* * *
Фотографии попали в интернет на следующее утро. Луи не собирался смотреть их, но в любом случае сделал это, потому что Лиам сказал, что в «The Independent»¹ написали о нём статью. Это действительно было так, а заголовок гласил: Луи Томлинсон поддерживает гомосексуального генерального директора Эппл Тима Кука. Из-за этого Томмо немного нервничал, но так же от этого просто кружилась голова. Он прочитал только эту статью и сразу захлопнул ноутбук, хватая телефон и отправляя Гарри сообщение с вопросом, не хочет ли он поужинать с Луи. Ответ с согласием пришёл почти мгновенно. Хотя бы раз в жизни у Луи всё шло как по маслу.* * *
— Разве ты умеешь готовить? — поинтересовался Гарри, выглядевший удивлённым, и Луи пожал плечами, отодвигая стул и предлагая парню присесть. — Я и не умею, — ответил Томлинсон и, усевшись на своё собственное место, почесал затылок. — Я сжёг это блюдо дважды, прежде чем получилось что-то путное, и, несмотря на это, Лиам контролировал мои действия, чтобы я ничего больше не ставил на огонь. Гарри взглянул на блюдо, (которым была потрясающе поданная курица, фаршированная моцареллой, обёрнутая в пармскую ветчину, с гарниром из домашнего пюре, если Луи мог это так назвать) и выражение, появившееся на его лице, было таким мягким, что у Томлинсона свалился груз с плеч. — Тебе не стоило делать для меня всё это, — пробормотал он. Луи, смутившись, улыбнулся своей тарелке. — Но я хотел. Он чувствовал, что Гарри всё ещё смотрит на него, и думал, что если поднимет взгляд, то сгорит на месте от стыда. Но в то же время рядом с Гарри он чувствовал себя огнестойким; даже непобедимым. За ужином Стайлс рассказывал ему о своём дне, а Луи внимательно слушал, в то время как на подключённом к колонке телефоне Гарри играла какая-то инди-группа. Луи никогда не считал себя романтиком, но прямо здесь и прямо сейчас, жуя с Гарри ужин, который он сам приготовил, попивая вино, сталкиваясь с ним ногами под столом и глупо улыбаясь ему, он думал, что, возможно, немного был романтиком. Из-за Гарри он хотел им быть. Из-за Гарри ему хотелось делать те вещи, на которые, как он думал раньше, ему не хватало мужества. Гарри остался на ночь, и даже не для того, чтобы заняться сексом, а потому, что они оба после еды ужасно захотели спать. Стайлс тогда сказал: «Это лучшее, что я ел в своей жизни, не считая того, что готовила моя мама, клянусь», и Луи был близок к тому, чтобы поверить, потому что он выглядел очень серьёзным. На десерт Гарри потребовал объятий, и Томмо был более чем счастлив исполнить его просьбу. В конечном итоге они каким-то образом оказались на кровати Луи со спутанными конечностями и сильным желанием уснуть. Томлинсон уже почти провалился в сон, когда почувствовал, что Гарри настойчиво тычет указательным пальцем ему в нос. Луи моргнул пару раз, стараясь уловить в темноте его очертания, что было довольно сложно. Слова песни текли в голове: «Let me take your heart, love you in the dark, no one has to see»². Мысль пришла относительно быстро, потому что Гарри снова ткнул его. — Что? — спросил он, хмуря брови. — Я... э-э. Могу я быть маленькой ложкой? — прошептал Стайлс, и на его лицо упал лунный свет, просачивавшийся через окно. Он выглядел неуверенным, но в его взгляде было столько надежды, что Луи, никогда не бывший с одним человеком достаточно долго, чтобы обниматься в кровати, подумал, что он хотел бы быть для Гарри большой ложкой. — Конечно, — заверил он, нежно обнимая Стайлса за талию. — В таком случае, милый, повернись и подвинься. Кажется, улыбка Гарри на мгновение затмила луну и звёзды, и он повернулся, ныряя Луи под руку и прижимаясь спиной к его груди. Луи прижал Стайлса ближе к себе, зарываясь лицом ему в волосы и вдыхая слабый запах лайма, и оставил нежный поцелуй на том месте, где плечо Гарри переходило в шею. — Спокойной ночи, Хаз, — пробормотал он. — Спокойной ночи, Лу, — пробормотал Гарри в ответ, и Томмо уснул с улыбкой на лице.* * *
