***
Маркиза де Лондор устраивала вечера с размахом и роскошью. Не с такими кричащими, как Бонны, но и не с той спокойной уверенностью в себе, как Эдмон. Её вечера отличались претензиями на изящество и утонченность вкусов: украшений было в меру и они не бросались в глаза, музыка звучала лишь проверенная и признанная многими слушателями, из напитков подавалось неизменное шампанское и сладкое красное вино, блюд на ужине было немного, но все были приготовлены с кропотливым чувством достоинства. Гостей маркиза и её дочь всегда встречали одинаково вежливо, даже если потом в течение вечера не общались с ними и шептались за их спиной. Маркиза приглашала абсолютно всех, желая толи казаться доброй, толи покровительствовать несколько обделенным. Ида, в своем новом платье цвета шампанского с тончайшей золотой вышивкой, и Моник, в традиционном лиловом, приехали, на этот раз, как и все порядочные гости, с опозданием. Сбросив накидку на руки слуге, средняя виконтесса Воле, ослепительно улыбаясь и кивая всем своим поклонникам, подошла к маркизе и присела в легком реверансе. — Благодарю, что пригласили меня, маркиза, — это было традиционной фразой приветствия, которую хозяйка обожала слышать в свой адрес. — Рада, что посетили нас, виконтесса, — с обычной светской вежливостью ответила маркиза де Лондор и, слегка улыбнувшись, добавила, — вам весьма к лицу этот цвет и фасон. — Благодарю, — снова кивнула Ида и поспешила в зал, увлекая за собой Моник, которая ещё раскланивалась с хозяйками. Впрочем, её тут же, с обеих сторон, окружили братья Алюэт, привлекая за собой шлейфом остальных молодых людей, и Моник оставалось только идти сзади и завидовать успешности своей сестры. — Боже мой, хорошо, хорошо, я станцую с вами всеми, — смеялась Ида, весело оглядываясь по сторонам. — Непременно, с каждым, я обещаю. — О, виконтесса вы так любезны! — щебетала толпа молодых людей, продолжая хвостом следовать за предметом своего воздыхания. — Но пока я хочу поговорить со своими братьями, — Ида, с деланной суровостью, пригрозила всем кавалерам веером. — Как скажете, прекрасная виконтесса! — хором отозвалась толпа и в тот же миг рассеялась по залу, снова смешиваясь с гостями. Ида оглядела зал и заметила, как у камина шепчутся Катрин Алюэт и Анжелика Бонн, сверкая в её сторону глазами, заметила всё семейство Шенье и Жоффрея, который тоже не сводил с неё восхищенного, не мигающего взгляда. Его несравненный дядя был тут же, как всегда аристократичный сверх меры и распространявший вокруг запах приторно сладких женских духов. Она заметила всех, кого меньше всего желала видеть, но не находила того, чье общество было ей приятнее всего. Эдмона не было. Увидев, наконец, Клода и Жерома, рядом с которыми она заметила знакомую гордую фигуру, Ида облегченно вздохнула и направилась в их сторону. Моник послушно засеменила следом. — Дорогая кузина, рад тебя видеть! Ты как всегда великолепна! — воскликнул Клод, целуя руку Иды и, обращаясь к Моник, добавил, — Моник, ты восхитительна. Лиловый идёт тебе невероятно. Жером, как обычно, сдержанно кивнул, а Эдмон поприветствовал дам легким поклоном и божественной улыбкой. — Я вижу, госпожа виконтесса, вы не можете даже войти в зал, не привлекая всеобщее внимание, — улыбнулся он со своей обычной легкой иронией. — А вы, господин герцог, я вижу, старательно его избегаете, — тон Иды был под стать. Эдмон лишь слабо усмехнулся, давая понять, что тот намёк, который она сделала неправдив, и она знает истинное его отношение к сложившемуся положению дел. — Ах, боже мой, прошу вас, не начинайте! — воскликнул Клод. — Я понимаю, что вы можете весь вечер провести, соревнуясь в утонченности и изысканности вашей иронии, но не надо. Я верю, что вы оба одинаково талантливы. — Клод, ты же знаешь, что нас не устраивает ничья, — засмеялся Эдмон. — Победа ни одному из вас, на самом деле, тоже не нужна, — спокойно парировал Клод. — Были бы это гладиаторские бои, тогда бы вы бились насмерть. А так этой победы никто не увидит. — В вашем брате умирает великий мыслитель, виконтесса Воле, — обратился, божественно улыбавшийся, Дюран к Иде. — Пожалуй, он даже мог бы оказаться великолепнее нас с вами, герцог, — тем же тоном ответила средняя виконтесса Воле, — но он предпочитает стоять здесь и смотреть в дверной проем на Жозефину. — Да ты безжалостна, дорогая кузина, — усмехнулся Жером. — Не более, чем ты или Моник, — возразила Ида. Жером собирался сказать что-то ещё, но в этот момент к ним подошла маркиза де Лондор. Сказать, что Ида была удивлена, было бы мало. После того, как в феврале она в таких резких выражениях говорила с Жозефиной, маркиза де Лондор всячески избегала разговоров с ней. — Надеюсь, господа, — маркиза осторожно и ненавязчиво взяла под руки Иду и Моник, — вы простите мне, если я украду у вас на несколько минут прекрасных виконтесс. То, что это был не вопрос, уже само по себе подразумевало, что