Песчаная лилия

Большинство жителей скрытой деревни не знали о приближении войны, и, надо сказать, плюсов в этом было значительно больше, чем минусов: не было лишней шумихи и паники, которые только усугубили бы положение дел внутри Киригакуре. О ситуации помимо Мизукаге знал лишь ограниченный круг лиц, состоявший из членов АНБУ, джонинов и некоторых чунинов, которым Мей могла полностью доверять. Сенсеям и учителям в Академии было запрещено говорить об этом ещё не готовым к участию в боевых действиях генинам и, тем более, ученикам, не получившим даже этого звания. Об этом знали немногие, но подготовка шла полным ходом. Правительница деревни уже распорядилась, чтобы все надлежащие меры, доступные на данном этапе, были приняты. Медики готовили препараты, инструменты, складывали походные мини-аптечки для каждого шиноби; проводились пересчеты имевшегося оружия, прочих необходимых приспособлений; достраивалось второе секретное подземное убежище за пределами деревни (на случай, если появится угроза безопасности жителей). Большинство долгосрочных миссий были отозваны, шиноби, в том числе и члены АНБУ (включая Оининов) возвращались домой. Деревня Тумана давно славилась первоклассной подготовкой воинов, тщательным отбором и строгим подходом к обучению (особенно если речь шла о временах Кровавого Тумана), поэтому военная мощь Киригакуре как отдельно взятой деревни была велика. Однако во время предыдущей войны погибло непозволительно много ниндзя, так что теперь у них было гораздо меньше бойцов, чем два года назад. Разумеется, их ряды пополнили новоиспеченные чуунины, к которым относилась и Саюри, получившая этот ранг вскоре после завершения Четвёртой Мировой Войны Шиноби, но все же это не восполняло всех потерь. Армия Альянса шиноби значительно сократилась по численности, что стало ясно по результатам последней переписи, проведённой в Пяти Великих деревнях и среди самураев. Теперь их было не восемьдесят тысяч, а лишь около сорока, и это при том, что в этот раз биться предстояло не с бессмертными воскрешенными телами, а с живыми людьми. Во всяком случае, такой информацией располагали пятеро Каге. — Что с тобой, Саюри? У тебя аж руки трясутся! Откинув с лица пряди волос, куноичи подняла голову, ловя на себе пытливый взгляд глубоких синих глаз, неотрывно смотревших на неё. — Я очень волнуюсь, Джун, — вздохнув, тихо произнесла она. — Пытаюсь представить, что нас всех ждёт на войне... и не могу. Мне очень страшно. — Ну а кому сейчас не страшно? — хмыкнула шатенка, сидевшая рядом с Саюри на скамейке, откуда та следила за игравшим на детской площадке Окинири. — Все боятся войны. И Мей, и другие Каге, и джонины, и Наруто-кун из Конохи — им всем сейчас страшно, хотя они и не показывают этого. И наш даймё боится... — На пару секунд она задумалась, нахмурившись, после чего вдруг вскинула брови и выдала: — Ты бы знала, до чего же психованный он мужик! Саюри усмехнулась. — Психованный? — с улыбкой переспросила она, и ненадолго её мрачное лицо чуть прояснилось. — Ещё как! — Джун всплеснула руками. — Я ж ведь так тебе и не рассказала об этом! В общем, прибыли мы к нему в столицу, а он носится в панике по дому, путается в своём же кимоно, даже на кота два раза при нас наступил! Представляешь? Дважды наступил на хвост коту своей жены! И все кричал на нас — больше, конечно, истерил, чем ругался, но все же. Девушка откинулась на спинку скамейки и собрала распустившиеся длинные каштановые волосы в пучок на затылке, чтобы не мешались. Едва вернувшаяся с миссии, она казалась уж слишком расслабленной и беззаботной, обсуждая взволнованное поведение феодала, но Саюри знала, что в глубине души Джун тоже переживает. В том числе и за паникующего даймё, и за его похищенную дочь. — Знаешь, на его месте едва ли кто-то мог бы сохранять спокойствие. — Да-а, наверное. Поэтому Мей и отправила нас с ребятами туда, пока ты, — она поиграла бровями, — охраняла тут покой красавчика-Казекаге! Саюри возмущённо вскинула брови, широко распахнув глаза, но, встретившись взглядом с Джун, смутилась