Песчаная лилия

— Не хотите чаю, Казекаге-сама? Гаара поднял глаза на Саюри, стоявшую рядом с ним. Опираясь одной рукой о стол, за которым он сидел, девушка внимательно смотрела на него своими серебристо-серыми глазами, ожидая ответа. Ее брови были чуть изогнуты, а уголки губ — приподняты в вежливой полуулыбке. — Что? — переспросил Казекаге, переключаясь с мыслей о документах. — А, да. Спасибо. Куноичи улыбнулась и неслышными шагами отправилась на небольшую кухню, что была специально предусмотрена в номере для такого важного гостя деревни. Гаара проследил за Саюри взглядом, пока она не скрылась в дверях, и на секунду подумал о том, что от ее вчерашней грусти ничего не осталось — во всяком случае, он этого теперь не замечал. Она больше не плакала, не зависала на несколько минут, безразлично глядя в одну точку, не прятала покрасневшие глаза под волосами. Он не был уверен, было ли это следствием их утреннего разговора с Мей, когда последняя поручила девушке охранять Казекаге ближайшие двое суток, или на то имелись другие причины, но факт оставался фактом: Саюри нашла силы взять себя в руки. С самого утра, как только они вместе покинули Резиденцию Мизукаге и пошли по деревне к гостинице, где Гааре был предоставлен самый лучший номер, она была не очень разговорчива, но, тем не менее, почти все время улыбалась уголками губ, едва заметно краснея, если их зрительный контакт длился дольше двух-трех секунд. Во время одного из таких контактов молодой правитель Суны вдруг поймал себя на мысли, что Саюри обладала достаточно приятными чертами лица. Обычно Гаара не придавал совершенно никакого значения таким характеристикам, как «красивый» и «некрасивый», но в тот момент он решил, что первое определение, возможно, к ней относилось. — Прошу прощения, что заставила Вас ждать, — оторвав его от размышлений, произнесла Саюри, заходя в комнату с небольшим круглым подносом в руках. Куноичи подошла к столу и осторожно поставила перед Казекаге чашечку, налив в нее уже успевший завариться зеленый чай, и воздух тут же наполнился его тонким жасминовым ароматом. Движения девушки были аккуратными и расчетливыми; она действовала так, словно делала это по сотне раз в день, поэтому на стол не пролилось ни капли. — Спасибо, — кивнул Гаара, когда Саюри пододвинула ему чашку. — Не за что, Казекаге-сама, — улыбнулась девушка, наливая и себе немного чая, от которого шел горячий пар. Она взяла чашку со стола и, не спеша делать первый глоток, чтобы не обжечься, присела в кресло, что стояло по левую сторону от письменного стола, в нескольких метрах от него. Саюри задумчиво уставилась в окно, рассматривая затуманенные силуэты деревьев, покачивавшихся от ветра. Она думала, Гаара снова вернулся к бумагам и уже не смотрит на нее, а потому улыбка вдруг исчезла с ее лица, во взгляде снова появилась некая грусть. Но Казекаге видел это, наблюдая за ней, хотя и не до конца понимал ее мимику. Для него само по себе выражение эмоций было чем-то непривычным, а уж понимание чувств другого человека… нет, это слишком сложно. Гаара осторожно взял предусмотрительно поставленную подальше от важных бумаг чашку и поднес к губам, делая небольшой глоток. — Очень... вкусный чай, Саюри, — нарушив затянувшееся молчание, почему-то запинаясь произнес он и вернул чашку на стол. — Рада, что Вам понравилось, — с улыбкой ответила девушка, повернувшись к нему. — Кто-то учил тебя этому? Саюри улыбнулась шире, уже более искренне, чем в прошлый раз, и взглянула на Казекаге. Ее глаза буквально засияли, да и сама она едва ли не засветилась изнутри. — Да, — ответила девушка, кивнув головой, — моя мама. Когда я была маленькой, она устраивала для нас всех маленькие чайные церемонии по вечерам, рассказывала мне о том, как это правильно делать: как расставлять чашечки, как и с чем заваривать чай, как правильно… Куноичи вдруг замолчала. Тот свет, что наполнял ее, померк так же быстро, как и загорелся парой секунд ранее. Она опустила глаза, принявшись рассматривать пол, и, поставив на стол чашку, из которой так и