отказа маркиза де Лондор не приемлет ни в каком случае. Пускаясь в путешествие по периметру зала, и держа обеих виконтесс под руки, она внезапно спросила: — Как себя чувствует Жюли? — Великолепно, маркиза. Мы благодарим вас за заботу о здоровье нашей сестры, — ответила Ида, предпринимая слабую попытку освободиться. — А что же вы сами? Я вижу, вы уже не так бедствуете? — снова спросила маркиза, придирчиво оглядывая новое платье Иды. — Хвала Господу и нашим дядям, — на этот раз ответила Моник и Ида с облегчением вздохнула, увидев, что хотя бы сейчас сестра на её стороне. — Вот как…- многозначительно протянула маркиза де Лондор, останавливаясь, но продолжая держать девушек под руки. — А вы, я вижу, расстроены, что мы не просим милостыню на ступенях церкви? — Ида, наконец, выдернула свою руку и свысока посмотрела на собеседницу. — Ну что вы, госпожа виконтесса, я искренне рада, за то, что у вас всё в порядке, — маркиза попыталась искренне улыбнуться, однако, у неё получился злой полу-оскал. — Я вижу, что рады так же, как в тот день, когда оставили на улице жену вашего сына, упокой Господь его душу, — Ида подобрала юбки и, развернувшись, бросила через плечо, — Нам пора, госпожа маркиза, приятно было поговорить. Пойдем, Моник. Маркиза де Лондор осталась стоять посередине зала, полная злой и холодной решимости отомстить когда-нибудь этой гордой и несносной девице.***
Жозефина тем временем, уже поприветствовавшая гостей, стояла у камина в обществе беспрерывно говорившей Катрин Алюэт и печальным взглядом смотрела через зал, туда, где у окна о чём-то непринужденно беседовали Эдмон Дюран и Клод Лезьё. Эдмон как всегда сиял гордым великолепием и ослепительной улыбкой. Клод был менее великолепен во всех отношениях. Внезапно Жозефину, как стрелой, пронзила мысль, что, возможно, они похожи больше, чем она привыкла думать, и, что, возможно, она думала, что любит вовсе не то, что любила на самом деле. У них обоих были серые глаза, но у Эдмона холодные, как сталь и равнодушные, а у Клода мягкие и почти прозрачные, как ключевая вода. Они оба ослепительно улыбались, но Эдмон гордо поднимая голову и почти снисходительно, а Клод глядя в глаза собеседнику. Эдмон был поглощен осознанием собственного величия, собственной блистательности и неотразимости, Клод предпочитал держаться на равных со всеми. Они оба были красивы. Но Эдмон, как дорогая безделушка под стеклянным колпаком, Клод же куда больше подходил для грешной земли. — Жозефина, ты меня совсем не слушаешь! — обиженно воскликнула Катрин, и этот возглас вернул девушку на землю. Она обернулась на собеседницу и рассеянно улыбнулась. Катрин вздохнула и замолчала с видом оскорбленного достоинства. — Катрин, — Жозефина продолжала смотреть через зал, — кого бы из них ты выбрала? — Из кого? — Катрин наклонилась к юной маркизе, стараясь проследить ее взгляд. — Из герцога де Дюрана и Клода Лезьё? Герцога де Дюрана, конечно же. Он красив, богат, образован… — Эгоистичен, циничен, полон сарказма, горд и высокомерен, — продолжила Жозефина. — Может быть, назовешь ещё парочку его достоинств? — А Лезьё совершеннейший сноб, — поджала губы Катрин. — То, что он уже года два вздыхает по тебе, совершенно не означает, что ты должна оказывать ему внимание. — Лезьё — сноб? — с усмешкой переспросила маркиза де Лондор. — Никогда не был. Мне кажется, в обществе герцога он приобрел некоторую элегантность и чувство собственного достоинства. — Он легкомысленен и не способен на серьезность, — хмыкнула Катрин. — Как и все в их семье. — Будь он легкомысленен, он бы не любил меня без малейшей капли надежды целых два года, — Жозефина гордо вскинула голову, обмахиваясь веером. — Чем лучше твои любимые Бонны и вы сами? Вот уж вы совершеннейшие снобы, мещане и парвеню с небывалым уровнем тщеславия. Катрин от неожиданности и серьезности этого обвинения не нашлась что сказать, лишь полу беззвучно ахнула и бросилась на другой конец зала, плакаться мадам Бонн. Жозефина проводила её лёгким издевательским смешком. — Кажется, у твоей возлюбленной вышла лёгкая размолвка с Катрин Алюэт, — усмехнулся Дюран, делая небольшой глоток шампанского. — Да, Жозефина сегодня не в духе, — кивнул Клод, тоже глядя на убегающую от Жозефины подругу. — Клод, я в тебя верю. Главное, не унижайся слишком сильно, — сказал Эдмон и с улыбкой добавил, — Словом, не веди себя с ней, как обычно. Если она откажет тебе, когда ты пригласишь её три раз подряд, лучше остановись. — Ты само участие, Эдмон, — язвительно ответил Клод. — О, я вижу, что к нам направляется твоя сестра, — Дюран кивнул за спину Клода. — Я думаю, мне стоит ретироваться, иначе мы рискуем поругаться снова. — Когда же вы уже найдете общий язык? — невольно воскликнул Лезьё. — Никогда, мой дорогой друг, — Эдмон с улыбкой потрепал Клода по плечу. — Вам стоило бы пожениться, — буркнул Клод, допивая остатки шампанского в своем бокале. — Я