Луи всегда любил футбол. Возможно, не так сильно, как актёрскую игру, но любил. Правда, долгое время он даже думать не мог о спорте, так как это навевало болезненные воспоминания, но в итоге он справился. Поэтому Томлинсон был очень воодушевлён, когда Гарри предложил ему сходить на игру юношеской сборной города по футболу. Луи позвал Лиама и Зейна, а Гарри позвал Найла, и они впятером решили отправиться туда вместе на смертоносном грузовике Стайлса. — Раньше Луи был в нашей школьной футбольной команде, — между делом сообщил Гарри Лиам, пока они искали места на трибуне. Зейн поморщился, и Томмо заметил, как он сжал локоть Пейна. Лиам растерялся, но вдруг покраснел и бросил Луи извиняющийся взгляд. — Прости, не хотел упоминать это, — прошептал он, но это было достаточно громко, чтобы Найл и Гарри тоже услышали. Стайлс тут же забеспокоился. — Мне не стоило тебя звать? — спросил он, закусив нижнюю губу и с волнением распахнув глаза. Луи покачал головой и, обращаясь одновременно и к Лиаму, и к Гарри, произнёс: — Всё в порядке. Честно. Это длилось всего мгновение, но затем, когда Луи сжал руку Гарри, чтобы успокоить его, Стайлс выглядел удовлетворённым. Лиам же всё равно выглядел озадаченным, и, когда он одними губами произнёс: «объяснишь позже?», Луи, пока Гарри не видел, согласно кивнул. Было весело смотреть игру, пока счастливая ребятня от десяти до шестнадцати лет, возилась с мячом на поле. Это напоминало Томлинсону его жизнь в Донкастере. Там даже был мальчик, в котором Луи узнал прежнего себя. У паренька на спине был номер двадцать восемь. У Луи тогда был такой же. Томлинсон всю игру следил за мальчишкой, и тот определённо был хорош; не лучше всех, но хорош. В отличие от других игроков, номер двадцать восемь с тёмными растрёпанными волосами был гораздо меньше, незаметнее и проворнее. Возможно, Луи навоображал, но он готов был поклясться, что этот паренёк иногда заглядывался на игрока под номером двадцать шесть — неуклюжего долговязого мальчика, который, казалось, никак не мог понять суть игры, но всё равно играл с удовольствием. Когда тренер дал свисток об окончании матча, Томлинсон, поднявшись, потянул Гарри за руку. — Пойдёшь со мной? — попросил он. Стайлс с любопытством взглянул на него, но согласился, и они вдвоём отделились от компании, обещая догнать остальных через пару минут. Крепко держась за руки, они спустились на поле, где некоторые игроки до сих пор сидели на скамейках и болтали друг с другом. Как и надеялся Луи, номер двадцать восемь всё ещё был там, и Томлинсон понятия не имел, зачем решил это сделать. Это было на уровне инстинктов. Он повернулся к Гарри и наклоном головы указал на мальчика. — Как его зовут? — осторожным шёпотом спросил Томмо. Хотя на Луи и были шапка и солнцезащитные очки, представлявшие собой нехитрую маскировку, многие подростки, похоже, узнали его, так как пялились на актёра с неприкрытым интересом. — Это Нил, — так же шёпотом ответил Гарри, и незаданный вопрос прозвучал в его голосе. Кивнув, Томлинсон оставил лёгкий поцелуй на щеке Гарри и, высвободив руку, подошёл к Нилу. Он сел рядом с ним на скрипнувшую скамейку, и паренёк в замешательстве повернул голову. Заметив актёра, Нил распахнул глаза, а его рот забавно приоткрылся. — Привет, — улыбнувшись, произнёс Луи. — Эм. Привет. Ты был в том фильме... — начал мальчишка, и Луи быстро перебил его. — Да, определённо был, — согласился он и мягко пихнул Нила в плечо. — Ты отлично играл. Парнишка залился краской, и Луи с трудом удалось сдержать смешок. — С-спасибо, — запинаясь, поблагодарил он, выглядя смущённым и польщённым одновременно. — Хотя, кажется, ты немного отвлекался, — произнёс Томлинсон, понижая голос. Только мальчик, сидевший рядом с Нилом, и Гарри, с интересом смотревший на них, могли слышать его слова. Нил на мгновение застыл. — Оу. Я... э-э. Просто устал, — почти защищаясь, ответил он. Улыбка Луи стала шире, и он покачал головой. — Устал? — повторил он, приподнимая бровь. Он многозначительно указал взглядом на соседнюю скамейку. Сидевший там номер двадцать шесть смотрел на них с едва скрываемым беспокойством на лице. Интересненько. Нил проследил за взглядом актёра и, кажется, покраснел ещё сильнее. Прежде, чем Нил успел что-либо ответить, Луи ещё раз мягко пихнул его в плечо, а номер двадцать шесть тут же сузил глаза, раздувая ноздри. Даже очень