не отпила, стала вновь заламывать пальцы. Она почти всегда делала так, когда нервничала или смущалась, только вот Гааре этого было не понять. — В чем дело? — спросил он, всматриваясь в ее лицо и пытаясь понять причину столь резкой перемены настроения. — Извините меня, Казекаге-сама, — тихо произнесла Саюри, избегая его взгляда. — Что-то я увлеклась. Не буду Вас больше отвлекать. Сказать, что ее слова удивили правителя деревни Песка, — ничего не сказать. Обычно люди только и делали, что рассказывали ему обо всем, причем каждый преследовал свои цели: поделиться, попросить о чем-то, пожаловаться, похвастаться… Но почему тогда Саюри вдруг перестала говорить о том, что, судя по ее эмоциям, было очень приятным для нее? Гаара не имел ни малейшего понятия. Он сильно жалел, что не может общаться с людьми так же просто и легко, как, например, Наруто — тому ничего бы не стоило задать вопрос напрямую, чтобы разобраться в ситуации. Гаара отодвинул договоры, выданные ему Мей Теруми для рассмотрения и подписания, и, поудобнее усевшись к кресле, заговорил: — Ты не права. Напротив, мне даже интересно послушать. Саюри подняла голову, удивленно вскинув брови. — П-простите, Казекаге-сама? — переспросила она. — Расскажи мне о своей матери. Девушка широко распахнула свои серые глаза, на ее щеках выступил румянец, достаточно сильно заметный на бледной коже. Случайно поймав заинтересованный взгляд Гаары, она смутилась еще больше. Привыкшая никого не нагружать рассказами о своем детстве, да и не только о нем, Саюри с трудом могла представить себе, что это вообще может быть для кого-то интересно. Раньше, когда она начинала о чем-то кому-то увлеченно рассказывать, Кичиро, вечно, как на зло, оказываясь где-нибудь по-близости, каждый раз резко перебивал ее, говоря «заткнись, это никому не интересно!» Но теперь, когда Казекаге сам об этом попросил… — Моя мама… — начала девушка, подбирая слова. — Она... очень красивая и умная женщина. Мама была куноичи, пока жила в Конохе, но потом переехала сюда, когда вышла замуж за моего папу, и оставила это. — В Конохе? — переспросил Казекаге, уже не скрывая неподдельного интереса. Саюри кивнула. — Мало кто об этом знает, но у знаменитого Белого Клыка Конохи был старший брат, Тадао. Он и его жена погибли во время Второй Мировой войны шиноби, и их дочь, мою маму, вместе со своим сыном воспитывал Сакумо-сан. Она часто рассказывала мне про деревню Листа, когда я была маленькой, и про Какаши-сана, с которым они вместе выросли. Правда, она ещё говорила, что сильно поссорилась с ним незадолго до своего отъезда в Киригакуре, но не говорила из-за чего. Гаара был немного удивлён, но ни один мускул на его лице не дёрнулся — мимика его не выдала. Разумеется, их родство с Какаши Хатаке объясняло серебряный цвет её волос, но раньше он и не предполагал, что они могли быть как-то связаны между собой. Хотя, с другой стороны, раньше он и не интересовался этой девушкой. Впрочем, прежде он вообще мало чем интересовался, если это не относилось к безопасности и благополучию его деревни. — И ты никогда не хотела это узнать? — спросил он у Саюри. Девушка опустила голову, на секунду прикрыв глаза, и до крови прикусила губы, очевидно, думая, что правитель деревни Песка этого не заметит. Однако даже это действие не укрылось от его пристального взора. — Хотела, — наконец ответила куноичи. — Но вряд ли мне это удастся. Мама… — её голос дрогнул, — погибла. Уже давно. Гаара не нашёл, что ответить. Где-то в его грудной клетке, должно быть, в районе сердца, появилось странное неприятное ощущение, понять природу которого он не мог. Повисшая в небольшой комнате тишина с каждой секундой становилась все более и более тяжелой. Саюри все так же не поднимала глаз, до хруста заламывая пальцы. Последние два-три года воспоминания о родителях не причиняли девушки много боли — она приняла факт их смерти и лишь изредка молилась за них, надеясь, что они оба находятся в лучшем месте со всеми остальными её родственниками. Но тогда рядом был Акиро, всегда поддерживавший и