бы перекрестился, Клод, но, к сожалению, я атеист, - бросил через плечо Дюран и направился в бесцельную прогулку по залу. — Что ты сказал? — спросила подошедшая Ида, провожая взглядом Эдмона. — Что ты и этот ироничный гордец были бы великолепной парой, дорогая кузина, — Клод слегка поклонился. — В этом случае мы не дожили бы даже до первой брачной ночи, — усмехнулась Ида. — О чём спрашивала госпожа маркиза? Я так удивился, когда она отвела вас с Моник в сторону, — Клод многозначительно поднял брови. — Или вы теперь в её лагере? — Не приведи Господь, я это не переживу, — Ида сделала жест, как будто хотела перекреститься. — Она интересовалась Жюли, представь себе. Она была так расстроена, когда я сказала, что у нас всё идет лучше некуда. Она ненавидит меня настолько, что даже лицемерить со мной не может. — Тебя это расстраивает? — усмехнулся Клод. — Нет, меня это радует, забавляет и немного злит, — улыбнулась средняя виконтесса Воле. — Ну, а что ты и Жозефина? Собираешься пригласить её на танец сегодня и очаровать? Я уверена, Дюран дал тебе пару уроков. — Я не способный ученик, дорогая сестра, — печально пожал плечами Лезьё. — Иногда я завидую Жерому. Он может часами бездействовать и при этом чувствовать себя совершенно спокойно. — В таком случае, раз ты не можешь часами бездействовать, иди и действуй, — улыбнулась Ида, слабо подталкивая Клода в сторону Жозефины. — Пригласи её на первый танец. — Она откажет, я больше, чем уверен, — запротестовал Клод. — Пригласишь ещё раз, в конце вечера, — Ида подтолкнула брата более ощутимо. — Ну же, иди. — Право, это всё бесполезно, — шептал Клод, медленно направляясь к Жозефине, которая теперь устроилась на стуле возле стены. Виконтесса Воле усмехнулась про себя и, повернув голову, с удивлением обнаружила рядом с собой нежданного собеседника в лице брата Элен Шенье, который оглядывал её со свойственным ему несколько женским любопытством. — Чудесный вечер, госпожа виконтесса, — сказал Андре и, поглядев на Иду с подобием улыбки, добавил, — Прошлый раз вы были со мной не очень любезны. — Я и сейчас не намерена быть любезной с вами, — Ида гордо вскинула голову. Лоран засмеялся. — А я считал, что вы далеки от общественного мнения, — наконец проговорил он. Виконтесса Воле посмотрела на него взглядом, требующим пояснения. — Я имел ввиду, что раз вы не разделяете любовь общества к предметам его преклонения, то и не должны разделять его ненависть к некоторым вещам, — спокойно пояснил Лоран и добавил, — В этом смысл восстания, как образа жизни, на мой взгляд. — Но это не мой образ жизни, — возразила виконтесса, пожав плечами. — Я не противопоставляю себя обществу, но и не считаю себя его частью. — Знакомая философия, — усмехнулся Лоран и Ида еле заметно вздрогнула, понимая, о ком он говорит. Эдмон тем временем косо взглянул в сторону Иды. Ему не нравилось, что этот человек находился рядом с ней. — Вполне возможно, — как можно более невозмутимо, ответила она, — но я пришла к этому своим путем долгих размышлений. — Ну, а я считаю, что лучше всё же быть в стае, чем в одиночку. — Местное общество я бы скорее приравняла к стаду, господин Лоран, — Ида старалась не глядеть на него. — Но вы не видели иного общества, кроме этого, — вновь засмеялся Лоран. — Я видела расхваленный высший парижский свет. И могу сказать, что это тоже самое стадо, лишь ещё более многочисленное, ещё более тупое и ещё более богато одетое, — виконтесса Воле гордо вскинула голову. — Корова останется коровой, даже если ей позолотить рога, господин Лоран. Люди — животные и всегда ими остаются. — О боже, как вы критичны, — покачал головой Лоран. — Как вы это совмещаете? — Что именно? — переспросила виконтесса, окинув его полным презрения взглядом. — Ваш грубый скептицизм и ваших поклонников, — пояснил Лоран. — Это всё равно, что смешивать два превосходных сорта вина, господин Лоран, — ответила Ида. — Я предпочитаю употреблять их раздельно. Эдмон был больше не в силах на это смотреть и, отставив в сторону бокал, направился к Иде с целью прервать эту милую беседу, которая и без того сильно затянулась. Подойдя к ним уверенным шагом и, не менее уверенно, кивнув Лорану, который слащаво улыбнулся в ответ, обратился к Иде: — Госпожа виконтесса, ваш вечер вновь не распланирован? — Я думаю, даже для вас найдется время, господин герцог, — ответила Ида. Эдмон слегка приподнял брови и, обворожительно улыбнувшись, снова слегка кивнул: — В таком случае, раз и у меня есть время для вас, я приглашаю вас на танец, — слова сопровождались, помимо улыбки, жестом, который был наполнен истинной элегантностью. Ида, не говоря ни слова, взяла Эдмона под руку и, обернувшись на Лорана, слегка улыбнулась и пожала плечами, словно пытаясь вызвать зависть. — Меня раздражает, что он рядом с тобой, — тихо сказал Дюран, отводя Иду подальше. — Непривычно, что его внимание направлено не на тебя? — засмеялась