Почему все не так? Вроде все как всегда: То же небо — опять голубое, Тот же лес, тот же воздух и та же вода, Только он не вернулся из боя. Мне теперь не понять, кто же прав был из нас В наших спорах без сна и покоя. Мне не стало хватать его только сейчас, Когда он не вернулся из боя Владимир Высоцкий
К лету сорок четвёртого советские войска подошли к границам СССР и освободили Румынию и часть Польши. Но от этого легче не стало, война всё еще шла, и было даже страшнее, чем когда она шла на территории Советского Союза. Людмиле было страшно и беспокойно каждый раз, когда у Дани был полёт. С самого начала, как они стали близко общаться. Она очень сильно за него переживала, хотя старалась этого не показывать. Старалась, но выходило не всегда. Вот и в этот раз… Он улетел вечером и утром не вернулся. Так прошёл день. Людмила пыталась себя чем-нибудь занять, бросилась помогать Антонине, подруга её выгнала под предлогом: – Занялась бы ты своими прямыми обязанностями, Люда. А здесь… Ну мешаешься ты мне, пойми. Тогда она с большим рвением «набросилась» на документы и просидела с ними до поздней ночи. Но ночью уснуть не могла долго. К вечеру Данька так и не вернулся. Было тяжело. Было тяжело, потому что Людмила понимала, что она бессильна что-то сделать, что она не может никак на это повлиять. Было очень тяжело, потому что Даниил стал ей очень дорог, она его полюбила. Полюбила и понимала, что если что-то произойдёт, она уже не сможет представить собственной жизни без этого человека. С этими мыслями она смогла уснуть только под утро, даже не уснуть, а скорее задремать ненадолго. На следующее утро всё было как обычно. Всё, как всегда. Только Дани не было с ней рядом. В штабе полка она встретила прямого Даниного начальника: Бориса Игнатьевича Самарина, и осмелилась задать ему вопрос: – Скажите, товарищ майор, что о Болотове слышно? – Ничего не слышно, Людмила… – Константиновна, товарищ майор. – Так вот, Людмила Константиновна, о Болотове ничего не слышно, но если будет какая-то информация, то вам сообщат. Людмила готова была в тот момент со стыда сгореть. Они очень старались не афишировать свои взаимоотношения. А что в итоге? Некая нотка презрения, с которой к ней обращался Самарин, была заметна с первого раза. Ничего хорошего. «Господи, почему так больно, что хочется в голос рыдать? Почему?» – Именно эти мысли крутились в голове у Людмилы, когда она заставила себя снова сесть за трофейные документы. Ко второй половине дня она уже закончила, и собиралась было пойти отнести их в разведотдел, когда из окна увидела фигуру Даниила. С трудом заставила себя не выбежать на улицу и не кинуться ему на шею рыдая от счастья, от того что он живой. Господи, какое счастье! Он живой! С души будто огромный камень свалился, её «отпустило». Они встретились ближе к вечеру, встретились, молча обнялись и так же молча ушли подальше от людей в лес. Говорить не хотелось. Хотелось просто молча держаться за руки, чувствуя рядом дыхание родного, близкого и любимого человека. Даже спрашивать о полёте не хотела Людмила. Не хотела задавать вопросы «Почему?» и «Как?». Для неё сейчас это было не важно. Главное, что живой. Что самый главный в её жизни лётчик пятого гвардейского авиационного полка жив. Об этом вылете, юбилейном шестисотом Даниил рассказал ей позднее, рассказал о том, как потерял из вида своего ведущего Лёшу Брагина, как к своим добирался… Рассказал в одну из первых послевоенных ночей, когда не мог уснуть. А в эту летнюю ночь сорок четвёртого года Людмила спала нормально, тревога, сопровождавшая её каждый день, начиная с двенадцатого июля сорок первого года, немного отступила. Отступила, пусть на время, до следующего вылета Дани, до следующего перерыва между письмами Оксаны и Марины. Отступила. И это было очень для неё важно.***
– Людмила, там пленного привели, нужен переводчик. – Начальник разведотдела, капитан госбезопасности Григорьев Вадим Андреевич. От отчества он давно отказался, уставное «младший лейтенант Сергеева» тоже почему-то не прижилось. – В штаб? – Лишь задала вопрос Людмила, поднимаясь с травы, на которой до этого читала книгу. Григорьев молча кивнул. Пробормотав: «Терпеть не могу переводить со слуха», Людмила направилась к штабу полка. – Разрешите? Младший лейтенант Сергеева, прибыла для перевода… – Входите, Людмила Константиновна. – Допрос почему-то вёл Борис Игнатьевич Самарин. Как только Людмила вошла в избу, выделенную под штаб полка, то застыла как вкопанная. Она с трудом верила своим глазам. Пленному нужен переводчик… А ничего, что этот пленный говорит по-русски так же хорошо, как и люди его допрашивающие? – Не надо переводчика. – На чистом русском языке вдруг сказал мужчина, которого собирались допрашивать. – Я сейчас всё вам сам расскажу. А девушка пусть идёт отдыхает. «Он правда меня не узнал, или просто делает вид, чтобы не навлечь на меня неприятности? Господи, Максимов, как же тебя угораздило то из педагогов в предатели Родины попасть? Вместе же учились, я же даже нравилась тебе…» – Очень хаотичные мысли одновременно крутились у Людмилы в голове. – Я могу идти? – Голос не дрожал, Сергеева сама себе удивилась. В душе творится неизвестно что, а вот самообладание удалось сохранить. И хорошо, что удалось. Иначе бы пошли ненужные вопросы, что, да почему. А так не надо. Надо сохранить более-менее спокойную в фронтовых условиях жизнь до конца войны, а потом вернуться в Ленинград и всё обязательно будет хорошо. Нельзя сказать, что Людмила жила надеждой на то, что всё обязательно будет хорошо. Но эта надежда в её жизни присутствовала и иногда, в нелёгкие моменты помогала. Так и сейчас. Козырнула в ответ на «Да, идите, Сергеева» и вышла. Всё обязательно будет хорошо. Когда война закончится, всё обязательно будет хорошо… Мысли душили. И в тот момент Людмила сделала то, о чём с одной стороны очень сильно пожалела практически сразу же, а с другой стороны, она была рада, что всё произошло именно так, а не иначе. Она пошла и, путаясь в словах, рассказала всё Антонине. За эти два с лишним года она стала для Людмилы действительно близким человеком. Не просто однополчанка. Людмила удивлялась временами, как они друг для друга стали близкими. Настолько были разные. Встреться в обычной жизни, наверное, никогда бы не смогли найти общего языка. Очень были разные у них взгляды временами, особенно взгляды на ситуацию в стране. Но, как бы то ни было, Людмила всё про себя и про Максимова подруге рассказала. И от этого стало немного легче. Стало легче от того, что об этом знает кто-то ещё. Почему не Даниил? Ответ был до простого банальный: в тот момент его не было в расположении полка. А выговориться Люде надо было срочно. Она доверяла им одинаково, Антонине и Дане. Просто Антонина в тот момент оказалась ближе физически. Всё гениальное просто, как говорится.