Одна случайность

      Если уж и проводить аналогию этого мира с чем-либо ещё, то на ум приходит лишь Чистилище, втиснувшееся между Раем и Адом, где я, похоже, обязана отрабатывать все свои грешки прошлого. И если смотреть по масштабу проблемы, то в своем мире я как минимум убила человека.       Но — ирония, ха — никакого человека я не убивала и не собираюсь. Пока что. Потому что, знаете ли, в такой-то ситуации в таком-то мире жажда крови вполне себе объяснима.       Кстати, при чём тут грешки-то (вообще-то, жизненная необходимость и вынужденный риск, да-да), спросите вы.       В одном поселке, в котором угрюмыми двумя линиями вдоль единой дороги гнездились серые хибары немногочисленных жителей, нам пришлось экстренно остановиться, ибо Аппа сильно устал после посуточного полета, поскольку мы прилично отставали от соккиного графика, так что я вполне себе удачно прихватила оттуда небольшой тряпичный мешочек с лесными орехами и стянула разделанную на мясо тушку пойманной белки. Нет, реально, в каком-то доме на натянутой меж стен веревке висела небольшая разделанная тушка белки. Естественно, лично для меня мелкие кражи не были чем-то масштабно-порицательным (разумеется, если крадут не у меня, ну, вы понимаете), особенно, когда того требует голодная и растянутая на три дня ситуация и когда даже, казалось, бесконечная картошка умудрилась исчерпать себя, так что быстренько забраться в чужое открытое окно и утянуть себе на пропитание чисто символические крохи никаких угрызений совести мне не стоило.       Угрызений совести — нет, угрызения Катарой моей плеши — да.       — ...ты хоть понимаешь, что это пища простых селян?! Им же и так сейчас нечего есть, ты пойми — война идет!..       — И не закончится, хочу заметить, если мы скопытимся от голода где-нибудь под кустом, — резонно заметила я и прихватила Аанга за тонкое запястье, в довесок потряся его тощей рукой в воздухе, — даже не то что мы — вот он, который Аватар. Слышишь стучит? Это его кости. Таким Макаром он Озаю разве что глаз своей локтевой выколет.       Маг воздуха неловко выпутался из моей хватки и вяло поболтал головой.       — Я, конечно, хочу есть, — стрельнув глазами на Сокку, пухшего с голодухи где-то в углу и угнетенно колупавшего ногтем кору поваленного бревна, он добавил, — очень хочу есть, но воровать у мирных жителей, которые надеются на то, что я буду им помогать, а не обворовывать, это не выход.       Короче, мой благородный поступок не был оценен по достоинству, разве что только Соккой, которого обрадовал сам факт наличия мяса.       Катара смотрела на одинокий беличий окорочок столько с презрением, сколько и с голодным желанием, после чего, сглотнув, со словами: "ну раз уж дело сделано..." и угрозой: "только попробуй выкинуть что-то подобное ещё раз!" занялась приготовлением и прожаркой, пока мы тут все не потонули среди лесной опушки ввиду обильного слюноотделения Сокки.       Один раз — не пидорас, то есть? Аж смешно стало.       Синхронно чавкая приготовленным мясом, сидя вкруг потухавшего костра, мы переглядывались друг с другом в каком-то скорбном молчании, будто бы эта злосчастная белка пала смертью храбрых.       Аанг, покопав носком ботинка землю, сказал:       — Может, почаще остановки делать будем? Чтобы набрать чего-нибудь съедобного, раз уж у нас нет денег, — пояснил, по-вегетариански красиво умолчав об охоте.       — Ну флаг тебе в руки, мой наивный лысый друг, — с феноменальной скоростью обгладывая остатки мяса с кости, пробубнил Сокка с мудрым видом как минимум охотника века, после чего ответил на недоуменный взгляд Аанга: — Пожалуй, стоит тебя просвятить: мы почти на границе с Северным полюсом; тут уже холоднее, живности количество минимальное, всякие грызуны-земноводные и прочее невкусное мясо, которое ловить придется полдня, кругом всё отцветает и умирает, кроме, разумеется, орехов. К тому же, — он важно постучал уже голой костью по свертку, заткнутому за пояс, — мы безбожно отстаем от графика.       Эта фраза, я предполагаю, снится всей нашей компании в самых извращенных кошмарах уже как два месяца. Во всяком случае, Катара выглядела так, будто была готова без соли скормить Сокке этот его долбанный график. Но сказала следующее:       — Аанг, ты тогда сказал, что Дина своровала у мирных жителей, — да, давайте продолжим красиво тыкать в мою сторону пальцем, — и воровство это, конечно, плохо, но мы ведь... можем таскать еду у магов огня?       Я звонко взвизгнула; народ, сделав страшные глаза, уставился на меня с откровенным недоумением, после чего начал суматошно оглядываться по сторонам в поисках угрозы.       — О боже-боже, это что, я сейчас обо что-то ударилась головой или это Катара внатуре предложила кого-то — нет, не приведи Господь, как это возмутительно! — обокрасть?       Молчание томительно растянулось в воздухе, после чего опушку сотряс звонкий гогот Сокки напополам с моим, расслабленный выдох Аанга и недовольное сопение Катары.       — Я понимаю, что это ужасно, но я пытаюсь найти хоть какое-то оптимальное реше!.. эй, да ты издеваешься надо мной! Хватит смеяться!..       Прилетевшее в макушку обглоданное бедро белки, разумеется, прекратить меня смеяться заставило. Но пусть знает, что я злопамятная, да, — если в меня прилетела беличья тазобедренная, то кое-кому в башку прилетит потом его собственная!       В принципе, оставшись довольной своей мысленной кровожадностью, я отложила приятную месть на потом.       Довольно треская за обе щеки справедливо добытые орехи, я непринужденно плелась в хвосте на ряду с Аппой. Лес, через который мы пробирались дальше, уже проявлял все признаки осеннего сезона: кроны деревьев где-то наполовину облысели, а где-то еще сохранились ярко-рыжие листья, медленно слетавшие на пожухлую траву под ногами. И слава Богу, что здесь есть тропинки, потому что были моменты, когда приходилось чесать через поле, и эти моменты, скажу сразу, были худшими в моей жизни. Хуже была только картошка на завтрак. И в любые другие приёмы пищи тоже.       В какой-то момент весь наш дружный караван остановился, чего я вовремя не заметила, и, пройдя метром дальше, с глухим стуком врезалась в возникшее на пути препятствие. Рука также ударилась о преграду, отчего мешок с орехами вывалился из моей корявой клешни, и всё нажитое добро раскатилось по земле.       — Дина, скорее всего, ты не знаешь, — скрещивала руки на груди Катара, — но еда, упавшая на землю, считается грязной и не употребляется в качестве пищи.       — Катара, скорее всего, ты не знаешь, — бросалась на землю я, — но еда, поднятая в течении пяти секунд, упавшей не считается.       Наблюдая за моими яростными потугами за пять секунд понагрести в руки с полкило орехов со всей возможной критичностью во взгляде, Катара устало закатила глаза.       — Покажите мне тех, кто её воспитал...       — Кто бы это ни был, эти люди — гении, — ударив кулаком о ладонь, воодушевился Сокка.       Успев засунуть в рот хорошо обдутый со всех сторон орех и упрятав в карманы ещё три спасённых, я согласно угукнула. Катара, нервно поведя бровью, брезгливо отвернулась.       — Животные.       Так что же ты обитаешь среди животных, Маугли.       Кстати, вышеназванным препятствием оказался каменный стенд, на котором были развешаны тонны объявлений о каком-то местном шабаше с пестрившими среди них фотороботами дезертиров. В какой-то момент я осознала, что понимаю из всего вышеперечисленного аж целое нихрена. Всё накарябано по-китайски, что один иероглиф отличается от другого буквально дюймовой черточкой, записаны они не слева направо, а в столбик и вообще, мне кажется, если я провтыкаю на эту картину ещё минуту-другую, то потом умучаюсь с излечением косоглазия.       