***
Майкрофт ушел через час, выдав огромное количество наставлений и указаний, а так же не преминув высказать свое «фи» по поводу объятий на кухне, на что Шерринфорд огрызнулся: — Хорошо, в следующий раз мы будем обниматься в комнате! И остался очень доволен тем, как перекосилось лицо старшего брата на целых три секунды. Но Майкрофт, уходя, выпустил парфянскую стрелу, напомнив, что Джон видит в нем Шерлока, а не кого-нибудь ещё. Шерринфорд только усмехнулся на это, но после того, как за братом закрылась дверь, с тихим стоном опустился на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей в комнату Джона. Он едва не выдал себя, полностью размякнув и потеряв голову. А ведь прошло всего несколько часов с тех пор, как он переступил порог квартиры «б» по 221 Бейкер-стрит. Что же будет дальше? Как ему выдержать это? Где взять силы и самообладание, чтобы спокойно и нагло врать в лицо человеку, боль которого чувствуешь, как свою? Как подставить под пули того, кого отчаянно хочешь защитить? Он не Шерлок, способный хладнокровно разыграть самоубийство на глазах лучшего друга. Он даже не Майкрофт, который, стиснув зубы, отправляет родных людей на передовую в этой странной тайной войне. Он самый младший в семье, и ему каким-то образом досталась вся та способность любить, которую почти вытравили из себя старшие. Шерринфорд любил жизнь. Даже всё пережитое им не смогло заставить его относиться к жизни равнодушно, не смогло заставить его испытывать ненависть к себе и к миру. Но сейчас… Он вцепился себе в волосы и снова застонал. Он не хочет лгать Джону, не хочет! Но у него нет выбора. И дело не в угрозах Майкрофта, нет, а в том, что Шерринфорда будут всё равно принимать за Шерлока. А значит, Джону рядом с ним угрожает опасность. И выхода нет — надо играть до конца. Лгать, хитрить, изворачиваться. И все время помнить — Джон считает его Шерлоком. Джон относится к нему, как к другу. Нельзя быть откровенным, нельзя выдать себя, нельзя подставиться и этим подставить Джона. И всё, что остаётся — это призрачная надежда на то, что Джон, все узнав, сможет его простить. Он снова с силой дернул себя за волосы и поднялся. Надо подготовиться к тому, что будет завтра, надо закончить все дела в виртуальном мире, надо… поесть, что ли. Да. Он сейчас пойдет к компьютеру и всё сделает. Шерринфорд кивнул, развернулся и уверенным шагом начал подниматься по лестнице к комнате Джона. У порога он притормозил, но, не позволяя сомнениям охватить себя и вспомнив заметки Шерлока, стукнул пару раз в дверь костяшками пальцев и вошёл, не дожидаясь разрешения. И замер, как зачарованный, рассматривая представшую перед ним картину. Джон лежал на кровати на животе, отвернувшись от двери и обняв подушку. Джинсы плотно обтягивали стройные ноги и весьма симпатичный зад. Тонкая белая футболка чётко обрисовывала каждую линию мускулистой спины и плеч, а на пояснице (Шерринфорд непроизвольно облизнулся) выбилась из-под ремня и открывала тонкую полоску золотистой кожи. Кончики пальцев зачесались от невыносимого желания дотронуться до этого тёплого тела, осторожно и ласково размять напряжённые мышцы, захотелось лечь рядом, обнять, коснуться губами сильного плеча, потом шеи, потом… — Что тебе нужно, Шерлок? — глухо спросил Джон, не оборачиваясь. Имя Шерлока в очередной раз вернуло Шерринфорда на землю, остудив не хуже холодного душа. С усилием отведя взгляд, он брякнул первое, что пришло в голову: — Майкрофт ушёл. — И что? — Я… — что сказать? Что сказать? — Я есть хочу. Ты будешь обедать? Джон наконец обернулся, глянув на него с недоверчивым удивлением. — Ты хочешь есть?! — Эээ… Да, вообще-то. Это тебя так сильно удивляет? — Шерринфорд напряжённо вспоминал, что там в досье и заметках было про еду, раз это простое предложение так удивило Джона. — Я