Дикие розы

Когда маркизе де Лондор сообщили, что в гостиной её дожидается какой-то военный, пожелавший остаться неизвестным, она сразу же решила, что прибыл кто-то из друзей её сына, возможно, выполняя одну из его последних просьб или просто желая выразить соболезнования семье бывшего сослуживца. Жозефина, все ещё пребывавшая в ссоре с матерью, весьма неохотно согласилась сопровождать её на этой встрече, но лишь потому, что не хотела обидеть своим отсутствием офицера, который был знаком с её братом и наверняка считал его другом. О сослуживцах своего брата Жозефина знала исключительно из его рассказов и помнила только имя Данте Ромини, которое мелькало там чаще всего. По рассказам этот итальянец производил на неё весьма приятное впечатление, и в глубине души юная маркиза желала, чтобы этим внезапным посетителем оказался именно он. — Помни, что мы должны быть с ним вежливы, — негромко произнесла маркиза Лондор, останавливая дочь у самых дверей гостиной. — Не вздумай показывать ему свой характер и рассказывать обо всем, что здесь происходит. — Я думаю, что единственной темой нашей беседы будет Антуан, — безразлично ответила Жозефина, пожимая плечами. Этот отвратительный жест она переняла, как казалось маркизе, от виконтессы Воле. Но на нравоучения сейчас не было времени, поэтому маркиза ограничилась лишь недобрым, осуждающим взглядом и, скривив губы в улыбку, которая должна была называться приветливой, уверенно распахнула двери гостиной и вошла внутрь. — С вашей стороны было очень мило посетить нас, — начала было она, обращаясь к мужчине, который стоял у окна, заложив руки за спину и разглядывая парк, но тут же осеклась. Жозефина и сама вздрогнула, невольно обращая внимание на гордую стать военного. Только один человек, из тех, кого она знала, кроме герцога Дюрана, обладал таким изяществом и таким достоинством, и только одному так безукоризненно шел темный военный мундир. Офицер медленно повернул голову, сначала оглядывая женщин через плечо, а затем так же медленно повернулся всем телом. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, тонкие губы плотно сжаты, а карие глаза смотрели мрачно, даже несколько зло. — А с вашей стороны было очень мило похоронить меня, — холодно произнес он и Жозефина невольно отступила назад: до того странно ей было слышать этот голос. — Памятник чудесен, должен заметить. Будь я чуть более сентиментален, эпитафия заставила бы меня уронить слезу. С таким памятником, право слово, даже воскресать не хочется, потому, как воскресение будет выглядеть преступлением. Жалею, что не присутствовал на похоронах. Наверняка это тоже было трогательно и с размахом, который вы так любите, мама. — Напротив, все было очень скромно, — негромко проговорила маркиза Лондор, глядя на внезапно обретенного сына так, словно совершенно не радовалась его внезапному воскрешению. — Собирать сотню гостей, чтобы опустить в могилу пустой гроб показалось мне дурным тоном. — Значит, подделать завещание собственного сына вам дурным тоном не показалось? — Антуан сделал шаг к матери, но та отшатнулась от него так, словно он и в самом деле был мертвецом, вышедшим из могилы. — Скажу честно, я совершенно не так планировал свое возвращение, но, к сожалению, моя собственная семья не оставляет мне выбора. — Но, Антуан, ведь были письма, где говорилось о том, что ты мертв! — воскликнула маркиза Лондор, все еще не решаясь сделать шаг навстречу сыну. — Мы не могли знать, что это ошибка и на самом деле ты жив! — Справедливо, но я не слышу радости в вашем голосе, — холодно произнес Антуан. — Я провел полгода в русском плену, мечтая вернуться домой, а возвращаясь, я узнаю, что я, собственно, мертв, моя вдова лишена доли