Дикие розы

            Было уже шестнадцатое декабря. После того случая у Ежевичного ручья герцог Дюран больше не давал о себе знать. Погода становилась все более холодной, а день — все более темным и по-зимнему коротким. Зима в этом году пришла достаточно рано, и Иде пришлось забыть о своих утренних прогулках. Оставалось лишь стоять у окон, выходящих на заметенную снегом аллею, и смотреть на увядшие розы, которые замерзли из-за ранних холодов.       Ида знала, что наступит весна, и розы как ни в чем ни бывало поднимутся и раскроют плотные бутоны. Как будто не было этих холодов. Так же было шесть лет назад, когда умерла виконтесса Воле. Тогда зимой был страшный холод, и Ида боялась, что розы, которые так любила мама, замерзнут и умрут вместе с ней.       Средняя виконтесса Воле находилась в состоянии постоянного и плохо объяснимого смятения, которое не проходило даже тогда, когда она пыталась молча и бездумно любоваться розами. Спокойствия ей сейчас хотелось больше, чем чего бы то ни было. Чтобы наступил новый день, она проснулась, и первая её мысль не была связана с Дюраном. Чтобы он просто исчез из её памяти, как будто его для неё не существовало, как не существовало этой зимы для роз. Снова и снова она вспоминала, как он держал её за руку, с сочувствием глядя на неё. Это непонятное чувство, которое усиливалось с каждым днём, пугало, потому как влюбиться, да ещё и в такой экземпляр, Ида хотела меньше всего. Но герцог Дюран упорно не хотел покидать головы средней виконтессы и постоянно улыбался оттуда своей великолепной улыбкой, словно уже празднуя победу. Принести себя в жертву чужому эгоизму виконтесса Воле не собиралась, но уже бросила попытки душить крепнущее чувство.       За обеденным столом царила тишина, нарушаемая только тихим лязгом ножей и вилок — следствие очередной ссоры сестёр. Не нарушилась эта тишина даже тогда, когда как обычно невозмутимый Жак принес Иде несколько конвертов со словами:       — Почта, госпожа Воле.       Ида устало перебрала конверты и, оставив на столе один, не читая, бросила в разведённый камин. Уничтоженные столь безжалостным образом письма были от кредиторов и содержали очередные сдержанно-гневные требования поторопиться. Без всякого интереса Ида взяла в руки отложенный конверт и молча уставилась на него, словно желала узнать, что в нём, не открывая. Затем, всё же вскрыв конверт, она достала письмо, написанное витиеватым каллиграфическим почерком.       — Конечно, как же я могла забыть, — тихо прошептала она, быстро пробегая письмо глазами.       — Что там? — спросила Жюли, мгновенно забыв о случившейся ссоре и вытягивая шею, чтобы заглянуть в листок.       — Тебе вообще позор не знать об этом, — язвительно заметила Ида. — Двадцатое декабря и фамилия Лондор тебе что-нибудь говорят?       — Рождественская охота! — воскликнула Жюли, любившая абсолютно все мероприятия, где было много народа и где она могла покрасоваться.       Это была своеобразная традиция. Двадцатого января вся знать округи собиралась на охоту с гончими, которую традиционно организовывало семейство Лондор, и в очередной раз делала вид, что все здесь добрые друзья. Это было очень шумное, веселое и, в общем-то, бесполезное мероприятие, пустая трата времени. На памяти Иды было только два случая, когда удавалось поймать зверя, и в обоих случаях это была какая-то оголодавшая и хромая лиса. Но сейчас эта охота казалась ей самым лучшим, что вообще можно было придумать — ведь Дюран, несомненно, тоже будет там, мужчины обычно не пропускают подобные действа.       — Нужно будет привести в порядок мою клетчатую амазонку, — задумчиво проговорила Моник, сосредоточенно глядя в тарелку. Клетчатая амазонка была её самым красивым нарядом, и на этой охоте она должна выглядеть великолепно — ведь там наверняка будет Дюран. Конечно, затмить собой Иду будет непросто, но Моник знала, что на охоте Ида обычно так увлекается процессом ловли, что просто ни на что не обращает внимания. И пусть она после этого утверждает, что считает эту охоту самым глупым занятием.       — Твоя амазонка — это не самое важное! Или ты собралась идти на охоту пешком? — зло оборвала сестру средняя виконтесса и, встав из-за стола, быстрым шагом направилась на кухню. Через несколько минут Жюли и Моник уже слышали, как Ида все тем же резким тоном выговаривала несчастного Филиппу за то, что тот совсем запустил верховых лошадей, которые должны быть приведены в более чем идеальный порядок к двадцатому января.       