Главное, что странно, — письменность китайская, а щебечут все по-русски (именно, что по-русски, ибо из оригинального английского дубляжа я своими силами смогла бы распознать только слова "Аватар", "ай лов ю", "трэшер" и "ландон ис зэ кэпитэл оф грэйт бритн", поскольку не андерстэнд ни того, ни сего). Ощущение, скажу сразу, не лучшее. Вообще, ощущение своей тупости чисто по определению не может быть лучшим.       — Что ты смотришь на буквы, как на бомбу, — усмехнулся, покачав головой, Сокка и, донельзя довольный собственной подъебкой, потеснил меня, начав изучать стенд.       Фыркнув и даже не пожалев ореха, чтобы оскорбленно швырнуть ему в затылок, я отступила подальше от стенда с абсолютно невинным видом. Сокка, пробурчав что-то про женскую обидчивость и тут же будучи униженным мной фразой о том, как он дней пять дулся на меня, когда я по достоинству не оценила его гербарий из уродливых репейников, которые моей персоне когда-то торжественно всучили, общипав полуголый куст, и начал с неудовольствием зачитывать информацию о празднике.       Воодушевившись многообещающей рекламой бесплатной еды, фейерверков и наличием магов огня, у которых в случае очередного форс-мажора имелось бы счастье утянуть лишнюю порцию хавчины, мы двинулись в город.       Ну, как это двинулись? На фразе "что-то, блять, не так" мы притормозили и накинули плащи; в этом балахоне я чувствовала себя как минимум ассасином, чуть больше — каким-то придурком. Задумчиво шаркая позади ребят вниз по склону и периодически всплескивая руками для создания эффекта летучей мыши, когда черные складки плаща плавно взмывали вверх, а после струились вниз, позволяя мне полноправно горланить заставку мультика со Скруджем Макдаком, я пропустила тот момент, когда Катара немного отстала от остальных и поравнялась со мной.       — Ты сегодня подозрительно миролюбива, — она внимательно окинула меня взглядом женщины, яро пытающейся унюхать запах перегара только-только завалившегося домой мужа. — Это... странно. Но хорошо.       Существуют, знаете, такие вопросы из разряда "как на это, мать твою, реагировать", но подобное наблюдение за моей скромной персоной переплюнуло их все. А вообще — да, бывают такие моменты, когда я начинаю уставать от самой себя: что-то вроде утомленности после трудового дня, в конце которого ты скучно отмалчиваешься в ожидании восстановления запаса энергии.       — Просто я неголодная. И немного усталая.       — Так, — чиркнув взглядом по замелькавшим впереди воротам входа в город, Катара требовательно стиснула мой локоть, — веди себя прилично.       И в этом её "веди себя прилично" веса заключалось втрое больше, чем во всём уголовном кодексе РФ в целом. Из вредности выдернув руку из её хватки, я хмыкнула:       — Всенепременнейше, матушка.       Оказавшись внутри города, я словно оказалась в другом мире: пришлось зажмуриться от избытка красок и огней, бивших в глаза ярко-красными и желтыми сигнальными огнями на фоне ночной синевы неба. Какая-то невысокая шиза в маске, видимо, нормально так перекрывавшей обзор, врезалась в меня, отчего тут же зашугано отступила и поклонилась.       — О, — прогудело из-под маски, — хороший костюм.       Какая-то нехорошая двусмысленность заскреблась в этой фразе, ибо в костюме я не была. Что за мир-то такой — день новый, а оскорбления старые.       Сказать, что это просто плащ и просто мои волосы, я не рискнула.       — И парик тоже, — добавил местный житель и, ещё раз поклонившись, засеменил отсюда.       Интересно, после того, как мои родные волосы попутали с париком, упрёки в якобы ненатуральности моей красоты могут быть небеспочвенными? Хотя, вопрос так-то ни о чём: в этом мире натуральный блондин внатуре один на всю страну, и это я. Так что светлые патлы буквально для каждого местного смерда тут в новинку.       Катара суетилась, нервно одергивая рукава плаща:       — Мне кажется, наша маскировка подкачала — мы привлекаем внимание.       — Я тебя умоляю, — совершенно неподозрительно высовываясь краем глаза из-за бочки, набитой каким-то барахлом и стоявшей буквально среди толпы, авторитетно заявлял Сокка, — мы абсолютно не выделяемся, ты о чем, это же я продумывал план маскировки.       — Сокка, это прекрасно, что ты продумывал, — сглотнул Аанг, — но как это поможет-то.       Сокка застыл с таким видом, будто ему от всей души всадили нож в спину и провернули два раза. Аанг на осуждающий взгляд отреагировал едва ли, неприкаянно оглядевшись по сторонам и предложив купить маски, чтобы в кои-то веки перестать выделяться из толпы. Сокка хранил скорбное молчание в обиду за свой гениальнейший план конспирации. Катара, имевшая возможность подсчитать наш скромный бюджет, умещавшийся литерально в карман, рационально предложила оставить идею покупки маски до лучших времен.       Я, изначально чекнув тот момент, что четверо имбецилов в черных плащах посреди вырвиглазно-яркого праздника, аккуратно собравшиеся в кружок и со стороны выглядящие, наверно, так, будто втихаря устраивают заговор против местных властей, определенно видятся если не подозрительными, то без сомнений странными, направилась вглубь городка мимо тысячных цветастых лотков с бесценным хламом.       Настроение моё, словно Феникса из пепла, возродил стройный ряд палаток с едой для дегустации.       — Моё письмо-таки дошло до этой сраной небесной канцелярии! — сложив ладони, потрясла теми я, возведя глаза к небу.       Волонтер, стоявший за прилавком по ту сторону, повтыкал на меня, как на самого чокнутого за всю историю этого лотка клиента, но продолжил вежливого улыбаться, простирая руками.       Максимально вежливо улыбнувшись в ответ, я, заправив руки за спину, заинтересованно уставилась на разложенные по мисочкам кучки еды, возле которых понаставили таблички с нацарапанными на них названиями в два иероглифа.       Меня тут, блять, ждали. Как знали, что с таким скромным прейскурантом знаний китайской лексики, начинавшимся на "нихао" и на нём же заканчивавшимся, мне можно втюхать всё что угодно.       Мне, сразу и скажу, втюхали.       Подарите мне, кто-нибудь, Боже ж ты мой, словарик! Но, даже без прочтения табличек с названиями, я вдуплила, что в Стране Огня питаются чем-то очень даже подозрительным. Какие-то колбаски «Комодо», сиреневые ягоды — ещё «вороний глаз», небось, — самые безобидные из всего вышеперечисленного рисовые лепешки и апогей кулинарного гения местного шеф-повара — жирный, копченый вонючка-слизняк, похожий на очень, очень болезную улитку-мутанта. Понаблюдав со вселенским сожалением за слизняком, который, по-моему, погиб зря, так и не накормив ни одного рта, я перевела взгляд на тарелку рядом: горка чего-то хорошо прожаренного, чуть блестевшего и не источавшего никакого подозрительного запаха, кажется, так и смотрела на меня.       Схватив одну штучку этого «чего-то», я немного похрустела, проглотив. На вкус, как креветки в беконе, может, только более горькое. Но, вроде как, ничего.       — А что это?       — О, у вас прекрасный вкус! — закивал волонтер, секунду назад наблюдавший за моей брезгливо скривленной харей с недовольством. — Это самые лучшие в мире прожаренные пещерные попрыгунчики!       Возвращаясь к теме того, что мне легко втюхать любой бред, — это, блять, саранча, что ли?! Я, пытаясь не скорчить гримасу отвращения, наклонилась за прилавок так, чтобы продавец не видел, и судорожно схватилась за горло, похрипев и начав злобно отплевываться.       Мать твою, да хотела бы я питаться каким-то мотылём — поехала бы себе в Таиланд! Для информации: я не ездила в Таиланд. А вообще, на заметку: спрашивать всё-таки стоит не после того, как я засуну что-нибудь подозрительное в рот, а до. Н-да, правильно говорят, что житейскую мудрость не купишь.       