думал, ты по-прежнему не ешь, когда ведёшь дело. Ладно, сейчас я что-нибудь приготовлю, — Джон поднялся, потянувшись за рубашкой, висящей на спинке стула, а Шерринфорд, сообразивший что к чему, отозвался: — Сейчас-то дела нет. Мы просто сидим и ждем. Джон кивнул, накинул рубашку и вышел из комнаты, оставив Шерринфорда терзаться одновременно досадой и облегчением, которые, однако, очень быстро оказались вытеснены страхом. Его зависимость от соседа брата прогрессировала семимильными шагами. Это не просто пугало, это приводило в ужас. Что же будет дальше? У них же одна ванная на двоих. Как удержать себя в руках, если вечером или утром он вдруг увидит полуголого Джона, идущего из душа? Или вдруг они снова обнимутся? Шерринфорд ощутил весьма недвусмысленное напряжение в паху. О, чёрт!.. Что же ему делать, если даже просто мысли о Джоне уже вызывают такую реакцию?! К подобному он не был готов абсолютно. И всё это усугублялось его твердым решением завоевать Джона для себя-Шерринфорда, а не для себя-Шерлока. Шерлок сам виноват. У него были два года, а этот идиот не придумал ничего лучше, кроме как спрыгнуть с крыши у Джона на глазах. Тихо, но очень изобретательно обругав брата, из-за которого он влип в такой переплёт, Шерринфорд медленно поплёлся на кухню.***
Джон злился. Сегодня его душевное состояние менялось с бешеной скоростью — радость сменялась яростью, спокойствие — раздражением, и он никак не мог найти точку равновесия. Стоило ему рассердиться — и Шерлок успокоил его одной улыбкой, стоило расслабиться — и тут явился Майкрофт, вновь вызвавший вспышку злости. Хуже всего было то, что никак нельзя было выйти из дому и пройтись по парку. Прогулка на природе в одиночестве помогла бы привести мысли и чувства в порядок и позволила бы сбросить напряжение. Но нет, выходить не позволялось. Джон понимал, что к добру это не приведёт, и что он все же сорвётся. И, яростно измельчив лук практически в кашу, он решил — лучше сейчас сбросить пар, иначе потом взрыв будет разрушительнее. Отправив лук на сковородку и швырнув нож в раковину, Ватсон решительно повернулся к Шерлоку, осторожно выглядывающему из-за ноутбука. Тревога в глазах детектива мгновенно подняла уровень раздражения почти до бешенства. Джон даже успел порадоваться, что отложил нож. Сейчас он тревожится! Сейчас он беспокоится, а тогда?! — Шерлок, — почти спокойным тоном начал Джон, — я могу надеяться, что ты мне всё же кое-что объяснишь? Холмс заметно подобрался и настороженно спросил: — Что именно? — Ну… — Джон сделал вид, что задумался, — например, каким образом ты выжил, сбросившись с довольно высокого здания? Или как ты умудрился сделать так, что я не почувствовал твой пульс? Или, — тут его голос почти сорвался на крик, — хорошо ли тебя развлекли мои слёзы и моё горе? — Джон, пожалуйста, успокойся, — быстро заговорил Шерлок. — Ты же понимаешь, что это было сделано вовсе не для развлечения! Это спасало жизни, в первую очередь твою! — Да неужели? — уже не в силах сдерживаться воскликнул доктор. — А ты не мог меня другим способом спасти? — К-каким? — Шерлок начал заикаться, то ли от удивления, то ли от испуга. Джон знал, что никогда прежде не позволял себе так орать на друга, но сил успокоиться не находил. — Ты мог меня предупредить! Мог объяснить мне всё заранее! — Нет, не мог, — Шерлок, в противоположность Джону, говорил тихо, виновато пряча глаза. — Все должны были поверить, понимаешь? — Нет, не понимаю! Я мог бы помочь тебе! Мог бы притвориться, если так было нужно! Но то, что ты сделал, это… Это… — Джон задохнулся, не в силах подобрать слов. — Джон! Прошу тебя… — почти прошептал Шерлок. — Что, Шерлок? Что? Я просто… У меня просто в голове не укладывается! Как?! Как ты мог?! Ты же меня почти убил, ты понимаешь? А если бы я умер у тебя