наследства, и что, более того, у меня есть дочь, которую моя семья не пожелала принимать. Я не говорю уже о том, что случилось с виконтессой Воле-Берг. — Виконтесса Воле стала жертвой собственной алчности, — потупив взгляд, негромко проговорила маркиза Лондор, но Антуан лишь рассмеялся на эти слова: — Виконтесса Воле стала жертвой всех вас и долгов своего отца. Она сама здесь совершенно не при чем. Маркиза де Лондор, ровно как и Жозефина, молчала, не зная, что и как следует ответить на это обвинение, но весь ее вид говорил о том, что она отрицает его и не согласна с ним. И Антуан, знавший собственную мать достаточно хорошо, усмехнулся, прямо и уверенно глядя ей в лицо: — Так что же вы скажете в свое оправдание, мама? — Я не собираюсь говорить ничего, — холодно заявила маркиза де Лондор, вздергивая голову и сцепляя спереди руки. — Я признаю, что я выгнала из дома Жюли, но она это заслужила хотя бы тем, что из-за неё ты отправился на эту войну. Антуан мрачно поглядел на маркизу и затем, не меняя выражения лица, перевел взгляд на сестру. Много раз Жозефина видела, как её брат смотрел так на других, но ещё никогда ей не приходилось испытывать силу этого взгляда на себе. — Жозефина, милая, не будешь ли ты столь любезна, чтобы оставить меня наедине с нашей матерью? — спросил он вкрадчивым голосом, и Жозефина, которая была только рада покинуть эту комнату, так как менее всего ей хотелось сейчас быть свидетельницей неминуемо назревавшего семейного скандала, поняла, что это была не просьба. Сдавленно кивнув, юная маркиза поспешно, едва ли не бегом, выбежала из гостиной, совершенно неприлично хлопнув при этом дверью. Проследив за сестрой, маркиз де Лондор тяжело вздохнул. Возможно, его появление вкупе с поведением напугали Жозефину, которая совершенно не была готова к такому, но сейчас у него не было времени думать об этом: ему предстоял серьезный разговор с матерью, к которой у него имелось несколько вопросов. — Мама, — Антуан медленно подошел к матери и пристально посмотрел ей в глаза, — Жюли — моя супруга, женщина, связанная со мной перед богом и людьми, более того, мать моего ребенка. Она такая же маркиза де Лондор, как и вы. Или вы забыли об этом? — Я прекрасно помню о том, кто она и кто я, — резко ответила маркиза, поднимая на сына горящий гневом взгляд. Антуан мрачно улыбнулся. — Я надеюсь, что так, мама, — произнес он. — Но я знаю, что это не все. — Если ты говоришь о помолвке Жозефины и господина Лезьё, то я не собираюсь признавать, что поступила неправильно, — маркиза Лондор прошлась по комнате, сложив ладони шпилем и выразительно глядя на сына. Антуан усмехнулся и, растягивая слова, переспросил: — Не собираетесь признавать? То есть, вы не отрицаете, что устроенная вами сделка это какой-то ужасный пережиток средневековья, недопустимый в наш утонченный и просвещенный век? — Я считаю, что поступила правильно! — выкрикнула маркиза, резко останавливаясь. — Я знаю, что такое неравные браки, Антуан, и очень хорошо знаю. — Тогда что вы делаете, мама? — Антуан подошел вплотную к матери и посмотрел в её глаза. — Не слишком ли вы много берете на себя, если в вас самой благородной крови чуть больше двух наперстков, а ваше собственное состояние было не больше того, каким располагает господин Лезьё? Госпожа маркиза мгновенно вспыхнула до корней волос, возмущенная столь непочтительным поведением сына и, едва сдерживаясь, чтобы не потерять самообладание и повысить голос, произнесла: — Антуан, будь добр помнить, с кем ты разговариваешь и не забываться. — Я помню, мама. Я говорю с женщиной, которая подделала завещание собственного сына, чтобы выгнать из дома его беременную вдову и потом предложила сделку человеку, который