Продолжая злобно отплевываться, я отошла от греха подальше от злосчастной лавки под взглядом уже не просто недовольным — возмущенным продавца. А то еще, небось, съем чего не то, травонусь… Нет уж нахрен, не надо мне такого бесплатного счастья. Я обернулась: люди притом нормально так приходили, стояли и хавали с довольными рожами, причмокивая.       Аппетит пропал на ближайшие дня два. Хотя, может, оно и хорошо: учитывая наш график питания, именно столько нам оставалось до ближайшего приёма пищи.       Есть уже не хотелось, искать остальной народ было совершенно в падлу, ведь наверняка те сейчас терлись в самой толкучке у сцены, а рассматривать безделушки никакого интереса не было, поэтому я направилась дальше по широкой улице пошляться. Пейзажи со временем особо не менялись — кругом сновали люди, кучкуясь возле лотков с товарами, понатыканными вдоль всей главной улицы, и какими-то развлекательными автоматами, представляющими собой некие средневековые аналоги нашего "измерителя силы". Над головой пестрели красные вымпелы, протянутые веревками от дома к дому.       И всё было-то в целом атмосферно-спокойно, если бы не неоднократные взгляды людей без масок в сторону моих волос, да и вообще внешнего вида. Того и гляди зенки у всех повыкатываются. Нет у них подобного — вот и завидуют втихаря.       Но капюшон на голову я-таки натянула. Чтоб не пялились.       Продолжив без особого энтузиазма плестись дальше, изредка засматриваясь на местный кукольный театр, но чисто из чувства зрелой гордости не решаясь зависнуть там подольше, я, кажется, медленно начинала параноить — откровенно-изучающих взглядов меньше не стало, наоборот, только больше, а слонявшиеся туда-сюда в толпе стражники лишь навеивали некомфортное нервное чувство. Но ладно, последнюю причину можно и опустить, ведь — не говорите, что с вами такого не было, — не напрягаться, когда мимо вас проезжает вездесущее ППС, просто невозможно, даже с осознанием того, что к вашей ангельской персоне особо не из-за чего прикопаться.       Однако, когда сновавшие мимо тандемы да трио стражников начинали подозрительно притормаживать, я начинала с совершенно спокойным видом ускорять шаг. Правда, по-моему, не я одна...       — Ты, в плаще, остановись! — пробасило где-то за спиной, и, почему-то, особых сомнений, что всё же обращаются не ко мне, не осталось: ко всему прочему, народ самым беспалевным образом начинал притормаживать и чисто рефлекторно расчищать около меня пятачок земли, благородно предоставляя личное пространство радиуса двух-трех метров.       Поглубже вдохнув, я даже морально настроилась на ближайшую дискуссию с доказательством собственной непричастности к чему-либо, как второй стражник добавил:       — Это точно он! Не упускайте любой ценой!       И в моём направлении загремели подкованные сапоги.       И я драпанула только так, на старте врезавшись плечом в какого-то прохожего, не успевшего отступить (или не отступившего назло).       — Дезертира по приказу схватить живым или мертвым!       Что ж, блин, за день-то сегодня такой — то пещерная саранча, то теперь с какого-то хрена я оказываюсь преступником мирового масштаба.       Неправильно задав ритм дыхания ещё на самом старте из-за подскочившего в крови адреналина, я уже начинала потихоньку помирать, чувствуя, как раскаленными обручами стягивает легкие и тянет в висках, и намеревалась даже поднимать белый флаг, ведь, не дадите соврать, ничего плохого я за время пребывания в этом городе сделать не успела, как мысль о том, что моя персона здесь, по идее, тот ещё шпиён в тылу врага, не дала мне этого сделать, будучи принятой за весомый аргумент.       Но чисто из гордости я не могла не крикнуть на износе дыхания:       — Да вы тут охренели все, я вообще-то невиновная!       А вот знаете, куда я бегу? Ха, а вот не знаете — в адвокатуру, черти, лицензии вас всех лишать!       Иногда производные моей гордости любят рикошетом отлетать мне прямо в хлебальник — на мой вопль о жажде справедливости откликнулась ещё парочка стражников, и впереди дальше по улице замелькали остроконечные шлемы, направляясь сюда. Да твою-то мать, с таким количеством охраны на квадратный метр у них здесь в округе должно быть четыре ЦУМа как минимум. У них, сука, не было ни одного!       На такой скорости и с такой отдышкой ещё еле-как фокусируя зрение, я смогла углядеть в пространстве между двумя палатками слева от меня — одна принадлежала какой-то гадалке, а другая продавцу масок — неосвещенный переулок, такой, что нет ни единого огонька по территории плотно прижатых друг к другу невзрачных домов. Свернула, немного запутавшись в собственных ногах, но успев благополучно восстановить равновесие и продолжить бег.       Мысленно отсылая молитвы о том, чтобы в темноте не споткнуться обо что-либо, как всегда впрочем, и желательно каким-нибудь образом отыскать Катару, Сокку и Аанга, я неслась дальше по переулку, выводящему на другую ветвь освещенной широкой улицы, как, вовремя подумав об очередной толпе стражи, которая согласно моему везению вполне могла бы поджидать с той стороны, я притормозила, вновь свернув направо не выходя из проулка.       ...чтобы, сука, уткнуться в деревянную стенку высотой под два метра и так и зависнуть.       Тупик? Вот, Господи, серьёзно сейчас — тупик?! И если это такой якобы тонкий ироничный намек на фееричный финал моей эволюции, то мне не смешно.       Заметавшись и уже от нервов начиная заламывать пальцы под топот приближавшихся ног, я-таки, хоть и на панике, но заметила: стена не являлась каменной перегородкой между домами, так как была в разы ниже и сделанной из дерева. С верхнего края стенки чуть ли не гобеленом свисал красный флаг с иероглифом, поэтому, только-только прочекав систему, я схватилась за тканевые края повыше с двух сторон. Для большего эффекта оттолкнувшись правой ногой от места стыка деревянной стены с обычной стеной дома, я смогла повыше подпрыгнуть и, стиснув в правый кулак ткань (благо, флаг был прикреплен изнутри, и я вместе с ним красиво не сползла вниз), смогла зацепиться левой рукой за верхний край стенки. Дабы не улететь вниз, поскольку руки в ту же секунду начали напряженно трястись, я поспешила перекинуть туда еще и правую клешню. Тяжело выдохнув — полработы уже сделано, — я титановым усилием подтянулась на руках, тут же облокотившись животом на край и перевесившись внутрь.       И, от усталости не уловив баланса, слишком резко перевесилась внутрь всем туловищем, благополучно свалившись вниз. Внутри всё на долгие секунды замерло от страха, но, как оказалось, шлепнулась я отнюдь не на землю — в темноте якобы мирная стенка оказалась вполне себе габаритной тележкой, начиненной целой тонной петард, на которые моя туша приземлилась. Пиротехника тут же малоприятно врезалась под лопатку, копчик, локоть и прочие места.       Уловив краем уха глухой стук, я робко высунулась со своей тележки — китайская алебарда, видимо, метившая мне в ногу, прочно застряла в дереве борта тележки буквально у самого края; перекрестившись да в кои-то веки похвалив себя за своевременную неуклюжесть, я тут же пригнулась от следующей джи*, на этот раз летевшей в голову, — нерадивое копье просвистело куда-то на ту сторону.       Кстати, о той стороне — проулок, перекрытый телегой, с заднего фасада выходил на следующую широкую улицу, так что, думаю, это самый удачнейший момент для красивого побега.       Завозившись в этой телеге с тонной петард, словно ребёнок в бассейне с пластмассовыми мячиками, я быстро оценила обстановку со стороны охраны: те сконфуженно толклись на месте, не решаясь палить огнем в телегу, наполненной, между прочим, вполне себе взрывоопасной чертовщиной, и собирались подсаживать друг друга в надежде добраться до меня.       