Умение великолепно ездить верхом всегда было неотъемлемым для семьи Воле. Жюли, правда немного не вписывалась в это правило, зато Ида и Моник были хорошими наездницами. Единственным недостатком Иды была её манера сидеть на лошади. Ей казалось совершенно ужасным ездить полубоком, неестественно извернувшись и делая вид, что это удобно. Как отец ни старался отучить Иду сидеть в седле по-мужски, средняя виконтесса Воле упорно перекидывала ногу через лошадь всякий раз, когда надо было куда-то ехать верхом. В конце концов ему пришлось с этим просто смириться. Иде, правда, пришлось сшить на заказ платье из красивого темно-синего бархата с очень пышной юбкой, которая позволяла закрывать ноги во время езды и тем самым не шокировать общественность ещё больше.       Моник, которая и так считала свою сестру очень распущенной, находила эту привычку просто ужасной. Для женщины недопустимо было так ездить, это было запрещено светскими правилами. Это выглядело развратно, хотя братья Лезьё находили милой привычку Иды ездить так. Моник так и не могла до конца смириться с тем, что Ида половину этих правил считала глупыми предрассудками.

***

      Приготовления к двадцатому декабря шли полным ходом уже несколько дней. Жюли вертелась перед зеркалом, недовольно разглядывая свое отражение. Ей очень хотелось поехать на охоту в своем соболином болеро, но, видимо, все-таки придется надеть накидку, которая скроет все недостатки. С некоторых пор фигура Жюли стала немного хуже, затянутый до предела корсет сильно давил на живот, не говоря уже о невыносимой боли, которую она испытывала каждое утро, когда Люси как можно сильнее затягивала шнурки. Жюли никогда не хотела детей, но вся семья Лондор её жутко ненавидела, и нужно было укреплять свое положение, а рождение наследника как нельзя лучше могло помочь этому. Ведь если у неё будет ребенок, а с Антуаном что-то случится, и он внезапно умрет, то уже ни его сестра, ни его мать — никто не посмеет указать ей на дверь, а самое главное — лишить законного наследства. Старшая Воле была более чем уверена, что она указана в завещании Антуана как главная наследница, а значит, в случае его смерти, вилла Лондор и тысяч тридцать, а может, и сорок будут её. А самое главное — она будет свободна, как летний ветер. Правда, тогда ей придется года три носить эти отвратительные траурные платья и замуровать себя в четырех стенах, как этого требуют правила.       Судьба ребенка будущую мать нисколько не заботила. Ей не нужно будет заниматься его воспитанием, для этого есть всевозможные гувернантки и воспитатели. В конце концов её собственные родители ей почти не занимались, но она знала и умела всё, что нужно было знать и уметь женщине. Для всего остального были слуги.       Быстрым шагом Жюли спустилась вниз, чтобы разыскать Люси, которая должна была немного перешить её платье для верховой езды. Как обычно невовремя и некстати на её дороге оказалась Ида.       — Собираешься выезжать верхом? — как бы невзначай поинтересовалась она. — Врач не советовал тебе этого делать.       — Я способна сама принимать решения, дорогая сестра, — ответила Жюли, даже не останавливаясь.       — Нисколько не сомневаюсь, — бросила ей в спину Ида. — Но, боюсь, семья Лондор не простит тебе, если ты потеряешь ребёнка. Или у тебя есть в запасе ещё несколько способов завоевания их расположения?       Жюли, не ожидавшая такого обвинения, замерла и медленно обернулась на сестру, гневно сверкая глазами. Ида лишь усмехнулась, качая головой:       — Вот значит как. Не в бровь, а в глаз, сама того не желая.       — Послушай, Ида, мои желания и мои отношения с родственниками моего мужа тебя совершенно не касаются, — прошипела Жюли, подходя ближе. — Лучше следи за своими действиями и их последствиями.       Ида молчала, спокойно глядя на сестру, красивое лицо которой сейчас было искажено злобой.       — И не пытайся завладеть тем, что удержать не сможешь, — продолжала Жюли, многозначительно поднимая брови.       — Я не собираюсь ничего удерживать, — всё так же спокойно ответила Ида. — Владение предполагает определённую степень свободы. Если тебе нужны цепи, чтобы удержать, то вещь тебе не принадлежит.       — В этот раз тебе не победить! — яростно и совершенно не к месту выплюнула Жюли и, резко развернувшись, отправилась дальше на поиски Люси. Ида молча проводила её глазами и, пожав плечами, прошептала:       — Не ставила себе такой цели.       Самонадеянность Иды поражала Жюли. Как она смела так разговаривать с ней? На каком основании она позволяла себе думать, что знает её желания и, самое главное, пути их осуществления? Ида до сих пор не может расплатиться с долгами отца, а она, Жюли де Лондор, вполне состоятельна и может позволить себе любой каприз, любую совершенно не нужную мелочь.

