Счастливчик

Где слог найду, чтоб описать прогулку, Шабли во льду, поджаренную булку И вишен спелых сладостный агат? Далек закат, и в море слышен гулко Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад, Твой нежный взор лукавый и манящий, - Как милый вздор комедии звенящей Иль Мариво капризное перо. Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий Мне кружит ум, как «Свадьба Фигаро». Михаил Кузмин «Сети», 1908

С детства воспоминания о лете были неразрывно связаны с подмосковным Архангельским. Огромный дворец с прекрасным классическим парком, статуями и аллеями собирал в летний сезон большое количество гостей. Князья Бахетовы держали открытый стол, Борис Иммануилович радовался шумному обществу знакомых и не очень людей, среди которых всегда находились чудаки, которых с удовольствием привечал глава семьи. Варвара Георгиевна молча переносила странность мужа, безукоризненно исполняла обязанности хозяйки обширного владения, но старалась все же поменьше заниматься с приезжими, предпочитая общество книг и нескольких дам, с которыми ее связывала нежная дружба. Маленьких князей Бахетовых множество народа подталкивало на всяческие шутки, порой не безобидные. Соседями, в Ильинском, проживала великокняжеская чета – дядя государя, московский генерал-губернатор Алексей Николаевич и его супруга, родная сестра государыни, германская принцесса Элиза, в православии – великая княгиня Елена Александровна. Великий князь водил дружбу со старшим Бахетовым – мужчины подолгу пропадали на рыбалке, играли в лаун-теннис, вели долгие неспешные разговоры на военные и политические темы. А Варвара Георгиевна нашла понимающую родную душу в лице очаровательной Елены Александровны. Иммануил с детства обожал великую княгиню и, лишь завидев из окна подъезжающий знакомый экипаж и услышав легкие шаги, бежал навстречу, обгоняя спешащую к милой гостье матушку, и зарывался лицом в шелковое светлое платье. Великокняжеская супружеская пара воспитывала двух детей-погодок, дочь и сына младшего брата Алексея Николаевича. Мать детишек, греческая королевна, умерла вскоре после того, как родила мальчика. Отец, великий князь Дмитрий Николаевич, недолго вдовел, влюбился в замужнюю светскую даму, спровоцировал громкий скандал и развод, вопреки уговорам родственников и государя вновь женился и уехал с молодой супругой заграницу, лишенный титулов и военных званий. Малышей - старшую Наталью и младшего Павла, взяли к себе бездетные Елена Александровна и Алексей Николаевич, воспитывали и любили их, как родных. Наталья была на год моложе Иммануила, Павел – на два. Часто бывая в Ильинском, Иммануил замечал в компании многочисленных отпрысков Никитиных русоволосых мальчика и девочку, необыкновенно похожих друг на друга, дружно и согласно играющих отдельно от всех. Однажды младший Бахетов внес нюанс в эту идиллию – изображая разбойника с большой дороги, с громкими воплями напал из-за кустов на мирно катящих тележку с куклами брата и сестру. «Дилижанс» опрокинулся, фарфоровые куклы в нарядных платьицах выпали на песчаную дорожку. Шестилетний Павел выгнул губки скобочкой, бросился к сидящим поодаль в ажурной беседке взрослым. Иммануил услышал его громкие жалобы, вперемешку со всхлипами, а Наталья размахнулась и молча засветила маленьким кулачком обидчику прямо в нос. Все трое понесли наказание, оставшись без десерта за недостойное, по мнению авторитетных родителей, поведение. Впрочем, дополнительно запертый на весь вечер в своей комнате Иммануил считал, что Натали пострадала совершенно напрасно. С тех пор Павел младшего Бахетова избегал, а поневоле пересекаясь, старался затеряться среди знакомых, зато с Натальей у Иммануила установились самые теплые отношения – встречаясь на еженедельных уроках танцев у великих князей, мальчик неизменно выбирал ее партнершей, и они весело болтали, едва слушая прославленного учителя. Юная барышня сама была не особенно ловка в танцах, так что не имела никаких претензий к своему другу за неуклюжесть. Натали едва минуло четырнадцать, а Павлу тринадцать, когда их дядя и опекун Алексей Николаевич погиб от бомбы террориста, брошенной в дворцовую карету. Великая княгиня Елена Александровна отстранилась от мира и полностью посвятила себя благотворительности, а брата с сестрой принял в свою семью приходящийся двоюродным братом государь Федор Николаевич. В Царском Селе у Бахетовых был большой белокаменный дом, выстроенный в стиле Людовика XV. Потомки славного княжеского рода являлись частыми гостями в Александровском дворце, где летом проживал государь Федор Николаевич с семьей. Великие князья, особенно дружные с государем, и некоторые знатные семейства селились рядом, и начинались веселые балы и пикники на открытом воздухе. Тем летом, когда Иммануилу исполнилось восемнадцать лет, князья Бахетовы с младшим сыном (брат Борис остался в Петербурге) подолгу гостили у государя в Царском и участвовали во всех развлечениях Двора. Привлеченные простотой и свободой сельской жизни, светские молодые люди оказались горазды на выдумки – играли в теннис, устраивали конные и пешие прогулки, катались в лодках по ленивой мелкой реке, к ужасу и тревоге барышень за свои светлые платья. В многочисленных аллеях и тенистых гротах затевались прятки, разыгрывались шарады и шутливые сценки-спектакли. Солнце еще не поднялось над недалеким перелеском, когда Иммануил обсуждал планы на грядущий жаркий день в небольшой компании, собравшейся на широких ступенях дворца. Как-то органично образовался этот маленький кружок, где молодые аристократы симпатизировали друг другу и общались с удовольствием и запросто: великие князья Кирилл и Сергей, друзья еще со времени «шутки с переодеванием», посматривающие на Иммануила с хитринкой в светлых никитинских глазах. Их младшая сестра Мари, шестнадцатилетний ангел с золотистыми кудрями и веселым курносым носиком, легкая на подъем, сорванец и хохотушка. Старшие дочери государя: четырнадцатилетняя Вера и Надежда, неполных тринадцати лет – с тонкими чертами лица и светло-пепельными косами, европейской чопорностью похожие на государыню-мать, но живые, горячие в спорах, не по-девичьи рьяно отстаивающие свою точку зрения. Еще одна княжна государевой крови – Инна, тонкая, как стебель, ровесница и лучшая подружка Веры, задумчивая и молчаливая, но принимающая участие во всех играх. Иммануил предчувствовал, что эта белая лилия вскоре расцветет, такое ожидание совершенной красоты проглядывалось сквозь изящные черты ее гармоничного личика. И громким аккордом - неожиданно прибившийся к великокняжеской компании отпрыск славной фамилии, восемнадцатилетний князь Мика Рукавицын, увалень и шутник, высокий, по-мужицки сильный, с зычным командирским голосом, от которого моментально становилось шумно и весело. Великие князья Сергей и Кирилл уже почти уговорили всех на спокойный пикничок где-нибудь в перелеске, когда в воротах появилась пара верхом. - Это Таша, - обрадовалась великая княжна Вера, прищурившись на вновьприбывших. Иммануил с удивлением созерцал грациозных всадников, едва признавая давнюю подругу и ее брата. Кирилл и Сергей удержали повод, помогая даме спешиться. Великая княжна Наталья Дмитриевна ловко подхватила шлейф амазонки, улыбкой поблагодарила юношей, затем скользнула взглядом по знакомым лицам, задержалась на Иммануиле. Ее светлые глаза вспыхнули радостью. Младший князь Бахетов с удовольствием удержал в своей ладони маленькую ручку в тонкой перчатке. С того времени, как они виделись на прошлогоднем осеннем балу, княжна сильно изменилась – из неуклюжего и не особенно привлекательного подростка преобразилась в высокую статную барышню, грациозную и красивую, с яркими голубыми глазами, прекрасным нежно-персиковым цветом лица и русыми, золотящимися на солнце косами. На ней великолепно сидел бархатный черно-лиловый костюм для верховой езды, почти мужского покроя, но и это ей шло необыкновенно. Натали приложила руку к полям модной шляпы-канотье, шутливо салютуя всей компании, и повернулась к спрыгнувшему с холеного вороного жеребца брату. - Мы прибыли вовремя, Павлуша. А ты переживал! - Твои сборы, милая сестра, может спокойно пережить лишь человек со стальными нервами! - изящно парировал великий князь Павел Дмитриевич, целуя ручки дамами и улыбаясь друзьям. Натали беззаботно пожала плечами. - Мы давно не встречались, - неожиданно в два голоса выговорили брат и сестра, одновременно повернувшись к Иммануилу. Натали тряхнула косами из-под шляпки и звонко расхохоталась неловкости вместе с веселой компанией, а Павел вдруг смутился. Иммануил во все глаза рассматривал давнего знакомого - мальчишку, с которым не был дружен, и который так неожиданно и волшебно изменился. Вытянулся, к своим шестнадцати годам почти достигнув знаменитого никитинского роста в два аршина и десять вершков, раздался в плечах, при этом остался изящным и гибким. Был схож благородными правильными чертами с фамильными портретами своего деда и прадеда, но горячая греческая кровь матери добавила страстности его лицу, подарила густым волосам теплый каштановый оттенок, а выразительным глазам - темно-карий, обжигающе-шоколадный цвет. В глубине этих глаз как будто вспыхнули искры, когда великий князь растягивал в улыбке чувственные губы, протягивая Иммануилу для приветствия руку. На точеных скулах вдруг появился жаркий румянец, Павел отвел взгляд, позволив князю Бахетову на мгновение задержать рукопожатие. Иммануил сразу понял, что произвел на этого потомка государева рода сильное впечатление и подчеркнуто заинтересованно обратился к