не дававший ей изводить себя собственными мыслями, а теперь… теперь, когда не стало и его, Саюри чувствовала себя опустошённой. Словно большая пустая комната — когда-то в ней было много людей, но они покинули её один за другим и забрали с собой все хорошее, что в ней было. Осталось лишь эхо их голосов, раздававшееся в глухих серых стенах. — А твой отец? — тихо спросил Казекаге, нарушив звенящую в ушах тишину. — Тоже умер, — мрачно ответила девушка. — Погиб от рук причастного к смерти моей мамы, спустя десять лет после её смерти. — Другие родственники? — Весь мой клан перебит, Казекаге-сама, — неожиданно твёрдо произнесла Саюри. — Разными людьми, в разное время и по разным причинам. В живых нет никого, кроме меня и моего старшего брата, но Кичиро меня своей сестрой не считает. Вы наверняка слышали о временах Кровавого Тумана — тогда убивали без разбору всех шиноби, обладавших каким-либо кеккей генкай, в том числе и многих моих родственников. А те, кто остался в живых тогда, погибли от рук членов клана Кагуя, напавших на деревню… — девушка запнулась и пару секунд помедлила, размышляя о собственных словах. — Прошу прощения, Казекаге-сама. Я не должна была говорить вам все это, загружать этой историей и… — Нет, — оборвал ее Гаара, — это ты меня извини. И, Саюри, — он наконец поймал взгляд серебристых глаз куноичи, — мне очень жаль. Девушка улыбнулась уголками губ, как делала всегда, когда на самом деле вот-вот готова была разрыдаться, и поднялась с кресла. — Могу я чем-нибудь помочь Вам? — спросила она, подходя ближе к письменному столу. — Может, надо разобрать бумаги по стопкам?

***

Саюри спала совсем тихо, не было слышно даже её невесомого дыхания. Грудь девушки беззвучно вздымалась с каждым её вздохом, тонкие пальцы сжимали ткань кофты, губы были чуть приоткрыты, а густые ресницы едва заметно подрагивали. Не то чтобы Гаара сильно интересовался чьим-то волосяным покровом, нет, просто почему-то вот уже часа два он постоянно отвлекался от изучения важных договоров и соглашений на безмятежный вид куноичи, мирно спавшей в кресле. Поджав колени к груди, она уснула, положив голову на руку, когда время уже близилось к рассвету: они просидели за бумагами весь вечер и практически всю ночь. В отличие от джинчурики Шукаку, к отсутствию сна Саюри не привыкла, так что, как бы та не сопротивлялась естественной потребности организма, говоря, что обязана охранять Казекаге круглые сутки, не спуская с него глаз, ее усталость все же взяла своё. Надо же, заснула в одной комнате с джинчурики Шукаку. Бесстрашная. Большинство людей и один на один с ним разговаривать боялись в его кабинете. Должно быть, именно так устроена человеческая память: хорошие поступки они воспринимают как должное и быстро забывают, но стоит лишь раз сделать что-нибудь плохое, оступиться, и они будут вспоминать об этом каждый день до конца жизни. А поскольку в прошлом Гаары было гораздо больше ошибок, не опасался, наверное, один только Наруто. Но он был скорее исключением из правил. Даже его собственные брат и сестра до недавнего времени не горели желанием оставаться с Казекаге наедине — мало ли что. А вот Саюри, у которой для того, чтобы бояться его, было больше всех причин, спокойно уснула в кресле, что находилось лишь в какой-то паре метров от него. За окнами ветер неистово раскачивал из стороны в сторону окутанные туманом деревья. Было прохладно, даже очень: из-за сквозняка и не слишком хорошей теплоизоляции, температура в комнате не сильно превышала ту, что была на улице. Гаара, будучи привыкшим к ночному холоду в пустыне, поначалу даже не обратил на это особого внимания, но, заметив на светлой коже девушки, что непроизвольно съёжилась, мурашки, подумал о том, что неплохо было бы что-то сделать. Тихо встав из-за стола, он обошёл комнату в поисках чего-то, хотя бы отдалённо напоминавшего одеяло. Так как ему самому никогда не приходилось заботиться о подобных вещах, он понятия не имел, где это могло храниться, но все же нашёл в шкафу свёрнутый плед и осторожно накрыл им Саюри, изо