Дыхание в басовом ключе

Ну, предчувствия предчувствиями, а работу я-таки получила, так что, засунув свою интуицию подальше и понадежнее и выпихнув вперед свое второе счастье, в смысле — наглость, решила поинтересоваться материальной стороной вопроса: — Так, значит, вы меня возьмете? Шес, обсуждавший в это время что-то с Боженовым, хитро ухмыльнулся и непонятно уточнил: — Мы? Все, что ли? — да у него еще и мания величия? Хочет подчеркнуть, что он такой крутой и столь серьезные решения принимает единолично? Ну ладно, мне что, подыграть его самомнению сложно? — Хорошо. Ты меня возьмешь? — Что, прям здесь? — зеленые глаза округлились в деланном испуге, но тут же сощурились назад, когда Дэн, коротко ругнувшись, отвесил ему смачный подзатыльник, заставив ударника зашипеть. Очень надеюсь, что не только от неожиданности. Пошляк хренов, да что он себе позволяет? От тирады по поводу кое-чьего спермотоксикоза меня удержало только понимание, что этот спор мне точно не выиграть. Судя по всему, язык у этой ехидны подвешен что надо, а подобные баталии — его любимое развлечение. Одно радует, точнее два — во-первых, остальные, кажется, вполне вменяемые, хотя, признаться, и со странностями, а, во-вторых, все это только на пару дней, как-нибудь вытерплю, не кисейная барышня, чай. А потом пускай катится ко всем чертям упражняться в изящной словесности на ком-нибудь другом. Мне деньги нужны, и это — не самый тяжелый способ их заработать. Медленно выпустив воздух сквозь сцепленные зубы и теперь уже тщательно взвешивая каждое слово, я продолжила: — А теперь серьезно — кто мне заплатит? — Гудвин, — ответил Хан, поморщившись и отодвинувшись от возившихся на диване панка и солнышка. — Когда? Я предпочитаю сегодня, но если это проблема, можно завтра утром, — знаю, наглость — мое второе имя, но хочешь жить — умей вертеться. — В пятницу, после выступления, — а Хан, оказывается, тоже не вчера родился. — Давайте, половину сегодня, половину в пятницу, — изобразив мыслительный процесс, согласилась я. — В пятницу, после выступления, — не сдал позиций бритоголовый. — Ну да. А как я могу быть уверена, что после ты не заявишь мне «я не я, и корова не моя»? Половину сегодня. — Всё в пятницу, после выступления, — обрубил Хан. — Я тебя тоже не знаю, и желанием вылавливать по всему городу не горю. — Ты знаешь Боженова, он может гарантировать. — Кого? — Романыча, — для наглядности я ткнула пальцем в сторону друга и, поймав его взгляд, попросила: — Ромка, ну скажи ему, что никуда я не сбегу. Я обожаю Ромку, он замечательный, надежный, верный, но — увы и ах: в бытовых вопросах тормоз тормозом. Может, потому что сам денежных затруднений не испытывал никогда — у отца бизнес, сам он неплохо зарабатывает в ипотечном банке, а жена его, Ленка, держит свой бьюти-салон. Преуспевающий, кстати. Вот и сейчас, лихо взвизгнув мозговыми покрышками, он недоумевающе протянул: — Да какая разница, Витек? Ну в пятницу, так в пятницу. Всё. Накрылся мой аванс блестящим медным тазиком. А я, признаться, очень на него рассчитывала. Знаете, это только со стороны кажется, что два дня ничего не решают, а когда ты в долгах как в шелках и боишься лишний раз нос на улицу показать, потому что должна и соседям, и коллегам, и друзьям, и даже не знаешь, когда вернешь… Нет, я ничего такого себе не позволяю и живу в меру возможностей, а история до ужаса банальна. Два года назад, когда заболел отец, появилось очень много трат на врачей, больницы, лекарства, взятки… Никто же не верит, я надеюсь, что бесплатная медицина в самом деле бесплатная? Вот с тех пор мы с братом и крутимся, как можем. Занимаем у одних, чтобы вернуть другим, а потом снова у