***

      Был понедельник, девятнадцатое декабря, но три сестры Воле уже жили вторником. Каждая со своим расчётом. Несчастная Люси носилась по дому, как белка в колесе, выполняя поручения всех трех хозяек сразу. В полдень стало немного поспокойнее, потому что Моник, которая причиняла больше всего неудобств, уехала на прогулку по окрестностям, решив немного потренироваться перед охотой. Правда, через час после её ухода в двери Виллы Роз постучался как всегда радостный Клод Лезьё.       — Милейшие кузины, — сказал он, раскланиваясь с Жюли и Идой, — надеюсь, вы готовы к завтрашней охоте?       — Более чем, — ответила Ида, проходя в гостиную. — Надеюсь, вы с Жеромом тоже готовы.       — Да, Жером сейчас решил проехаться по окрестностям. Утверждает, что совсем разучился держаться в седле, — с усмешкой ответил Клод, проходя следом.       — Значит, он однозначно встретит Моник. Она тоже уехала на прогулку, — засмеялась Жюли и добавила, — Я прикажу, чтобы принесли чай.       Ида кивнула и расположилась в кресле у камина, который уютно освещал комнату. Почему-то в присутствии брата ей совсем не хотелось ссориться с Жюли. Он, казалось, постоянно излучал умиротворение и спокойствие. Неудивительно, что ему удавалось подчас в короткий промежуток времени войти в доверие к самым замкнутым и нелюдимым членам общества. Взглянув на Клода, который как-то неуверенно ерзал на диване, она засмеялась и негромко произнесла:       — Я вижу, что ты здесь не просто так. Что-то нужно?       — Как хорошо иметь такую умную сестру, как ты, — воскликнул Клод и, смущенно опустив глаза, добавил: — Мне нужна твоя помощь. Правильнее сказать, конечно, совет, но суть от этого не изменится.       — Я, кажется, даже знаю, с чем, — протянула Ида, загадочно улыбаясь. — У этого чего-то очень милые кудряшки, карие глаза, плохие отношения с Жюли и зовут это маленькое чудо Жозефина. Я права?       — Как всегда, — Клод как-то печально улыбнулся и откинулся на спинку дивана. Ида некоторое время молчала, а затем негромко произнесла:       — Я уже давно заметила, как ты на неё смотришь. Честно говоря, у тебя нет шансов.       — Собственно, поэтому я и пришел к тебе, — ответил Клод.       — Поговорим об этом в другой раз, — негромко проговорила Ида, указывая глазами на холл, из которого доносился голос Жюли. В следующий миг на пороге появилась и она сама. Следом за ней шла Люси с подносом, на котором стоял горячий чайник и чашки из старинного фарфорового сервиза.       — Как там Жером? Я давно его не видела. Ведь я была занята, когда вы приезжали к нам тридцатого ноября, — спросила Жюли, усаживаясь в другое кресло с таким видом, словно это был королевский трон.       — Он сходит с ума в четырех стенах, — ответил Клод, осторожно беря с подноса чашку с горячим чаем. — Слишком уж он любит путешествовать. На мой взгляд — пустая трата денег, которых у нас и так мало. Лично мне хватило путешествия в Россию.       — Тебе там так не понравилось? — усмехнулась Жюли, осторожно помешивая чай.       — Нет, мне там понравилось до безумия. Даже несмотря на то, что нас тогда напоили какой-то непонятной адской смесью, после которой я не мог прийти в себя весь следующий день. И даже несмотря на то, что мне пришлось полдня ходить за Жеромом по ярмарке, потому что он непременно хотел привезти из России плетку и никак не мог выбрать, какую именно, хотя, по-моему, они все одинаковые, но, возможно, чтобы понимать в них толк, нужно действительно быть русским, — засмеялся Клод. — Но, как бы то ни было, там очень красиво и очень не похоже на Францию. После этой поездки я понял, что осматривать Европу просто бессмысленно — у нас здесь всё одинаковое и маленькое. Великолепная страна. И люди, там невероятные люди.       — Ты так расписываешь эту страну, что мне самой захотелось там побывать. Вам, мужчинам, куда легче путешествовать, — сказала Ида. — Если вы путешествуете в гордом одиночестве, то никто не скажет, что это неприлично. Я бы тоже хотела путешествовать одна.       — Дорогая кузина, с тебя хватит того, что ездишь на лошади по-мужски. Хотя, если ты ставишь себе целью бесконечно повергать в ужас наше общество… — Клод сделал осторожный глоток. — Как, кстати, ты выедешь завтра?       — Как обычно, — ледяным тоном заявила Ида. — Нужно напомнить обществу, что я главный предмет для сплетен.       — Кстати, говорят, ты стал неплохо общаться с нашим новым соседом? — спросила Жюли, многозначительно поднимая брови.       — Как же быстро здесь распространяются слухи, — засмеялся Лезьё. — И откуда они только берутся? Да, мы смогли найти несколько общих тем для разговоров. Он интересный собеседник, весьма образованный и имеет интересные взгляды на многие вещи. Вы же ведь знаете, что здесь дефицит людей, с которыми можно поговорить о чём бы то ни было серьёзном.       Общаясь с обществом, Ида вывела для себя простую формулу: если тебя обсуждают, значит, ты на высоте. Иногда ей даже становилось скучно, когда её никто не обсуждал за спиной. А теперь у неё появился вполне достойный конкурент в лице Дюрана, который вызывал, несомненно, больше интереса, чем её уже приевшаяся местным сплетникам личность.       Клод просидел в гостях у сестёр примерно часа два, наивно надеясь, что Жюли когда-нибудь оставит их с Идой наедине. Но у старшей Воле были другие планы. Поэтому в три часа дня вежливо отказавшись остаться на обед, он раскланялся и ушёл, сказав, что Жером, наверное, уже вернулся домой, и с его стороны будет невежливо бросать родного брата в одиночестве, хоть он и любит это самое одиночество.       В душе Ида завидовала своим братьям. Они невероятно хорошо ладили друг с другом. Наверное, она хотела бы, чтобы у неё были такие отношения с сёстрами. Тогда бы Жюли наверняка помогла ей избавиться от отцовских долгов. Едва допустив эту мысль, Ида тут же одёрнула и укорила себя за неё. Она прекрасно знала о своей репутации расчетливой и холодной девушки. Эти глупые сплетни всегда очень забавляли её. До тех пор, пока не стали казаться правдой. Ида вздохнула и отвернулась от окна, пытаясь думать о другом, как она всегда делала, когда хотела отмахнуться от навязчивых и неприятных мыслей. Прекрасно понимая, что это бегство ни к чему не приведет, она продолжала убегать, не в силах ничего с собой поделать. Клод с восхищением говорил о её сильном характере, и Ида молчала, не зная, как сказать, что у неё его нет.       Моник приехала к четырем часам. Она тяжело дышала и вся была раскрасневшаяся от быстрой езды — видимо, очень торопилась.       — Ты как раз к обеду, — сказала Ида, встречая сестру в холле. — Пока была на прогулке, не встретила Жерома?       — Нет, зато на опушке леса, ближе к реке, было около пяти белок. Им должно быть, совершенно нечего есть из-за ранних холодов, — быстро ответила Моник, откидывая в сторону шляпку и приглаживая волосы. — А почему я должна была его встретить?       — Ну, он просто тоже отправлялся на разминку перед завтрашней охотой, — ответила Ида, не глядя на сестру. — Всех преследует навязчивая мысль, что они разучились ездить верхом.       — Откуда ты знаешь? — с недоумением поинтересовалась Моник.       — Я разве не сказала? — Ида обернулась, замерев в дверях гостиной, — Сегодня около часа заходил Клод.       — Какая досада, что мы опять разминулись, — вздохнула младшая Воле. — Погода завтра обещает быть не самой прекрасной, даже не знаю, что ожидать от этой охоты.