попросил руки её дочери, — криво усмехнулся Антуан и тут же мрачно добавил: — Не говорите о том, как должно поступать, если ваши собственные поступки далеки от идеала. — Антуан! — воскликнула маркиза, бросая на сына гневный взгляд. Сейчас и слова сына, и общий тон разговора до боли напоминали ей монолог, произнесенный не так давно в этом доме герцогом Дюраном. Антуан, снова криво усмехнувшись, отвернулся и подошел к окну, возле которого стоял в начале разговора. — Пока что я маркиз де Лондор, — негромко ответил он, не поворачиваясь, — и я буду решать за кого и на каких условиях выходить замуж моей сестре. — Что ж, — маркиза всплеснула руками, — если тебе хочется сломать жизнь сестры так же, как ты сломал свою, я не буду тебе мешать. — Более того, мама, — маркиза не видела этого, но чувствовала по голосу, что Антуан улыбается, — я отправляюсь в Марсель завтра же утром и возвращаюсь вместе со своей женой и виконтессой Воле. И, несмотря на всю вашу гордость, мама, вам придется пожать руку им обеим и мило улыбаться на людях. — Это уже переходит все границы! — возмущенно воскликнула маркиза, но Антуан лишь пожал плечами. — В самом деле? А мне кажется, этого слишком мало. А теперь, прошу прощения, но перед тем, как я уеду мне нужно поговорить с Жозефиной и её будущим мужем. До моего возвращения у вас будет достаточно времени, чтобы смириться со всеми моими решениями, мама. Проговорив последнее предложение, и особенно подчеркнув завершавшее его слово, маркиз де Лондор коротко поклонился и вышел из гостиной, широким жестом распахнув двустворчатые двери, оставив мать в одиночестве. Маркиза, тяжело вздохнув, опустилась в стоявшее сзади нее кресло и обессиленно уронила голову на руку. В её планы вновь вмешивались и, что обиднее всего, сейчас это был так некстати воскресший сын. Маркиза де Лондор не любила когда подобные сюрпризы, которые все прочие назвали бы не иначе, как чудом, не позволяли ей совершить то, что она задумывала. Антуан был слишком своеволен, а маркиза слишком авторитарна, чтобы они могли приходить к согласию в чем бы то ни было.

***

Жозефина меряла шагами музыкальный салон, нервно ломая пальцы, то и дело останавливаясь и взволнованно вздыхая. Музыка у нее совершенно не шла, что было не удивительно, ноты прыгали на нотном стане, кисти и пальцы были словно деревянные и совершенно не слушались. Она знала, что разговор между её матерью и братом рано или поздно дойдет до её помолвки и вот здесь Жозефина не могла с уверенностью предсказать, какое решение примет Антуан. Из нежелания соглашаться с матерью, на которую в данный момент он был крайне зол, Антуан мог поддержать сестру. Но, с другой стороны, юная маркиза никогда не слышала, чтобы её брат положительно отзывался о Клоде. По правде сказать, она вообще не слышала, чтобы он говорил что-либо о Клоде Лезьё. Все же они были людьми разного круга, с разными интересами и стремлениями, не смотря на то, что формально считались родственниками. Поэтому, когда двери комнаты резко распахнулись и в проеме возник сосредоточенный и задумчивый Антуан, Жозефина невольно вздрогнула. Одно только внезапное появление брата, со смертью которого она уже смирилась и которого уже многократно и горько оплакала, выбило её из привычной колеи, а уж напряженное ожидание его вердикта и вовсе лишало её самообладания. Насчет характера своего брата мадемуазель Лондор иллюзий не строила: она прекрасно знала, что все его решения непререкаемый и должны быть выполнены немедленно. Антуан де Лондор почти не умел просить и считаться с чужим мнением, если речь не шла о его обожаемой жене, зато, благодаря службе, прекрасно умел приказывать. — Я не буду спрашивать, любишь ли ты