Дикие розы

      Жюли встала с рассветом. Не потому, что проснулась небывало рано, а потому, что не спала всю ночь и понимала, что больше не уснет, даже не смотря на утомление бесконечными переживаниями. Вызвав заспанную Люси, она велела ей помочь с утренним туалетом и затем немедленно убраться. В последнее время старшая Воле частенько пребывала в ужасном расположении духа и потому Люси, поспешила исполнить свои обязанности так быстро, как только могла, и вернуться к досматриванию прерванного сна.       Первый раз за многие годы Жюли видела «Виллу Роз» ещё не проснувшейся, но уже озаренную лучами рассветного солнца. Накинув на плечи тёплую шерстяную шаль она спустилась в столовую и, немного повозившись с закрытой стеклянной дверью, выскользнула в сад. Её тут же окутала холодная свежесть весеннего утра. Жюли остановилась на верхней ступеньке лестницы, которая вела с террасы в сад и окинула взглядом открывавшийся ей пейзаж. Солнце поднималось над Марной, и туман, которым было подернуто всё вокруг, мягко светился словно бы изнутри. Всё было до того безлюдно, умиротворенно и спокойно, что казалось диким. Но созерцание пробуждавшейся природы не принесло Жюли облегчения. Скорее, даже усилило её тревогу, тоску и злость.       Жюли перевела взгляд на небо, которое расчерчивали своими крыльями птицы, и облака, сквозь которые солнечные лучи падали на землю, надеясь, что хотя бы это даст ей несколько минут спокойствия. Но облака, за которыми должна бы была скрываться обитель Господа и ангелов, отчего-то выглядели немного угрожающе.       — Почему всё это происходит с нами? Почему мы? — эти слова сорвались с губ старшей Воле почти неосознанно. Она, казалось, ждала ответа, но небо, в которое она смотрела с такой надеждой, молчало. Молчал и сад, и лес, и луга, покрытые густой травой. Вернее, всё вокруг было наполнено звуками, но ответа на заданный вопрос среди них не было. Простояв на вершине лестницы в бесполезном, тупом ожидании и созерцании весеннего утра ещё около четверти часа, старшая Воле развернулась и, глубоко вздохнув, направилась к двери.       Вернувшись в столовую, Жюли закрыла за собой дверь и в раздумье остановилась напротив длинного стола из красного дерева. Сейчас он был не покрыт скатертью и ей в глаза бросились царапины на лакированной столешнице. И, внезапно, всё в этом доме показалось ей старым, потрёпанным и ничего не стоявшим, а от мысли, что ради этого обветшалого великолепия Ида принесла в жертву самое дорогое, стало ещё более тоскливо и горько. И, словно в продолжение мыслей Жюли, раздался тихий, еле уловимый скрежет ключа в замке и скрип парадной двери. Маркиза де Лондор замерла, словно пригвожденная к месту. Ей хотелось выбежать в холл, упасть перед сестрой на колени, разрыдаться, но она не могла заставить себя даже пошевелить пальцем. Наконец, сделав над собой усилие, Жюли вышла в холл, опираясь руками на мебель и стены.       Ида стояла, опершись ладонью на подоконник, и молча смотрела перед собой. Она быстро повернула голову к сестре, но, казалось, не совсем поняла, кто перед ней. Когда первые минуты оцепенения прошли, Жюли бросилась к ней и прижалась к ее плечу, шепча что-то невнятное. Она глубоко вдыхала и неосознанно отмечала, что платье и волосы Иды пахнут не «Виллой Роз».       — Мне нужно поспать, — глухим шепотом произнесла Ида, отстраняясь от сестры и почему-то направляясь в сторону библиотеки. Ей необходимо было заглянуть в свой кабинет, в свою священную обитель, стены которой дали бы ей сил для того, чтобы подняться на второй этаж, зайти в свою спальню, раздеться, упасть на кровать и пролежать неподвижно несколько часов — Ида прекрасно знала, что не уснет. Да ей и не хотелось сейчас спать, ей хотелось лишь одиночества.       — Ида, ты всегда успеешь сдаться и увидеть, как всё, что ты любила обращается в пепел для того, чтобы не возродится, — скороговоркой заговорила Жюли, бросаясь следом за Идой. — Разве не ты совсем недавно говорила мне, что жизнь ещё не кончена и мы не можем опускать руки?       — Да, жизнь не кончена, — задумчиво произнесла Ида, останавливаясь и оборачиваясь на сестру. — Она просто разрушена.       Старшая Воле замерла и неподвижным взглядом уставилась на Иду. Средняя виконтесса Воле глядела в глаза Жюли, которые были переполнены надеждой, и её сердце больно защемило от того, что сестра верит в неё, а у неё нет сил, чтобы соответствовать образу. Все ждали от неё силы и мужества, а она не обладала ими, лишь создавала видимость. И вот теперь она смотрела в глаза женщины, которая верила в её маску так же свято и непоколебимо, как иные верили в Бога или в его отсутствие. И это означало для неё только одно — она не имела права отказываться от своей роли, она должна была пересиливать себя и из последних сил тащить свой крест на свою Голгофу, зная при этом, что помощи ждать не придется.       Печально, почти театрально, усмехнувшись этим мыслям, средняя Воле оставила застывшую на месте сестру и привычным стремительным шагом пересекла библиотеку, и распахнула дверь в свой кабинет.       — Я не знаю, кто в нашей семье мог бы сравниться с тобой силой и волей, — с завистью и восхищением проговорила Жюли, направляясь вслед за Идой. — Ты всегда добивалась своего и добьешься ещё не раз.       — Ну, я уже добилась одной вещи. «Вилла Роз» наша и будет нашей, — проговорила Ида, останавливаясь около своего стола. Ей было невыносимо от осознания собственного бессилия, когда на неё надеялась беспомощная сестра, было мерзко от того, что ей приходится лгать о том, что она будто бы сильна и притворятся этакой Жанной Д'Арк для своей семьи. Ей хотелось что бы Жюли оставила её или хотя бы прекратила свои, как она считала, ободряющие речи, но оттолкнуть сестру, которая страстно желала помочь и делала это как могла, было бы невежливо.       — Не слишком ли это дорогая цена? — не удержалась Жюли, останавливаясь в нескольких шагах позади.       — Цена может называться высокой лишь тогда, когда мы не в силах заплатить её, — спокойно пожала плечами Ида и, налив себе воды из стаявшего на столе графина, добавила, — Мне нужно завершить начатое. Сегодня вечером я уезжаю в Париж на несколько дней.       Жюли медленно опустилась в стоящее рядом кресло. Для неё это было из того разряда новостей, которые не сообщаются между прочим, как это любила делать Ида. Старшая Воле открыла было рот, чтобы сказать что-то насчет подлости Дюрана и о том, как он смеет, но Ида опередила её:       — Я знаю, что ты об этом думаешь, поэтому, будь любезна, избавь меня от моралей и наставлений. Хотя бы ты. Я смогу сполна насладиться и тем, и другим, если общество узнает о моем поступке.       — Ты могла бы выйти замуж за Шенье, и тогда бы никакое общество не посмело бы осудить тебя за распутство. А так, — Жюли склонила голову, — как бы мне этого не хотелось, я не смогу защитить тебя.       — Скажи мне, какая разница, чьей «добротой» я воспользовалась? — средняя виконтесса Воле резко повернулась к сестре. — Различие лишь в том, что в одном случае я продаю себя не законно, а в другом продаю себя по всем законам государства, общества и Бога. И я думаю, что второе куда более омерзительно.       — Я думаю, для тебя тогда всё было проще, — Жюли скрестила на груди руки. — Шенье ты лишь презираешь, а в герцога Дюрана ты влюблена.       — Как тебе не горько осознавать это, — Ида спокойно обошла стол, — но сейчас мы ему обязаны всем.       Старшая Воле упрямо тряхнула головой:       — Нет, Ида. Я обязана всем тебе и только тебе, но никак не ему. И поэтому я не могу, не имею права, осудить тебя. Тебя, но его.       