - Девяноста триста шестьдесят девять… - закончив называть оба мобильных номера Мамору, я с каким-то торжеством посмотрела на отца. Прикрыв глаза, вспомнила и стих, который Мамо-Тян прислал мне вскоре после нашего первого поцелуя. Такие поступки для него редкость. Обычно, его смски лаконичные и по делу. Именно поэтому, я хранила это сообщение, перечитывала его перед сном. А отец удалил не дрогнувшей рукой.        - Зачем много слов?        Прошепчу твое имя        И сказано все… *- снова открыла глаза и посмотрела на отца, человека, который дал мне жизнь и должен желать мне только добра и счастья. А сейчас — пытается убедить, добровольно отказаться от этого. Просто выбросить мои чувства, мою любовь и забыть о ней, как о чем-то незначительном, лишнем в моей жизни, - Со своей любовью можешь поступать как знаешь. Топчи, выбрасывай, раздавай тем, кто ее не стоит. А мою — не трогай.       Я развернулась, подошла к двери из кухни и еще раз взглянула на отца через плечо.        - Мама бы испекла из этих лимонов пирог. Но Мими похоже вообще не знает, для чего в доме есть плита и духовка? - не думаю, что он понял, что я имела в виду. Наша мама красивая женщина, очень красивая. Она следит и за лицом, и за фигурой. Но на первом месте у нее семья. Наше здоровье и благополучие, счастье и радость. А для Мими на первом месте она сама. И думаю — вскоре она продемонстрирует это отцу. Как только появится более привлекательный и выгодный для нее вариант. И мне не будет его жаль.       Как можно тише, чтобы не привлекать лишнего внимания, вышла в коридор, переобулась в балетки и сняла с вешалки свою джинсовую куртку. Нужно было зайти в гостиную, взять рюкзак с лежащим в нем зонтом, но я не стала этого делать. Стараясь действовать бесшумно, открыла дверь и выскользнула из квартиры. Я поступаю опрометчиво, бездумно, но мне все равно. Не хочу оставаться в этом «доме», где все такое же гнилое и фальшивое, как чувства отца и Мимет.       Проигнорировав лифт, пошла по лестнице. Дверь квартиры прямо рядом с шахтой лифта, его движение явно слышится, а я не хочу быть пойманной. К тому же — всего четвертый этаж. Это не страшно даже для Пирожка с мясом. Вспомнив о нашем с Мамору знакомстве, улыбнулась. Сейчас у меня есть все шансы нарваться на почти то же его отношение, что было тогда — осуждающее. Ему точно не понравится моя затея — уйти из дома на ночь глядя в домашней одежде, без телефона, в грозу… вспомнив о бушевавшей на улице стихии поежилась. Чтобы отогнать парализующий страх, вновь сосредоточилась на мыслях о Мамо-Тяне. Он вывалит на меня массу вариантов того, что могло… Может со мной случиться. Ну и пусть. Пусть ругает, пусть отчитывает. Зато — я буду рядом с ним.       Засунув руку в карман джинсовки, нащупала какую-то мелочь, проездной. Находка вселила какую-то уверенность.       Перед выходом из дома, задержалась на пару секунд, глядя на опустевшую из-за грозы улицу. Людей как смыло. А я собираюсь добровольно войти в самый центр своего страха. Сжала руки в кулаки. Это всего лишь дождь, не более. Толкнула дверь и вышла на улицу.       Ледяные струи воды тут же насквозь пробили мою одежду. Ткань противно облепила кожу, волосы прилипли к лицу. Плевать — двинулась в сторону от дома, стараясь держаться в тени. Не могу быть уверенной, что через секунду из дома не выскочит взбешенный отец, чтобы вернуть меня туда, где я обязана быть по его мнению.       Остановку нужного автобуса я знала. Не раз мы с Шинго добирались на нем до дома, потому что у дражайшей Мими в понедельник утром йога и доставить ее туда гораздо важнее, чем вернуть нас домой.       Автобуса ждать пришлось достаточно долго. На остановке, даже в такую погоду, было достаточно многолюдно. Влюбленная пара под одним зонтом на двоих. Мужчина примерно отцовских лет, ругавшийся с кем-то по скайпу в мобильном. Старушка с девочкой лет пяти, прятавшей за пазухой крохотного щенка. В подъехавший наконец автобус, зашла я и бабушка с внучкой. Девочка все переживала, что щенок голоден и ему нужно налить молока, когда они приедут домой. Смешная малышка с пышными хвостиками. Встав спиной к окну, я наблюдала за этой крохой. Когда-нибудь, у нас с Мамору тоже такая будет. Только наша, самая лучшая, самая любимая. Даже если, как угрожает Рэй, у нее будут красные глаза. Подруга уже озвучивала эту мысль при Мамору. Он тогда опешил и не удивительно — с его-то познаниями в генетике. Долго рисовал схемы, доказывающие, что при сочетании голубых и синих глаз красные ну никак не получатся. Порой, он совсем не понимает шуток… Хороший мой… Как бы я хотела, чтобы между нами ничто не стояло, чтобы все вокруг могли просто порадоваться тому, что мы обрели друг-друга и счастливы.       Дождь все льет и льет. После теплого салона автобуса, снова остро чувствую холод. Старалась идти как можно быстрее, но онемевшие ноги в промокших насквозь балетках плохо слушаются.       В нашем доме тепло и гостеприимно горит свет. Если бы я просто сбежала от отца, сейчас зашла бы домой, к маме. Она бы отругала меня за побег, а потом — крепко обняла, потому что со мной все в порядке, и отправила в ванную. Принесла бы прямо туда кружку дымящегося чая или горячего шоколада, чтобы я скорее согрелась. А потом, мы сидели бы в ее комнате, вместе закутавшись в толстое одеяло и она, как в детстве, гладила бы мои волосы, пока я не усну.       Но сейчас, мне нужно не это. Мне нужен Мамору. Я хочу увидеть его, услышать его голос, почувствовать на себе его теплый взгляд и осторожное, нежное прикосновение.       Поравнявшись с воротами дома Нефрита, я увидела, как открывается входная дверь. Мамору выскочил на улицу в одних джинсах и тонкой футболке, прижимая к уху мобильный одной рукой и сжимая ключи от машины другой.        - Миссис Цукино, я поеду ее искать. Если появится, позвоните мне, пожалуйста, - он увидел меня и замер. Через секунду вздрогнул, - Она здесь, со мной, - проговорил в трубку и отключился от разговора. Поскальзываясь на залитой лужами асфальтовой дорожке, подбежал к воротам, рывком распахнул и сгреб меня в охапку, - Усако, что же ты делаешь, девочка моя? - он говорил тихо, срывающимся голосом, будто сдерживает слезы.        - Я не могла там больше, без тебя, - уткнувшись в его грудь, я пыталась вдохнуть знакомый и любимый запах его одеколона, согреться им, - Он ничего не понимает… Стер твой номер, и фотографии, и смски… - говорю быстро, сбивчиво. Но Мамору кажется не слушает. Просто отрывает меня от земли и несет в дом, в тепло.       * - автор А.Лобков. Найдено на сайте fammeo.ru