Ида. — Нет, его внимание по-прежнему на мне, но мне не нравится, что он следит за мной с твоей стороны, — Эдмон остановился и посмотрел через плечо девушки на Лорана, который всё ещё не сводил с них глаз. — Вся беда в том, что он непредсказуем, потому что непоследователен, и умен, потому что выглядит глупцом. Ида поджала губы и, оглядев зал, слегка толкнула локтем Эдмона, указывая глазами на разворачивающееся неподалеку действо. Клод подошел к Жозефине неуверенным шагом, таким как будто был рабом, допущенным в святилище королевы. При этом он старательно придавал себе уверенно-беспечный вид, что делало его ещё более жалким. Эдмон уже давно заметил, что пока Клод находился на расстоянии от юной маркизы, он держался уверенно и гордо, но чем больше расстояние сокращалось, тем больше он робел и терялся. Вот и теперь, подбираясь к Жозефине, он выглядел побитой собакой, а не храбрым рыцарем. Жозефина в свою очередь тоже заметила это и с раздражением подумала, что если бы Лезьё держался от неё подальше, то она, возможно, могла бы и полюбить его. — Жозефина, — Клод изо всех сил пытался придать уверенность хотя бы своему голосу, — вы сегодня прекрасны, как никогда. — Вы говорите мне это при каждой встрече, — Жозефина устало обмахнулась веером. — Потому что вы всегда прекрасны, — смущенно ответил Клод. — Скажите мне, Лезьё, — юная маркиза вопросительно посмотрела на Клода, — почему вы вызываете у меня только отвращение, а поклонники вашей сестры доставляют ей удовольствие? — Вероятно, дело в том, что вам нужно не то, что у вас есть, а то чего у вас нет, — пожал плечами Клод. — Вы полагаете, что я избалованная? — гневно свела брови Жозефина. — Отнюдь. Заметьте, вы сами это сказали. В то время, как я имел ввиду совершенно другое, — засмеялся Клод. — Я отметил в вас достоинство, а вы обнажили свой недостаток. — Вовсе нет! — негромко ответила Жозефина, немного смутившись. — Когда люди столь яростно отрицают наличие у них какого-либо недостатка, они чаще всего оказываются его обладателями, — смущение девушки придало Клоду уверенности. — Но я лишь хотел сказать, что у вас натура завоевательницы и в этом вы похожи на мою сестру, раз уж вы взялись сравнивать. — Я сравнивала вас и поклонников вашей сестры, — вновь вспыхнула Жозефина, — Вас и хотя бы того же Шенье. — Ну, я умен, образован, добр и беден, в то время как Жоффрей богат, самонадеян и неуверен в себе одновременно, — не без гордости за себя ответил Клод. — По мне, так вы оба глупы, — хмыкнула Жозефина. — Как вам угодно, — Клод слегка поклонился и, кивнув на оркестр, который уже заиграл первый вальс, добавил, — Ну вот, я лишь хотел пригласить вас на танец, а вы вновь меня оскорбили. — Вы сделали это первым. Жозефина гордо отвернулась, но увидев, как второй парой выходили Эдмон и Ида, вся зажглась от дикой ненависти и, повернувшись к Лезьё, быстро сказала, вставая и складывая веер: — А знаете, я согласна! Так и быть, я осчастливлю вас в этот вечер! Клод, несколько растерявшийся от такого заявления, мгновение стоял перед решительно настроенной Жозефиной, но затем все же сообразил в чем дело и быстро подал ей руку. На такое счастье он не мог даже рассчитывать. Жозефина же рассчитывала лишь разжечь в Эдмоне ревность, хотела, что бы он увидел, как девушка, которая преданно его любит, уходит от него к человеку, которого тот называет лучшим другом. — Всё же вы удивительные создания, — прошептал Эдмон, глядя поверх головы партнерши. — Вы готовы сделать назло тому, кого любите, больше чем ему же во благо. — Что ты имеешь в виду? — переспросила Ида, но тоже заметив Жозефину и Клода, сдержанно улыбнулась и добавила, — Я надеюсь, что она полюбит его назло тебе. Мой брат этого заслуживает. — Уж больше, чем я, не спорю, — отозвался Дюран. — О, с точки зрения света ты вполне достоин любви, — немного иронично протянула средняя виконтесса Воле. — Ты богат, а для простого и ограниченного счастья ничего больше не нужно. — Мне казалась, ты тоже вполне могла бы довольствоваться этим «простым» и «ограниченным» счастьем, — усмехнулся Эдмон. Ида ничего не ответила на это замечание, и он счел это неприкрытым согласием. С ожесточением и болью каждый подумал про себя о том, что совершенно безразличен другому и, в который раз, проклял всё на свете. Жозефина не отводила взгляд от этой странной пары. Трудно было представить, что бы виконтесса Воле с таким спокойным презрением и даже безразличием выносила общество того, кого ненавидела. По правде сказать, это спокойствие шло ей куда больше, чем горячность. С выдержкой пришло какое-то незримое, но ощущаемое благородство. Жозефина прекрасно знала, как, не скрывая насмешки, виконтесса отзывается о герцоге и как он в свою очередь, не скрывая презрения, отзывается о виконтессе. Поэтому видеть их рядом, хоть и с отсутствующими лицами, было странно. Напряжение проскакивало между ними, как искра, виделось во