и уставилась в пол. Шатенка звонко рассмеялась и похлопала подругу по плечу. — А ты думала, я не знаю, что к нему приставили именно тебя? — заговорщически сощурив глаза, спросила она. — Да это же добрая половина деревни обсуждает! Говорят, он не особенно разговорчив, зато собой хорош ну просто как черт! Хорош, — подумала Саюри, не замечая, как заливается краской, — даже очень. А ещё умён. И силён. И... — она осеклась, краснея ещё гуще, и до боли прикусила губу. — Саюри, с тобой все нормально? Ты сейчас похожа на помидорку! — усмехнулась Джун, пытливо заглядывая ей в глаза. — А-а, — протянула девушка, — я, кажется, поняла! — Ч-что ты поняла? — взволнованно спросила та, прикладывая холодные ладони к пылающим щекам. Шатенка ухмыльнулась. — Кому-то, кажется, понравился Гаара-сама? Или я ошибаюсь? Саюри отвернулась и глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоить взбесившийся сердечный ритм, так как самая главная мышца её тела норовила вот-вот сломать рёбра и выскочить из груди. Она и не задумывалась об этом прежде. Пока он был здесь, в Киригакуре, куноичи сильно волновалась, находясь в его обществе, так как думала, что он может до сих пор злиться на неё за прошлое или презирать за слабость. К тому же, его зелено-голубые глаза всегда были такими холодными, будто бы лишенными всех эмоций, так что понять, что он думал о ней, было невозможно. — Д-да, ошибаешься, — тихо, но твёрдо ответила Саюри, поворачиваясь к Джун. — Это была лишь миссия: мне поручили охранять, и я охраняла. Никто мне не нравится, не говори ерунды. Ты сама-то в это веришь? — тут же спросил её внутренний голос, и девушка, смутившись, принялась по привычке заламывать пальцы, тем самым выдавая себя с головой. — Ну, как скажешь, — пожала плечами Джун. — На самом деле, так даже и лучше: говорят, за ним столько девушек бегают, что и не сосчитать. И из его деревни, и конохские, и наши... а он ни на одну не смотрит даже. Я как-то разговаривала с Хасу, и она сказала, что у него никогда девушки и не было даже, хотя ему уже двадцать. Лично у меня есть два варианта: либо Казекаге слишком занят своей работой, чтобы думать о женщинах, либо он вообще не по этой части, если ты понимаешь, к чему я клоню. Саюри покраснела ещё сильнее, чем было. Вся её бледная кожа — от шеи до самых корней волос — приобрела багровый цвет. От негодования и, в некотором роде, возмущения у куноичи перехватило дыхание, и на секунду она даже лишилась дара речи, но сразу же взяла себя в руки и успокоилась, сделав несколько глубоких вдохов. — Вряд ли мы узнаем это, — сказала она, придав голосу твёрдости. — Мы, наверное, пойдём. — Уже?.. — немного расстроенно спросила Джун. — Ох, ну тогда... увидимся завтра? Саюри кивнула, улыбнувшись уголком губ, после чего медленно поднялась со скамейки и направилась к Окинири. Мальчик, болтая ногами, раскачивался на качелях из стороны в сторону, но не выглядел очень весёлым: несмотря на постоянное присутствие Саюри и большое количество игрушек, ему не хватало общения и игр с ровесниками. Это было решением Мей — по возможности оградить племянника от контактов с другими детьми и вообще со всеми чужими людьми. В целях безопасности, разумеется. — Что, уже пора? — как-то уныло спросил Окинири у приблизившейся к нему девушки. — Да, — кивнула она, — близится вечер, нам нужно возвращаться домой. Мальчик немного подождал, пока качели замедлятся, после чего спрыгнул с них на землю. Он поднял свою игрушку — плюшевого зайца с ушами разной длины, которого таскал с собой повсюду, — и, сунув его под мышку, протянул свободную руку Саюри. Крепко сжав его детскую ладошку, девушка двинулась по направлению к дому. С приближением тёмного времени суток влажность воздуха повысилась, так что туман становился гуще. Ветер был несильный, но холодный, и раз от раза его, казалось бы, лёгкие порывы пробирали до самых костей. Серебряный, почти скрывшийся в молочной пелене диск солнца не спеша плыл к линии горизонта. Взглянув на этот бледный холодный закат, Саюри вспомнила тот яркий и красочный, что