Почувствовав себя тем ещё ниндзя, я, передвигаясь уже более вальяжно ввиду наличия преимущества, начала потихоньку перегребать к другому краю телеги, чтобы спрыгнуть, со словами:       — Джентльмены, запомните тот день, когда вами чуть не был пленен Капитан... — Какая-то шарообразная хреновина, стоило мне только высунуться с противоположного края, навесом пролетела буквально у меня перед носом, подозрительно дымясь; мозг как всегда очень своевременно подсказал, что подобное не есть хорошо, — Джек Воробей!       Доорав чисто ради пафоса фразу, я даже не то что подобралась и выпрыгнула — а рванулась вперед и перевалилась через край телеги под сильно напрягающее шипение, грузно свалившись на землю. За спиной в ту же секунду раздался многократный свист, и в небо вылетели за раз под десяток петард, от маленьких до самых картинно-гигантских-красных, перекрыв черное ночное небо распускавшимися цветками из мерцавших искр света.       Красота... Н-да, меня бы не менее красиво размазало по небосводу.       Петарды продолжали целыми скопищами вылетать из телеги в небо, но сейчас не о них: вывалившись из этого хранилища пиротехники, я кое-как приземлилась на ноги, но в полусогнутом состоянии не смогла нормально удержать равновесия на усталых ногах и в попытке устоять прошагала в сторону, врезавшись плечом кому-то в бок да свалив в итоге вместе со своей тушей несчастного на землю.       — Чёрт... — захрипел мужской бас, и незнакомец привстал на одно колено, приходя в себя, ко всему ещё обернувшись, чтобы найти источник проблемы.       Я, стоя на четвереньках да утомленно опираясь руками в землю, подняла голову, уставившись на него в ответ. И, скажу сразу, что-то такое меня в нем очень сильно напрягло. Мне хватило и доли минуты, чтобы, оглядев его внешний вид, — абсолютно идентичный черный плащ с накинутым на голову идентичным капюшоном — выпучить глаза и возмущенно завопить:       — Да это из-за тебя, хрен подколодный, меня чуть местные полисмены не повязали!       Немая сцена.       Мужик часто моргал и какое-то время смотрел на меня с полным непониманием происходящего, но, видимо, в целом уловив суть доносимой мной претензии, сконфуженно отвел в сторону взгляд.       Сокка, помассировав виски, замахал руками.       — Так, тайм-аут, вы что, знакомы?.. — переводя взгляд то на меня, то на него, неподвижно стоял воин Воды, но, не дожидаясь ответа, помотал головой: — Хотя, нет, есть вопросы и поважнее: ты откуда вывалилась, Дина? Ты где, черт возьми, была?!       И, наверное, я настолько к подобному бреду, происходящему со мной в этом мире, привыкла, что даже не удивлена неожиданному появлению Сокки и всех остальных (хотя, мне что-то такое подсказывает, они в этом проулке объявились пораньше меня).       — Пускай это будет моей маленькой тайной, — важно сообщила я, вставая на ноги и начиная отряхивать колени.       Сокка патетично хватился за голову, походив взад-вперед.       — Что ж за день-то сегодня такой.       Я авторитетно кивнула, мысленно трижды вручив Сокке премию за способность филигранно читать мои мысли.       — Вот-вот.       — А давайте мы это обсудим позже? — выступила Катара, махая руками, чтобы Аппа, лавируя в воздухе среди фейерверков, сумел припарковаться рядом с нами.       Аанг, выбив мощным воздушным ударом магов огня вон из нашего закоулка (и, видимо, всё предыдущее время, пока мы болтали, отгонял стражников тоже он), запрыгнул на холку к приземлившемуся бизону, вобрав в руки поводья. Драпанула к седлу я только так — в надежде поскорее свалить от всего местного ужаса. Собственно, мы всей толпой так драпанули к седлу, порядком удолбавшись в этом городе.       Углядев внизу суетящихся стражников, так и не повязавших мою ловкую персону, меня аж переполнило злорадство пополам с чувством самодовольствия, и я крикнула:       — Ну что, сожрали, ироды?!..       Одна из петард с резавшим слух свистом вылетела в небо, и Аппа резко вильнул, избегая попадания, отчего шар света с оглушительным хлопком взорвался метрами левее. Чуть не вывалившись притом из седла, я оказалась контужена на одно ухо и какое-то время просто смотрела перед собой в никуда, пока меня не растрясли.       — Дина, ты как? — еле сфокусировав взгляд на встревоженном лице Сокке перед моим, я сразу заметила залегшую между бровей складку и плотно сжатые губы. — Так что с тобой произошло?       Вне зависимости от вопроса, мозг начал прокручивать другую мысль — Сокке настолько не идет быть серьёзным, что любой намек на наличие у него такой характерной черты, как сосредоточенность и мрачная задумчивость, заставляет меня угарать как последнего идиота. Усмехнувшись краем рта, я надавила пальцем воину Воды прямо на кожную складку между бровей, разглаживая ту.       — На старости лет будешь тем ещё шарпеем.       Долгие секунды недоуменно моргая, Сокка помотал головой, неловко отстранившись и отсев на своё место, но не преминув сказать с толикой привычной сварливости:       — Даже если и шарпеем, то самым что ни на есть прекрасным.       — Если вы закончили расшаркивания, — цокнула Катара, вновь концентрируя всеобщее внимание на проблеме, — то давайте всё же разберем произошедшее.       — Давайте, — я с готовностью выпрямилась и порицательно ткнула пальцем на мужика в балахоне, что до этого притихши скребся себе в углу. — Вот этот вот ноу-нэйм, по всей видимости, сотворил какую-то хрень, отчего его ищут в городе, а находят и нагибают меня.       Все замолчали, синхронно уставившись на мужика, что нервно замер под всеми этими взглядами, как Катара, задумчиво постучав пальцем по скуле, спросила:       — Почему ты решила, что именно из-за него за тобой погнались? — и не без иронии добавила: — Всё же мы все в курсе, что ты и без посторонней помощи можешь организовать за собой погоню.       — Минуточку, — моё лицо скептично вытянулось, — ещё раз напомню, что мы так-то кости не мне перемываем — ему.       Вот просто, знаете, чертовски обидно, когда кредит доверия к тебе настолько низкий, даже с учетом наличия тебя и этого человека в одной лодке, так сказать, что между мной — ещё раз: мной! — и каким-то хреном с горы выбирают какого-то-хрена-с-горы.       Катара, извини, но ты официально пала в моих глазах. Даже в связи с тем, что и так там стояла на коленях.       — Дина, он нас спас от стражи! — восторженно пояснил Сокка, тут же переключившись на мужика. — Вы просто мастер!       Тот смущенно почесал в затылке.       — До мастера мне ещё далеко. Так что просто Чейн. — Ладно, теперь у ноу-нэйма, за которого так бодро впрягаются мои сокомандники, есть название, но лучше это его в моих глазах не делает. — Да, и, — он наконец-таки посмотрел на меня, до такой степени часто закатывающую глаза, что можно подумать, будто я раз по десять на дню теряю сознание, — ваша подруга права: скорее всего, городская стража спутала её со мной. Я дезертир и частенько появляюсь в этом поселении.       Что-то внутри меня, слегка вибрируя, растопилось, распространив по телу приятное тепло.       — Знаешь, просто Чейн, — усмехнулась я, закинув локти на край седла и облокотившись на него, — обычно я не очень жалую людей, из-за которых меня перманентно пытаются сжечь на позорном костре, но с тобой мы подружимся.       Чейн неуверенно улыбнулся. Народ безнадежно, но дружно вздохнул.       Да, кстати, надо будет в скором времени сжечь этот гребаный плащ во избежание очередной глупой ситуации, которые шквалом нелепейших случайностей почему-то обожают сыпаться на мою несчастную белобрысую голову. ***       Стараниями Чейна наша компания-таки дорвалась до лагеря дезертиров, порядочно отмотав километры сначала поперек леса, а после поднимаясь в гору вдоль реки, чтобы выйти на относительно свободную от деревьев местность около здешних водотоков, образовывавших собой целую речную сеть.       