его, потому что и так понятно, что любишь, — с порога начал Антуан, быстрым шагом пересекая комнату и усаживаясь на банкетку, стоящую возле рояля, и оглядывая сестру пристальным, испытующим взглядом. — Я спрошу другое: насколько быстро это пройдет? Жозефина развела руками, не зная, что ответить и растерянно посмотрела на Антуана. Маркиз де Лондор вздохнул и продолжил: — Да, Клод Лезье беден по меркам нашего круга, но человек он куда более достойный, чем многие другие молодые люди. Я бы желал тебе именно такого мужа, но если твое увлечение им сойдет на нет через год после свадьбы, его ждет то, что пережил я, женившись на Жюли. А я бы не желал этого для него. — Я уверена в своих чувствах, — негромко и нерешительно пробормотала Жозефина, сцепляя пальцы на животе. Сколько бы вопросов не задал ей брат, она теперь знала: он не имеет ничего против её брака с Клодом и, более того, даже в чем-то одобряет её выбор. А поддержка Антуана означала счастливый конец этой истории. — О, разумеется, в эту минуту ты в них уверена, но, моя дорогая, я спрашиваю о том, что будет через год или два, — Антуан оперся локтем о клавиатуру рояля и инструмент отозвался нестройным, режущим слух, аккордом. — Ты уверена, что выйдя замуж по любви, не проживешь всю жизнь из чувства долга? — Я, право, даже не знаю, что ответить, — прошептала Жозефина, прикладывая ко лбу узкую ладонь. — Сначала ты внезапно появляешься после того, как мы все считали тебя погибшим, а теперь ты требуешь от меня ответа на вопросы, над которыми я до этого не задумывалась.... Антуан рассмеялся, покачав головой. — В этом вся ты, моя дорогая Жозефина, — негромко проговорил он. — Заключить помолвку против воли матери и даже заверить её у нотариуса, и при этом не задуматься о том, действительно ли ты желаешь выйти замуж за этого человека. — Я думаю, Клод никогда не заставит меня пожалеть об этом, — тихо ответила Жозефина, уже едва сдерживая улыбку. — Я надеюсь, и ты не заставишь его пожалеть о принятом решении, — Антуан решительно поднялся и, глядя на сестру сверху вниз, почти торжественно объявил: — Условие, поставленное нашей матерью, я считаю ужасным и потому освобождаю твоего жениха от его выполнения, о чем и сообщу ему сегодня же. Подготовку к свадьбе начнем, как только я вернусь из Марселя. — Как, ты снова уезжаешь? — воскликнула Жозефина, и по ее голосу можно было подумать, что она вот-вот разразится рыданиями. Она еще не успела привыкнуть к мысли, что брат жив, не смотря на то, что полгода считался погибшим, как он снова собирался покинуть её. Антуан коротко рассмеялся и ласково погладил сестру по щеке. — Я должен привезти сюда Жюли и свою дочь. Их дом здесь, — произнес он удивительно мягким тоном. — А как же Ида? — спросила мадемуазель де Лондор, глядя на брата большими темными глазами. — Её дом тоже здесь. Разве можно её оставить сейчас в одиночестве в другом конце страны? — Я постараюсь убедить её вернуться и надеюсь, что она прислушается ко мне, — Антуан отошел от сестры и медленно прошелся вдоль рояля, ведя пальцами по изогнутой крышке. — Но отчего тебя так волнует её судьба? Помнится, ты чуть ли не презирала её. — Многое изменилось за последнее время, — негромко ответила Жозефина. — Мы с виконтессой Воле стали достаточно близки. Она оказалась не так плоха, как я раньше думала. — Мудрое решение. Твой будущий муж любит и уважает свою сестру, поэтому тебе все равно пришлось бы смириться с её присутствием в вашей жизни. Жозефина хотела, было, сказать, что ею двигал не разум, как сказал сейчас Антуан, а внезапно возникшие сострадание и восхищение женщиной, которая не пожелала смириться со своим положением, но промолчала. Её брату ни к чему было это знать.

