Дыхание в басовом ключе

Ну, не ожидала я этого, не ожидала. То есть, где-то внутри, задвинутое далеко на антресоли подсознания, жило понимание того, что если уж благоверный нарисовался, то одной встречей я не отделаюсь. Но не на следующий же день! У меня даже промелькнула грешная мысль, а не следит ли он за мной. Впрочем, она была тут же отметена, как маловероятная. Ну с чего бы ему? С другой стороны, причин такой настойчивости я тоже не понимала. И это основательно пугало. Нет, ну правда — живёт себе человек пять лет и в ус не дует. Даже наоборот — всячески отбрыкивается от ответственности. Уж я-то точно знаю, сколько раз Тотошка пыталась промыть ему мозги. Мне она, ясно дело, ничего не говорила, но были тут и там оговорки, особенно после пары мартини, из которых элементарно делались определённые выводы. Так что тут я видела только два варианта: либо Кирилл, в отличие от старшей сестры, произошёл от жирафа и только сейчас сообразил, что беременность обычно заканчивается родами, либо он что-то скрывает. Зная не понаслышке об изворотливости и цепкости этого индивида, я склонялась ко второму. И этот вариант меня никоим образом не устраивал. Первый, впрочем, тоже, но он хотя бы тешил самолюбие, а вот этот откровенно пугал. Я чувствую себя крайне неуютно, когда не понимаю, что происходит. — Какое, к чёрту, «познакомимся»? — с типично змеиными интонациями прошипела я. — Какую букву в слове «нет» ты не понял? — Вита, ну что ты… — Кирилл, карты на стол: что тебе надо? Ты честно признаёшься, я честно рассказываю, где видела тебя и твои бредовые идеи, и ты сваливаешь отсюда до того, как мой сын возвращается. Идёт? — Что за манера речи, солнце? — не поняла, он что, нотации собирается мне читать? Ну уж нет! Это тогда, в далёкой и туманной юности, меня волновало его мнение. Было, да сплыло. — Между прочим, это наш сын! — Наш? — мой тон медленно, но верно превращался из шипящего в противно-визгливый. — Наш?! А тебя, дорогой, где носило, пока я растила нашего сына, а? Да как тебе наглости хватает?.. — Ш-ш-ш… — закрутил он головой, озираясь по сторонам. — Не позорь меня. — Так иди отсюда, если я тебя позорю! — Я хочу сына увидеть. — Уже увидел! Пошёл вон! — Вита, ты не можешь так… — Не говори мне, чего я могу, а чего не могу! Ты бросил нас… — Но я же вернулся! — А оно мне надо?! — Это надо ему! Вот тут я осеклась. Сволочь. Безошибочно нашёл слабое место в спешно напяленной прямо на голую душу броне. Да, я решала за сына. Не давала ему ни малейшего шанса выбирать самому, потому что скрывала от него сам факт существования этого выбора. Эгоистично? Возможно. Но, думаю, любой родитель, так или иначе, сталкивался с подобной дилеммой. Тут главное быть уверенным в правильности собственных поступков, иначе можно и умом тронуться от осознания всех возможных последствий. Так была ли я уверена? Вы, возможно, удивитесь, но нет. Дане нужен отец. К этому выводу я пришла сравнительно недавно и одновременно сделала ещё один — абы какой отец не подойдёт. Если выбирать между просто наличием печати в паспорте и отсутствием оной, мой ответ очевиден. Изменение семейного положения не было приоритетным для меня. Мне важно какой именно человек будет рядом. И, выбирая, я прежде всего думала о сыне. Именно поэтому я и не знакомила его со своими хахалями, как их называл Олежек. Вот появится тот, кто сможет и захочет заменить ему отца, тогда и познакомлю. А просто так — зачем? Лишь наталкивать ребенка на вопросы, ответ на которые я ещё не была готова давать. Можете спорить на этот счёт, мне всё равно. Тут другое ело меня