всем: в том, как они избегали смотреть друг на друга, как далеко друг от друга держались — даже Жозефина позволяла себе в танце прижаться к Клоду ближе. Было что-то драматичное в том, что два человека, так похожие, возненавидели друг друга так яростно. — Вы не находите, что ваш друг много внимания уделяет вашей кузине? — спросила Жозефина, нарушая свой священный обет молчания во время танца. — Не более, чем другим здешним девушкам, — Клод в упор смотрел на юную маркизу, которая избегала его взгляда. — У Эдмона нет любимиц. — Жаль, ведь здесь все ждут от него женитьбы, — печально усмехнулась Жозефина, с болью вспоминая её разговор с герцогом в лесу. — Просто из интереса и для опровержения тех слухов о нем и… и брате мадам Шенье. — Я надеялся, что вы в них не верите, — печально прошептал Клод, опуская глаза. — У меня есть основание верить, — спокойно и уверенно произнесла юная маркиза де Лондор. — То, что Эдмон вас отверг, ещё не повод верить всему… — начал было Лезьё, но почувствовав, что уже сказал больше, чем следовало умолк, прикусив губу. Жозефина не проронила больше не слова и не заговаривала с ним до конца вечера. Ощущение стыда от осознания того, то Клод знает о том разговоре или просто догадывается о нём, неприятно обожгло её. Вдвойне — потому что она злилась на себя за то, что мнение этого человека вдруг стало важно для неё.***
К всеобщему облегчению вальс кончился. Эдмон проводил Иду к её месту и, холодно раскланявшись, отправился на другой конец зала. Вскоре Клод присоединился к кузине. Вид у него был подавленный. Оркестр заиграл следующий танец, и брат с сестрой были вынуждены отойти ближе к стене. —Я видела, ты танцевал с Жозефиной, — с легкой улыбкой произнесла Ида, обмахиваясь веером. — Да, и я умудрился задеть её за живое, — удрученно ответил Клод, залпом выпивая поданный бокал вина. — О, это сделать не трудно, — Ида почти рассмеялась и Клод от этого стал ещё мрачнее. — Главное, выбрать правильное место. — Я выбрал самое больное, — уклончиво ответил Клод, давая понять, что не намерен продолжать разговор на эту тему. — Я думала, хоть Дюран научит тебя обращаться с девушками, раз у меня это не получилось, — Ида попыталась улыбнуться. Клод лишь вяло кивнул и посмотрел в сторону Жозефины, которая кокетливо щебетала со старшим братом Алюэт. Ида, тоже наблюдавшая эту картину, негромко произнесла: — Она достойная замена мне, не находишь? — Ты хочешь уступить Жозефине свой трон вместе со всеми своими поклонниками? — вопросом на вопрос ответил Клод. — Мне кажется, я сильно подурнела, — Ида опустила голову и грустно улыбнулась, — Кроме того, я уже почти старая дева. — Напротив, милейшая кузина, — с жаром возразил Клод, — за последние месяцы ты просто расцвела. — Лучше бы ты говорил это Жозефине, — засмеялась средняя виконтесса Воле, прикрываясь веером. — Я говорил это слишком часто и ей наскучило слушать мои комплименты, — Лезьё все ещё не сводил глаз с юной маркизы, надеясь, что она обернется на него. — В таком случае обратись к своему другу Дюрану. Уверена, он даст тебе несколько ценных советов, а ты не преминешь им последовать, — с холодной иронией проговорила Ида и, повернувшись, чтобы поставить пустой бокал, почти столкнулась с Андре Лораном, который, видимо, стоял подле всё это время. — Всякий раз, когда я оказываюсь рядом с вами, вы говорите какую-нибудь колкость, — с улыбкой произнес он. Ида неосознанно переглянулась с братом и проговорила: — Вероятно, вы всегда оказываетесь возле меня не в то время. Лоран склонил голову, продолжая улыбаться, и несколько секунд помолчав, сказал: — Вы всегда танцуете с теми, кого презираете и ненавидите? — Да, — гордо вскинула голову средняя виконтесса, — это делает мою ненависть снисходительной. Лоран снова неизвестно чему усмехнулся и оглядел зал. Танец кончился, кавалеры отводили дам к их местам и раскланивались. С появлением этого человека в воздухе повисло напряжение и ни Клод, ни Ида не решались развеять это напряжение, и поэтому все трое стояли молча ещё несколько минут, глядя не то что бы в зал, но скорее в пространство. Оркестр приготовился играть следующий танец, молодые люди вновь спешили к своим дамам. — Госпожа виконтесса, — Лоран повернулся к ней так внезапно, что она вздрогнула, — не согласитесь ли вы и мне подарить один танец? Ида снова машинально взглянула на Клода, который слегка округлившимися глазами смотрел на то, что происходило перед ним. Не получив от брата никакой поддержки Ида, с громким щелчком сложив веер, молча, подала руку Лорану и направилась с ним в зал, глядя прямо перед собой так, как будто поднималась на эшафот. Этот эпизод не укрылся от глаз человека, который следил за средней виконтессой, не сводя с неё глаз. Как смел этот человек прикасаться к ней? А главное, зачем он это делал? Всё в Эдмоне взвилось в приступе немого гнева и бокал из тончайшего богемского стекла, словно старая