всех сил стараясь не разбудить её. Почувствовав тепло, девушка немного расслабилась и глубоко вздохнула, но не проснулась. Гаара не спеша сел обратно за стол, параллельно размышляя о мотивах своего поступка, но, к сожалению, не смог сделать никакого вывода. Вроде бы так было правильно — он когда-то читал об этом в одной из книг, что стояли на полках библиотеки в их доме. Точной цитаты он не помнил, но смысл был в том, что если хочешь подружиться с кем-то, сделай так, чтобы этому человеку было комфортно рядом с тобой, заботься о нём, показывай, что он тебе нужен. Гаара этот принцип выучить-то выучил — неважно, что на практике не применял — сейчас его занимал другой вопрос: почему именно Саюри? Он сделал это чисто интуитивно, по инерции, и теперь, задумавшись о причине, совершенно не понимал, откуда у него возникло желание укрыть её — ему просто почему-то не хотелось, чтобы эта девушка мёрзла. А ведь ты чуть не убил её тогда, — напомнил голос в его голове, и в ту же секунду Казекаге почувствовал сильную боль в висках. — Это ты чуть не убил её тогда, — шёпотом ответил он демону, непроизвольно сжимая руки в кулаки. Девушка вздрогнула. Распахнув свои серые глаза, она подняла голову и осмотрелась по сторонам, после чего, заметив, что на ней был плед, откинула его и села в кресле, опустив ноги на пол. — Казекаге-сама… — произнесла Саюри сонным голосом. — Я что, уснула?! Правитель Суны несколько секунд молча смотрел на куноичи, мысленно коря себя за то, что разбудил её. Саюри же, не дождавшись его ответа, вскочила на ноги и заметалась по комнате. — О боже! — воскликнула она, всплеснув руками. — Как же так? Мей-сама проучила мне охранять вас, а я сплю на своём же дежурстве! Она же просто… — Саюри, успокойся, — спокойно сказал Казекаге, немного поражённый её реакцией. — Ты спала всего пару часов. — Пару часов?! И вы так спокойно мне об этом говорите? А если бы с вами что-то случилось за это время, Казекаге-сама?! — Едва ли. Я все-таки не ребёнок и, если что, смогу сам за себя постоять. Щеки Саюри покраснели, и она уселась обратно в кресло, только теперь заметив, что все это время расхаживала босиком. Натянув свои сапоги, девушка прикусила губу и опустила голову. — Простите меня, Казекаге-сама, — уже более спокойно произнесла она. — Я ужасный ниндзя, я знаю. Мей-сама должна была выбрать кого-то более компетентного, чем я, для вашей защиты. — Это не так, — покачал головой Гаара. — Я думаю, что ты самый компетентный ниндзя для моей защиты. То, что задумывалось как комплимент, прозвучало как неубедительное утешение. Казекаге немного смутился, но виду не подал. В его голове пронеслось много мыслей того, что надо было ещё сказать, но ни одну из них он так и не смог сформулировать. Саюри подняла глаза, на секунду встретившись с ним взглядом, и покраснела ещё сильнее. Тут же отвернувшись, девушка перевела дыхание, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Казекаге, не зная, что нужно сказать или сделать в такой ситуации, снова взял в руки документы, уставившись в написанные рукой Мизукаге строчки текста, но мысли его никак не хотели возвращаться к вопросам сотрудничества двух скрытых деревень. Разумеется, это было очень важно и требовало безотлагательного решения и его подписей под соглашениями, но... В дверь громко и торопливо постучали. Саюри, которая, казалось, мыслями находилась где-то далеко за пределами комнаты, вздрогнула от неожиданности и, вскинув брови, вопросительно взглянула на Казекаге, в чьём взгляде увидела лишь такое же недоумение. — Рановато для завтрака, — скорее себе, чем ему, тихо сказала она, поднимаясь с кресла. Девушка подошла к двери и, помедлив пару секунд, размышляя, все же повернула в замке ключ и потянула за ручку, не без опаски приоткрывая её. Гаара заметил, как её брови нахмурились, а руки напряглись, словно она ожидала чего-то худшего, чем буквально влетевшую в его номер взмыленную куноичи с конвертом в руках. Едва не сбив Саюри с ног — благо, та вовремя сделала шаг в сторону, — девушка в тёмной униформе