барышням, вступившим с кавалерами в дискуссию по поводу планов на ближайшие часы. Предложенные жмурки полностью соответствовали его великолепному настроению. Впрочем, сначала Натали высказала намерение переодеться для того, чтобы ощущать себя более свободно – ее элегантная амазонка совсем не предназначалась для подвижных игр на жаре. Павел картинно развел руками, досадуя на сестру. Великая княжна Вера вызвалась помочь и поторопить подругу. Барышни легко побежали вверх по ступеням. Тут же, заговорщически оглядываясь, смешливая Мари предложила оставшимся дамам позаботиться о корзинках с легкими закусками и прохладным питьем. Идея была одобрена кавалерами, и благородные девушки шумной стайкой устремились на кухни. Иммануил вполуха слушал громогласно делящегося новостями Мику, смеялся в ответ на его простецкие шутки и довольно откровенно рассматривал все больше краснеющего великого князя Павла Дмитриевича. Неожиданная реакция юного красавца чрезвычайно его заинтересовала. Внезапно Иммануил почувствовал направленные на него некие нервные токи. Это не было похоже на обычную осторожную заинтересованность мужчин, словно Павел изо всех сил пытался скрыть восхищение и ярость - чувства вроде бы не очень совместимые, да и в данном случае, неоправданные. Иммануил пока не понимал, чем мог вызвать подобную жгучую смесь эмоций, но с удовольствием ощущал на себе горячие быстрые взгляды юного великого князя. Спустя четверть часа к оживленному разговору присоединились барышни, вернувшиеся с кухонным слугой, который нес тяжелые корзины для пикника. Еще через несколько минут появились Вера и преображенная Наталья. Следуя «сельской» летней моде, барышни отказались от тугих жестких корсетов и сейчас красовались в «свободных» легких платьях с искусными вышивками по рукавчикам и подолу и лентами актуального в сезоне палевого цвета и gris de lin*. Очаровательные головки аристократок с тщательно уложенными косами украшали объемные соломенные шляпки, обрамленные цветущими ветками, райскими цветами и плодами, а также водопадами из пышных лент. Тонкие перчатки барышни держали в руках, демонстрируя тем самым вызов всяким светским приличиям. Компания весело двинулась к дальнему Павильону и гротам – юноши впереди, напрямую, размахивая доверенными дамами сумочками с рукоделиями, минуя ухоженные дорожки. Барышни – следом, сначала чинно, а после – догоняя вприпрыжку, поддерживая шлейфы своих светлых платьев. Позади всех плелся мужик с двумя увесистыми корзинами. В ближайшей тенистой аллее компания сделала остановку и посчиталась для игры в жмурки. Затея была хороша тем, что ведущему даровалось право касаться убегающих от него друзей, будь то юноши или барышни, и это придавало невинной игре нотку пикантности. Иммануилу всегда удавалась роль ведущего, ведь он не только отличался поистине кошачьей ловкостью, но и безошибочно вслепую устанавливал пойманную личность. - Князь наверняка видит сквозь ткань, - просматривая плотный фетр полумаски на свет, басил Мика, после того, как был схвачен и моментально узнан. Иммануил лишь загадочно улыбался. Сквозь материал он, разумеется, не видел, но чутьем обладал чрезвычайно тонким, сразу определял и запах лавандовой воды для умывания, которой пользовались сестры Вера и Надежда, и легкий аромат роз от Мари, а фиалковый – от Инны, и шлейф новомодных «восточных» духов Натали. С юношами дела обстояли и того проще – Кирилл и Сергей были узнаваемы по ощутимому табачному оттенку, а еще Сергей пользовался помадой для фиксации модного пробора, и это позволяло отличить его от брата. Восемнадцатилетний крупный Мика пах мужчиной. А Павел… Ухватив вслепую рукав льняной форменной рубахи, Иммануил едва не задохнулся от удивительного впечатления, расширил тонкие ноздри, вбирая незнакомый, едва уловимый запах темного теплого гречишного меда. От неожиданности Иммануил чуть не выпустил жертву из рук, будто бы случайно притянул к себе поближе. Приоткрыл рот, словно помогал обонянию прочувствовать аромат. Стянув черную полумаску, он встретился взглядом с глазами Павла. Темные очи рассматривали его жадно и внимательно, с настоящим мужским интересом. Иммануил отстранился лишь когда заметил, что юноша так же сильно вдыхал воздух, приоткрывая полные губы. К ним шумно приблизились остальные участники игры. - Вы словно очарованы друг другом, – заметила Натали, по праву старшей барышни позволяющая себе говорить дерзости. - Не имею такого намерения, Таша. Князь слишком демонстративно намекает на свою печаль от разлуки, - Павел вдруг перевел взгляд на руку Иммануила, украшенную заметным перстнем. Оторопевший от такой наглости Иммануил лишь медленно погладил пальцами прозрачный раухтопаз и грустно улыбнулся. Но сказанного великим князем не забыл. Постепенно общий разговор перешел в завуалированное противодействие двух мнений. Павел, как истинный представитель рода Никитиных, стремился к военной карьере, уже сейчас имел гвардейскую выправку, интересовался всем, что касалось строевой подготовки, и участвовал в смотрах полков. Иммануил подчеркнуто называл себя пацифистом и, одобряемый барышнями, отстаивал свою точку зрения. Великие князья лениво поддерживали кузена, хотя и против Иммануила не выступали. Мика горячился, заступаясь за Павла, но грамотно оформить свои эмоции не мог. В конце концов, молчаливая Инна переглянулась с Верой. Барышни дождались паузы в разговоре и потянулись к корзинкам со снедью, предложив закусить и выпить прохладительных напитков. Против этого никто возражать не стал. После вкусной трапезы со знаменитыми придворными пирогами, лимонадом и любимыми всеми швейцарскими сырами, общество вернулось к игре в жмурки, но настроиться на нужный лад после того, как неуклюжий князь Мика облапил статую Дианы, наскоро задрапированную резвыми барышнями, и пытался вслепую угадать обладательницу столь роскошных форм, было невозможно. Наблюдая за ужимками князя, смеялась даже спокойная Инна. Вскоре утомившись, юные аристократки уселись за рукоделия. Надвигался жаркий полдень, в воздухе разливался зной. Молодые люди тут же нашли себе предмет для развлечения. На сей раз объектом насмешек стала самая младшая из девушек – Надежда, которая вышивала шелками фигуру рыцаря на коне. Коня Павел тут же забраковал, наметанным взглядом заметив дефекты в ногах и стати. У остальных возникли претензии к кавалеру в доспехах. Юноши по очереди предлагали свои варианты изысканных поз и томных взглядов. Прекрасные дамы оживились и посмеивались, остроумно комментируя каждого из новоявленных «рыцарей». Мимо по дорожкам стремянные слуги прогуливали коней недавно приехавших - любимца младшего князя Бахетова гнедого Wind‘а, сына незабвенного Savage, и вороных Марго и Хосе, лошадей Натальи и Павла. - Красивая масть, - оценил Павел золотой отлив Wind'а. – Только мелкий. И, наверное, не очень быстр в галопе. Великие князья Кирилл и Сергей одинаково усмехнулись и закосились на возмутившегося Иммануила. - Кто мелкий, мой араб? Не быстр в галопе? Уж вашего великокняжеского вороного обгонит в два счета! Павел тут же взвился из своей ленивой позы. - Будьте свидетелями, господа, - пылая щеками и глазами, обратился он к присутствующим молодым людям. – Кто первым достигнет перелеска, тот в выигрыше. Иммануил измерил взглядом невеликое расстояние до березовой рощицы неподалеку и кивнул, не тратя слов на лишние переговоры. Серьезность своего соперника Иммануил понял сразу, как только оседланные жеребцы вихрем полетели к светлому лесочку. Вороной Хосе не был чистокровным, но некая причудливая смесь кровей дала в результате и стать, и скорость, и выносливость. К тому же, умное животное чутко ощущало хозяина и реагировало на малейшее движение его пальцев и шенкелей. Иммануил же как всадник явно проигрывал профессионально занимающемуся выездкой великому князю. Несмотря на определенное превосходство араба, их жеребцы заскочили в кружевную тень берез «ноздря в ноздрю». Павел легко соскочил со своей лошади, Иммануил последовал его примеру. В рощице стояла дивная тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы на легком ветерке, да щебетом невидимых птиц. Пахло травой и земляникой. Иммануил вдохнул полной грудью и понял, что улыбается. - Блаженство… - озвучил невысказанную мысль Павел, прикрыл глаза и так же улыбнулся. - За это я люблю Архангельское. Ощущаю себя в раю, - Иммануил не желал сентиментальностей, но слова вырвались сами. - Я тоскую по Подмосковью, но воспоминания последних лет не дают мне чувствовать себя там, как дома. Павел поднял голову к чистому небу. - Приезжай гостить в Архангельское, великий князь. Уверен, тебе у нас придется по душе, - Иммануил пытливо всматривался в мелькающие тени от узорных листьев на юном лице Павла, фамильярным тоном стараясь скрыть неловкость… и что-то большее. Почему-то ему очень хотелось, чтобы юноша смутился в ответ… и принял приглашение. Великий князь кивнул, не открывая глаз. - Если только вы не будете обижать моих кукол, - с тихим смешком припомнил он эпизод из детства. - Отчего же вы так дурно обо мне думаете? Я с тех пор сильно изменился. Иммануил не знал, насколько великий князь Павел Дмитриевич был в курсе его приключений. Общих близких друзей у них не наблюдалось. Борис свято хранил тайны младшего брата. Однако, судя по косым взглядам на подаренный германским дипломатом перстень и едким намекам, молодой человек что-то знал. Впрочем, возможно, что все догадки строились на основе слухов. Павел прислонился спиной к растущей сзади березе, скрестил руки на груди. Густо-карие очи пристально