кость, хрустнул в тонких пальцах. Каждый раз, когда к Иде прикасался другой мужчина, он испытывал жгучую ревность, которая захлестывала его с ног до головы. Но сейчас это была не ревность, ведь брат Элен Шенье, по сути, и не был мужчиной в полном смысле слова, это была глухая, леденящая ярость и злоба. Лоран посягнул на святыню, почти что осквернил своим прикосновением эту женщину. Невидящим взглядом Эдмон посмотрел на руку. Осколки разорвали тончайшую лайку и оставили несколько неглубоких царапин на коже, которые неприятно щипало из-за спирта. Отойдя в угол, так, чтобы никто не заметил, Дюран снял порвавшуюся перчатку и, обтерев ею же кровь, надел запасную, не спуская глаз с Иды и Лорана. Иде этот танец видимо доставлял невероятное мучение, так как её лицо сделалось непроницаемым, словно маска. Зато с губ Лорана не сходила холодноватая, вежливая улыбка, значение которой Эдмон хорошо знал. Этот человек что-то подозревал, о чем-то догадывался, быть может, поймал случайный взгляд Дюрана, брошенный на Иду, но что теперь он желал сказать своими действиями, было не понятно.***
— Ты только посмотри! — негромко воскликнул Жером, слегка касаясь руки Моник. — Что такое? Где? — непонимающе воскликнула младшая виконтесса Воле, глядя на танцующих. — Да вон же! — Жером был очень удивлен, что для него было не свойственно. — Погляди на свою сестру. Моник перевела взгляд на Иду и замерла в недоумении, как и многие в зале. Несколько секунд она молчала, а затем, не отрывая взгляд от пары, сказала: — Нам же двоим не может казаться, так ведь? — Я думаю, половине окружающих тоже не может казаться, — усмехнулся Жером, обводя взглядом зал. Действительно, всё внимание было приковано к этой неожиданной паре. — Один Бог знает, что здесь происходит, — прошептала Моник, залпом выпивая оставшееся в бокале вино. — Я бы, всё же, тоже не отказался узнать, — многозначительно поднял брови Жером. — Я уже не надеюсь, — отозвалась Моник. — Я перестала понимать, что движет всеми ими, как они относятся друг к другу, потому что говорят они одно, а делают другое. Роли так быстро меняются, что сюжет от этого проигрывает. Я бы хотела видеть здесь драму. — А видишь? — спросил Жером, покосившись на сестру. — Пока что комедию, — невыразительно отозвалась Моник. Почти всё внимание действительно было направлено на странную и неожиданную пару. Многие и до этого заметили, что Андре Лоран до странности много находится в обществе средней виконтессы Воле, которая в свою очередь не избегает его так явно, как раньше. Но сейчас дело приняло более серьёзный поворот. Все местные сплетницы и сплетники прекрасно знали, что Ида ненавидит брата мадам Шенье, как впрочем, и всю их семью, что сам Андре женщин если не ненавидит, то, во всяком случае, презирает и плохо переносит их общество. А здесь он сам весь вечер увивался вокруг виконтессы, да, к тому же, пригласил её на танец. Объяснений этому могло быть множество и общество не преминуло тут же разродиться кучей сплетен, которые были одна неправдоподобней другой. Реальность была, как всегда, несколько прозаичной, но тоже не лишенной драматизма. Весь танец Ида молчала и лишь разглядывала других танцующих. Лоран постоянно болтал и Иду безмерно радовало, что его слова не требуют ответа. Эти несколько минут в его обществе показались ей вечностью, особенно доставлял неудобство вызывающий тошноту запах приторных духов. Обычно ей доставляло удовольствие использовать свою проницательность, чтобы понять истинные мотивы людей и потом использовать это, но сейчас ей было всё равно, какие цели преследует Лоран. Она готова была отдать, пожалуй, половину жизни, лишь бы этот танец кончился и он ушел от неё на другой конец зала. Оркестр, наконец, взял последние аккорды, и Лоран отвел Иду к её месту, где, всё ещё в недоумении, стоял Клод, и изящно поклонившись, отошел на несколько шагов, освободив место для нахлынувших кавалеров виконтессы, которые тоже очень сильно недоумевали из-за происшедшего.***
Ужин, разумеется, был безукоризненным. Маркиза, будучи дамой из высшего света не по рождению, а по мужу, стремилась всем и каждому доказать, что она вполне заслуживает право находиться в этом обществе. Эдмона и Иду, принадлежавших к высшему свету с рождения, почти выворачивало от этого снобизма. Из своей дочери маркиза тоже пыталась вырастить настоящую светскую девушку, но вырастила почему-то лишь наивную сплетницу с проблесками ума и здравого смысла. Ида, как всегда, должна была сидеть подле своих братьев и младшей сестры, рядом с которой маркиза де Лондор непредусмотрительно усадила брата мадам Шенье. В свете последних событий Моник решила, что если она поменяется со средней сестрой местами, будет только лучше, поэтому в течение всего ужина Иде пришлось разделять общество Андре Лорана. Вдобавок ко всему, маркиза де Лондор, словно обладая даром ясновидения, усадила точно напротив этой неожиданной