поедом и не давало спокойно дышать: а не занесла ли я Кирилла в категорию «абы кто» основываясь исключительно на собственной обиде? Я серьёзно. Разве мало случаев, когда мужчины остаются прекрасными отцами и после разрыва с матерями своих детей? Я была практически на сто процентов уверена, что бывший — не из этих. Те не разменивают своих чад на карьеру рекламной модели. И всё же… И всё ж маленький и назойливый червячок сомнения грыз меня изнутри, а Кирилл своей фразой подкинул ему новую пищу для размышлений. — Кирилл, — я пыталась говорить вменяемо, осторожно выбирая слова, но получалось из рук вон плохо, — а с чего ты взял, что нужен ему? — Солнце, ну что ты как маленькая? — опс… Неправильно выбранный тон, дружок, совсем неправильно. — Ребёнку нужен отец, и не спорь со мной. — Да какой из тебя отец, а? — хохотнула я. — Ты же за пять лет даже ни разу не поинтересовался, как он. Я вообще в шоке, что ты в курсе, как его зовут. — Вита, — эй, это что за мягкая улыбка? Мы, вообще-то, ругаемся. — Ты меня теперь до скончания дней будешь этим попрекать? — Дай подумать, — я сыграла на публику короткое многозначительное размышление и — Да. — Ну, слава Богу, — он абсолютно неожиданно легко и непринуждённо рассмеялся. Увидев, мягко сказать, удивление на моём лице, Кирилл пояснил свою более чем странную, на мой взгляд, реакцию: — Ты злишься, малышка. Злишься, злишься, не отрицай. А значит, всё ещё любишь. — Ты в своём уме? — опешила я. — Любишь! — уверено постановил он и потянулся ко мне через стол. — Солнце, я знаю, что наделал много глупостей, и… — И одна из них была занять мой стул, — раздался хриплый голос над нашими головами. В пылу жаркого спора мы как-то упустили из вида, где вообще находимся. А потому появившийся вдруг ударник «Рельефа» стал сюрпризом и для меня тоже, что уж говорить о Кирилле. — Что? — задрал он голову, отрываясь от меня. Потом ещё чуть-чуть, потом ещё и, наконец-то, нашёл зелёные глаза, с интересом рассматривающие его в ответ. — Вам чего? — Стул, — абсолютно спокойно пояснил рокер и протянул здоровую руку: — Привет, я Шес. — Да мне по барабану, — ой, узнаю своего Кирилла. Всегда хамил, будучи застигнут врасплох. — Парень, мы тут, вообще-то, разговариваем. — И? — И отвянь, а? Ты мешаешь. — И? — Да блин! Вита, это кто? — Это? Это Шес. — И какого черта ему надо? — Стул, — становилось забавно. — Шес, — Кирилл опять повернулся к ударнику. Такое впечатление, что тот специально навис над ним, заставляя задирать голову. Зная эту заразу, не удивлюсь, если так оно и было. — Сядь в другом месте, а? Не до тебя сейчас… — Мама, — лохматая белобрысая головёнка с такими же, как и у бывшего, ярко-голубыми глазами высунулась из-за спины рокера. Точнее, из-за его ноги. — Мама, а кто этот дядя? — Сыно-о-о… — подозреваю, что этот гад от модельного бизнеса хотел сказать «сынок», но его грубо прервал скрежет отодвигаемого стула. Стул вместе с прифигевшим Кириллом двигался посредством пихания ногой. — Вита, да что он хочет? — Завтракать, я думаю. Я только сейчас обратила внимание на еду, волшебным образом образовавшуюся на столе. Нет, ну это надо было так увлечься перебранкой, чтобы не заметить официанта. — Приятного аппетита, — постановил Шес, придвигая на освободившееся место другой стул. — Клоп, передай соль, пожалуйста. — Он что, жрать тут будет? — вроде, обращается ко мне, а вытаращился на рокера. На всякий случай отвечаю: — А что ему делать? Танцевать? — Я так понимаю, ты Кирилл? — влез ударник в нашу набирающую новые обороты ссору. — Завтракать будешь? Так, стоп. Во-первых, откуда он его