и с протектором деревни Тумана на лбу подбежала к письменному столу, немного озадачив правителя Суны своей спешкой. — Казекаге-сама, вам срочное послание из Вашей деревни! — на одном дыхании выпалила она, словно от секундного промедления зависела её жизнь. Гаара взял конверт из её рук, на котором почерком Канкуро под штампом "лично в руки" было выведено "В срочном порядке!" и коротко кивнул. — Спасибо, — не выдавая своего волнения, произнес он, распаковывая конверт, и, заметив, что девушка ждёт от него ещё каких-то поручений, добавил: — Можешь идти. — Есть! — ответила та и вихрем вылетела из номера. Саюри облегченно выдохнула, закрывая за ней дверь, и вернулась в своё кресло, наблюдая за Гаарой, читавшим письмо. Выражение его лица практически не изменилось — оно по-прежнему не выражало никаких эмоций и даже было немного отстранённым, но от девушки не укрылось то, как он едва заметно сжал пальцами лист, дочитав до конца. Казекаге ощутимо напрягся и, отложив лист на стол, принялся перечитывать, задумчиво подперев рукой подбородок. — Что-то случилось, Казекаге-сама? — тихо спросила у него Саюри и тут же осеклась. — Прошу прощения, это не моё дело. Гаара молча поднял на неё взгляд, оторвавшись от размашистых, явно написанных в спешке строчек. Девушка выглядела очень озадаченной, в её глазах была тревога — что бы там не произошло, ей это было небезразлично. — Четыре дня назад команда шиноби нашей деревни была послана на разведывательную миссию, — пояснил Казекаге, — а сегодня ночью в Суну из троих вернулось двое. По словам Канкуро, они утверждают, будто их товарищ пропал во время столкновения с кучкой местных преступников. Один из самых квалифицированных джонинов деревни, руководивший операцией, словно провалился сквозь землю, как только начался бой, и ни один из двух других этого не заметил. Саюри удивлённо вскинула брови и покачала головой. — Шиноби регулярно получают на миссиях ранения или даже погибают, это ни для кого не секрет, — заговорила она, встречаясь взглядом с Гаарой. — Но они не исчезают просто так во время боя. — Ты права. У нас есть все основания полагать, что он был захвачен в плен нашим врагом.

*** ***

В просторном подвальном помещении было холодно и сыро. Воздух пах плесенью и был влажным, а камни, которыми был выложен пол, — мокрыми и склизкими. Все это вкупе с плохим освещением, из-за которого царил полумрак, создавало очень неприятную и даже пугающую атмосферу. Через приоткрытую дверь в помещение вошли двое — высокие крепкие мужчины, что несли большой и, судя по всему, увесистый мешок. Молча подойдя к небольшой группе, состоявшей из трёх переговаривавшихся между собой человек, они не очень-то осторожно швырнули его на пол и синхронно сделали шаг назад, опустив головы, ожидая дальнейших приказаний. — Это он? — спросил у них престарелый мужчина с треугольной бородой. — Так точно, Сэтору-сама! — ответил один из них. — Хорошо, — кивнул тот, складывая руки за спиной. — Я хочу увидеть его лицо. Тот служащий, что отвечал на его вопрос, тут же кротко кивнул и быстрым движением пальцев развязал веревку, удерживавшую мешок на голове пленника, и незамедлительно снял его. Темно-коричневые волосы, подстриженные совсем коротко, смуглая кожа, протектор Сунакагуре, завязанный на голове — внешний вид шиноби не оставлял сомнений насчёт его принадлежности к одной из скрытых деревень. В его рту был кляп, а руки и ноги были крепко связаны, что не давало ему освободиться, но тем не менее он не терял надежды. — Бойкий юноша, — отметил Сэтору. — Уже удалось что-нибудь узнать у него? Мужчина покачал головой. — К сожалению, нет, — ответил он. — Этот ругается и говорит, что за ним уже наверняка послали целую армию. — Я ждал этого, — вздохнул старик, поглаживая свою бороду пальцами. — Можете вколоть ему ваш новый препарат, чтобы за одно протестировать его, а потом я вернусь и устрою допрос. Имейте в виду, если пленник не заговорит... это будут ваши проблемы. И с этими словами Сэтору, резко развернувшись, твёрдой походкой проследовал к двери.