уставились в спокойное лицо Иммануила. - Превосходно играете веселое настроение, князь. А ведь ваш друг лишь недавно вас покинул. Или разлука стала выходом из щекотливого положения? Иммануил с некоторым удивлением смотрел на вспыхнувшего внезапным гневом Павла. Усилием воли сдержал сиюсекундную ответную реакцию. Он был старше и не мог позволить эмоциям взять верх. Медленно сорвал тонкую травинку. Покрутил в пальцах. На солнце дымчато блеснул раухтопаз. - Не имею желания отвечать на ваши выпады, великий князь. Павел с досадой проследил за движениями тонких пальцев, прикусил нижнюю губу, и от этого лицо его приняло обиженное и детское выражение. Неожиданно Иммануил понял, что Павел нарочно пытался разозлить его неучтивыми словами. Ощущение контроля над ситуацией вернуло князя в прежнее состояние любования природой. Заметив, что они находились на полянке, заросшей земляникой, Иммануил грациозно нагнулся, ловко собрал пригоршню ароматных ягод, закинул в рот. Сорвал несколько кустиков с красными сладкими бусинами и резными круглыми листочками. Протянул удивленному Павлу. - Позвольте поделиться удовольствием. Великий князь вдруг разомкнул уста, будто ожидая, что Иммануил собственноручно будет кормить его ягодами. Иммануил не растерялся, осторожно провел подушечками пальцев по выразительным губам Павла, поднес букетик с земляникой к самому рту. В странном волнительном оцепенении наблюдал, как Павел, прихватывая губами, осторожно обирал ароматные ягоды. В висках застучало. Иммануил ощутил, как блаженно легко стало в голове, ноги ослабели, а внизу живота приятно потяжелело. Чувственные губы великого князя были красными от придавленных ягод и, наверное, такими сладкими… Иммануил сам не знал, когда решил прочувствовать это наяву. На языке растворился вкус земляники и горячий жар чужих испуганных губ. Обонятельные центры застонали от блаженного сочетания медовой горечи, яркой сладости спелых ягод, неуловимого запаха волос и кожи. Иммануил понял, что страстно целовал великого князя, только когда тот на мгновение отстранился, но тут же прижался вновь, не в силах разорвать поцелуй. Иммануил оказался опытнее шестнадцатилетнего великого князя и решительно вел, наслаждаясь неожиданной для себя главной ролью. До этого момента Иммануил подчинялся старшим, позволяя себя ласкать, с болезненным ощущением неправильности – брату Борису, с любопытством и умело разогретой страстью – графу Норденштерну. Теперь все было по-другому. Юноша, на два года младше, страстный, возбужденный и отчасти растерянный, смотрел на Иммануила темно-карими повлажневшими глазами, часто моргая длинными ресницами. Его щеки и даже уши краснели ярче земляничных ягод. Но Иммануил четко ощущал волны удовольствия, которые шли от Павла. - А как же… – наконец, поинтересовался великий князь, указывая на перстень с раухтопазом. - Не знаю, что вам нарассказывали по данному поводу, любезный друг, - весело отозвался Иммануил, который начал потихоньку понимать странное настроение Павла. – Но я бы советовал впредь не обращать внимания на истории, достоверность которых не можете проверить сами. Павел упрямо поджал губы, как в детстве – скобочкой. - Ваш германский перстень – безвкусная дорогая побрякушка. И история по поводу его приобретения мне совсем не нравится. Иммануил рассмеялся, получив доказательство вопиющей ревности малознакомого, по сути, юноши. Но он был так очарователен в своем раздражении, великий князь Павел Дмитриевич. - Вы слишком красивы, князь. Поневоле поверишь всему, что о вас болтают, - заметил Павел, оглядываясь на своего вороного коня. - А вы слишком горячи, дон Паоло, чтобы я воспринимал ваши претензии всерьез, - отозвался Иммануил, тем не менее, показательно снимая с пальца массивное украшение. Выразительное лицо Павла озарилось довольной улыбкой. - Мне кажется, что ваш огонь просто слишком хорошо скрыт от посторонних глаз, дон Мануэль. Иммануил и Павел вернулись в тенистую аллею с такими отстраненными лицами, что никто не решился на расспросы. Впрочем, компанию занимал князь Мика Рукавицын с невесть откуда взявшейся гитарой. Князь неловкими пальцами пытался воспроизвести модный романс, терзая инструмент и уши окружающих неверно взятыми аккордами. Появившемуся великому князю тут же протянули многострадальную гитару. Кирилл и Сергей с мольбой в хитрых глазах посмотрели на Иммануила. - Вы поете, князь? – вежливо осведомился Павел, поймав взгляды кузенов. - У князя слава Орфея, - с неожиданным воодушевлением пробасил Мика, прилаживая огромные ноги под маленькой скамеечкой, и сконфузился, когда вся компания с удивлением уставилась на «поклонника». Польщенный Иммануил не заставил себя упрашивать. К тому же, он желал блеснуть своим талантом перед неким темноглазым аристократом - для закрепления эффекта от прогулки в рощице. С того дня Иммануила часто видели с великим князем Павлом. Они по-прежнему принимали активное участие в великосветских развлечениях, как молодежных, так и общих. Жизнь в Царском Селе никто бы не осмелился назвать скучной. Тем летом надолго установилась солнечная погода, лишь изредка набегали теплые дождички, разукрашивающие небо разноцветными радугами. Прогулки и спектакли на открытом воздухе устраивались ежедневно. Так же шумно и весело отмечались церковные праздники, которые аристократы проводили по-крестьянски, среди ярко одетого народа, с хороводами и деревенскими песнями. Иммануил и Павел полюбили конные прогулки вдвоем, когда они отпускали поводья, позволяя коням выбирать направление, а сами разговаривали, смеялись, спорили и сплетали воспоминания, привязывая события из жизни одного к происходящему у другого. У юношей оказалось много общего: Павел рос под бережной опекой любящих тетки и дяди, получил хорошее воспитание и образование, но страдал от нехватки материнской ласки и внимания отца. В детстве ему многое было позволено и от этого в мальчике развились гордыня и эгоизм, которые лишь усилились с возрастом - от отличной учебы и удач в изучении военного дела, от успехов в спорте, верного музыкального слуха и понимания мира искусства и литературы. В отличие от нетерпеливого Иммануила, великий князь любил учиться и добиваться результатов именно на сложном для него поприще, находя удовольствие в преодолении самого себя. И если для младшего Бахетова казалось важным произвести на окружающих впечатление, удивить, очаровать и заворожить, то Павел желал, чтобы его – любили. Юноши общались, почти не позволяя себе большего, лишь иногда пожимали друг другу руки, при прощании касались губами щек и смущались от этого. Но взгляды их говорили громче невысказанных слов. Иммануил искренне наслаждался ситуацией с Павлом, не гнал события, предпочитая томительно-медленное развитие отношений. Он уже понял, насколько сам увлекся этим благородным юношей, его противоречивым нравом – то скептически-холодным в логических умозаключениях, то порывистым и жарким в спорах. Разницы в летах Иммануил не ощущал – Павел был блестяще образован, начитан, эрудирован. К тому же, он оказался сведущ в сферах, которыми Иммануил не интересовался, и это придавало юному великому князю уверенности в себе. А спорщики они были оба на славу. Иногда останавливали коней посреди намеченного маршрута, и разгорячась, кричали друг на друга, в то время как жеребцы спокойно прядали ушами, терпеливо пережидая ссору. Впрочем, их седоки быстро остывали и мирно продолжали прогулку, смеясь вспыхнувшему конфликту. Между юношами наладилась бы прекрасная дружба, если б не томительное желание близости, терзающее обоих. Иммануил чувствовал, как приятель восхищен им - Павел так часто останавливал жадные взгляды на губах и глазах, что иногда лишь какие-то секунды отделяли их от совсем не дружеских порывов. Но Павел был совсем неопытен в области отношений между мужчинами и ждал, вопреки своей решимости, первых шагов от более взрослого друга. А Иммануил не торопился. Ему бесконечно импонировала медленная чувственная игра, когда воздух между ними вибрировал от невысказанной страсти, когда простой диалог оборачивался дрожанием губ и блеском глаз, когда короткими ясными ночами Иммануил глушил крики жгучего наслаждения, представляя в прозрачных полуснах друга Павла в самых немыслимых и волнительных положениях. Лето заканчивалось. Семья Бахетовых вернулась в свое подмосковное имение и с началом осени собиралась в Крым. Стояли тихие сухие деньки, словно природа решила порадоваться перед первыми затяжными дождями. К Иммануилу в гости, сдерживая обещание, приехал великий князь Павел. Осенью он планировал участвовать в военных учениях одного из полков дяди, отца Кирилла и Сергея. Скорая разлука придавала отношениям юношей тихую грусть и страстность. Слова стали сердечнее, пожатия – продолжительнее, а взгляды – откровеннее. Солнце склонялось к западу, когда Иммануил предложил приятелю прогуляться по вечерней росе. Они пустили коней шагом по скошенному полю, а сами увлеклись размышлениями на модные нынче мистические темы. Закономерно начавшийся спор прервал мелкий дождичек из набежавшей вдруг небольшой тучки. Завидев у края поля большой навес, молодые люди направили лошадей к постройке. Деревянный сенной сарай попался на пути очень кстати. Дождик расходился, а мокнуть ни юношам, ни коням совсем не хотелось. Привязав жеребцов под навесом около небольшого стожка, друзья поднялись по деревянной лестнице наверх, в сухое и теплое, заполненное сеном помещение. Желание рухнуть в копну было настолько сильным, что молодые люди не стали ему противиться. Запах душистой высохшей