пары герцога де Дюрана. Это позволило Эдмону изредка метать гневные взгляды на без умолку болтавшего Лорана, а Иде иногда страдальчески поднимать глаза на Эдмона, отгораживаясь от слов своего соседа. — У вас чудесные сестры, госпожа виконтесса, — заметил Лоран, и это были его первые слова за сорок минут, которые Ида четко расслышала. — Благодарю, — холодно ответила Ида. — Вы, должно быть, в этом хорошо разбираетесь. — О да, — засмеялся Лоран. — У меня было пять сестер, все старше меня. Сейчас жива только Элен и ещё две. У моей матери было три сестры. По странному стечению обстоятельств они все были старыми девами. Кроме одной, но у неё тоже были дочери. Единственным мужчиной был мой отец, но он умер, когда я был ребенком. — В таком случае не удивительно, что из вас вышло то, что вышло. При таком обилии женщин трудно ею не стать, — нелюбезно заметила средняя виконтесса, делая большой глоток крепкого вина. — А глядя на вас можно сказать, что вас вырастили среди мужчин, — после минуты молчания ответил Лоран, обиженно сверкая глазами в сторону девушки. — Так и есть, — Ида все ещё не поворачивалась к нему. — Меня воспитывали отец, дед и три дяди по материнской линии, а моими единственными друзьями были мои кузены. Мать, конечно, тоже приняла участие в моем воспитании, но и она была достаточно сильной женщиной. — Сейчас модно быть слабой, — Лоран все ещё был серьезен. — Я произвожу впечатление вертушки и кокетки, этого довольно, — средняя виконтесса Воле наконец-то обвела своего собеседника несколько презрительным взглядом. — Только слепой и умственно отсталый человек поверит в это, — аристократичная, изящная улыбка вновь пробежала по губам Лорана. — Значит, мне повезло родиться и жить в том времени, когда проницательность — величайший из даров Божьих, — правая бровь средней виконтессы легко приподнялась. — И одному проницательному человеку следует беречься от другого, — Лоран усмехнулся, и в его усмешке проскользнуло что-то дьявольское. Проговорив эти слова, он повернулся к своей тарелке и больше не проронил ни слова. Ида тоже молчала до конца ужина, думая над смыслом этих последних слов. При всех его очевидных недостатках она не могла не признать за ним одного вполне весомого достоинства — ума. После ужина, когда в вечерней темноте все прощались с хозяйками, садились в экипажи и разъезжались, он достаточно тепло с ней попрощался, даже поцеловал руку со всей своей полу женской грацией. Эдмон лишь холодно кивнул, попрощавшись с Клодом и Жеромом, которые все ещё не отставали от сестер и довели их до самого экипажа. — Странный сегодня был вечер, — протянул Клод, поглядев в след сестрам и, развернувшись, направился к собственному скромному экипажу, кутаясь в плащ и кидая взгляды на Жозефину, которая наблюдала за разъезжавшимися гостями со ступеней. — И не говори… — отозвался Жером, направляясь следом за братом. Жозефина ещё несколько мгновений постояла на пороге, глядя в след удалявшемуся экипажу братьев, пока маркиза де Лондор не увела дочь в дом под предлогом того, что на улице слишком холодно.***
Наконец, оставшись наедине с сестрой, а именно усевшись в экипаж и отъехав от поместья Лондоров на полмили, Моник сказала: — Может быть, ты объяснишь мне, что это было? Ответ сестры, как обычно, был сдержанным, холодным и сопровождался приподнятыми бровями: — Что именно? — Твои заигрывания с братом Элен Шенье, — Моник всё ещё была раздражена. — Моник, ты же знаешь о его предпочтениях, — Ида устало махнула рукой. —Его не интересуют женщины, его интересует герцог Дюран. — И, тем не менее, он увивался вокруг тебя весь вечер! — продолжала восклицать Моник своим обычным тоном прекрасной наивности. — А я пыталась от него избавиться, — Ида перевела взгляд на сестру и уже намного тверже добавила, — У этого человека была своя цель. Какая — я не знаю и не желаю знать. И я считаю это закрытой темой, к которой ты больше не будешь возвращаться. Если будет угодно, то обсуждай меня со сплетницами в городе, мне всё равно. — В последнее я перестала тебя понимать, дорогая сестра, — не унималась младшая виконтесса Воле. — Твои мечты о красивой, богатой жизни сильно расходятся с тем, что ты делаешь. Ты дважды отказала Шенье, который наперекор своей семье позвал тебя замуж. Поэтому я не удивлюсь, если ты вдруг возьмешь и выйдешь за его дядю. — Это не так плохо, как может показаться, — зло возразила Ида. — Он не глупый человек и, учитывая его предпочтения, мне не придется тяготиться исполнением своего долга жены! Помолчав с минуту, она уже спокойнее, но не менее твердо добавила: — Я поняла, что слишком ценю свою свободу, чтобы отдать её в руки первому встречному. Я не феминистка, я как никто хочу, что бы женщины были слабыми, и им ни за что не приходилось вставать на одну ступень с мужчинами. — Глядя на тебя, так и не скажешь, — буркнула Моник, переводя взгляд на сестру. — Твоему характеру позавидовал