знает? А, во-вторых, если знает, какого чёрта так спокойно предлагает остаться? Он что, не понимает?.. — Какой к черту завтрак? — взвился Авдеев и тут же умолк. Ну да, с такой пятернёй на шее особо не потрепыхаешься. — Пасть закрой, — приветливо улыбаясь, процедил Шес на английском сквозь зубы. — Перепугаешь ребёнка, я тебе уши на задницу натяну. Мы друг друга понимаем? — и продолжил по-русски, кивнув на половину своего тоста: — Тостик? — Какой % непечатно % тост?! — Не понял. Жаль. — Так дядя кто? — напомнил о себе Данька. — Да % непечатно %! — рявкнул Кирилл, безуспешно пытаясь вывернуться из захвата. — Мама, что такое % непечатно %? Мой ребёнок, как всегда, вычленил самое мерзопакостное слово. Вечно ставит меня с этим в неловкие ситуации. В этот раз я была даже рада. Значит, есть шанс, что он не обратил внимание на всё остальное. — Дядю так зовут, — прежде, чем я успела отреагировать, выдал свою версию Шес. Неплохую версию, кстати, в сложившихся обстоятельствах. — А… — лобик наморщился, выдавая идущий мыслительный процесс. — А я не знаю такое имя. У нас в садике никого так не зовут. — Это потому что дядя иностранец, — тут уже я подключилась. — Данечка, ты знаешь, что такое иностранец? — Иносранец? — Иностранец, — поправила я, давясь смехом. Почему-то присутствие Шеса меня успокоило. Не то, чтобы я верила, что он сможет урезонить кое-кого, но вдвоём как-то не так страшно. — От слов «иной» и «страна». Это значит, что дядя живёт в другой стране. — Как Алекс и Глория? — вспомнил мелкий любимый мультик про сбежавших из зоопарка животных. — Да, сыночка, как Алекс и Глория. — А ещё дядя плохо говорит по-русски, — добавил рокер, заметив, что Кирилл вновь намылился что-то сказать. — Зато понимает хорошо, да, иносранец? — А что дядя тут делает? — продолжал любопытствовать Даня. — Дядя, а тебя тоже пингвины похитили? — Логичный вопрос, — Шес выжидающе уставился на предполагаемую жертву похищения. — Думаю, дядя потерялся. Клоп, посиди с мамой, я покажу ему, где выход. Чур, мою колу не пить! — Да что за херня тут происходит?! — бывший обрёл, наконец, дар речи. Ох, лучше бы молчал! Я уже надеялась выйти из этой идиотской ситуации без потерь. — Виктория, почему этот недоносок говорит моему сыну, что делать? Моё сердце пропустило удар и ухнуло вниз, потому что на этот раз Даня абсолютно точно всё услышал. И, судя по крайне заинтересованному взгляду, я где-то очень крупно ошибалась в своих предположениях, что он понимает, а что нет. Господи, а я-то надеялась, что разговор из разряда «Мама, а где мой папа?» произойдёт у нас намного, намного позже. — Мама? — вот оно. Так, Витёк, спокойно, спокойно… Главное, не обидеть, не дать ему повод подумать, что он хоть в какой-то мере отличается от других деток, имеет меньше, чем они… % непечатно %! И как это сделать?! — Мама, а про кого дядя говорит? — Данечка, солнышко, понимаешь… — Клоп, передай зубочистки, — какие, к чертям зубочистки?! Он что, идиот? Не понимает?.. — А где они? — А что, нету, да? — Шес внимательно осмотрел стол и попросил: — Ты бы не мог сгонять во-о-он к тому дяде в белой рубашке и попросить для меня? — Конечно! Ребёнок просиял, мгновенно забыл и про Кирилла, и про свой оставшийся без ответа вопрос, и, громко топая, умчался в сторону официанта. А может, Шес был и не таким уж идиотом и всё прекрасно понимал. Во всяком случае, отвлечь Даньку и переключить его внимание на что-то другое, сообразил, в отличие от меня. Я подняла глаза на рокера и замерла. За то короткое время, что мы знакомы, я видела его разным: спокойным аки танк и