первых, чтобы рассчитаться со вторыми, и так по замкнутому кругу. Мы с Олегом даже съехались в одну квартиру, чтобы сэкономить. Да и, если честно, никто особо не давит — люди понимают и входят в положение. Но мне просто физически плохо осознавать, какую кучу денег мы все еще должны. Характер такой — ненавижу быть кому-то должной. А тут еще и Данилка с этим велосипедом. Увидел у какого-то мальчика в парке, и вот уже пару месяцев просто бредит им. Он не избалованный у меня в плане игрушек, не с чего быть избалованным. Редко просит что-то купить. Наверное именно поэтому, увидев какими глазами он провожает каждого мальчишку с двухколесным другом, я и ляпнула, не подумав, что обязательно куплю к маю. Как раз премию должны были дать. Вы бы видели, как он просиял. И вот, май уже начался, а денег как не было, так и нет. Но не рассказывать же все это абсолютно чужим людям? К тому же, я гордая. Второй раз просить не буду. В пятницу — значит, в пятницу. Шес, зажавший к этому времени Дэна в углу дивана и лупивший его по рукам со словами «ты на кого, дурочка, руку подняла?», посмотрел мне в глаза неожиданно серьезным и понимающим взглядом и выдал: — Да отдай ты ей эти бабки! Ну куда она с подводной лодки денется? Она же не хочет, чтобы я ее вылавливал, правильно? Он так многозначительно выделил голосом это я, что «она» моментально поняла — нет, не хочет. Шес, заметив что-то в моих глазах, удовлетворенно кивнул и вернулся к процессу воспитания клавишника, пытавшегося изо всех сил выползти из-под прижимающего его колена. Силы оказались более чем неравными, и через пару минут Дэн бросил это занятие и просипел: — Да слезь же с меня, придурок! — Прощения проси, смерд. — А лезгинку тебе не станцевать? Копыто убери! — Шес надавил сильнее и Дэн сдался. — Ну прости… — Прости меня, мой белый господин, — потребовал ударник. — Сдурел? Шес надавил сильнее. — Ах! Ты дебил? Ладно, ладно! Всё! Прости меня, мой белый господин! — Что? Не слышу. — Слезь с меня! Мне дышать нечем, ты, тетерев глухой! Я извинился! Шес убрал ногу и тут же получил тычок пяткой под ребра, и всё понеслось по новой. Судя по тому, что Хан абсолютно никак на происходящее не реагировал, только отодвинулся подальше, чтоб не зацепили, происходящее не было чем-то из ряда вон выходящим. Да и Дэн не выглядел сильно уж помятым или обиженным. Взрослые мужики, знаменитые на всю страну суровые и недоступные рок-идолы, просто дурачились как мальчишки, и мне это неожиданно понравилось. Звездный занавес на секундочку приподнялся и я смогла увидеть краешком глаза то, что так тщательно скрывалось от фанатов, прессы и просто любопытных. Обычных людей. Ну хорошо, не совсем обычных, но людей из плоти и крови, а не сверкающих холодных звезд шоу-бизнеса. Людей со своими странностями и причудами, но с которыми можно было общаться, смеяться, злиться, да хотя бы и просто находиться в одной комнате и не задаваться каждые пять минут вопросом, как ты сюда попал. И еще я, кажется, наконец-то поняла, как Ромка умудряется дружить с этим невозможным ударником — он просто видит в нем не кумира, а всего лишь человека. Талантливого, да. Но человека с, видимо, не настолько уж и пакостным характером, если разборчивый в связях Боженов с ним якшается. Это потом уже я узнала, что Шес еще подозрительнее и строже относится к выбору собственных друзей, так что удивляться стоило скорее как раз тому, что это он снизошел до общения с Романом. Именно снизошел, а не принял как равного, и прошло довольно много времени, пока из категории «друг моего друга» тот перешел в «мой хороший знакомый», так никогда и не дотянув до «мой друг». Но об этом я узнала намного позже, а пока только