интересненько. — Хэй, всё нормально, — сообщил он Нилу. — Это даже мило. Нил удивлённо моргнул. — Это не... странно? — спросил он и тише добавил: — Я не странный? Быстро проглотив комок в горле, Луи заверил парнишку: — Нет. Нет, это здорово. Это замечательно, на самом деле. И ты тоже. — Я... правда? — испуганно спросил мальчишка. Вдруг Луи тоже почувствовал себя напуганным, а его сердце потяжелело в груди. — Честное слово, — искренне сказал он Нилу. — С тобой абсолютно точно всё в порядке. Нил, глухо сглотнув, спросил: — Почему ты говоришь мне это? Луи вздохнул, опуская плечи, и взглянул на Гарри, который притворялся, что не слушает. Он почувствовал себя уязвимым, когда сказал: — Потому что было бы здорово, если бы и мне кто-то сказал это, когда я был в такой же ситуации, как и ты. Помолчав секунду, Нил пробормотал: — Спасибо тебе. — Он неуверенно улыбнулся. Эти два слова вернули миру Луи чёткость, а тяжесть на сердце заменило ощущение необычайной лёгкости. — Всегда пожалуйста, — мягко ответил он, поглаживая парнишку по плечу. После паузы актёр с надеждой добавил: — И это не моё дело, но я думаю, тебе стоит сказать ему. Он может удивить тебя. Нил снова с нежностью взглянул на игрока под номером двадцать шесть и ответил: — Я не знаю. Мне очень нравится Олли, но... — и он быстро отвёл взгляд, когда номер двадцать шесть — Олли, как запомнил Луи, — посмотрел на него. Это действительно мило. — Я подумаю? Луи улыбнулся, кивая. — Ну, желаю удачи, если всё-таки решишься. — Сжав на прощание плечо Нила, он поднялся и вернулся к Гарри. — Это было действительно очень мило с твоей стороны, — сказал ему Стайлс с огромной глупой улыбкой на лице, когда актёр подошёл достаточно близко. Луи в ответ только пожал плечами, глубоко внутри чувствуя прилив счастья при этих словах. — Иногда тебе просто нужен тот, кто сделает тебя сильным, — ответил он и взял Гарри за руку. — Это нормально — нуждаться в ком-то. — Говоришь, основываясь на личном опыте? — серьёзно поинтересовался Стайлс. Впереди, у трибуны, мило беседуя, стояли Найл, Зейн и Лиам. Вокруг шеи Пейна был обмотан шарф Малика, в то время как рука Лиама покоилась в заднем кармане штанов Зейна. Пять лет назад Лиам и Зейн делали Томлинсона сильным. От них он получал просто неоценимую поддержку. Теперь же Луи понимал, что они больше не могли выполнять эту роль. Он взглянул на Гарри, чьи щёки порозовели от мороза, а зелёные глаза цвета леса отражали солнечный свет. — Да, — согласился он, — у меня есть тот, ради кого хочется быть сильным, смелым и отважным. Гарри хмыкнул. — Я думаю, это всё уже давно было в тебе, — мягко произнёс он. — Возможно, тебе просто был нужен тот, кто помог бы понять это. Луи удивлённо взглянул на Стайлса и, не зная, как ещё отреагировать, немного приподнялся на носках, чтобы нежно поцеловать его, тут же опускаясь обратно. — Я счастлив, что встретил тебя, — тихо произнёс он, беря его руку в свою. Гарри провёл большим пальцем по тыльной стороне ладони Луи вдоль костяшек пальцев и произнёс: — Я тоже счастлив, что встретил тебя.* * *
— Почему вы не приглашали меня сюда раньше? — поинтересовался Луи, развалившийся на диване в гостиной Зейна и Лиама и листавший каналы на телевизоре. Зейн издал раздражённый вздох и закатил глаза, ткнув пальцем в лежавшие на его коленях ноги Луи. — Мы звали, придурок. Ты сказал, цитирую дословно на случай, если ты забыл: «На кой хер мне ехать на ферму? Давай я лучше оплачу тебе билет до Лондона, а!» — Оу, — ответил Томлинсон и, пару раз моргнув, пожал плечами. — Но всё равно. — Почему-то его лучший друг в ответ только фыркнул, и Луи окинул его секундным взглядом. — Что? — Ничего, — ответил Зейн, выстукивая ритм на одной из лодыжек актёра. — Нет, давай, что такое? — спросил Луи, приподнимаясь на локтях. — Признавайся, Зи. Зейн никак не отреагировал, продолжая отстукивать ритм и пялиться в телевизор, и Томмо нахмурился. Взяв в руки пульт, он выключил телек, и легонько пнул Малика. — Я собираюсь пытать тебя, — напомнил он. Это привлекло внимание Зейна, и он приподнял бровь. — Пытать меня как? Это было... это было справедливое замечание. Луи фыркнул, выпрямляясь и скрещивая