Аанга по прибытию тут же уволокли на аудиенцию с местным предводителем, благополучно предоставив нашу троицу несчастных вкупе с Аппой самим себе. Задумчиво потоптавшись на пятачке земли, я поглядела по сторонам: оставили нашу шайку аккурат рядом с хаотично разбросанными по лагерю палатками, и где-то далеко в центре этого самопального жилого комплекса трещал костерок, возле которого собирались угрюмые повстанцы.       Особо рядом никого не было, поэтому, дабы бестолково не толочься на месте, я, прихватив за капюшон шубу (по совместительству мой единственный багаж плюс удобнейшая подушка, когда свернута в рулон, и ещё одеяло, и немного подстилка, когда не хочется сидеть на голой земле, и иногда мне кажется, что это я раскрыла далеко не все преимущества столь многофункциональной шикарной вещи), потянулась к самой близлежащей палатке, как мне казалось, верно расценив подобную свободу деятельности.       — В кои-то веки мы ночуем не под открытым небом, — блаженно прикрыла глаза я, только протянув руку, чтобы отогнуть полог палатки и пройти внутрь, как до этой самой заслонки чья-то широкая загорелая рука дотянулась раньше.       Какой-то левый мужик, совершенно прозрачно так отгородив меня плечом, собственнически отодвинул шторку и, проходя внутрь, задержался на мне таким возмущенно-недоуменно-суровым взглядом, что мне больше никогда в жизни не захочется дотрагиваться до этой сраной шторки, открываюшей ход в чью-то обитель.       Полог палатки опустился за хозяином с оглушительным шуршанием прямо перед моим лицом. Какие-то секунды ненавязчиво провтыкав в эту палатку с самым скептичным выражением лица в мире, я шмыгнула носом.       — Забудьте, что я сказала. — Нос раздражающе зачесался. — Мы по обыкновению ночуем под самым открытым, как все канализационные люки России, мать его, небом.       Катара, прыснувшая ещё на том моменте, когда мужик красиво закрыл за собой вход в палатку перед моей удивленной рожей, продолжала тихо усмехаться, выгребая сумки из седла Аппы. Сокка, бросивший спальный мешок на землю, свалился на него сверху, заправив руки за голову, и с усмешкой протянул:       — Наверное, мы слишком все привыкли к привилегированному положению из-за Аанга со статусом Аватара. Тут же всем на это, по-моему, наплевать.       Маг воды повторно усмехнулась и якобы случайно, выкидывая походную сумку из седла, скинула ту на живот развалившемуся Сокки: тот звонко айкнул, скрючившись, и, прижав ладони коленями к больному месту, покатался.       — За что, о, сестра?!       — О, братец, смотри не размякни в таких тепличных условиях, — театрально перепугавшись, прикрывала рот Катара, как спустя секунду, уже собранная, соскользнула на землю по боку Аппы и требовательно уперла руки в бока: — Заканчивай шоу и сбегай к Чейну — он ушел с Аангом, но обещал поделиться припасами и дать по пайку на каждого.       Сокка какое-то время ещё для приличия покорчился, чтобы никто уж точно не подумал, что ему не больно, но с пыхтением принял вертикальное положение.       — Ты о чем, — он бодро ударил себя в грудь и во время монолога почему-то скосил глаза на меня, — я суров, как природные условия самого Южного полюса.       Ответив недоуменным взглядом на его взгляд и всё-таки не удержавшись от весёлой пробравшей усмешки, я проследила за тем, как он мягко улыбнулся в ответ и, таки отвернувшись, поплелся исполнять поручение, скрываясь постепенно среди палаточных рядов.       Особо не зная, чем себя занять, я продолжила тупо стоять на месте, глазея по сторонам, как Катара, осторожно подступившая ближе, подперла плечом бок прикорнувшего Аппы и скрестила руки на груди, заговорив:       — Ты ничего не хочешь мне сказать?       Ей-Богу, что как мать-то моя сказала. Хотя, тут поправочка: она всегда как мать.       Мать... если честно, то при упоминании этого слова аж щемануло в душе. Мимолетно, но в голову иглами врезались воспоминания: яркие картинки, тлеющие по краям, от которых под ребрами всё болезненно сжималось. Странное чувство невообразимой тоски и ностальгии по чему-то такому покрывшемуся пылью и пространно-далекому, мне казалось, в моей ситуации должно возникать ежечасно, начиная дребезжать слезами в гортани, но, как ни странно, ничего такого не было. Совершенно. Воспоминания пролистывались в голове сухими фактами, как "это было" и "пока что сейчас этого нет", — не более, и от этого становилось страшно до спазма в горле.       Я уже не раз и не два за собой подобное замечала: людям свойственно грустить, во вред себе возрождая в памяти какие-то упущенные моменты прошлого, вроде воспоминаний о старых друзьях, покинувших твою жизнь, вроде детской игрушки, которую ты выкидываешь на помойку, смотря в её верные стеклянные глаза, вроде прощания с кем-то из родных, стоя в морге. Мы грустим, зная, что подобное больше повторится, и это ставит тебя перед страхом будущего — как существовать без, казалось бы, незаменимой составляющей твоей жизни.       Так вот, все эти чувства... Я их просто не ощущала. Словно их не было, и я не знаю, почему. Хотя, нет, кое-что было: страх. Боязнь того, что мне нечего делать дальше, не имея стабильного или, сука, элементарно нормального уклада жизни, который система прописывает людям, начиная с рождения и заканчивая накоплениями на собственные похороны.       Так меня считать свободной или же обреченной?       — Дина? Ты меня игнорировать, что ли, собралась? — голос Катары отдавался слабым эхом в перепонках и казался невероятно далеким, отчего, когда удалось сфокусировать зрение, словно вынырнув из-под толстого пресса воды, я перепугано вскрикнула, увидев лицо Катары буквально у своего, и чересчур сильно дернулась назад, запнувшись ногой об оттяжки палатки.       Маг воды, что крепко хватала меня за плечи, до этого пытаясь привести в себя, не успела разжать руки от неожиданности и завалилась следом за мной. Поочередно стеная об ушибленных частях тела (хотя, какой нахрен ушиб, тут кругом трава под метр с лишним — падай не хочу), мы пытались собрать себя по частям, выравнивая дыхание.       — Ты ненормальная, ты знаешь об этом? — шипела Катара, потирая нос, которым ощутимо ударилось мне о ребра. — Ты чего переполошилась ни с того, ни с сего?       Глубже вдыхая после шока от недавнего неожиданного падения, я какое-то время молча следила глазами по ночному небу, после чего, всё-таки собравшись с мыслями, приподняла голову, облокотившись на локти сзади, и ответила:       — Ты меня, вообще-то, напугала. Извините-простите, но я как бы человек нервный, и неожиданно выскакивать на меня из-за угла не стоит.       Покорительница, нахмурившись, уперлась рукой мне в живот, чтобы принять полусидячее положение, и недовольно сдула с лица выбившуюся из косы прядь.       — Кто бы выскакивал, — она с нарочитым пренебрежением фыркнула, но, отметив, что я совершенно не в состоянии продолжать словесные пикировки, стушевалась и, заправив за ухо мешавшую прядь, пересела на пятки, соскользнув рукой с моего живота, по которому тут же расползлись мурашки, и взглянула на меня озабочено: — Дина, ты... не могла бы перестать на меня смотреть?.. У тебя взгляд слишком пустой. Что-то случилось?       Сморгнув странное наваждение, я только сейчас заметила, что всё это время не мигая смотрела в лицо Катары, вернее, сквозь него, снова отъехав мозгами в прежнюю тему. И, только встретившись с ней взглядом, сразу же отвела его в сторону, впервые почувствовав себя настолько по-идиотски.       — А ты не могла бы перестать сидеть на моей ноге? Ты весом вообще-то не бабочка-капустница, так что да.       Катара несколько секунд заторможенно моргала, после чего, нахмурившись, возмущенно поджала губы.       — Тебе вообще нравится быть такой язвой?       Я, таки выдернув ногу из-под Катары, безразлично пожала плечами.       — Очень даже; помогает быстро избавляться от некоторых назойливых людей. А что, мой сарказм задевает твои нежные материнские чувства?       Не сводя с меня взгляда, уже не столько возмущенного, сколько грустно-порицательного (мне кажется, будь я менее гордой, меня такой вот взор нормально бы так смутил), она передразнила:       — Очень даже, — и, пока я медленно принимала сидячее положение, Катара, нервно разгладив складки платья на коленях, тяжело выдохнула и заговорила: — Знаешь, Дина, каждый раз, когда я пытаюсь найти к тебе подход, — будь то хоть, как ты говоришь, "мои разыгравшиеся материнские инстинкты" — ты всё равно отгораживаешься от меня. Любую мою попытку ты воспринимаешь в штыки!..       Я пораженно округлила глаза, чувствуя, как внутри начинает оседать раздражение, выворачивающее душу от желания высказать всё в лицо.       — Я тебе тут кто, трудный подросток, чтобы подход ко мне искать? Или ты мне кто, мать родная, чтобы бесконечно поучать? Это ты можешь идти на шею слюнявчики повязывать Сокке или Аангу, а я прекрасно и без твоей именной инструкции по эксплуатации собственных мозгов справлюсь.       — Да с тобой невозможно разговаривать! — стиснув руку в кулак и сократив расстояние между нашими лицами, наседая, повысила голос Катара. — Ты всё время либо подшучиваешь, либо издеваешься, либо оскорбляешься! И самое дурацкое из всего вышеперечисленного это то, что я тебя до сих пор терплю!       Разбухавший ком раздражения тем временем окончательно перестал помещаться в глотке, и останавливаться было чем-то свыше моих сил, поэтому я, также надвинувшись на неё в ответ, прокричала:       — Ах терпит она меня, да просто Христос на распятии! — всплеснув в довесок руками, насела ещё ближе я. — Может, Катара, хватит нимб над башкой полировать? Ты сама не такая уж и идеальная! Общий, блин, она язык найти со мной не в состоянии, хотя, такие неидеальные Сокка и Аанг, почему-то, смогли. Интересно же, почему? — тыкнув дополнительно пальцем ей в кончик носа, находившийся в сантиметрах от моего, горько усмехнулась я, — Наверное, потому, что они по мозгам мне ежечасно не ездят!       Поморщив нос и скривив губы, Катара, чуть не столкнувшись со мной лбом, заорала:       — Да было бы, по чему ездить! — Так, что ещё за намёки-не-в-тему в сторону моего интеллектуального развития?! — Как же, скажи, тут тебе по мозгам не ездить, если ты ведёшь себя настолько, настолько... — аж задохнувшись в поисках нужного слова, тяжело выпустила воздух ноздрями маг воды, — аморально!       Чего-чего? Я, конечно же, никогда не считала себя образцом морали, периодически относясь к этому определению даже с некоторой брезгливостью, но, когда тебе в лицо подобные обвинения кидает человек, с которым ты споришь (да и в целом-то вообще находишься не в ладах), внутри всё начинает переворачиваться от злости.       Тяжело втянув воздух сквозь плотно стиснутые зубы, я, лихорадочно раздумывая над ответом, только сейчас заметила, что мы с Катарой буквально дышим другу другу в лица, яростно надвинувшись одна на другую, отчего скользнувшая мимоходом в голове мысль при взгляде на неё перекрыла собой все остальные.       А что, это даже будет угарно.       — Аморально, значит? — процедила я, чувствуя, как медленно, но верно отступает пульсировавшая по центру груди злость, оставляя после себя лишь осадок раздражения и вязкую жажду экспериментов. — Ты, Катара, наверное, не видела аморальную меня.— Покорительница, видимо, сама поостыв ввиду отсутствия ответного крика в свою сторону, начинала настороженно-недовольно хмурить брови, и я задорно ухмыльнулась. — Так что ты там, общий язык найти хотела?..       Рывком поглотив оставшиеся сантиметры расстояния между нашими лицами, я, прикрыв глаза, втянула губы Катары своими вместе с её невысказанным: "что?", подхватив правой ладонью лицо мага воды за нижнюю челюсть, не давая отстраниться, и проскребя пальцами вдоль скулы. Собственно, она особо и не отстранялась — по-моему, просто не воткнула в происходящее, от шока не закрыв и рта. Чуть склонив вбок голову, я протолкнулась языком дальше, смазнув своими губами по её, но, не получив в ответ никакой реакции и тут же утратив интерес, медленно отстранилась, напоследок слегка прикусив её нижнюю губу и оттянув следом — но тут же отпустив во избежание укуса с её стороны и осев на пятки.       Наблюдать за лицом Катары, за пару секунд сменяющим все эмоции, — от шока и удивления до возмущения и непонимания, — было даже неким извращенным способом удовольствия, особенно, когда у той багровым налилась даже часть шеи. Особо не выдерживая подобного гнетущего молчания, я, утерев тыльной стороной ладони губы, сказала, пожав плечами:       — Вот до сих пор не понимаю, почему поцелуй так любят называть "приятным способом заткнуть человека", когда просто "пошёл нахуй" временами куда приятнее...       Маг воды, будто очнувшись из транса и всё-таки сфокусировав уничтожающий взгляд на мне, тут же покраснев сильнее прежнего, закрыла рот тыльной стороной ладони, заорав в мою сторону:       — Ты з-зачем это сделала?! Издеваешься надо мной, что ли?!       Вообще, по-моему, только после подобной полноценной реакции, эмоциональностью которой мне вышибло все ушные пробки, я трезво задалась вопросом — а зачем, и вправду? По большей части, конечно, чтобы посмотреть на реакцию, но это действительно надо быть придурком, чтобы предполагать нечто совсем иное, кроме нынешнего исхода.       Мысленно остановившись на том, что иногда в своих желаниях вывести Катару из себя и переплюнуть в споре хоть как-то я захожу слишком далеко, моя персона, разумно решив не бесить мага воды своим ответом ещё больше, спокойно повела плечами.       — Ну чего ты так реагируешь, будто это твой первый поцелуй? — беззлобно улыбнулась я, облокотившись назад руками, как Катара запыхтела лишь сильнее, чуть ли не начиная дымиться, стиснула руки в кулаки и зло зажмурилась:       — Да потому что это он и был!       — Ой, — моргнула я, но, потерев кончик носа, вновь собралась и развела руками: — С почином.       Н-да, украла я у Аватара эту пальму первенства, неудобно вышло, но ничего — другую, более важную, даже и трогать не собираюсь, упаси Боже.       Катара подскочила на месте как пружина, вытянувшись, и, захлебываясь возмущениями и размахивая руками, пыталась вновь вправить мне мозги:       — Ты... да ты!.. Какая же ты!..       — Аморальная? — злорадно подсказала я.       Сверкнув на меня глазами, полными бессильной ярости, она выплюнула:       — Отвратительная! — и топая удалилась куда-то вглубь неровного строя палаток; мне кажется, будь тут дверь, которой можно было бы хлопнуть, то та слетела б тогда с петель, а с потолка повалилась штукатурка.       — Ну чего ты развонялась — вижу же, что понравилось! — сложив руки рупором, крикнула с задором ей вслед я, но реакции никакой не получила — либо не была услышана, либо Катара из гордости оборачиваться не собиралась.       Но, кстати, про "не услышана" я просчиталась: полог палатки, в которую мне ранее не удалось попасть, задергался, и из-за него высунулась лохматая сонная голова как раз-таки знакомого мужика.       Тот зашипел в мою сторону с самым задолбавшимся во вселенной видом.       — Поимейте совесть, барышни: тут народ уснуть пытается после тяжелого трудового дня дезертирства, а вы разорались, как нелюди. Мне, вообще-то, ещё завтра на рассвете разорять целый обоз с поставками, так что, ради всех Духов, потише.       И, не дожидаясь ни "извините", ни хотя бы кивка, вновь скрылся из виду в недрах своей палатки.       