смотрела на этих таких разных парней и гадала, что же свело их вместе. Я так задумалась, что не обратила внимания на подошедшего ко мне Хана. И очнулась, только когда он потряс у меня перед носом каким-то конвертом. — Э-эй! Ви-ка! Деньги-то возьми, или уже не надо? Возмущенно пискнув, я выхватила конверт, удостоившись в ответ тихого смешка со стороны бритоголового. Пересчитывать деньги не стала, рассудив, что все равно дали столько, сколько захотели дать, и, быстренько переместившись к креслу, спрятала гонорар в свою безразмерную сумку. Моя сумка — это вообще отдельная тема для разговора. Олег все время смеется, что у нас, видимо, разные предки, потому что мои явно были улитками. Гены, как известно, не вода, вот я и испытываю патологическую необходимость таскать весь свой дом с его многочисленным содержимым с собой. У меня всегда есть при себе все, что может понадобиться в случае экстренного устранения неполадок при запуске межгалактического крейсера. В результате мой дамский ридикюль являет собой и по внешнему виду, и по внутреннему содержимому скорее баул переезжего таджика. Я сама не всегда в курсе, что у меня там валяется. Например, пару недель назад, перевернув сумку вверх дном в поисках зажигалки, я неожиданно обнаружила запасной памперс, от которых Даник отучился еще три года назад, и открытую пачку пупырчатых розовых презервативов, о происхождении которых имела весьма смутное представление. Кажется, прошлым летом Дане срочно понадобились воздушные шарики, а из открытых магазинов под рукой оказались только бабка, торгующая семечками, и круглосуточная аптека. Памперс я тогда выкинула, а изделие номер два зачем-то вернула в сумку. Зажигалку, кстати, так и не нашла, хотя точно знала, что она где-то там. И не потому, что я курю — это как раз нет, а потому что с чего бы ей там не быть? Пока я запихивала конверт с деньгами в свой баул, Романыч, решив, что все вопросы устаканены и пора бы и честь знать, намылился сваливать. Пожав парням руки и выдернув наконец вздохнувшего с облегчением Дэна из-под зада внаглую сидевшего на нем ударника, он поинтересовался у последнего: — Завтра как? Вике сюда подъехать? Во сколько? — Завтра? — сделал тот вид, что задумался. — Да ну. На завтра у меня столько планов: в Эрмитаж там сходить, в фонтан поплевать… Давай лучше послезавтра, торопиться-то некуда. Или еще лучше, встретимся прямо на концерте, часа через полтора после начала, — и, взглянув на меня поверх Ромкиного плеча, уже серьезно добавил: — Сейчас едешь домой переодеваться и чтоб через час была здесь. Есть как добраться? — и, получив утвердительный кивок: — Ну так в темпе. — Мне ребенка из садика забрать надо и пристроить куда-нибудь, — внезапно сообразила я. — А меня еб… э… а это мое дело? — ну надо же, сдержался. — Ты деньги взяла, между прочим. — Да, но я не думала… — Ну так думай! Если бы была возможность ждать, неужели ты думаешь, что я не нашел бы кого другого? — Витек, я с Ленкой поговорю, оставишь Данилу у нее, — предложил Ромка. А что, это идея. Меня его жена на дух не переносила, взаимно, впрочем, но вот сына моего просто обожала и никогда не отказывалась посидеть с ним. У них самих с детьми как-то пока не сложилось, и Лена с удовольствием тратила весь свой невостребованный до поры до времени запас материнского тепла и ласки на моего маленького мужичка. — Да, спроси. Слушай, спасибо тебе огромное, я как-то и не подумала, что будет, если меня возьмут. — Да без проблем… — Да без трепа! — это уже опять Шес. — Давай, одна нога здесь, вторая тоже уже здесь. И надень что-нибудь приличное. И каблуки сними. А я пока найду нам сэмик. — Кого? — Не кого, а что. Сэмик. Ну… не