травы с тонким ароматом повядших цветов мгновенно наполнил юные головы волнующим туманом. Иммануил повернулся к Павлу, предугадав его движение навстречу. Столкнувшись, они судорожно вцепились в рукава. Порыв Иммануила был сильнее, потому он повалился сверху на Павла. Юноши замерли. Впервые они соприкоснулись телами, внезапно ощутили тепло друг друга. Иммануил почувствовал на своей щеке горячее дыхание, прикрыл глаза и интуитивно нашел чужие губы. Поцелуй длился вечность – неторопливый, сладкий и тягучий, как темный мед, вначале – изучающий движения желанных губ, и все смелее, уже соприкасаясь языками, проникая и наслаждаясь вседозволенностью. Павел не подчинял, послушно следовал за Иммануилом. Это осознание покорности пронзало молодого князя ярким наслаждением. Возбуждение налилось внизу живота, и Иммануил нетерпеливо толкнулся бедрами, тут же ощутив ответ. Павел был также напряжен, с готовностью прижался твердым пахом, не разрывая поцелуй, вдруг обхватил руками шею друга, притягивая ближе. Иммануил не сразу оценил свои действия и лишь ощутив ритм понял, что сладострастно потирался бедрами о пах Павла. Великий князь прикусывал напухшие губы, но тихие стоны все равно срывались, его глаза были полны неги и яростного вожделения, и пальцы до боли вцепились в плечи Иммануила. И напряжение становилось уже невыносимым, готовый вот-вот излиться орган натягивал дорогую ткань узких брюк. Иммануил застонал, сдаваясь, дернул серебряную пряжку ремня, стянул свои брюки и белье на бедра. Затем таким же образом расправился с обмундированием Павла, пробрался руками под белый лен форменной гимнастерки, ощущая под пальцами теплую кожу, мускулистый поджарый живот и узкую дорожку коротких волос вниз, к средоточию возбуждения. Павел зажмурился, запрокинул голову, выгнувшись в пояснице, навстречу руке, которая вдруг ловко обхватила его напряженный, влажный от выделяемой вязкой жидкости орган, и заскользила вверх-вниз, легко придавливая венки ствола, почти тут же вызывая кульминацию восторга, когда из глаз брызнули слезы, а горло перехватило в безмолвном крике удовольствия. Иммануил завороженно смотрел, как из покрасневшего органа брызгало семя и ощущал руки Павла на своих бедрах, и все быстрее двигал ладонью по своему члену, достигая собственного пика наслаждения. На мгновение мир подернулся радужной дымкой, острый восторг с запахом горького меда закружил в шальном вихре. Павел медленно раскрыл темно-карие глаза. Молча наблюдал, как Иммануил вытирал его живот своим белым щегольским платком с виртуозно вышитой монограммой. Вычурно не торопясь, с кошачьей грацией, Иммануил удобно расположился рядом с великим князем, подперев голову рукой. Он быстро пришел в себя и казался совершенно спокойным. Павлу было сложнее, в его душе явно боролись противоречивые эмоции и мысли. Иммануил не ждал сейчас каких-либо слов и признаний. Ему было хорошо. Возбуждение Павла было таким настоящим, а близость столь восхитительна, что Иммануил с радостью и впервые дарил наслаждение, не спеша получить удовольствие сам. Подумав об этом странном факте, молодой князь тепло улыбнулся и заметил взгляд Павла. Великий князь внезапно перевернул тонкого юношу под себя, навалился сверху жарким расслабленным телом. Быстро и хаотично коснулся прекрасного лица поцелуями. - Ты похож на ангела, Мануэль, - наконец выговорил, отдышавшись. – Такая утонченная красота. Отстраненный взгляд. Глаза… как холодное осеннее утро. Губы будто не знают поцелуев. А на самом деле - страстный и порочный. Ты заколдовал меня. Обворожил. Я уже давно мечтаю о тебе. Но сейчас… Я твой. Иммануил улыбнулся этому «ты» и неожиданному пылкому признанию. - Падший ангел наслаждался вместе с тобой, дон Паоло. На следующий день Павел и Иммануил распрощались до осени, до первых встреч в столице. Великий князь отправился на военные сборы, а Иммануэль - с родителями в Крым. Казалось, все было, как в прежних поездках – шумные гости, соседство семьи государя, купания, прекрасная погода и море. Но среди дивной природы и приятного общества Иммануил вдруг смертельно заскучал по Павлу, по его смеху и спорам, по его откровенным взглядам, по движениям чувственных губ, по медово-горьковатому запаху тела. В этом году повзрослевшему Иммануилу вдруг доверили общение со старшими дочерьми государя. Вообще, компания собралась удачная - не хуже, чем в Царском, но это лишь подчеркнуло отсутствие того, кого жаждали душа и тело. Осенью на дуэли был убит брат Борис, и дом Бахетовых погрузился в глубокий годовой траур. Иммануил перестал показываться в театрах и на прогулках, занятый выпускным годом в гимназии и уходом за обезумевшей от горя матерью. Теперь их тихий дом часто посещала великая княгиня Елена Александровна. Сама пережившая страшную гибель пусть не любимого, но близкого человека, прежде дружная с Варварой Георгиевной, высокородная дама поддерживала и помогала несчастной княгине прийти в себя. С Иммануилом также велись долгие задушевные беседы, и молодой князь каждый раз искренне поражался глубине ума, здравости рассуждений и бесконечному милосердию этой очаровательной женщины. Разрешением многих сомнений Иммануил был обязан именно Елене Александровне. Иногда вместе с тетей князей Бахетовых навещали Павел с Натальей, которые искренне сочувствовали семье, перенесшей трагедию. Они сами были друг у друга единственными по-настоящему родными людьми, и гибель одного из них была бы для другого невосполнимой потерей. Натали, несмотря на свою молодость, развлекала матушку рассказами о новых книгах или спектаклях. Павел больше отмалчивался, обжигал Иммануила карими взглядами, но за все время не сказал ничего существенного. Прошла зима и весна, в начале которой Иммануилу исполнилось девятнадцать. Лето промелькнуло душным воспоминанием. Значительным событием стало лишь окончание Иммануилом гимназического курса. Теперь он официально становился взрослым человеком. К немалой радости Иммануила, матушка начала потихоньку поправляться, интересоваться текущими делами и новостями. Выходила на прогулку по саду и парку. Приняла первых посетителей и продержалась с ними визитное время. И в конце лета семья Бахетовых отправилась в Крым. На полуострове Бахетовы чаще всего останавливались в Кореизе, в серокаменном, грубой кладки, оригинальном дворце, охраняемом целым прайдом мраморных львов в зарослях самшитов и олеандров. Иммануилу дворец не очень нравился, казался диким и неизящным, но он находился на самом побережье, над морем, откуда открывался прекрасный вид. Неподалеку располагались имения великих князей и самого государя. В первый же день во дворец пожаловал великий князь Павел – загорелый, возмужавший, с подозрительным блеском в темных глазах. Иммануил мгновенно сбросил с себя отстраненность последних месяцев, внезапно почувствовал, как сладкая истома разлилась по телу. Павел открыто улыбнулся, показав ровные белоснежные зубы. - Не угодно ли спуститься к морю, дон Мануэль? – напоминая сразу обо всем, осведомился великий князь. - О да, - выдохнул Иммануил. Павел запросто и даже своевольно завладел тонкой рукой князя и потянул его вниз, по каменистой ухоженной дорожке, вдоль цветущих кустов и пальм. На полпути, не дойдя до дикого пляжа, юноши остановились, и Иммануил ощутил на своих губах жаркие губы Павла. Молодой человек, будто наверстывая упущенное, страстно целовал и смело забирался руками под белую рубашку. Иммануил быстро одурел от такого напора. Тело тут же вспомнило, как долго обходилось без ласки, откликнулось, затвердело в паху. Павел подтолкнул одурманенного вожделением юношу к какой-то отвесной скале, прижался бедрами к чужим бедрам. Они не продержались долго, почти одновременно простонали на пике удовольствия, не прерывая поцелуя. Так и сползли на теплую землю в объятиях друг друга - обессиленные, ошарашенные порывом собственной страсти. Иммануил пристально рассматривал друга: еще более высокий, сильный, изящный, темные растрепанные волосы и карие глаза с сумасшедшинкой, прямой нос, уверенная улыбка и смело очерченные крупные губы. Определенно, этот восемнадцатилетний молодой человек был рожден, чтобы покорять сердца. Павел осторожно погладил ладонями лицо Иммануила, пристально вгляделся в кажущиеся бесстрастными серые глаза. Князь зажмурился, чуть заметно дрогнул покрасневшими губами. Это послужило сигналом. Они снова сумасшедшее целовались, до головокружения и дрожи по чувствительной коже. К вечеру во дворец пожаловал еще один гость, знаменитый князь Рукавицын, с целым коробом превосходного шампанского со своего завода. Иммануил и Павел прибежали к гостю в числе первых, завладели бутылками, сколько смогли унести в руках и поволокли добытое в гостевой домик, где остановился Павел. Князь моментально споил всех слуг и домочадцев. Матушка Варвара Георгиевна, завидев внушительную фигуру князя, с причитаниями спряталась в своих комнатах и не выходила, пока Рукавицын не напился пьяным и не свалился на огромный, единственный по его росту, диван в большой гостиной. Иммануил с Павлом быстренько распили первую бутылку превосходного игристого, повеселели, разоткровенничались, признались друг другу в том, что страшно соскучились, обнялись и, прихватив с собой еще пару бутылок, снова отправились по ступеням вниз к морю, к купальням. Они оказались одни на диком пляже. Вся челядь дворца отдыхала в пьяном угаре в прохладных помещениях. Никого чужих на территорию не пускали. Благородное вино раскрепостило разум, выпустило на волю все тайные желания. Молодые люди не заметили, как остались без одежды