Н-да, что-то я действительно разошлась — мужик дело говорит. Утомленно зевнув, я, в принципе за неимением никаких занятий, помимо просто самобичевания и перемалывания в голове одной и той же ситуации раз за разом, пошла утрамбовываться в седле Аппы вместе с шубой, дабы на следующее утро спокойно... отхватить или не знаю даже, что ещё придумает Катара в качестве моей личной казни. ***       Где-то недалеко от места моего ночлега со смачным треском обвалился сук какого-то дерева, заставив меня испуганно подскочить и попытаться сонно продрать глаза. И вот так вот каждое утро: даже если тебя будит не голодное урчание соккиного желудка, или подрывающийся с рассветом Аанга, восторженно начинающий утреннюю разминку со всеми вытекающими из этого пыхтениями, или Катара, гремящая посудинами, или неожиданный визит Зуко/магов огня/вообще каких-либо людей, которым мы как-то не угодили своим существованием, то обязательно будит та или иная посторонняя хрень. И если ещё с тремя первыми причинами моего пробуждения ввиду совместного проживания я как-то смирилась, лишь изредка оплакивая здоровый сон, когда выдается свободная минутка (обычно она втискивается в мой плотный график где-то между полдником и эпатажным появлением Зуко под аккомпанемент взрывов), то вот последние два фактора были самыми презираемыми мной вещами в этом мире.       Я, мать твою, сова! Их желание вставать с петухами просто убивает во мне эту гордую ночную птицу! Да в мешках под моими глазами драгдиллеры могут перевозить через границу просто тонны кокаина, не будучи замеченными ни разу.       Устало перекатившись по седлу на спину и какое-то время бесцельно провтыкав в голубое полуденное небо над головой, от ясности которого чуть ли не начинало слепить глаза, я по очереди успела подумать обо всем, о чем только можно.       Пока что из самых актуальных мыслей — Катара. И не то чтобы мне спустя какое-то время стало стыдно за свое поведение и прочее, но малоприятное умозаключение, что я могла быть неправильно понята, сомнением и неловкостью скреблось в душе. И, наверное, что самое дебильное — лучше эту тему лишний раз при ней не поднимать, ибо это чревато... ну, зная Катару, всем, чем угодно. Временами мне настолько не достает логического мышления в самые нужные моменты, что хочется начать биться головой о стену. Но, ежели подумать в таком направлении: население этого мира не особо шарит в современных подколках, элементарно не вдупляя ровно половину всего сказанного мной, поэтому, быть может, Катара в чем-то была права — это чисто дело подхода и различия в менталитете. И если подкованное чувство юмора да умение грамотно обстебать человека очень даже ценится как личное качество в нашем мире, особенно среди подростков, то вот у большинства в этом глобальные проблемы с сарказмом и самоиронией — любой подобный намек расценивается, как безбожное отклонение от моральных норм.       Тьфу, Боже мой, а вот нельзя меня было закинуть куда-нибудь в место посовременней — в, например, "Стражи галактики" или, если так принципиальна там всем мультипликация, то, допустим, в "Гравити Фоллс".       Шея, отлёжанные рука и бок малоприятно затекли, отчего, когда я наконец-таки села, потянувшись, такое чувство, что внутри меня умерло, судя по хрусту, целое существо, сломав себе хребет.       Время неспешно клонилось к часу дня, и если вы спросите, откуда я знаю это настолько точно, то ответ простой: за весьма долгое времяпровождение в этом мире вы научитесь, будто на зоне, определять время с точностью до минуты, даже не взглянув на часы. Которых, кстати, тут ещё даже не существует. И если я начну составлять список гребаных недостатков этого мира (а мне кажется, я скоро не то что список недостатков, а целый дневник, посвященный тому, как невыгодно здесь обитать моей персоне, начну вести), то несомненно запишу вторым пунктом "отсутствие технологического развития", сразу после первого: "меня тут, кажется, пытаются убить".       Соизволив-таки подняться с седла, я слезла на землю и, не завидев вокруг ни одной рожи, направилась к реке, протекавшей буквально за рядом палаток. Аанг, сидя на корточках на каком-то камне, выглядывавшем из водной глади на мелководье, пыхтел над каким-то листочком и, заметив меня, с улыбкой поднял руку, чтобы помахать, но, тут же, видимо, успев невнимательно ожечь ладонь, суматошно вернул конечность обратно, в три раза недовольнее уставившись на листик. Решив, что лучше тут не задерживаться во избежание проблем, я двинулась дальше вдоль берега, наткнувшись по дороге на Катару; покорительница вздрогнула от неожиданности, как только заметила меня, но, упрямо поджав губы, проигнорировала, отвернувшись в сторону и сосредоточившись на струе воды в руках. В ответ сделав вид, что шла и не сюда, я красиво обогнула её, направившись вперед, — вверх мимо невысокого речного порога и, пройдя по плавному изгибу вдоль водотока, вышла к небольшому выступу над водной гладью, укрытому сгущавшейся ближе к лесу растительностью, где миролюбиво рыбачил Сокка.       Моё приближение совершенно не заметили, и со стороны это выглядело так, будто с сегодняшнего дня я шастаю кругом прозрачная и игнорируемая. Сокка, сгорбившись, сидел невероятно усталый, продолжая задумчивым взглядом прожигать речную гладь и ни капли не дернувшийся поплавок.       — Как улов? — усмехнулась я, дружески хлопнув Сокку по спине и плюхнувшись рядом с ним на ближнее место, свесив с выступа ноги; тот, вздрогнув, переполошился, чуть не выронив псевдо-удочку и вцепившись в неё намертво руками. — У тебя хоть на конце веревки червь, а не груша? А то, знаешь, мне как отцу этого семейства самой не особо в кайф распихивать чужих белок по карманам.       Он, с облегчением выдохнув, немного расслабился, но, нравоучительно выставив указательный палец буквально около моего лица, не преминул повыступать:       — Женщина, руки прочь от моих рыболовных навыков; протянешь их, когда я добуду рыбы и надо будет сварить уху.       Я скептично изогнула бровь, красноречиво пройдясь взглядом от пустой сумки с целым аж нулем килограммов рыбы до корявой палки, на которую эта самая рыба ловилась.       — Послушай, сексист на подхвате, твои взгляды, основанные на гендерных стереотипах, порой меня просто убивают, — разорялась я, пока Сокка заинтригованно и, мне кажется, нихрена не прислушиваясь к моим словам, наблюдал за стабильно молчавшим поплавком. — Женщина способна на куда большее, чем ты думаешь. Слышал что-нибудь про матриархат?       Демонстративно поковырявшись мизинцем в ухе, он невпечатленно протянул:       — Ты про неэффективную систему ведения хозяйства, где вместо нормального мужика половая тряпка?       Всё-таки не удержавшись, я прыснула; Сокка, уже засветившийся самодовольством и сочтя себя победителем дебатов, тут же осекся, стоило мне добавить:       — Это удивительно, что, зная определение матриархата, ты всё ещё заикаешься якобы о своей мужской власти.       Улыбка на его лице моментально стянулась обратно, и тот, оскорбленно надув губы, проворчал:       — Очень смешно, — он страдальчески обвел глазами небо и развел руками. — Если ты сейчас про Катару, то я ей уступаю лишь потому, что она моя младшая сестра.       — Несомненно, — ободряюще покивала я, не в силах сбавить улыбку, — а мне ты уступаешь, потому что?.. — положив руку на его плечо, я внимательно вгляделась в профиль Сокки и хмыкнула провокационно.       — Пф, — воин Воды, чуть покраснев ушами, отвернулся в обратную сторону, мотнув головой, — ничего я не уступаю. И ничего не потому что.       Я ухмыльнулась краем рта и растолкала его в плечо, но, не получив особо оживленной реакции в ответ на доёб, то бишь Сокка так и сидел, отвернувшись да бегая глазами по сторонам, посильнее потрясла его, громко протянув на правое, повернутое ко мне ухо:       — Уступа-а-аешь.       — Что за детские провокации, — скованно рассмеялся он, повернувшись наполовину и взглянув на меня краем глаза, после чего браво ухмыльнулся. — Тем более, мы оба прекрасно понимаем, что мужской пол всё равно сильнее женского; сила — она же и доказательство власти.       Я недовольно фыркнула.       — Не надо тут всех под одного равнять. Пол, быть может, и да, а отдельные особи, — нарочито медленно пройдясь по Сокке взглядом, хмыкнула я, — не всегда.       Он начал возникать в ответ, возмущенно выкатив глаза:       — Да ты просто уже упрямишься! — он красноречиво ткнул себя в грудь большим пальцем. — Это же очевидно, что я сильнее.       — Смахнемся? — тут же накинула вариант я, боднув его ребром кулака в плечо.       И особо не успела даже проследить за происходящим: Сокка, быстро отложив левой рукой удочку в сторону, навалился на меня плечом, наклонив вбок, и вдобавок толкнул второй свободной прямо в грудь, повалив на землю. Как только я собиралась согнуться, чтобы сесть, его проворная туша уже успела наскочить, сев сверху и зафиксировав ногами мои бедра; собственно, за это время более-менее поднять торс в вертикальное положение я всё равно успела, отчего тотчас дернувшийся вперед в яростной попытке захватить мои запястья Сокка с гулким стуком врезался своим лбом в мой.       Тупая боль цветком распустилась в месте удара, и я, имея такую возможность, пораженно рухнула обратно на спину, зажмурившись, — под веками поплыли яркие желтые круги. Сокка вяло застонал, грузно осев мне на бедра, но почти моментально пришел, видать, в себя, что стало понятно по тому, как мои запястья на ширине плеч ощутимо вжали в землю.       — Зачем мне драться с девчонкой, — заговорил его хриплый, сквозивший неприкрытым ликованием голос рядом с моим лицом, — если я просто могу сделать так?       Как только боль немного отступила, отойдя на второй план, я-таки подняла веки, фокусируя зрение на лице напротив: Сокка, щерясь от боли, смотрел на меня глазами долбаного властителя вселенной, самодовольно вздернув подбородок. На пробу дернув руками, но лишь немного сумев этим оторвать их от земли, к которой они тут же оказались прижаты обратно, когда Сокка повторно навалился, сохраняя баланс при опоре на мои запястья, я раздраженно фыркнула.       — Чтоб ты знал, это был мелкий прием. Очень мелкий и нечестный.       Он всё ещё довольно ухмылялся.       — Я бы не сказал, что мелкий. Очень даже крепкий, волевой приём, — опустив голову так, чтобы было хорошо видно демонстрируемый лоб, хвастался он, с видом "ну не обессудь" выгнув брови: — Живой ум и крепкий лоб — наверное, этого достаточно, чтобы ты уже признала мою правоту.       — Верно говорят, — поморщившись от не прошедшей боли, усмехнулась я, — что всё, чем не пользуешься, костенеет.       Сокка, с очередным негодующим видом надув губы, смерил меня недовольным взглядом.       — А тебе лишь бы возразить. Язва.       Пф, интересно: это что, флешмоб такой, всем поочередно звать меня язвой? Вот никто по достоинству не ценит моё искрометное чувство юмора, снобы.       Мы на какое-то время замерли, просто в молчании рассматривая друг друга и шумно дыша, пока, наконец, сами не заострили на этом внимание — и стало даже как-то неловко. Во всяко случае, мне; Сокка же не двигался совершенно. Удочка, лежавшая на краю выступа, дернулась, зашуршав в траве, и стала потихоньку перевешиваться с уступа в сторону реки, отчего мы оба синхронно повернули головы.       Однако всё тут же вернулось на прежние места: что молчание, что странный взгляд Сокки.       Я как бы невзначай прокашлялась.       — Клюёт.       — Ага.       И ноль каких-либо действий. Порядком устав от всего этого идиотизма, непонятно на чем основанного, я, в ответ красноречиво уставившись Сокке в глаза, предложила:       — Давай уже слезешь с меня, сильнейший, а то я медленно перестаю чувствовать руки.       Тот, сморгнув наконец-таки непонятное оцепенение, взглянул на меня уже осмысленно и, моментально зардевшись, отпустил мои руки, скатившись в сторону и несколько нетвердо подобравшись на ноги, чтобы пойти за удочкой.       Я медленно приняла сидячее положение, дабы болью не прострелило лоб, начав потирать запястья, на которых отпечатались красные следы от хватки пальцев, и аккуратно взглянула на Сокку: а по его виду и не скажешь, что сил в нем нормально так. Говорить ему это я, разумеется, не буду — это ж Сокка, с него станется, возгордиться и будет упоминать при любой удобной возможности.       Воин Воды, взглянув на меня краем глаза, вздрогнул, видимо, не ожидав встретить мой изучающий в ответ, и выронил из рук палку; спохватившись, он самоотверженно дернулся за псевдо-удочкой следом, но в итоге лишь просто проскреб руками в воздухе, а драгоценная коряга с красноречивым бульканьем упала в реку.       Немая сцена.       Сокка, моргая через раз, смотрел на ушедшие на дно снасти и упущенный улов в скорбном молчании.       Меня же прорвало спустя секунд где-то пять.       — Ах-ха-рха, что ты там про успехи говорил, добытчик? — захлебываясь гоготом, свалилась обратно на траву я.       Сокка следил за тем, как я надрываюсь, с максимально порицающим видом и нервно подергивал бровью, после чего с протяжным вздохом махнул руками.       — Смейся-смейся, но теперь это официальный факт — когда женщина треплется под руку, то ничего хорошего не выйдет.       Я тотчас заткнулась, но не потому, что заткнули, а, естественно, из-за возродившейся во лбу боли от напряжения. Но, в принципе, осознав, что мы тут с Соккой находимся в одинаковых дебильных условиях, причём, совершенно не помогая один другому столь же дебильными подъёбками, я подползла на четвереньках к призадумавшемуся воину Воды, вместе с ним высунувшись с края выступа и наблюдая равномерные угасавшие на речной глади круги из-за потонувшей палки.       Я моргнула.       — И что делать будем?       Тот столь же смятенно повел плечами с видом абсолютно равнодушным.       — Без малейшего понятия, — он взглянул на меня, повернув голову. — А что ты хочешь?       — Если быть честной, то я хотела есть. И хочу до сих пор.       Сокка чуть ли не прослезился в ответ.       — О Духи, да ты была послана нам, как мой чуткий единомышленник!       — Надеюсь, что это не было оскорблением, — хмыкнула я.       — Ты вообще в курсе, что только что ранила мои самые искренние чувства, бессердечная? — картинно шмыгнул носом Сокка, привычно выпучив на меня глаза.       Я хохотнула, но тут же собралась.       — Нет, а если серьёзно: давай уже вернемся к насущной проблеме.       Воин Воды уже открывал рот, чтобы ответить, как со стороны лагеря раздался болезненный крик, пронёсшийся вверх по течению до нас эхом. Катарин крик. И Сокка, на какие-то секунды пораженно замерев, посерьезнел, тут же начав подниматься на ноги и кинув мне:       — Повременим пока с этим.       Вскакивая следом, чтобы направиться за Соккой через заросли до лагеря, я страдальчески вернулась к мыслям о том, что временим мы с этим каждый божий день.       Не хватает ещё только Аанга, который на фоне заката, поднявшись во весь невысокий рост (но в позднейших его биографиях, как это обычно складывается исторически, высокий и статный, с накинутыми сверх того дополнительными сантиметрами роста), говорит: "Некогда нам жить — мир пора спасать", отчего эта картина становится раза в три печальнее.       Вот, ради всего святого, так сложно было закинуть меня куда-нибудь на одинокий, обособленный от войны остров, где я бы эгоистичной скотиной наслаждалась отсутствием грыжи в моей несчастной спине из-за того, что на оной приходиться тащить непосильное бремя спасения моего неродного мира?..