важно, скажем так — другую ударную установку. — А с этой что не так? — Это не с Фросей что-то не так, а кое с кем другим, — кивок в мою сторону. — Фрося? — Фрося, — кивок уже в сторону барабанов и стремительно насупливающиеся брови при виде моей зарождающейся истерики. — У нас проблемы? — Что ты, Бог с тобой, Фрося так Фрося. — Вот и чудненько. За мои бубны сядешь только тогда, когда разберешься, с какой стороны за палочки держаться и перестанешь лупить ногой в кардан так, как вроде это он тебе денег должен. А пока нам нужен жертвенный баран, — и неожиданно заржал над собственным каламбуром: — А-ха, Хан, слышал — баран-барабан, а-ха-ха! Хан тоже подошел к нам и, немного виновато улыбнувшись, пояснил: — Не обращай внимания. Это у него стресс так проявляется. Ну, давайте, дуйте быстрячком. — Ты сегодня еще к Алу поедешь? — вдруг спросил успокоившийся Шес. — Да, а что? — Романыч напрягся. Да кто такой этот Ал, о котором все говорят? Надо бы расспросить по дороге. — Да ничего. Передай, пусть подползает часам к десяти. Хотя нет, — ударник задумчиво посмотрел на бедную меня, — пусть сначала позвонит. — Точно? — А? Да точно, точно, бить не буду. И ключи от байка пусть привезет. — Так, значит, всё же из-за байка? — Ромка всё ещё насторожено заглядывал тому в глаза, но, кажется, начал расслабляться. — Ну не из-за бабы же! — Ну вы и придурки! — Гены, что ты хочешь… — Гены, Васи, Коли, Пети, — встрял Хан, — помирились — и ладушки. Вика, давай быстренько. Время и правда поджимает. _____________________________ Хан с интересом наблюдал за другом. Тот задумчиво и как-то отрешенно уставился на закрывшуюся дверь, продолжая на автомате крутить палочки пальцами левой руки. Мысли его витали где-то настолько далеко, что даже Хан, знавший его как облупленного вот уже сколько лет, затруднялся определить наверняка их направление. — Шес, она тебе что, понравилась? — А? — брюнет вернулся на землю и раздраженно буркнул: — Сдурел, что ли? — А что, она милая. И прикольная. — И что? Я от таких милых и прикольных каждый день тапками отмахиваюсь. — А зачем ты ее взял тогда? — Сам не знаю… _____________________________ Едва успев сесть в машину, я отзвонилась Олежеку и дрожащим от возбуждения голосом отрапортовала о событиях последнего часа. Мне и самой с трудом верилось в то, что только что произошло. Может, тяжелую музыку я и не любила, но понимать, что мои новые знакомые — самые настоящие звезды, о которых я раньше только в желтой прессе могла читать, я прекрасно понимала. А потому волновалась, как первокурсница на первом экзамене, подготовку к которому благополучно прогуляла. Брат, выслушав мой сбивчивый и путаный рассказ, сообщил что, во-первых, я умница, молодчинка и вообще самая-самая; во-вторых, за Даником он присмотрит («даже не думай об этом, мы прекрасно справимся без тебя»); и в-третьих, он переломает все кости этим рокерам, «если хоть кто-нибудь, хоть пальцем…» В угрозу верилось без особого труда. Не в первый раз. Ломать, в смысле, а не угрожать. Олежек, он у меня такой. Блюдет на правах старшего брата мою честь и достоинство изо всех сил. Особенно после той истории, в результате которой на свет появился Данька. Кажется, братишка винит в произошедшем себя. В том, что не уследил, не удержал, не вмешался, что поверил, так же, как и я, впрочем, вот и перегибает теперь палку. Я клятвенно заверила его, что никто ни-ни, ни сном, ни духом, а если вдруг что, то я обо всем тут же ему сообщу. Только после этого Олежек успокоился и, пожелав удачи, отключился. А я, не в силах побороть собственное любопытство, все же задала другу волновавший меня вопрос: — Ромка, а кто такой Ал? Романыч как-то странно на