***

Когда маркиз де Лондор появился на пороге поместья Лезьё, Клод уже знал о его возвращении и был готов к этому визиту. Новость о том, что маркиз де Лондор жив и все это время был в русском плену, облетела всю округу так быстро, как не облетела доселе еще ни одна. Поэтому Клод ждал, что не если не сегодня же, то завтра непременно, чудом воскресший брат невесты посетит его. Глупо было бы думать, что Антуан не навестит того, кто осмелился позвать замуж его сестру и даже заключить помолвку, несмотря на категорический отказ маркизы де Лондор. Пытаясь освободить разум от этих навязчивых мыслей, которые были бы лишними во время предстоящего ему разговора, Клод пытался сосредоточиться на книге о средневековой истории Франции, но так и не смог заставить себя прочесть даже вступление. Клод никогда не был близок с Антуаном и потому не мог даже предположить, какой может быть его реакция. Единственное, на что он мог надеяться, так это на то, что Жозефина хоть немного смогла повлиять на решение брата. Впрочем, Клод знал это, влиять на решения Антуана де Лондора мог только один человек, и человеком этим была Жюли, которая сейчас была слишком далеко и даже не подозревала о том, что её муж был жив все это время. Иллюзий относительно решения маркиза Клод не строил, но прекрасно понимал, что Жозефина, готовая пойти против воли матери, никогда не пойдет против воли брата, если тот откажется согласиться на этот брак. Стараясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие, Клод выглядел настолько равнодушным и отрешенным, что удивил даже своего управляющего, который явился доложить о прибытии важного визитера. — Явился маркиз де Лондор и он желает видеть вас немедленно, — объявил управляющий и замер, дожидаясь приказа хозяина. — Ну что ж, проводи его в гостиную, — ответил Клод, откладывая книгу, даже не заложив страницу, так как все равно не прочел за последние часы ни слова. Управляющий коротко кивнул и быстро исчез из кабинета. Клод поднялся из-за стола и почти неосознанно оглядел свое мутное отражение в дверце одного из книжных шкафов. Предстать перед братом своей невесты в неподобающем виде и тем самым повлиять на его решение Клоду совершенно не хотелось. Стараясь скрыть волнение, вызванное предстоящим разговором, Лезьё вошел в гостиную с улыбкой, которая выдавала его волнение куда больше, чем чтобы то ни было. Антуан, внимательно оглядевший его, видимо, заметил и понял это. — Рад видеть вас в добром здравии, господин Лезьё, — спокойным, почти бесстрастным тоном произнес он. — Я слышал, вам пришлось многое пережить за последние месяцы. — Как и всем здесь, — уклончиво ответил Клод и поспешно добавил: — Я тоже весьма рад, что вы живы и не пали на полях сражений. Ваша смерть стала бы для нас большой потерей. — И, тем не менее, вы все здесь смирились с ней, — усмехнулся маркиз де Лондор, вскидывая голову. Неосознанно Клод отметил, что несколько месяцев плена ничуть не изменили маркиза де Лондора: он все так же держал плечи расправленными, голову высоко поднятой, а красивое лицо сохранило все то же гордое выражение. — В мое отсутствие здесь случилось очень многое, — Антуан медленно прошелся вдоль каминной полки, разглядывая стоявшие на ней безделушки. — Но с вами, господин Лезьё, я желаю поговорить о том, что касается вас. А именно о вашей помолвке с моей сестрой. Клод напряженно и сосредоточенно кивнул. — Прекрасный ход с вашей стороны, должен заметить. Моя мать решительно против, я даже не сомневался в этом, — продолжал Антуан, отворачиваясь, наконец, от каминной полки и обращая взгляд на собеседника. — Я знаю, что она поставила вам условие. Так вот, господин