Ида продолжала стоять, глядя в окно. Несколько мгновений Жюли сидела, положив руки на колени и разглядывая свои пальцы. Она не решалась спросить Иду о том, что её волновало, но понимала, что не спросив будет продолжать сходить с ума. Наконец, набравшись смелости, необходимой для подобного вопроса, старшая Воле спросила:       — Каким он был с тобой?       Ида слегка повернула голову и Жюли разглядела на лице сестры маску совершеннейшего равнодушия и полного спокойствия. Подобное выражение, и Жюли знала это, означало только одно — честного ответа не последует.       — Всё могло бы быть куда хуже, — наконец ответила Ида и резким голосом, видя, что сестра уже собирается спросить что-то куда более конкретное, добавила, — Я не желаю обсуждать это. Не сейчас. Не сегодня. Никогда.       Её голос дрогнул, и Жюли ещё сильнее утвердилась в мысли, что герцог Дюран обошёлся с Идой каким-то ужасным, неподобающим образом. Она уже ненавидела его всем сердцем и была готова ненавидеть ещё сильнее. Ида не могла позволить себе ненависть и Жюли, в простодушном и вполне доброжелательном порыве, решила ненавидеть его и от её имени тоже.

***

      К полудню на «Виллу Роз» явились Клод и Жером, чтобы навестить сестер. Правда, встретила их только Моник, которая сидела в гостиной за роялем. Увидев братьев, она быстро встала и поприветствовала их легкой улыбкой.       — Моник, как же мы давно не виделись! — радостно воскликнул Клод, приветствуя сестру как всегда в своей собственной манере. — Как живут и чувствуют себя наши дорогие кузины?       — Благодарю, все хорошо. Мы скучали без вашего общества, — ответила Моник, садясь в кресло. — Я слышала, что вы приезжали к нам, но у меня не было возможности с вами встретиться. У нас, знаете, так много дел в последнее время и всё так часто меняется, что я уже даже не знаю, что делать и думать.       Клод, которого всё ещё не покидало смутное ощущение тревоги, насторожился и сложил кончики пальцев, что делал только в минуты глубокой задумчивости или крайнего раздражения. Состояние Иды волновало его, но так как ни Жюли, ни сама средняя Воле не намеревались объяснять ему происходящее, а городские сплетни он не считал надежным источником информации, оставалось надеяться на болтливость Моник. Младшая же Воле выдержала эффектную и несколько загадочную паузу, приказав Люси подать чай, и ещё несколько секунд помолчав, продолжила разговор.       — Мои милые сестры не дали бы мне слова сказать, — пояснила она, понижая голос, — но я воспользуюсь тем, что они заняты. У Иды снова проблемы с кредиторами, и на этот раз, видимо, куда более серьезные.       — Да, в округе что-то говорят об этом, — печально усмехнулся Жером.       — Скоро заговорят ещё больше, — негромко ответила Моник и Клоду на миг показалось, что в её голосе промелькнуло самое настоящее злорадство. — Я сама не очень осведомлена, но, кажется, адвокаты кредиторов более не намерены давать моей сестре отсрочки и собираются требовать возвращение долгов через суд. И я более чем уверена, что это правда. Иначе, зачем бы Ида так спешно собиралась в Париж.       — Ида едет в Париж? — воскликнул Клод, резко вскидывая голову. — Одна? Но что скажут в обществе?       — Если ей нечем оплатить долги, то мнение общества уже ничего не значит, — излишне холодно ответила младшая Воле.       — Ида найдет выход, — уверенно проговорил Клод, награждая мрачным взглядом Люси, которая неторопливо разливала чай.       — Да, они с Жюли уже несколько дней ищут его вместе.       — Кажется, две королевы нашли общий язык, — с улыбкой заметил Жером.       — Общее увлечение или общего врага, — подняв брови и многозначительно улыбнувшись, заявила Моник, жестом приказывая Люси уйти.       — И если речь идет о враге, то, скорее всего, это Дюран, — слегка усмехнулся Клод, осторожно беря свою чашку. — Они с Идой никак не могут поделить лавровый венок правителя нашей округи. А Жюли приходит в ярость от одного упоминания его имени.       — А надолго Ида уезжает? — осведомился Жером.       — На два дня, самое большее.       — И когда же она уедет? — воскликнул Клод, которого эти слова отвлекли от мыслей.       — Сегодня вечером, — ответила Моник, скривив губы добавила.       — А где же она сейчас? — как бы невзначай поинтересовался Клод. — Без неё как-то всё не так. Мне даже кажется, что без Иды «Вилла Роз» перестанет быть «Виллой Роз».       — Скорее Ида без «Виллы Роз» перестанет быть Идой, — усмехнулся Жером.       — Они с Жюли собирают вещи, — сказала Моник, не обращая внимания на замечания брата, хотя и была с ним согласна. — Жюли отдала Иде какие-то свои платья. В Париже нужно быть либо лучше всех, либо хуже всех, кажется, так она выразилась. Но не надейтесь, что ради вас они прервут свое занятие. Ида слишком торопится.       — Но мне необходимо с ней увидеться! — воскликнул Клод, со звоном ставя чашку на столик.       — У неё как в министерстве. Аудиенция строго по записи, — печально вздохнула Моник. И в этот самый миг в гостиную, распахнув двери, гордой походкой королевы вошла Ида.       — Я спустилась, как только узнала, что вы здесь, — с натянутой улыбкой произнесла она, переплетая пальцы и складывая руки на животе. — Надуюсь, Моник вас развлекла?       — Более чем, — ответил Жером и Ида, всё с той же улыбкой, перевела взгляд на сестру. То, что она рассказала им о поездке в Париж, было очевидно. Впрочем, также как и то, что Клод не оставит её в покое, пока не узнает всего, а Ида совершенно не была готова превратить этот день в вечер откровений.       Клод тем временем быстро и бесшумно поднялся, кивая Моник и брату в знак извинения и, осторожно взяв Иду под руку, выволок её из гостиной, прикрывая за собой дверь.       — Ты знаешь, в чем дело? — тихо спросил Жером, пристально взглянув на Моник.       — Пока только догадываюсь, — так же тихо ответила Моник. — Наверняка будет известно, только когда она вернется из Парижа.

***

      — Почему я узнаю о твоих трудностях от кого угодно, но не от тебя? — прошептал Клод, продолжая держать сестру за руку.       — У меня все великолепно, — продолжая улыбаться ответила Ида. Это не было ни правдой, ни абсолютной ложью, скорее, и тем, и тем в равной степени.       — Скажи честно, — Лезьё испытующе взглянул прямо в глаза средней виконтессы Воле, — у тебя заберут «Виллу Роз»?       На мгновение Ида замерла, переводя взгляд с одного его глаза на другой, и наконец, ответила, стараясь быть убедительной:       — Нет, я нашла способ покончить с этим.       Некоторое время Клод молчал, продолжая сжимать руку сестры, а затем, отпустив её и кивнув какой-то своей мысли, отошел к окну, невыразительно разглядывая пейзаж за ним.       — Почему ты не попросила помощи у нас? Ни я, ни Жером ни за что бы не отказали тебе, и ты прекрасно это знаешь.       — Просить помощи у вас? — с усмешкой воскликнула Ида, всплескивая руками. — Вы живете в доме, принадлежащем вашему отцу, который может продать его и вышвырнуть вас на улицу в любой момент! Вам самим нужна помощь.       Клод молчал. Справедливость этих слов он прекрасно понимал. Шаткость собственного положения он полностью осознавал.       — Позволь поехать с тобой, — наконец произнес он совсем тихо, почти шёпотом.       — Не могу позволить, — голос Иды звучал холодно.       — Что скажут люди? — Лезьё обернулся, оглядывая сестру пристальным взглядом. Виконтесса Воле пожала плечами:       — Они скажут что-либо в любом случае.       В эту секунду она заметила в прищуренных глазах брата огонёк сомнения, темной тенью промелькнувшее подозрение, которое почти сорвалось с его губ, и поэтому поспешила добавить, приняв самое гордое и непреступное выражение:       — Это поездка в суд, а не увеселительная прогулка.       — Прости, — Клод развёл руками. — Я просто желаю помочь тебе и не могу.       — Это не значит, что ты можешь смотреть на меня так, словно я… — не сумев подобрать слова, Ида лишь взмахнула руками и гневно вздохнув, развернулась на каблуках.       — Ида! — окликнул её Клод, не решившийся, однако, удержать и остановить её. Но как бы виконтессе Воле не хотелось вернуться и извинится перед братом за нанесенную обиду, она не сделала этого. Одно только подозрение в его взгляде не давало ей этого сделать. Потом, когда-нибудь, она всё ему расскажет. Потом, не сейчас.       Клод вздохнул и опустил голову.       — Я так понимаю, твой разговор не удался? — спросил Жером, останавливаясь в дверях гостиной. — Вы уже давно должны были поругаться. Такие разные люди, как вы, не могут долго находиться в гармонии.       — Ты же знаешь, что моё мнение о ней ничто не сможет изменить. Даже если мне скажут, что она убила человека, я останусь на её стороне, — ответил Клод, надевая перчатки. — Да что говорить, ради её спокойствия я, наверное, сам бы убил любого.       — Как самоотверженно, — иронично протянул Жером.       — Вовсе нет, — прошептал Клод и, улыбнувшись Моник, которая вышла в холл, добавил, — Мы покидаем вас, дорогая кузина, к нашему великому сожалению.       — Надеюсь ненадолго, — тоже с улыбкой пропела Моник, слегка присев в легком реверансе. Милая улыбка сохранялась на её лице до тех пор, пока её братья не вышли за дверь. После она моментально сползла с губ младшей Воле. Её раздражало, что в последнее время все обеспокоены состоянием Иды. Ей казалось, что это не более, чем спектакль, попытка привлечь к себе внимание, которое так неумолимо от Иды ускользало и в центре которого она желала находиться постоянно.

***

      Ида появилась на пороге «Виллы Роз» одиннадцатого марта. У неё было такое по-детски счастливое лицо, что Жюли даже не верилось, что перед ней та самая Ида, которая совсем недавно покидала это место. За спиной средней виконтессы Воле маячил Филипп, куда менее радостный, чем его госпожа, и нагруженный какими-то пакетами, коробками и свертками.       — Боже, я так рада, что все уладила! — с порога заговорила Ида, расцеловав Жюли и даже опешившую Моник, — Теперь «Вилле Роз» уже никогда ничего не будет угрожать! Боже, да по этому случаю нужно немедленно устроить праздник!       — И откуда же у тебя столько денег? — спросила наконец пришедшая в себя Моник.       — Можешь сказать спасибо нашим дядям, — не переставая улыбаться ответила Ида, проходя в гостиную. — Они предложили мне помощь, а разве я могу отказать, когда мне предлагают помощь?       — Не может быть… — удивленно прошептала младшая Воле. — Они же…       — Тебе придется в это поверить. Кстати, — Ида выхватила у Филиппа одну из коробок так резко, что он чуть не уронил все остальные. — Прямо из Парижа, с улицы Севр.       С этими словами она сунула коробку в руки Моник, которая снова погрузилась в состояние оцепенения.       — Жюли, я знаю, тебе сейчас не до этого, но я просто не могла пройти мимо, потому что это вещи в твоем стиле, — Ида отобрала у Филиппа ещё одну коробку и два свертка, и передала их Жюли. Заметив в дверях Люси, которая робко переминалась с ноги на ногу, Ида схватила ещё один сверток и, небрежно кинув его служанке, сказала:       — Думаю, ты заслужила этот небольшой подарок. Не надо меня благодарить, мне это почти ничего не стоило.       При этих словах Жюли невольно содрогнулась. Почти ничего, лишь разрушенная жизнь, запятнанная репутация, бесчестье, позор. Подняв глаза на сестру маркиза Лондор встретилась с ней взглядом и вздрогнула снова — на этот раз от того, что весёлость Иды была такой же истеричной и нервной, как накануне того рокового дня. С губ средней виконтессы не сходила лучезарная, казалось бы, счастливая улыбка, но широко раскрытые глаза оставались серьёзными, полными грусти и усталости. Все резкие, почти дерганые движения Иды говорили о том, что она смертельно устала уже в начале пути и это не могло не пугать Жюли, которая с некоторых пор переживала за сестру куда больше, чем за себя.