в теплых волнах мелководья. Поначалу смеялись и плескались, робко поглядывая друг на друга. Но вскоре осмелели, приблизились, протянули руки... Тонкие юношеские фигуры казались совершенными, а кожа - необыкновенно гладкой. Оказалось, что это так невозможно приятно - когда обнаженного тела касаются любопытные руки и пальцы. Оказалось, это удивительно сладко – смотреть при этом в глаза напротив, подернутые туманом наслаждения. И если стонать и кричать, не сдерживая себя - как многократно увеличивалось удовольствие! Они ласкали друг друга, ощупывая в самых укромных местах, краснея и одновременно посмеиваясь, целуясь мокрыми и горько-солеными от морских брызг губами. Наверное, это не пришло бы им в головы в первый же день встречи, будь они трезвы… И они были готовы на дальнейшие эксперименты, но не выдержав, повалились на песчаное дно, изливаясь семенем в древнее море. А потом, слегка придя в себя, натягивали на мокрые тела нагретую солнцем и песком одежду, робко улыбаясь, оглядываясь наверх, на возвышающийся среди зарослей дворец. Лежа ночью в своей постели, Иммануил обдумывал, как бы проникнуть в домик великого князя. Это было опасно - матушка не спала ночами, могла сидеть с рукоделием в любой комнате или прогуливаться по парку и ненароком заметить крадущегося на подозрительное свидание сына. Тогда бы дружбу с Павлом запретили, дабы не скандализировать юношу царского рода. Поутру в оживший дворец потянулись гости. Едва спровадив похмельного князя Рукавицына, матушка принимала соседей, в том числе – с радостью – великую княгиню Елену Александровну, которая окинула племянника и старательно изображавшего святую невинность Иммануила подозрительным взглядом кротких серых глаз. Ее визит закончился тем, что она зазвала младшего Бахетова вместе с Павлом в Ливадию, в резиденцию государя, где расположилось на отдыхе все великокняжеское семейство Никитиных. Юноши дали клятвенное обещание прибыть, а пока сбежали с появившимся князем Бахетовым-старшим на конную прогулку в горы на смешных татарских низкорослых лошадках. Для храбрости взяли с собой остатки рукавицынского шампанского. Бог ведает, как после этого они вернулись домой целыми и невредимыми. Князь Бахетов рассказывал небылицы про приключения на вершинах, но Иммануил верить отказывался. Да и помнил из той прогулки лишь горячие поцелуи, украдкой даримые Павлом. В Ливадии было шумно и весело. Огромный дворец в итальянском стиле, с большими светлыми залами, вмещал всех желающих. Молодежь веселилась, как могла. Но именно сейчас Иммануил желал бы уединения со своим вновь обретенным другом. Как нарочно, Павлу уделялось преувеличенно много внимания - приближалась дата его восемнадцатилетия, которую собирались отметить с царским размахом. Первая неделя сентября ознаменовалась громким праздником. Иммануил ждал этого дня с предвкушением задуманного сюрприза, а Павел – с плохо скрываемым раздражением. Поскольку государева семья находилась на отдыхе, то празднование совершеннолетия великого князя ограничилось малым приемом, катанием на яхте и потрясающим воображение фейерверком над Черным морем. К моменту, когда в синем небе расцвели пышные разноцветные цветы, молодежная великосветская компания была уже изрядно уставшей. Барышни, восхищающие еще днем свежестью и изяществом, едва дышали в своих тугих парадных туалетах. Кавалеры, бесконтрольно набравшиеся вином, удерживались в вертикальном положение лишь при помощи неподвижных снастей яхты, за которые хватались руками. Взрослые великие князья, во главе с государем, со смехом наблюдали за юными кутилами - видимо, решили позволить молодежи повеселиться и в результате неплохо развлеклись сами. Иммануил, из своих собственных соображений, был абсолютно трезв. К его удивлению, новорожденный почти не прикасался к алкоголю, выпив лишь в начале праздника пару бокалов шампанского. - Когда-нибудь, когда буду полностью располагать собой, я перестану обращать внимания на сегодняшнюю дату, - улучив минутку, когда все отвлеклась на стайку любопытствующих дельфинов, шепнул Павел Иммануилу. – Не люблю этот день. И не желаю праздновать с таким пафосом. Иммануил понимающе кивнул. Праздника с таким размахом он сам себе тоже не пожелал бы. Вскоре тонко понимающая настроение брата Наталья приблизилась к государыне Софье Александровне. Они пошептались, после чего шумная гульба потихоньку свелась к минимуму. Освещенная яхта «Штандарт» вернулась к берегу и встала на якорь. Утомленные разряженные барышни почувствовали окончание праздника, все вместе окружили Павла, чтобы поздравить еще раз. Длинный день закончился далеко за полночь. Иммануил знал расположение кают и теперь ориентировался совершенно свободно в тускло освещенном коридоре. Сердце гулко колотилось, когда юноша беззвучно преодолел небольшое расстояние до помещения Павла, ведь всегда существовала опасность, что его мог узнать кто-то из слуг или не спящих гостей. Комната великого князя освещалась лишь круглым плафоном над невысокой дверью. Павел стоял у стола, перебирал какие-то бумаги. Он уже скинул парадный китель и явно собирался ложиться спать. - Оу… – только и смог выдохнуть великий князь, когда увидел друга. Иммануил и сам знал, что восточные ткани ему чрезвычайно к лицу, а этот персидский, длинный и просторный шлафрок был его любимым одеянием для спальни. Юноша прошел к расположенной у стены постели, к сожалению, по-солдатски неширокой, своевольно уселся и молча уставился на друга горящими синим пламенем, чуть раскосыми глазами. Словно под гипнозом, Павел положил свои бумаги на стол и медленно приблизился к кровати. С легкой растерянностью наблюдал, как ловкие руки Иммануила избавляли его от белья, расстегивали тонкую нижнюю рубашку. Он остался голым, как в день своего рождения. Впрочем, это и был день его рождения. Павел не успел усмехнуться промелькнувшей кстати мысли, тут же потерял ее во вспышке разноцветных эмоций, потому что Иммануил приподнялся с постели и одним скользящим движением избавился от своего ханского халата, ослепив друга совершенством тонкого тела. Следуя молчаливому приказу светлых глаз, Павел улегся на постель. Иммануил перекинул через его талию длинную ногу, усевшись верхом, как на горячего жеребца. Провел тонкими пальцами от ключиц к темным овалам сосков, вызывая мелкие щекотные мурашки. Павел был совсем не готов к тому, что его друг вдруг захватит мягкими губами чувствительную горошинку соска и неожиданно сильно ущипнет за другой. Тело задрожало от резкой и быстрой, словно укол иголочкой, боли и сразу – от необыкновенно волнительного ощущения горячего языка вокруг затвердевшего соска. Павел обхватил своими руками тонкую шею. Иммануил поднял взгляд, наполненный бесстыдным удовольствием. - Ты собираешься меня задушить? Или остановить? - Нет, но… - прошептал сбитый с толку Павел, лишь чтобы как-то отреагировал на происходящее. Иммануил выпрямил спину и приподнял бедра, показывая великому князю свое возбуждение. Павел с трудом отвел глаза от великолепного твердого, гладкого органа, почти касающегося впалого живота. Его собственный член заныл от резкого прилива горячей крови. Иммануил подался вперед, оперся ладонями на постель, за плечами Павла и прижал свой воинственно торчащий орган к налившему члену друга. Юноши одновременно простонали. Это было так приятно - до одури и потери контроля над собой. Великий князь привычно придержал Иммануила за бедра. Но у князя оказались несколько иные планы. Немножко потершись о пах Павла, горячо поцеловав в губы, Иммануил отпрянул и вновь уселся на колени. Скользнул рукой по твердому стволу друга, будто любуясь его готовностью. Пощекотал большим пальцем щелочку, стимулируя большее выделение вязкой жидкости. Павел сжал губы и зажмурился - удовольствие от манипуляций становилось невыносимым. Дальнейшие действия Иммануила заставили его раскрыть глаза и задохнуться от внезапного сердцебиения – порочный красавец приподнялся над ним, обхватил его член у основания и медленно провел им между своих ягодиц, прижимая к раскрывшейся ложбинке. Иммануил хитро смотрел в ошалевшее от возбуждения лицо друга. Он так желал ощутить внутри себя этот твердый орган! Юноша не зря тщательно подготовил себя, логично предположив, что на месте у него не хватит терпения. Иммануил широко развел колени и осторожно направил в себя напряженный покрасневший член. Несдержанно застонал сквозь зубы – проникновение, даже с маслом и предварительным массажем, оказалось болезненным. Слишком давно он этого не делал. Тело, впрочем, вспомнило опыт – мышцы, на мгновение сильно сжавшись, попытались расслабиться, впустить внутрь крупную, скользкую от натуральной смазки головку. Иммануил поморгал повлажневшими от непрошенных слез ресницами – было больно, особенно на входе, и вдруг – обжигающе приятно, когда медленно вторгающийся в узкое нутро орган уперся в выпуклость на гладкой стенке. Юноша вздрогнул всем телом, непроизвольно дергая бедрами, стремясь повторить острое удовольствие. Иммануил уже признался себе, что ему бесконечно нравились запретные для мужчины ощущения движения внутри. Сладострастно насаживаясь на эрегированный орган, натягивая себя, раскрывая для вторжения, юноша переживал самые яркие впечатления – смесь из острого стыда, физического напряжения, боли и удовольствия. Он не обращал внимания на Павла, прикусывающего губы, одуревшего от того, что видел и чувствовал. Ему было так преступно хорошо, что он толкался стройными бедрами, все сильнее и быстрее, получая невозможные ощущения, нагибаясь чуть вперед, чтобы упругий орган