меня посмотрел, хмыкнул, но все же снизошел до ответа: — У тебя на радостях совсем память отшибло? И это ответ? Что я должна из этого понять? Прокрутив мысленно всё, что Боженов рассказывал мне о Рельефе, я пришла к неутешительному выводу, что никакая информация ни о каком Але в голове моей, к сожалению, не отложилась. О чем я незамедлительно и сообщила: — А я должна помнить? Ромчик, может, ты только собирался мне рассказать, а? Мы же, кроме как Шесу, никому из Рельефа кости не перемывали. — Да при чем тут Рельеф? — от удивления он даже притормозил. О-па, даже так? Уже хуже. Значит, какой-то приятель, которого, судя по реакции, я должна знать, но… увы. Не желая оказаться совсем уже свиньей, я судорожно перебирала в уме всех известных мне Ромкиных друзей-знакомых, когда тот неожиданно смилостивился: — Ну, Алек? С эконом-факультета? О, Господи, Витек, ну знаешь ты его! Высокий такой, блондин… Ну, на выпускном в универе мы с ним еще надрались и ты нас по домам развозила. А мы песни орали и ехать не хотели, помнишь? А еще на гонки я его несколько раз приводил, а ты, зараза, не допустила. Ну? Не тормози, Витек! — Да вспомнила я, вспомнила! Это который с зеленым Дукати на прошлой неделе был. И да, я помню, как вы с каким-то дружком мне после вашего выпускного машину на брудершафт заблевали. Это он и есть? — Я потом все вымыл! — Да помню я! Она потом все равно неделю воняла! Как он выглядит, не помню, — призналась я, — мельком видела, а Дукати помню. — Ты ушибленная на всю голову, Вик? Байк, блин, она помнит, а Ала нет! Он свихнется, когда узнает. — Так на такой байк, Романыч, грех не обратить внимание. А дружка-то твоего мне с чего помнить? — Ну ты даешь! Алека все девушки помнят! — Ну, значит, на фоне байка он сильно проигрывает. Ах! Какой мотоцикл… Ром, я, кажется, влюбилась! — Скажешь Шесу, порадуешь мужика, — Ромка хитро улыбнулся. Снова этот Шес? Как мы опять к нему вернулись? Я буркнула, пытаясь понять, почему же он меня настолько бесит: — А он-то каким боком? — Так это его мотоцикл. — Серьезно, что ли? — невозможный ударник резко стал казаться милее и приятнее, в виду нарисовавшейся радужной перспективы выпросить красавца Дукати на предмет покататься. — Ну, вообще у Алека есть такой же, только черный. Но конкретно этот был Шеса. — Подожди. А как они?.. В смысле, откуда?.. А! Так это через тебя они знакомы? Слушай, а откуда ты Шеса знаешь? Тоже учились вместе? Так он же вроде старше. — Витек! — Ромка уже хохотал. — Придержи коней, детка. Нигде я с Шесом не учился. Он вообще не питерский. И это не они познакомились через меня, а я с Шесом через Ала. Шес меня вообще сначала за человека не считал, а потом свыкся вроде. Даже в гости заходит, когда в городе проездом. — А они откуда знакомы? — Да они родственники какие-то. Кажется, двоюродные или троюродные братья, не помню. Но дружат крепко. — Ага, то-то они руки друг другу переломали. — Ну, ссорятся они тоже крепко. — С таким характером, как у Шеса, оно и не удивительно. — Знаешь, Шес, конечно, псих. Но псих замкнутый. Он чаще всего просто всех игнорирует. Но ты Алека не знаешь. Он кого хошь до белого каления доведет. Я их сколько знаю, они вот так — подерутся, потом по пивку и по бабам. Это их нормальное состояние. — Странные у тебя друзья, — я не удержалась от ехидства, за что тут же получила щелбан по носу. — На себя посмотри! Все, приехали, — мы затормозили на въезде на лицейскую парковку. — Назад дорогу найдешь? — Конечно. — Ну, тогда удачи. Я предупрежу Леночку, что ты малого привезешь. — Спасибо. И, Романыч? — А? — Спасибо! — Да ладно. Ты сначала Шеса выдержи пару дней, тогда и благодарить будешь. Если захочешь. А-ха!