видела из окна номера Казекаге во второй день своего дежурства. Тогда обыкновенно тусклое серо-голубое небо окрасилось алым, оранжевым, даже фиолетовым — подобного девушка не видела уже много месяцев. Как если бы сама природа хотела почтительно встретить правителя Сунагакуре. Казекаге-сама... — про себя произнесла Саюри, почувствовав внутри приятное тепло от этой мысли. — Надеюсь, вы хорошо добрались до своей деревни... — Саюри, — вдруг обратился к ней Окинири. — Что? — улыбнулась девушка. — Скажи, пока я был на качелях, вы с Джун ведь говорили о Казекаге? Саюри на секунду застопорилась, удивившись не столько вопросу, сколько тому, что мальчик все слышал. Не то чтобы в их сравнительно непродолжительной беседе было что-то секретное, но все же... — Почему ты спрашиваешь? Окинири глубоко вздохнул, крепче сжимая руку девушки. — Жаль, что ему нужно было возвращаться. Он хороший. А сейчас осталось мало хороших людей. Саюри удивилась тому, насколько серьёзную вещь произнес этот ребёнок. При первой их встрече он совершенно не показался девушке глубокомыслящим — он препирался, ставил свои условия и совершенно не пытался проявить ни капли уважения к старшим. Теперь же, когда он провёл с ней достаточно времени и, можно даже сказать, пережил вместе с Саюри... некоторые серьёзные события, его отношение, в том числе и к ней, изменилось. Впрочем, как и её к нему. — А почему ты так уверен, что он хороший? Окинири вздохнул и ненадолго задумался. — Не знаю, — произнес мальчик. — Просто я это понял, когда он играл со мной. Иногда бывает так, что ты что-то знаешь, но объяснить не можешь... ты меня понимаешь? — Да, — кивнула Саюри, — понимаю. Она действительно это понимала, как и понимала то, что Окинири был совершенно прав: Казекаге и правда был хорошим. Его отношение к жителям его деревни, к другим Каге, к подчиненным, к ней... все это делало его именно таким в её глазах. И она тоже жалела о том, что ему пришлось вернуться в Суну. Пожалуй, жалела даже сильнее, чем кто-либо другой.

***

— Какого, спрашивается, черта?! — возмущался Канкуро, расхаживая туда-сюда по уже практически опустевшему залу заседаний Совета. — Они вообще, что ли, рехнулись? — Канкуро, — спокойно обратился к нему Гаара, — успокойся. — Нет, я не успокоюсь! — продолжал парировать кукольник. — Вашу мать, да чем вообще думают эти обезумевшие старики?! — Канкуро, я прошу тебя... — снова попытался унять его Казекаге, но его брат не желал замолкать. — Они совсем из ума выжили все! Надо было так и сказать этим старикам: пусть засунут себе эти свои идеи... — Да сядь ты уже на чертов стул и заткнись, дурачьё!!! — рявкнула на него Темари так громко, что кукольник едва не подскочил. Канкуро, словно выхватив от старшей сестры пощёчину, на пару секунд оторопел, после чего перевёл дыхание и склонил голову. Он резким движением придвинул к себе стул и сел на него, повернувшись к столу, за которым сидел как всегда снаружи абсолютно невозмутимый Гаара и возмущённая Темари, недовольно сложившая руки на груди. Рядом с ней, справа, стоял Баки, очевидно, все ещё размышлявший о вопросах, что обсуждались на только-только окончившемся заседании. На некоторое время в зале повисло молчание. Канкуро принялся нервно отстукивать пальцами по поверхности стола какой-то торопливый ритм, от чего обстановка становилась с каждой секундой все более и более накалённой. Несколько минут Темари просто молча смотрела на него, обдумывая действия, которые им надлежало предпринять, но этот стук так сильно действовал на её расшатанные нервы, что в конце концов она не выдержала и, со всей силы ударив ладонью по столу, крикнула: — Хватит! — Темари, я не позволю им этого сделать! Старики совсем ополоумели, если собираются пополнить ряды армии Альянса генинами! — Канкуро, твой брат — Казекаге и, более того, генерал всей объединённой армии! Он принимает решения, а не долбанный Совет, и он никогда в жизни ничего подобного не допустит. Ведь правда, Гаара? Правитель скрытой деревни Песка в полном молчании сидел на своём стуле, сложив