при погружении прижимался головкой к твердому бугорку, рассылающему по венам стремительные пьяные токи. Впервые – сам контролируя движения, глубину и темп, словно верхом на породистом жеребце, вверх-вниз. Не подчиняясь, не отдаваясь, несмотря на принимающую роль. Нет, на этот раз Иммануил был старшим и главным, наслаждаясь сам и даря удовольствие, управляя любовным соитием. Его рука ритмично скользила по собственному напряженному члену, подводя к самой черте. Вскоре Иммануил почувствовал, как Павел начал подкидывать бедра, и положил свои пальцы на руку друга. - Хочешь сам? – задыхаясь, поинтересовался Иммануил. Павел кивнул. Ощутив на своем члене осторожные движения чужой ладони, Иммануил чуть не сбился с заданного темпа – так удивительно было чувствовать не свою руку на ставшем необыкновенно чувствительным органе. Павел быстро осмелел, справился со смущением и волнением. Юноши слаженно задвигались, соединяя голоса в тихих постанываниях, подбираясь к вершине общего наслаждения. Иммануил не выдержал первым, от двойной стимуляции ярким восторгом полыхнул мир, вынуждая вскрикнуть, откинуться, сжаться. Павел судорожно обнял друга за талию, толкаясь в ставший невозможно тугим проход. Удовольствие накрыло жаркой волной, словно в шторм, от которого не было спасения. Павел тревожно смотрел в еще озаренное блаженством лицо Иммануила. - Мануэль… - прошептал и знакомо коснулся губами изящной шеи. – Как ты так… смог? - Почему бы нет? – улыбнулся Иммануил. – Тебе ведь понравилось? Было хорошо? - Более чем,- выдохнул Павел. – Мне так никогда не бывало, - он вдруг покраснел и выпалил скороговоркой. – Но ведь тебе должно быть… больно? - У меня несчастное выражение лица? – поинтересовался Иммануил. Павел отрицательно качнул головой. - Сейчас бы опиума покурить… - Иммануил прикрыл глаза, нарочно изобразил томную элегию, из-под опущенных ресниц наблюдая за удивленным любовником. Эффект был достигнут, Павел совсем забыл про свои сомнения. Иммануил засмеялся, прерывая начавшего было гневную тираду великого князя по поводу его шутовства в такой неподходящий момент. Изящно изогнулся, обнял голыми руками друга за плечи, горячо прошептал на ухо: - А я, представь себе, за сегодняшний день не успел даже тебя поздравить. С днем рождения, дон Паоло. На следующий день участники торжества страдали «мигренью» – жаловались на ломоту в голове и мушки перед глазами, пили холодные напитки и лежали в шезлонгах, томно прижимая пальцы к вискам. Особенно комично выглядели перепившиеся накануне великие князья. Барышни, в легких утренних платьях, на контрасте – свежие и веселые, милосердно пытались облегчить участь страдающих, обмахивали кавалеров веерами и подзывали слуг с лимонадами и холодным арбузом. Государыня принимала весь этот фарс на свой счет, ибо была подвержена периодическим головным болям, и вид старательно изображающих «ее» недуг великовозрастных юнцов был ей глубоко оскорбителен. Впрочем, государь и прочие взрослые добродушно подтрунивали над обессиленной возлияниями компанией. Иммануил совершенно не по этикету развалился в глубоком плетеном кресле. Сесть прямо и прилично ему не позволяли естественные неприятные ощущения после ночного рандеву. Рядом находился задумчивый Павел. Великий князь отщипывал от булочки маленькие кусочки и, размахиваясь, бросал чайкам. С нижней палубы доносились радостные крики - оттуда тоже кормили прожорливых морских птиц. Иммануил смотрел на энергичные движения сильных рук и плеч, вдыхал соленый воздух, подставлял лицо легкому бризу. Счастье было почти ощутимо. Для полнейшего впечатления юноша протянул руку к спелой кисти винограда. Кинул в рот пару золотистых, прозрачных, с загорелым бочком, ягод. Придавил языком к зубам. Рот наполнился сладким ароматным соком. Иммануил облизнулся, блаженно прикрыл глаза. Почувствовав резкое движение, лениво разлепил очи и увидел вставшего прямо перед креслом Павла. Великий князь гневно сдвинул брови. - Теперь я понимаю восточных правителей, которые закутывают своих жен сверху донизу, чтобы чужаки не смели видеть их лиц. Павел с досадой выкинул остатки булки за борт и зашагал прочь, к компании приходящих в нормальное расположение духа друзей. Иммануил покачал головой, не понимая такой резкой перемены настроения, но вскоре заметил талантливого художника, которого привезла с собой великая княгиня Елена Александровна. Художник скромно сидел в тенечке, быстро водил карандашом по натянутому холсту, поминутно поглядывая в сторону Иммануила. Князь не стал возмущаться и мешать таланту. Протянул руку за новой кистью винограда и лениво замер в своем кресле. Удивительно быстро закончился бархатный сезон на побережье Черного моря. Знать постепенно покидала гостеприимный Крым до следующего года. Князья Бахетовы также отправились в обратный путь, радуясь поправленному здоровью Варвары Георгиевны. В Петербурге родители увлеклись обустройством дома, а Иммануил решил воплотить в жизнь одну интересную идею. Теперь он остался единственным наследником огромных богатств, большого количества имений и дворцов по всей стране. Наслушавшись речей великой княгини Елены Александровны, Иммануил придумал передать несколько усадеб, в которых князья никогда не жили и потому пришедших в ветхое состояние, в дар государству, для устройства в них больниц, школ и прочих полезных учреждений. Великая княгиня внимательно выслушала юношу и целиком одобрила его благородные порывы. Отец Борис Иммануилович не особенно верил в активную деятельность сына, да и характер его изучил прекрасно, но зданий было не жалко, а мальчик должен был учиться управлять хозяйством, потому князь с легким сердцем выделил большую сумму на реконструкцию построек и поручил Иммануилу следить за всеми работами самому. К немалому удивлению Бахетова-старшего, Иммануил с задачей справился: запросто разъезжал по стране, присутствуя при инженерных заседаниях лично, читал соответствующую литературу и нанял учителя по строительному делу, разговаривал с архитекторами и главами городов, наведывался в благотворительные фонды, где, по протекции великой княгини, был принят весьма радушно. За полгода, пока не настал сезон летних работ, молодой князь договорился обо всем и практически передал несколько усадеб под патронаж больницы, госпиталя и детского приюта. По-видимому, бурная деятельность заставила задуматься юного аристократа, потому что в один из вечеров Иммануил пришел к родителям с неожиданным решением. Выслушав сына, Борис Иммануилович и Варвара Георгиевна растерянно переглянулись. Мысль отпустить наследника учиться в Оксфорд показалась им дикой и неумной. Но Иммануил не сдавался. По его мнению, доморощенный стиль ведения хозяйства в современном мире мог приносить одни убытки, и следует учиться управлению заграницей. Отец был не согласен с таким мнением, матушка расстроилась. Но Иммануил знал, что добьется своего любыми путями. Так много Иммануил еще никогда не выезжал – на все премьеры, во все кафешантаны, к цыганам и модным актрисам. Слухи о веселом князе-наследнике быстро проникли в высший свет. Иммануил поражал тонким вкусом и суждениями о мире искусства, очаровывал своей красотой, манерами и изяществом обращения. Был душой любой компании. С удовольствием пел чарующим контр-тенором модные романсы. Одним словом, князь Бахетов-младший был обворожителен. Ни о ком так много не говорили, как о нем. Родителям слава сына не нравилась. Однако на все упреки по поводу нескромности своей нынешней жизни Иммануил разводил руками, напоминая о благом намерении учиться в престижном университете. Он видел, что матушка уже начала бороться с собой, выбирая между разлукой с сыном на несколько лет и сплетнями о его разгульном поведении в России. А пока родители созревали для согласия на отъезд, Иммануил отправлялся развлекаться. Обычно во всех приключениях его тайно сопровождал великий князь Павел, с которым они стали почти неразлучны. Апофеозом порочной жизни стали бани, к посещению которых юноши вскоре пристрастились. Специфика места позволяла оставить стыд, как одежду, за плотно закрытыми дверями, а близость горячей душистой воды, ароматных масел и банных процедур дарили свободу для воплощения любых изысков. Со своим молодым и пылким другом Иммануил чувствовал себя невероятно счастливым. Павел быстро учился, постигая любовную науку, уже не робел и не краснел, исступленно лаская обнаженное податливое тело. Изучал внимательно, доставляя яркое удовольствие, пристально следил за реакцией Иммануила, когда ловкие пальцы забирались в самые тайники, когда прелестный любовник начинал несдержанно стонать, бесстыдно раскидывая тонкие белые ноги и подаваться, и всхлипывать, и сжимать изящными пальцами свой перевозбужденный орган с белесыми тянучими каплями. Было так блаженно закинуть эти безвольные ноги на плечи и одним точным движением войти в гладкое узкое нутро, до самого основания, до запрокинутой головы и сладострастного крика, и двигаться, двигаться, наращивая темп, смотреть на прикрытые в истоме глаза и пересохшие губы, на всю эту тонкость и хрупкость, изысканную статуэткость, фарфоровость кожи, с красными пятнами на бедрах - от несдержанных рук. И вся эта кажущаяся невинной красота так невозможно пленительно контрастировала с порывами неистовой запретной страсти, диком трепете бедер и яростном скольжении ладони по набухшему члену. Павел терял голову, стонал и рычал, не в силах сдерживать переполняющие чувства. А Иммануил в эти моменты просто наслаждался, полностью отдавая свое тело удивительному восторгу, которое дарил