на груди руки. — Я собираюсь сидеть на тебе, — наконец решил он. — Ничего, к чему я бы не привык, — пропел Зейн. Кажется, его это забавляло. Луи ударил Малика по руке, состроив гримасу. — Это мерзко, я не хочу слышать о вашей с Лиамом сексуальной жизни, — пожаловался он. Зейн хихикнул и, сжав лодыжку Томмо, снова начал отстукивать ритм. — Просто я никогда бы не подумал, что тебе понравится Холмс Чапел, — сказал он после непродолжительной паузы. — Что? — переспросил Луи, не ожидая такого ответа. — Что ты имеешь в виду? — Это место не для тебя, Лу, — произнёс Малик, приподнимая бровь. — Они были правы, называя тебя городским парнем. Томлинсон сгорбился и уклончиво повёл одним плечом. — Я просто никогда раньше не был нигде, кроме города, вот и всё, — начал защищаться он. Зейн хмыкнул, наконец перестав стучать по лодыжке друга. — Не думаю, что в этом дело. По-моему, ты просто нашёл того, рядом с кем ты в любом месте чувствуешь себя, как дома. Они всегда шутили о том, что Зейн был слегка заумным, потому что иногда он произносил такие вот случайные фразы, на фоне которых остальные слова просто ничего не значили. Это был один из таких случаев. Луи вздохнул и потянулся за пультом. — Это несерьёзно, — сказал он Малику, снова начиная листать каналы. Это прозвучало, как враньё. Кажется, Зейн тоже это заметил. Но так как Малик знал, когда не стоило давить на Луи, он просто ещё раз сжал лодыжку друга и слез с дивана, направляясь на кухню к Лиаму.* * *
Кажется, Гарри действительно знал каждого человека в этом городе. Это немного настораживало. Что бы они ни делали, Стайлс, не моргнув глазом, мог назвать каждого, кто был с ними, по имени, и те, в свою очередь, кажется, тоже его знали, приветствуя их обоих милыми улыбками. Наверное, именно поэтому, спустя всего неделю, каждый в городе знал, кто такой Луи. Не Луи Томлинсон, а Луи. Как только первый шок от знакомства с ним проходил, к актёру начинали обращаться, как к обычному человеку, и ни один из жителей так и не проболтался СМИ о том, где он находится. Они относились к Томмо с добротой и уважением и при встрече махали ему рукой, широко улыбаясь. Может, дело было в Гарри, может, нет, но Луи в любом случае был счастлив. Стайлс не только ворвался в жизнь Томлинсона, но и втёрся ему под кожу. Это немного пугало. Луи никогда не встречал кого-то, с кем так же быстро и так же легко находил общий язык. С Гарри это просто случилось. С ним было просто. Было просто забывать весь мир, теряясь в его смехе, быстрых прикосновениях ресниц к его щекам и в его голосе, тягучем и сладком, как патока. Когда Луи был с Гарри, ему казалось, что он находился на вершине мира. Другими словами, Гарри делал Луи счастливым, и, честно говоря, актёр не знал, был ли он до этого по-настоящему счастлив. Его карьера делала его счастливым, это так; но она приносила с собой так много лжи и обмана, что это заслоняло собой все хорошие части. В начале его актёрской карьеры всё было просто и весело. Немного утомляло, но это даже было к лучшему. Сейчас же она, казалось, просто душила его. Он скучал по тому чувству, которое она у него вызывала раньше. Он хотел почувствовать всё это снова. Луи хотел, чтобы всё это опять казалось новым, чтобы снова возникало чувство усталости и благоговения. А с Гарри он чувствовал это. Главная проблема была в том, что Луи продолжал настаивать на том, что это несерьёзно, что это просто увлечение, это пустяк. Потому что он знал, что в тот момент, когда это перерастёт в нечто большее, оно запутается в той паутине лжи, которую представляла его жизнь. Луи отказывался впутывать такого милого, очаровательного парня во всё это. Томмо этого бы не вынес. Он не мог позволить Гарри сблизиться с тем, что в конечном итоге его задушит. Единственное, в чём Томлинсон ещё не до конца разобрался, — как ему это предотвратить. На данный момент его единственным вариантом было распутывание этого клубка лжи, но он очень слабо представлял, как это сделать. По крайней мере, пока. 1) «Независимая». Ежедневная британская газета. 2) Дай мне забрать твоё сердце, любить тебя в темноте, никто не может видеть... (слова из песни Years & Years — Memo).