***

      Был уже вечер, когда Жюли завернувшись в шаль, зашла в комнату сестры. Ида, в ночной сорочке и просторном халате, сидела на широком подоконнике, подобрав ноги к груди и обняв их руками. Она даже не повернула голову, продолжив смотреть в окно. У неё было спокойное, даже равнодушное лицо и, казалось, она совершенно ни о чём не думала, либо же мысли её были о чём-то поверхностном. Жюли осторожно подошла к ней и дотронулась до плеча сестры. Ида продолжила смотреть в окно, не повернув головы.       — Ты меня осуждаешь? — внезапно спросила она. В её голосе, который скатывался в хрип из-за пересохшего горла, было и равнодушие, и интерес.       — Разве я могу осуждать тебя, — попыталась утешить её Жюли, садясь на подоконник рядом.       — Забудь о родственных связях и чувстве долга, — всё так же хрипло прошептала Ида. — Представь себя мадам Бонн или мадам Шенье, или маркизой Лондор, может быть даже Жозефиной или Катрин. Да кем угодно из тех, кто был бы рад моему падению.       Жюли молчала, недоуменно глядя на сестру и не зная, что ответить.       — Молчишь, — великодушно усмехнулась Ида. — А для них всё очевидно. Есть преступление, а значит должно быть и наказание. Казалось бы, самые беспристрастные судьи в мире. Но суть этой совершенной системы в том, что судят тех, кто не признает их законы.       — Ида, что случилось такого, что ты вдруг задумалась о мнении общества? — Жюли склонила голову на колено сестры и попыталась улыбнуться.       — Я поняла, что не стыжусь того, что произошло и ничуть об этом не жалею.       — Тогда почему тебя заботит то, что могут о тебе подумать? — Жюли недоумевала.       Ида несколько мгновений продолжала глядеть в окно, а затем, обратив к сестре задумчивое и серьёзное лицо, произнесла:       — Я боюсь не за своё будущее. Если, не приведи Господь, случится так, что у меня появится ребенок… Я не буду богата настолько, чтобы люди могли простить ей, или ему, его происхождение, а мне моё легкомыслие. Да и, кроме того, как, должно быть, унизительно знать, что твоя мать была содержанкой и ничуть не стыдится этого, а ты — лишь следствие удовлетворения желаний одного из самых богатых людей Франции.       Старшая Воле молчала, сосредоточенно разглядывая крупную вышивку на халате Иды. До сих пор её не посещала мысль о том, что отношения, в которых находилась её сестра с герцогом Дюраном, могли закончиться чем-то подобным. И случись это в самом деле, он не изъявил бы желания жениться на виконтессе Воле. Не потому что не желал жениться вовсе, Жюли не знала, как Эдмон относился к вопросу создания семьи, а потому что желал видеть Иду совсем в иной роли, нежели герцогиней Дюран. Совершенно справедливо маркиза Лондор полагала, что если бы он хотел жениться на Иде, то вместо оскорбительного предложения быть его любовницей, он сделал бы ей предложение руки и сердца. А требовать от герцога Дюрана поступить так, как предписывала общественная мораль, было бесполезно.       — Но ты же ведь не допустишь подобного? — тихо спросила Жюли.       — Это дело случая, — качнула головой Ида, резко соскакивая на пол и расправляя затёкшие плечи. — Но пару средств я знаю.