только он, юный великий князь. И все-таки истории про посещения бань каким-то образом просочились в свет. Родители, больше не раздумывая, решительно высказались за обучение сына в Оксфорде, лишь бы он не позорился на родине. А вскоре Иммануила вызвала к себе государыня для серьезного разговора. - Как же ты так не бережешь матушку?! – увидев перед собой наследника старинного рода, всплеснула руками государыня Софья Александровна. Иммануил поклонился со всем изяществом, на которое был способен и, повинуясь жесту державной женщины, присел на краешек кресла. По-другому у него бы после вчерашнего вечера в бане все равно не получилось. - Матушка чувствует себя хорошо. Так, по крайней мере, говорит наш доктор, - осторожно отозвался Иммануил, пока не понимая, куда клонила государыня. Софья Александровна прищурила светлые серые глаза, и лицо приобрело хищное выражение. - Сестра моя, великая княгиня Елена Александровна, тебя хвалит. Говорит, большое сердце у этого юноши, хотя порой ветер в голове. Но на твоих плечах сейчас большая ответственность за семью и нет времени на развлечения. И репутация должна быть безупречна. Иммануил потупился и ничего не ответил. Впрочем, ответа от него и не ожидали. - Княгиня сказала, что ты желаешь покинуть Россию и учиться в Оксфорде? – помолчав минуту, перешла государыня к другой теме. - Да, ваше величество. - Твоей судьбой должна стать Россия, а не Великобритания. Иммануил поднял на государыню взгляд. - Разумеется. У меня и в мыслях нет оставить родину. Я выучусь и вернусь, чтобы приносить пользу здесь. - Дворянин должен быть или военным или придворным, - твердо выговорила государыня. – А мне кажется, тебе не по нраву ни то, ни другое. Последующий страстный монолог Иммануила должен был убедить Софью Александровну в его искренней преданности стране и государю, а из-за полного отрицания идей войны и независимого нрава – в полной непригодной к обоим карьерам. Основной же причиной для курса в Оксфорде было желание выучиться правильному управлению своими обширными имениями, что в результате, послужило бы на благо Отечеству. - Желаешь служить Отечеству, но не желаешь – государю, - внезапно поняла государыня. - Но служба Отечеству - это и есть служба государю, - попытался запутать Иммануил. В это время в залу вошел государь Федор Николаевич. Иммануил учтиво поклонился. - Князь Бахетов-младший настоящий карбонарий! – воскликнула государыня. Федор Николаевич удивленно посмотрел на Иммануила усталыми добрыми глазами. Тем не менее, разрешение на отъезд было получено, и Иммануил начал собираться в Великобританию. По случаю своей победы над старыми принципами, Иммануил устроил ужин с друзьями. Весь вечер великий князь Павел был странен. Равнодушно слушал веселые тосты приятелей и напутственные речи уже бывавших в Оксфорде. Хмурился и трогал пальцами губы, что означало сильное раздражение. Иммануил же много узнал о традициях прославленного учебного заведения и светской жизни Лондона, а под конец ужина ему уже казалось, что он там побывал и отучился. И только в автомобиле он заметил всю мрачность любезного друга. Павел молчал недолго. Оказалось, он изначально был против желания князя покинуть страну и три года провести в Европе. Оказалось, что Павел целиком и полностью поддерживал своих родственников и родителей Иммануила, и ничего хорошего от Лондона, а также Парижа, Вены и Берлина, где непременно захочет бывать Иммануил, не ожидал. Либеральные традиции, свободные нравы. Бог знает, какие приключения его ждут! - Не разделяю твоих сомнений, великий князь, - жестко прервал Иммануил рассуждения Павла. - Я тебе не невеста и не любовница, я твой друг. Сейчас мне нужно получить образование. Я не собираюсь отказываться от Оксфорда только из-за того, что тебе не хочется лишиться близкого общения со мной. Соскучишься - приезжай. Буду рад видеть тебя в Лондоне. Я не давал тебе повода для сцены ревности. И не пытайся давить на меня. На этот раз Павел промолчал, а Иммануил с досадой прищурился за окно. Давно надо было поставить на место этого мальчишку, при первом же намеке на недовольство! Следующие несколько месяцев Иммануил метался между Петербургом, Москвой и Лондоном, устраивая свое будущее в Оксфорде, общаясь с ректором, распоряжаясь относительно жилья и обустройства. Из одной из своих поездок в Англию Иммануил привез целый скотный двор домашних породных животных - кроликов, кур и коров, для которых арендовал целый состав. Поездка вышла веселой, и проводники железной дороги, наверное, долго еще вспоминали оригинальность молодого аристократа. Накануне окончательного отъезда в Лондон к Иммануилу с прощальным визитом заявился великий князь Павел. Был он печален и сконфужен. Преодолев свою гордость, извинился за резкие высказывания во время последней встречи. Иммануил больше любовался подзабытой благородной красотой друга и лишь по тону понял, о чем, собственно, была пылкая речь. Страстный поцелуй убедил великого князя, что он прощен. Иммануил еще раз высказал пожелание видеть Павла в Оксфорде. В начале зимы Иммануил совсем освоился в знаменитом University College. По университетским правилам, студенты первого года обязаны были жить в колледже. Несколько дней Иммануил потратил на обживание и вскоре превратил свое помещение в самые уютные комнаты корпуса, где постоянно собирались многочисленные друзья и приятели. Общество в университете собралось самое интересное, из разных стран и в основном из хороших фамилий. Лучшим университетским другом Иммануила стал Хендрик Дамильтон, весельчак и белокурая бестия, несмотря на породистое семейное ветвистое древо. Иммануил быстро привык к жизни в Оксфорде. Обучение было интересным и ненавязчивым, английский язык - понятным, студенческая форма – изящной, а с проблемами в виде обязательного холодного душа по утрам и скверной еды князь виртуозно справлялся. Слегка раздражала отвратительная промозглая погода, но на нее Иммануил быстро перестал обращать внимание. На шалости и веселые проделки князь Бахетов оказался горазд и с удовольствием и чисто русской смекалкой принимал участие во всех подозрительных развлечениях. Через каждые два месяца в Оксфорде подразумевались двухнедельные каникулы, поэтому Иммануил не успевал соскучиться по дому. Да и дорогому другу Павлу не пришлось ездить в Лондон, ведь они виделись чаще, чем можно было предположить. Первый год в университет пролетел, как один час. Долгое блаженное лето Иммануил провел с великим князем Павлом в Архангельском, в любовном тумане, тщательно скрываемом под маской подчеркнуто вежливой дружбы. А осенью князь, томный и отдохнувший, вернулся в Лондон для продолжения обучения. Второй год отличался от предыдущего – студентам разрешалось жить вне территории колледжа, да и на учебу, по заведенному обычаю, уделялось меньше времени. Иммануил снял в городе небольшой домик, преобразив интерьер по собственному, весьма оригинальному вкусу. Впрочем, вскоре в высших лондонских кругах вошли в небывалую моду персидские мотивы мебельных тканей, оранжевые шелковые занавески и черные напольные ковры. Юный князь Бахетов стал актуальной знаменитостью, в его доме собирались великосветские приятели, университетские друзья и артисты. Особенно выделял Иммануил солистов русского балета, с ошеломительным успехом гастролирующих в Европе. Профессиональные танцы завораживали Иммануила, он присутствовал на всех премьерах и настойчиво добивался знакомства с артистами. Наяву все эти дивные феи и райские птицы оказались очень милыми интеллигентными людьми и с удовольствием посещали «русский особняк». Гениальная Анна Иванова дарила князя Бахетова теплой дружбой, часто оставаясь с близкими друзьями ночевать в его доме. Да и сам антрепренёр труппы, крупный меценат, месье Дудников, попыхивая толстой сигарой, с подозрительным вниманием поглядывал на юного красавца. Иммануил его побаивался и свел общение к минимуму, хотя и с большим сожалением. Сергей Павлович был остроумнейшим собеседником и интересным человеком. А вскоре после Рождества, ужиная в модном ресторане с шумной компанией студентов, Иммануил познакомился с Николь. Тоненькая барышня привлекла внимание князя своим неуловимым сходством с давней приятельницей Поленькой – прежде всего, парижским выговором (Николь была родом из самого города Парижа), своей подвижной фигуркой, ослепительной белизны кожей, рыжеватыми кудряшками, которые непокорно выбивались у висков, и которые она сдувала характерным быстрым движением капризных губ. С первых слов Иммануил почувствовал родную душу, и знакомство тут же завязалось. Николь оказалась живой, веселой и без лишних запросов. Они быстро сошлись во вкусах и потребностях. Барышня согласилась на покровительство красивого и известного русского князя, вопросы «нетяжелого поведения» совершенно не тревожили юную француженку, а в своих высказываниях по поводу «свободной» любви она, пожалуй, была даже либеральнее Иммануила. Все это оказалось молодому князю на руку. В интимных отношениях с Николь не надо было проводить ухаживающих церемоний, девушка оказалась опытной, ловко и умело обучила Иммануила обхождению с женским нежным телом и сама проводила над ним манипуляции из тайного арсенала кокотки, заставляющие Иммануила думать, что любовь с женщиной не так плоха – главное, выбрать подходящую женщину. Иммануил становился все более заметной фигурой, попадающей даже в заголовки газет. Однажды, получивши приглашение на костюмированный бал в Альберт-Холл, Иммануил заказал в Петербурге невероятный русский костюм по собственному эскизу, настоящий