на глазах, что бы ты… А, кого я спрашиваю… Ты бы просто расследовал мою смерть, как и все остальные, и всё, да? Чччёрт, — Джон резко отвернулся к плите. Лук начал подгорать. Надо успокоиться. Шерлок же объяснил… Объяснил, мать его! Да ни хрена он не объяснил! — Почему у меня на глазах, Шерлок? — почти бесстрастно спросил доктор. — За что? — Джон, — Шерлок, казалось, был на грани того, чтобы расплакаться. Да нет, не может быть! Показалось. Но голос жалобный… — Джон, пожалуйста! Не надо, я не могу сейчас тебе все рассказать! Прошу тебя, потерпи! Все это скоро закончится, и… — Да, — угрюмо, но уже спокойно перебил Джон, внезапно приняв решение. — Закончится. И я съеду.***
Шерринфорду казалось, что время тянется, словно резиновая лента, но вечер наступил незаметно. Просто вдруг стало темно, просто Джон прекратил яростно драить кухню и включил свет в гостиной, а потом, посомневавшись, все же разжёг камин и сел в своё кресло с книгой. После ссоры на все попытки завести с ним разговор он реагировал только ледяным взглядом, и Шерринфорд каждый раз отступал. Он не имел понятия, как уговорить Джона остаться, а самое главное, он сам совершенно не хотел, чтобы после окончания операции Джон оставался здесь. Шерринфорд отчаянно надеялся, что Джон выполнит свою угрозу и съедет с этой квартиры. Съедет к нему, к Шерринфорду. Ведь Майкрофт обещал дом где-то в пригороде. Как было бы великолепно жить там с Джоном вдвоем! Но мечты мечтами, а сейчас он — Шерлок, и не стоит об этом забывать. Откровенно говоря, Шерринфорд понятия не имел, как брат среагировал бы на подобную угрозу. С другой стороны, в заметках упоминалось о том, как они с Джоном сильно поссорились. Шерлок писал, что пытался извиниться и приготовил кофе. Холмс-младший с сомнением потёр бровь, но решил все же воспользоваться этим способом. Выведя на мысленный экран досье Джона, он нашел данные о его вкусах. Кофе — черный, крепкий, без сахара. Шерринфорд снова засомневался, дело-то к ночи, но чай, приготовленный Джоном, он уже пробовал и понимал, что подобное же чудо ему не сделать никак. Холмс вздохнул и обеими руками почесал себе голову, пытаясь простимулировать мыслительную деятельность. Логичнее всего было бы извиниться словами, но Шерлок за всю жизнь не говорил слово «Прости» столько раз, сколько его сегодня произнес Шерринфорд. Волосы после «размышлений» стояли дыбом. В очередной раз мысленно, но от души обругав братьев, он все же направился на кухню. Варить кофе. Как ни странно, ему это удалось. Кофе не сбежал и пах замечательно, своим ароматом прочищая мысли и даря надежду на лучшее. Шерринфорд налил его в чашку и гордо поставил рядом с Джоном. Тот с изумлением глянул на подношение, перевел взгляд на Холмса и с чуть насмешливой улыбкой сказал: — Надеюсь, в этот раз там нет наркотика? Шерринфорд, залюбовавшись тем, как тает лёд отчуждения в глубоких синих глазах, забылся и ляпнул: — Какого наркотика?.. — и тут же прикусил язык. Внезапное понимание того, что Шерлок добавлял Джону наркотики в кофе (а может, и не только в кофе), вызвало у него сильнейшую вспышку злости на брата, смешанной с ревностью. Но, с трудом подавив несвоевременные эмоции, Шерринфорд вдруг осознал, что это не главная проблема.***
А у Джона, наблюдавшего за абсолютно нешерлоковскими эмоциями на лице друга, в голове внезапно словно паззл сложился. Извинения, принесенные прямым текстом несколько раз, слишком человечное для Шерлока поведение, перепутанные чашки, неумение открыть аптечку, совершенно нетипичное «Хочу есть», то, как он вздрагивал, когда доктор называл его Шерлоком, то самое «Я не…» на кухне, прерванное Майкрофтом, даже запах — запах свежей краски для волос, и, наконец, этот эпизод с кофе… Потрясенный неожиданной догадкой Джон едва слышно выдохнул: — Ты не Шерлок…