руки на столе, и смотрел куда-то вперёд глазами, напрочь лишенными каких-либо эмоций. Безусловно, его сильно заботило настоятельное предложение Совета Джонинов использовать генинов в качестве солдат — он понимал, что об этом не могло идти и речи, даже несмотря на то, что в их рядах было значительно меньше людей, чем во время предыдущей войны. На плечи молодого Казекаге за последние несколько дней свалилось слишком много проблем: бездумное предложение Совета, похищение нескольких приближенных феодалов разных стран, вопрос изменения структуры вооруженных сил, который он утром уже обсуждал с Райкаге и многие другие — и все они требовали безотлагательного решения. А что бы сказала Саюри? — думал он, вспоминая её слова, её жесты и мимику, когда их разговор затрагивал тему войны. Гаара представлял, как она, услышав подобный вопрос, склонила бы голову на бок, так что прядь волос упала бы ей на лицо, и она убрала бы её за ухо быстрым движением тонких пальцев. Он представлял, как она повернулась бы к окну или к стене, чуть ссутулив плечи и обхватив их руками, и задумалась, подбирая правильные слова, как она всегда это делала. Гаара очень хотел, чтобы в эту самую минуту она была рядом. Нет, эта куноичи не была знатоком ведения войны, она не смогла бы переформировать войска или вернуть домой родственников даймё, но ему было бы значительно проще справляться с этим, будь Саюри здесь. Ведь когда тебе страшно, когда ты не уверен в правильности решения, которое, к тому же, в любом случае повлечет за собой огромный риск, когда на тебе ответственность за жизни тысяч людей, самое лучшее — повернуться лицом к опасности и чувствовать что-то тёплое и надёжное за спиной. И в то же время он боялся. Боялся, что с ней может что-нибудь случиться по пути из страны Воды или же здесь, в Суне. Это могло быть что угодно: нападение, попытка захвата в плен, ложная тревога АНБУ одной из деревень, что могли по ошибке принять её за врага, Шукаку... Да, Шукаку. Пожалуй, это он боялся больше всего — не суметь защитить её от самого себя. Гаара осознавал, что подвергнет её опасности, и это его останавливало. Однако... — Гаара, ты вообще с нами?! — обратилась к нему Темари, нервы которой уже практически сдали. — У тебя такой вид, словно ты не на этой планете сейчас находишься! Ты слышал, о чем мы разговаривали? Казекаге несколько раз моргнул, после чего повернул голову, встречаясь взглядом с сестрой. — Я все слышал, — ровным тоном ответил он. — Генины ни под каким предлогом не войдут в состав вооруженных сил. Решения, принимаемые Советом в моё отсутствие, неправомерны и не имеют ровным счётом никакой силы, так что определяют это не они. — Гаара поднялся со стула и обошёл его. — Мне необходимо решить несколько вопросов и ещё раз поговорить с Райкаге по видеосвязи. Канкуро и Темари облегченно вздохнули и, переглянувшись, кивнули друг другу. Баки оторвался от карты и двинулся в сторону Казекаге, чтобы проводить его до кабинета, и тот уже двинулся в сторону двери зала, как вдруг в неё ворвался взмыленный шиноби — один из чуунинов, что были в подчинении у Баки, — и сел перед Гаарой, склонив колено, так резко, что со стороны сначала могло показаться, что он едва не упал. — Казекаге-сама, срочная новость! — выпалил он. — Разрешите доложить! — Что случилось? — вскинув брови спросила Темари, подходя ближе. — Поднимись, Муто, — велел ему Гаара, остановившись. — В чем дело? Шиноби по имени Муто быстро встал, спешно отряхнув колени дрожащей рукой, и вытянулся по струнке, зажмурившись, словно ожидал наказания. — Только что мы получили извещение от нашего врага, Казекаге-сама, — отрапортовал он. — В Суну пришло письмо с их, точнее, его требованиями. Этот человек по имени Сэтору требует Вас, других Каге и всех феодалов немедленно передать ему свою власть и полномочия. В своём обращении он пишет, что это необходимо сделать в течение суток с момента получения письма. В противном случае, по его словам, момент истечения предоставленного времени будет считаться началом Пятой Мировой Войны Шиноби.