шедевр портновского и ювелирного искусства: кафтан и шапка были сшиты из азиатской парчи, расшитые бриллиантами и отороченные соболями. Появление юного князя в национальном костюме произвело на общество головокружительное впечатление. Наутро все газеты вышли с фотографиями новой знаменитости, а люди из высших кругов начали искать встреч с русским красавцем. Иммануил только сейчас понял, как вовремя обзавелся любовницей, иначе его бы крепко взяли в оборот любительницы красивой жизни. И все же, несмотря на виртуозность и прелесть Николь, Иммануил жаждал мужского внимания. Непроизвольно кокетничал, возбуждая вокруг себя вихри волнующего интереса. Но переступил за созданные своим кодексом чести рамки лишь дважды. Сербский наследный принц Александр казался таким же страстным, как великий князь Павел, был так же темноволос, с горящими черными глазами. Превосходный наездник, он как-то заскочил в комнаты через окно верхом на коне. Это произвело впечатление. Однако, в интимной обстановке принц оказался не особенно хорош - красовался и суетился, и Иммануил быстро прекратил свидание, не допустив высокородного поклонника до самого главного. Алжирский шейх Фархад был самым спокойным человеком, с которым Иммануил свел знакомство в Лондоне. Смуглый красавец с синими пронзительными глазами, он походил на орла своим гордым монументальным видом. Мудро рассуждал на любые темы, не отмалчивался, когда спрашивали о мусульманских обычаях и рассказывал так интересно, что Иммануил заслушивался, невольно вспоминая сказочную Шахерезаду. Вскоре князь заметил признаки повышенного внимания шейха к своей персоне: быстрые взгляды, улыбки и жаркий румянец на четко выраженных скулах. В свою очередь, колоритный восточный мужчина странно волновал Иммануила - его оригинальный костюм обрисовывал сильное тело, позы всегда были лениво-грациозны, да и весь облик казался таким… интригующим. Вскоре, подкрепляя слова цветистыми строками из персидских поэтов, шейх признался молодому князю в своей влюбленности. Восхищенный изящными ухаживаниями, одурманенный восточной экзотикой, Иммануил согласился на близость. Шейх Фархад, между восторженными комплиментами красоте молодого человека заверил, что культура Востока имела длительную историю нежных отношений между мужчинами. То, что у них совершенно разные ассоциации со словом «нежный», Иммануил понял слишком поздно, когда коварный шейх, сорвав с юноши одежды, согнул его на кровати и прижал локти к коленям так, что Иммануил не мог и дернуться. Обнаженное кофейно-гладкое, устрашающе-мускулистое тело оказалось намного больше и сильнее, чем предполагал князь, а внушительный темный орган – толстый, перевитый синими пульсирующий венами, который Иммануил увидел, с трудом повернув голову из захвата цепких пальцев, вызвал дикий страх. И не напрасно. Впервые в жизни Иммануил кричал, хотя шейх предварительно подготовил своего любовника к соитию. Боль казалась адской, а минуты – бесконечными. Иммануил не чувствовал ничего, кроме боли и страха, что она может не прекратиться. Он даже не заметил, когда все закончилось, а экзотический гость ушел. Юноша смог подняться на дрожащие ноги лишь на следующий вечер. Сгорая от стыда, вызвал знаменитого лондонского доктора. Эскулап надежды оправдал, быстро излечил князя от последствий неудачного свидания и не выдал его инкогнито, чего Иммануил опасался больше всего. Шейха Иммануил больше никогда не видел, а крупную серую жемчужину, обнаруженную утром на трюмо, в золотом конверте с арабской вязью, подарил Николь. Впрочем, скоро воспоминания о шейхе заслонились другими событиями. По весне в Лондон приехал великий князь Павел. Разумеется, по рассказам бывавших в Европе многочисленных родственников Никитиных, Павел уже знал и о присутствующей в жизни Иммануила француженке, и о фуроре в свете, и о дружбе с балетной труппой и интересе лично месье Дудникова, и о сплетнях, не имеющих к действительности ни малейшего отношения. Но помня урок, данный ему Иммануилом, великий князь никаких претензий его поведению не предъявлял, а напротив, был предупредителен, внимателен и ласкался к другу так трогательно, что князь почувствовал, насколько соскучился по своему темноволосому любовнику. Павел вел себя настолько безупречно, что Иммануил не скрыл от великого князя своей связи с Николь и даже познакомил их одним удачным вечером в ресторане. Их любовное свидание было полно томной неги. Иммануил медленно разделся перед другом донага, и Павел тут же тяжело задышал - только этот дивный юноша мог так дерзко обнажаться, вызывая моментальный отклик во всем теле. Павел с удовольствием следовал его ласкам, подчинялся рукам и губам. Даже упивался властью Иммануила над ним, великим князем. Желал подчинения еще большего. Кроме того, Павла просто затапливало любопытство. И когда сдерживать возбуждение было уже невозможно, когда их члены начали непроизвольно тереться друг о друга, и Иммануил достал из потайного шкафика флакончик с чистым розовым маслом, Павел извернулся в его руках, показав красивую спину и округлые ягодицы. От удивления Иммануил чуть не выронил ценную бутылочку. - Ты уверен в своем решении? – спросил, прерывисто дыша, и глаза у него при этом сверкали, как бриллианты. Павел кивнул. Ласки стали откровеннее, необыкновенно волнующи. Тонкие пальцы словно посылали волшебные волны по всему телу. И там, где по мыслям великого князя, не должно бы быть приятно – разгоралось яркое пламя желания. Павел вспоминал блаженное выражение лица Иммануила во время их любовного соединения и был готов получать удовольствие. Иммануил впервые видел друга таким искренним и податливым, оглаживал руками широкие плечи и рельефную спину. Беззащитно выставленные белые ягодицы манили, будто приглашали проникнуть между нежными половинками. Иммануил так и сделал, едва помня себя от вожделения, обильно налив на пальцы розовое масло. Павел сжимался, когда друг гладил его по сомкнутому маленькому отверстию. Опытный юноша быстро нашел сказочную область, дающую мужчинам удовольствие. Великий князь выгнулся в пояснице, неловко подставляясь. От возбуждения Иммануил уже плохо соображал, его член был настолько тверд и приобрел такую чувствительность, что всякое прикосновение к нему вызывало вспышки боли и наслаждения одновременно. Медлить более Иммануил не мог и повернул Павла на бок, спиной к себе, для удобства проникновения подтянув его ногу к груди. Князь тихо застонал от видения того, как твердый орган с трудом погружался в узкую глубину, как его тесно обхватывали гладкие стенки. Иммануил медленно двигался, с каждым толчком все глубже проникая в горячее шелковое нутро. Павлу было больно – так больно, что невозможно скрыть. Его слезы, судорожно прикушенные губы, и пальцы, хватающие простыню, и мелко дрожащие ноги до такой степени возбудили Иммануила, что он, не жалея любовника, быстрее задвигал бедрами, вбиваясь в страдающее тело, и взорвался обильным потоком семени, услышав жалобный всхлип и стон великого князя. Иммануил не дал другу прийти в себя. Быстро отдышавшись от ослепительной вспышки дикого удовольствия, юноша подхватил рукой поникший орган Павла и медленно провел по нему языком. Великий князь охнул, неловко свел ноги, потянулся руками, будто прикрываясь, но Иммануил перехватил запястья, а ртом втянул орган полностью, посасывая и порочно поглядывая снизу вверх на опешившего Павла. Великий князь приоткрыл губы, словно хотел что-то сказать, но в это время Иммануил с неприличным чмокающим звуком выпустил изо рта изрядно потвердевший орган. Князь сам догадывался, что выглядел крайне развратно и потому не удивился потере дара речи у друга. Увлеченно, как щенок большую конфетку, Иммануил облизывал напряженный член со всех сторон, повторяя языком проявившиеся венки, забирал в рот покрасневшую головку. И только начал ритмично посасывать, погружая орган глубже в глотку, как Павел выгнулся с приглушенным стоном, вцепился руками в волосы Иммануила, отстраняя его лицо от белых брызг. - Это называется «minette», - с улыбкой просветил Иммануил ошарашенного великого князя. – Ты, кажется, хотел стыдить меня за Николь и ее французские премудрости? Так вот – это целиком ее обучение. Виртуозно, не правда ли? Получивший сверхмощую порцию удовольствия и впечатлений Павел лишь молча кивнул, сверкая глазами, полными непролитых слез. Обессиленные от любовных подвигов юноши лежали в постели. Иммануил гладил друга по плечам, молча благодаря за неожиданную смену ролей и извиняясь за причиненную боль. Но после «французского урока» у Павла не осталось к князю никаких претензий. Ближе к вечеру Иммануил предложил выйти в театр – давали интересную новинку, и князю хотелось знать мнение друга по ее поводу. - Ты ведь уже в курсе самой злободневной сплетни? – с подозрительно отстраненным лицом спросил Павел, наливая себе воды из графинчика. Иммануил приподнялся на кровати, подтянул ноги. - О ком на этот раз? Павел усмехнулся. - Неужели опять обо мне? Павел повел плечом. - Они повторяются, - Иммануил фыркнул и шаловливо склонил голову. – Придумали бы что-то новенькое. Павел со стуком отставил стакан. - Очень интересная новость. Оказывается, твои родители готовят помолвку. - Вот как? Не родилась еще на свет невеста, от которой я не мог бы отказаться, - усмехнулся Иммануил, но глаза его стали вдруг серьезными. Великий князь пересел к другу на постель. - Ты не сможешь отказаться, Мануэль. Твоя будущая невеста – самая завидная партия России и самая красивая девушка высшего света. *gris de lin – фр. блеклый голубовато-серый