психующим, серьёзно философствующим и дурачащимся как мальчишка, заражающим всех вокруг нескончаемым запасом энергии и жажды деятельности и клюющим носом после бессонной ночи. Ругающий, хвалящий, матерящийся как пьяный в зюзю сапожник, вежливый до оскомины — каким он только не представал передо мной. И вот сейчас я, кажется, воочую вижу то, о чём не пишет разве что уж совсем ленивый работник пера на лоне отечественной жёлтой прессы — Шес в бешенстве. Зелёные глаза сощурились, превратившись в две недобро сверкающие щёлочки. Желваки на небритых щеках ходили так, что казалось, под кожей что-то ползает. Крылья носа трепетали, как у готового к прыжку зверя. Да и вообще все черты лица как-то заострились, стали резче, чётче… Опаснее. Знаете, в тот момент я окончательно поверила истории, как он, якобы, избил какого-то мужика до полусмерти. То есть, я не была уверена, произошел ли тот случай на самом деле, но видя его вот такого, вполне могла представить себе подобное развитие сюжета. — Я ведь предупреждал, — процедил он, разжимая пальцы на шее Кирилла. Но, не успел тот облегчённо вздохнуть, как его сграбастали за шкирку и притянули нос к носу. — А пошли-ка, поговорим, иносранец! — Шес! — так, всё это катится куда-то совсем не туда. Ещё не хватало рукоприкладства в публичном месте. — Шес, держи себя в руках! — Не могу, детка, — не глядя на меня, протянул рокер, недобро ухмыляясь. — В одной руке я уже кое-что держу, а другая у меня сломана. Спокойно, милашка, — встряхнул он рыпнувшегося было Кирилла. — Тебе и одной хватит. — Шес, я тебя умоляю! — Ты его жалеешь, что ли? — Да я себя жалею! — вот, идиот. — Я тебе передачки таскать не буду, если что. — Так ты за меня переживаешь? — он подмигнул. — Не надо. Иди сюда. — Шес… — Иди сюда, Витёк, — я подошла. — У меня в правом кармане толстовки ключи от машины. Нашла? — Да. — Бери ребёнка и идите на улицу. Переставь пока детское кресло из своей тачки в мою. — Да что ты?.. — опять ожил Кирилл. Бывший вообще пребывал в каком-то ступоре и, кажется, абсолютно не был готов к такому повороту. Я совру, если скажу, что переживала за него. Шес решил поправить ему физиономию? Да ради Бога. Главное, чтобы без далеко идущих последствий, вроде полиции. — Шесик, — вернулся Даня, — там дядя спрашивает: тебе деревянные или беленькие? — Сложный вопрос. Думаю, мне надо самому взглянуть. Знаешь, что? Я пока подумаю, а ты помоги маме найти мою тачку. Чёрный джип BMW прямо возле входа. Справишься? — Да! Мама! Мама! Мама! — запрыгал этот козлёнок вокруг нас. — Я знаю! Я видел! Он там! Идём, идём, идём! — Вита… — пытался вырваться Кирилл, равнодушно подпихиваемый Шесом к выходу. — Ты всё не так поняла! Виктория, я этого так не оставлю! Это мой сы…кхрп. — Кирилл, — я задумалась, как бы поэффектнее попрощаться, раз уж к моим услугам двухметровый телохранитель, но тут вмешался Данька с его истинно детской непосредственностью: — Пока-пока % непечатно %, — помахал он ручкой и, схватив меня за штанину, потащил, как маленький трактор. — Мама, он там, возле дверей. Та-а-акой огромный, как гора! — Извините, ради Бога, — пролепетала я подошедшему официанту, не зная, куда деть себя со стыда. — Это недоразумение какое-то. Молодой человек выпил, вот и… Извините, пожалуйста. Я оплачу его заказ. Снимая с сигнализации и в самом деле огромную бэху, боковым зрением я заметила стоящих в отдалении парней. Вроде бы, просто разговаривали. Хотя, руки с шеи Кирилла Шес так и не убрал. Спасибо, Господи, что со мной сегодня был он, а не Олежек. Вот тогда бы без скорой и участкового точно не обошлось. Телефон