Лезьё, я хочу чтобы вы знали, что я не против вашей женитьбы на моей сестре и даже готов освободить вас от договоренности с моей матерью и, более того, сделаю это с радостью. Но для этого я должен быть уверен в твердости ваших намерений. — Если бы я знал, как доказать вам серьезность и искренность моих намерений, я сделал бы это, но, к сожалению, я не знаю, как можно убедить в этом другого человека. Тем более вас, — Клод с легкой, несколько печальной улыбкой развел руками. Антуан усмехнулся и, склонив голову, взглянул на Клода из-под бровей, но без недовольства. — Вы мне льстите, господин Лезьё. Безбожно льстите, но, все же, вы мне нравитесь. — В сравнении с Жоффреем Шенье? — уточнил Клод, приподнимая брови. Маркиз де Лондор рассмеялся и покачал головой: — Нет, сами по себе. Вы кажетесь заурядным, но заурядности в вас нет даже на пол сантима. Вы и сами понимаете, что между вами не может быть никакого сравнения, хотя ваша скромность никогда не позволит вам это признать. — Дело ведь не во мне, господин Лондор и вы прекрасно это понимаете, — тон Клода внезапно изменился и стал напряженно-деловым. — У меня может быть сколько угодно достоинств, но все они ничто рядом с тем из моих недостатков, который именуется отсутствием положения в обществе. Именно поэтому ваша мать хотела, чтобы ваша сестра вышла замуж за Жоффрея Шенье. — Если вы осведомлены о том, какое приданое дается за Жозефиной, то можете быть спокойны: распорядившись этими деньгами с умом, вы сможете жить до конца своих дней не стесняя себя, — ответил Антуан, мгновенно перенимая тон Клода. — Кроме того, неужели вы думаете, господин Лезье, что я позволю своей сестре и её мужу в чем-то нуждаться? А моих собственных связей вполне достаточно для того, чтобы положение в обществе появилось и у вас, когда вы станете супругом Жозефины. По лицу Клода трудно было сказать, что он думает о только что услышанном, поэтому Антуан поспешил добавить: — Зная вас, могу предположить, что вам будет неудобно принимать помощь, но смею вас заверить, что никогда ни в чем вас не упрекну. Деньги не должны стоять между близкими родственниками. Надеюсь, в этом вы со мной согласитесь. — Не думаю, что ваша мать… — начал, было, Клод, но Антуан театрально закатил глаза: — Моя мать! Забудьте о моей матери, бога ради. Пока я жив, мое слово будет значить в семье Лондор куда больше, чем её. А похороненные при жизни, как говорят, живут долго. Мое решение она примет, желает того или нет. Несколько мгновений Клод молчал, глядя в пол и не зная, что и как ему следует ответить на это. Только что ему сказали, что он обретет величайшее счастье в жизни, получит в жены девушку, о которой мечтал на протяжении стольких месяцев, которую любил трепетно и нежно, и при этом не должен будет проходить через все это унижение с собиранием состояния, а он не знал, что ответить на это. — Я даже не знаю, как отблагодарить вас за проявленную ко мне доброту, — наконец произнес он, неловко улыбаясь и разводя руками. Антуан усмехнулся. — Не благодарите никак, господин Лезьё, если не можете подобрать нужных слов. В первую очередь я делаю это ради сестры, которая, кажется, без ума от вас в данный момент. Уж не знаю, что вы сделали для этого, но, скажу честно, восхищаюсь вами. — Я был собой, — просто и несколько подкупающе улыбнулся Клод. — Этим вы и подкупаете, господин Лезье: вы честны и никогда себе не изменяете, — с улыбкой покачал головой маркиз де Лондор. — Это действует и на меня, и на мою сестру, и на герцога Дюрана, с которым вы, говорят, успели завести близкие отношения. На последних словах Клод немного скривился, как от слабой, но досаждающий боли. — Не