бы мужчина. — Я такая не потому, что я хочу такой быть, а потому что пришлось. Ты, Моник, знаешь это лучше, чем кто бы то ни было, — ответила средняя виконтесса Воле и снова отвернулась к окну. Моник хотела ещё что-то возразить, но весь вид Иды и её тон не терпели возражений. В молчании, которое нарушали лишь стук копыт, щелчки кнута и окрики кучера, они подъехали к «Вилле Роз» и свернули на подъездную аллею. В холодном вечернем воздухе витал стойкий аромат роз, которым, казалось, просто пропиталось всё вокруг, и без которого это место невозможно было представить. В небе хлопала крыльями ночная птица, и её протяжный крик пронесся где-то над садом. В доме было темно. Лишь в спальне Иды, которая выходила на дорогу, слабо мерцали свечи. В холле их уже ждала Люси, которая к великому неудовольствию Моник, сразу же побежала к Иде. Однако средняя виконтесса Воле поспешила отослать горничную к младшей сестре, как только та расстегнула ей пуговицы на лифе платья. Общество прислуги ей было совершенно не нужно, ведь ложиться спать она не собиралась. Сбросив тяжелое платье и, кое-как избавившись самостоятельно от кринолина и корсета, Ида с облегчение вздохнула, и взгляд её почему-то остановился на приготовленной для неё постели и ночной сорочке. Глубоко вздохнув, она перевела взгляд на зеркало и посмотрела на своё отражение в полумраке комнаты. Невольно она подумала о том, что у неё сильно изменилась фигура. Впрочем, и об этом подумать времени не было. Достав из шкафа зеленое платье, она привычными движениями облачилась в него и снова полюбовалась на себя в зеркало. Лишь заметив в отражении легкое движение, она вздрогнула и обернулась. На пороге стояла Жюли в белой ночной сорочке, пеньюаре и чепце. Прикрыв дверь за собой так же бесшумно, как и открыла её, она проскользнула в комнату. Всякий раз, когда Ида шла к Эдмону, Жюли приходила и всякий раз заводила разговор, строившийся лишь на её неприязни к герцогу де Дюрану. — Ты же не намереваешься жить так всю жизнь? — без лишних предисловий начала маркиза Лондор, усаживаясь на край кровати. — Пока меня все устраивает, — негромко ответила Ида, распуская волосы и скручивая в тугой пучок. — И ты его тоже, — Жюли склонила голову набок и посмотрела на отражение сестры. — Но когда ты надоешь ему? — Я кое-что откладываю. Может быть, этого хватит, потому что я не надеюсь жить долго, — Ида повернулась к Жюли и та увидела на её губах странную улыбку. — А как же мы? — немного и жалобно спросила Жюли, и Иде захотелось разбить зеркало в припадке отчаянного гнева. Когда же, черт возьми, она сможет распоряжаться своей жизнью и не думать о других? — Вы? — Ида пожала плечами. — Будете жить процентами. К тому же, если ты родишь мальчика, её сиятельство маркиза будет просто обязана принять тебя обратно в лоно семьи. — Но, если всё и вправду будет так, я бы не хотела оставлять тебя одну. — Пока я не стала старой девой, то есть пока мне не исполнилось тридцать, я могу жить одна. Хотя многие дамы и после живут в одиночестве, — критично оглядев себя в зеркале, средняя виконтесса распустила волосы и, взбив их руками, перевязала лентой. — А если ты забеременеешь? — Жюли снова задала вопрос, который волновал её больше всего. — Рожу ребенка и воспитаю его так, как подобает виконту де Воле или очередной виконтессе, — Ида подошла к кровати и сев рядом с сестрой взяла ее за руку, — Жюли, я не хочу думать о будущем, потому что я не вижу его для себя и не видела никогда. Я не знаю, куда выведет эта дорога, и не хочу знать. Когда мы потеряли всё, кроме «Виллы Роз» я распрощалась с нашим именем и положением. У нас уже нет репутации, нам нечего потерять. Пусть река сама несет нас, Жюли, ведь все реки куда-нибудь, да впадают. — На тебя это совсем не похоже, — Жюли прижала тонкую руку к своей груди. — Когда самые сильные теряют веру в себя, что же остается всем остальным? — Ну, во-первых: ты мне польстила, — сказала Ида, резко поднимаясь и направляясь к двери. — А, во-вторых: у тебя скоро будет ребенок и ты должна жить ради него. И не ходить по дому раздетой, пока ещё не очень тепло. И уж тем более не должна переживать за меня, ещё не нашлось такого обстоятельства в мире, которое может окончательно сломить Иду де Воле-Берг. Поэтому иди и спокойно спи всю ночь, как всегда. Как всегда! Она не спала спокойно ни одной ночи, когда Иды не было на «Вилле Роз», когда она уходила вот так же как сегодня, целуя её на прощанье в щеку. Как она может быть спокойна, когда дело не в городских сплетнях, а в сердце её сестры. Что будет с Идой, если её сердце будет разбито этим мерзавцем окончательно? Ведь не может же безногий встать и пойти, потерявший глаза, открыть их и прозреть, умерший восстать, пролежав гробу несколько дней. Но даже если тебя поднимут, возложат на тебя руки и провозгласят «встань и иди!», куда ты пойдешь? Что толку от того, что ты можешь идти, если некуда?