зазвонил, когда я уже вытащила Данькино кресло из своей Нивы и пыталась пристроить его в пахнущем кожей, дорогим парфюмом и чуть-чуть табаком, захламленном по самое дальше некуда салоне джипа таким образом, чтобы не внести в этот живописный бардак ещё большего разнообразия. Как он тут сам себя находит? Вот свинтус великовозрастный! — Даня, видишь? — дернув сына за ухо, я заставила его перегнуться с водительского сидения, на котором он гарцевал, назад. — Если будешь устраивать дома что-то подобное, то никаких мультиков и конфет! Алло, да! — Викуся? — Тотошка! — наконец-то! Как же я соскучилась! — Ты вернулась, хорошая моя? — Нет, мамочка, ещё неделя. — Да что там можно делать столько времени? — Я тоже соскучилась! — рассмеялась она. Ну вот как у одних родителей могут быть столь разные дети, а? — Как там мой сладенький племяш? — Даня, скажи «хэллоу» тёте Тоне, — протянула я трубку мелкому. — Тотошка, — взвизгнул он, напрочь забыв английское приветствие, которое мы специально на этот случай разучивали уже две недели. — Ты купила мне пожарную машину? — Меркантильный свинёнок, — хохотнув, забрала я телефон назад. — Ты как там? Жива ещё? — Домой хочу. Пиндостанские мужики крупно разочаровали, — пожаловалась она и вдруг посерьёзнела: — Викуся, у тебя всё в порядке? — Ну… Да… — смотря, с чем сравнивать, конечно. — А что? — У тебя там ничего из ряда вон выходящего в последнее время не происходило? — Та-а-ак… Антонина Павловна, ты, как психолог и подруга, должна знать — я намёков не понимаю. Давай прямым текстом, а? — чует моя… э… ну, чует она, короче, что речь идёт о Тонькином брате. — Да я не особо уверена… — замялась она и вдруг решилась: — Если Кирилл заявится, гони в шею! Так и знала! Я так и знала, что нечисто тут. Тотошка столько усилий приложила за эти годы, чтобы заставить брата хотя бы ребенка признать, коль уж в семью возвращаться не хочет. Если уже она говорит гнать, значит точно гнать! — А что случилось? — Он в Питере сейчас, — да я в курсе. — Жену себе ищет. — Что?! — Что слышала, дорогая. Это только мой брат мог такое придумать, — Тонька тяжело вздохнула, будто извиняясь за него, и пояснила: — Понимаешь, ему визу рабочую не хотят продлевать. Пока он в старом агенстве был, те как-то продлевали сами. А потом они что-то не поделили и то ли Кирилл ушел от них, то ли они его ушли. Я не поняла, если честно. — А жена-то тут причем? — удивилась я. — Да притом, — фырнула Тонька, — что теперь ему надо самому визой заниматься. А англичане страх как не хотят нелегальных эмигрантов. Ну, знаешь, кто приезжает вроде бы временно по работе, а потом оседает. Он же, когда ехал туда, заявил, что невеста у него в России беременная и всё такое, — помню, помню. Мы вместе в посольство ходили, показывали мой живот и справку из ЗАГСа о том, что заявление подали. — В общем, ему сказали так: либо ты предъявляешь нам жену, дабы мы знали, что тебя в России что-то держит, либо учи, как пишется слово депортация. Так вот оно что. Вернулся он. К сыну, ага. Любовь-морковь, дай мне шанс, я докажу… Так, значит, Кирюша, да? Ну, хорошо… — А я знаю, — слово «месть» такое сладкое-сладкое, — что он в Питере. Он вчера приходил, Тонька. Божился, что любит, ждёт, верит, надеется и изъявлял страстное желание познакомиться с Даней. Медведя ему припёр из Лондона, представляешь? Тонь, в каком лондонском магазине продаются плюшевые медведи с биркой «Московская фабрика мягких игрушек»? Один готов. Теперь позвоним Олегу и Боженовым. Кирюша, зря ты так. Себя я ещё прощу, да что там — уже простила, но за ребёнка по стенке размажу.