напоминайте мне об этом, — негромко проговорил он. — Я так и не смог решить, как мне должно относиться теперь к этому человеку. Помимо бесчестья моей сестры нас связывает немало других обстоятельств, забыть о которых было бы преступлением с моей стороны. — Отказываться от людей всегда тяжело, — понимающе кивнул Антуан, — но порой необходимо. Лезье невесело усмехнулся. Он спас жизнь герцогу Дюрану дав ложные показания, поклявшись на Библии перед судьями, а Эдмон раскрыл тайну смерти Жерома и поступил благородно, не придав огласке то, что смог узнать. И это помимо того, что теперь, через ребенка, которого носила Ида, их связывали почти кровные узы. Отказаться от этого человека было не просто тяжело, но почти невозможно. Маркиз де Лондор, видимо, по-своему истолковав эту усмешку, поспешил перевести разговор на первоначальную тему. — Подготовкой вашей свадьбы с моей сестрой мы займемся сразу же, как только я вернусь из Марселя, — произнес Антуан, переходя на несколько сухой деловой тон. — Прежде всего, мне необходимо вернуть мою жену и мою дочь на их законное место. Кстати, не помешало бы вернуться и вашей сестре. Клод покачал головой: — Ида не вернется. — Быть может, я все же смогу уговорить её. Она не должна находиться вдали от дорогих её сердцу людей и мест. Я готов пообещать ей свою защиту от всех сплетников, какие только вздумают обсуждать её. — Ида не вернется, чтобы вы ей не предложили, — грустно улыбнулся Клод, отводя глаза. — У нее есть на то причины и я понимаю её желание остаться в Марселе. Маркиз де Лондор приподнял голову и несколько мгновений смотрел на Клода сверху вниз, а затем, растягивая каждый звук, произнес тоном, который не оставлял сомнений в том, что он и в самом деле понял все: — Понимаю. — Но если вы сможете убедить Иду вернуться, я буду безмерно благодарен вам, — продолжил Клод, стараясь изобразить на губах улыбку, которая выходила усталой и вымученной. — Мне так и не удалось этого сделать, но я был бы спокоен за неё, будь она рядом. — Я употреблю для этого все свое ораторское мастерство, будьте уверены, — склонил голову Антуан. — А пока начинайте готовиться к предстоящей свадьбе. Это, поверьте мне, отнимает много сил и времени. — Непременно, — улыбнулся Клод, протягивая Антуану руку для прощания. — Благодарю вас за то, что вы столь великодушно встали на нашу с Жозефиной сторону и поверили в искренность и серьезность наших чувств. — Жозефина отдала вам мое кольцо, — улыбнулся Антуан, пожимая протянутую ему руку Клода. Клод еле заметно вздрогнул и, мгновенно разорвав рукопожатие, быстрым движение снял перстень, который он все это время, как и положено, носил на безымянном пальце. — Оно ваше, — сказал он, кладя кольцо на край стола. — Вы в праве забрать его. Антуан отрывисто покачал головой. — Нет. Пусть оно останется у вас, как знак и залог моего уважения и расположения, — сказал он. Маркиз де Лондор принимал решения быстро и не имел привычки менять их.

***

В Марсель Антуан де Лондор отправился на следующий же день, как только рассвело, даже не попрощавшись с родными, к которым только-только вернулся, и для дальнего путешествия выбрал способ тот же самый, что избрал и Дюран: поездка верхом. До Марселя он рассчитывал добраться быстро, меняя лошадей так часто, как только будет возможно. Обратный путь, в сопровождении жены и дочери, он надеялся проделать в темпе куда более спокойном и размеренном. Он провел долгие восемь месяцев русском плену, раненный и забытый всеми, не знающий толком, что творится на его родине, мечтая о возвращении домой, не для того, чтобы медлить теперь, когда его мечта о тихом семейном спокойствии была столь близка.