Идет борьба внутри меня, Идёт кровавое ежеминутное сражение, Ему в ответ от самого себя Ежесекундное сопротивление. Бой с тенью, бью самого себя, Все руки в кровь, на теле ран не видно, Серьёзно повреждён мой мозг, Моё сознание… DV Street — Дороже Золота
Вопреки прогнозам, начало «месяца инея» на острове Хонсю выдалось на редкость мягким и благоприятным. Стояли теплые и ясные деньки, и лишь по утрам можно было увидеть легкий налет изморози, сверкающей в свете утра бриллиантовой крошкой. Впрочем, через час-другой этот прощальный поцелуй ночных заморозков под лучами ноябрьского солнца обращался в холодные капли росы. Прозрачными слезинками висели они на лепестках цветущих в изобилии хризантем — маленьких солнышек на зеленых стебельках. Клены, не успевшие полностью сбросить свои золотисто-багряные наряды, причудливо контрастировали с бесконечно голубым небом и возвышающейся над столицей горой Фудзи, покрытой белой шапкой вечных снегов. Ноябрь, вне всяких сомнений, был любимым месяцем Рей, но сейчас девушке было не до красот японской осени. Пройдя сквозь толпу туристов, щелкающих камерами в надежде запечатлеть колоритный пейзаж, Хино пересекла улицу, поймала такси и, назвав водителю адрес, села на заднее сидение авто, задумчиво уставившись на проплывающие мимо городские будни. Вот уже неделю она следовала этому маршруту, направляясь в международную клинику Святого Луки, куда доставили ее отца, видного политика Такаси Хино. Специалисты клиники сообщили Рей, что у него давно уже были серьезные проблемы с сердцем, но мужчина попросту не реагировал на тревожные звоночки в виде кратковременных приступов боли и одышки. И так было до тех пор, пока мистеру Хино не стало плохо в прямом эфире во время ведения политических дебатов. Прибывшие на место врачи констатировали обширный инфаркт и направили политика в клинику Святого Луки. В дороге ему стало хуже, и отец Рей впал в кому, из которой не вышел и по сей день. Такси остановилось у ворот медицинского комплекса, и Рей, заплатив водителю, двинулась вдоль асфальтированной дорожки ко входу в центральный корпус клиники. Там, побеседовав с дежурной у стойки регистрации, девушка накинула на плечи больничный халат, сменила обувь и проследовала за деловитой медсестрой к палате мистера Хино. Воздух клиники был пропитан острым запахом медикаментов. В коридорах витала гнетущая атмосфера чужих проблем, страданий и надежды на чудо. Все вокруг — от бледно-голубых стен до белых кушеток, — было стерильно чистым и одновременно мертвенно-холодным, неестественным. Ровный бледный свет ламп дневного освещения лишь подпитывал это восприятие. Именно за это девушка и ненавидела все больницы вместе взятые. Палата, в которой находился отец Рей, была выдержана в мягких тонах, но запах лекарств, чувствовавшийся здесь сильнее, чем в коридоре, и мерные сигналы дорогостоящей аппаратуры делали атмосферу еще более угнетающей. С завидным постоянством падали капли лекарственного раствора в капельнице, и эта размеренность невольно клонила ко сну. — Десять минут. Не более, — предупредила медсестра. — Если что, я поблизости. Зовите, если будут какие-то изменения. — Хорошо. Дверь за женщиной закрылась, и Рей, примостившись на краешек мягкого стула, стоящего у больничной койки, устремила на отца внимательный взгляд. Если бы не все эти многочисленные трубочки и проводки, тянущиеся словно щупальца спрута к приборам и капельницам, можно было бы подумать, что мистер Хино просто прилег отдохнуть. «Странно, но во сне он не такой суровый и холодный, — думала девушка, изучая отца. — Вот седины на висках прибавилось… И морщины… Странно, почему он так и не женился во второй раз? Ах, да, — она раздраженно поджала губы. — Ему же не до семьи… В политике заключен весь его мир. И как они вообще с мамой встретились, создали семью и родили дочь?» Эти мысли вновь всколыхнули в душе Рей жгучее раздражение и обиду. Именно воспоминания о кончине матери и о пережитом в детстве потрясении послужили основной причиной смятения Хино, когда ей позвонили из клиники. Первое, что ей хотелось сделать — это крикнуть в трубку: «Мне наплевать! Пусть умирает!», но вместо этого Рей сдержалась и сухо ответила, что примет сообщение к сведению. Затем, повинуясь пышущему внутри раздражению, решила, что не потратит на отца и минуты внимания — точно так же, как он сам игнорировал жену и дочь в угоду политическим амбициям. Это будет великолепной местью — не хуже случая, когда Хино под влиянием гнева изукрасила родителю лицо. На расспросы подруг, что произошло, она ответила весьма расплывчато — мол, небольшие проблемы с отцом, не стоящие и грамма внимания. Но уже дома, ворочаясь в постели и глядя широко распахнутыми глазами в белый потолок, Рей все же признала, что не сможет проигнорировать случившееся. Она попросту не умела быть равнодушной. Перед мысленным взором раз за разом возникало лицо Макото. Подруга была круглой сиротой, и Хино невольно ставила себя на ее место. Каково это — лишиться разом всех близких людей? У нее самой хотя бы был дедушка. И отец, пусть даже она свела к минимуму любое общение с ним. А Мако была совсем одна. Рей, представляя себя на месте Кино, чувствовала, как на плечи ложится тяжкий груз одиночества, и оттого сердце ее болезненно сжималось. Наконец, после долгой бессонной ночи Хино все-таки решилась навестить отца. И с того момента Рей каждый день приезжала в клинику, дабы немного посидеть у больничной койки родителя и всерьез поразмышлять о своих взглядах на жизнь. Почему-то ей казалось, что в этом месте мысли текли как-то легче. Вспоминая свои поступки и слова, сказанные когда-либо мистеру Хино, Рей постепенно приходила к выводу, что порой была чересчур категорична в общении с ним. Иначе воспринимался последний напряженный диалог, когда девушка попросила отца исчезнуть из ее жизни и больше не напоминать о себе. Теперь разговор этот казался Рей глупостью, сказанной под влиянием эмоций. Даже избиение мистера Хино выглядело в ее глазах несколько иначе — теперь девушка не оправдывала себя даже одержимостью Гневом. Впрочем, признавая свою резкость в суждениях и поступках, Рей по-прежнему не снимала вины с отца. Да, порой она была не права, но ведь и он тоже не был святым. Постоянная критика с его стороны, насмешки, да и наплевательское отношение к жене и дочери в конце концов… Все это явно не делало Такаси Хино лучшим отцом года… — Вам пора, — размышления Рей были прерваны словами медсестры, появившейся в дверном проеме. — Хорошо, всего одну секунду… — девушка, поднявшись с места, пригладила одеяло на груди отца и кончиками пальцев коснулась родительской руки. Отчего-то к глазам подступили слезы, а к горлу подкатил ком, мешающий дышать. Быстро сморгнув слезы, Рей направилась к выходу из палаты. — Я завтра вернусь, — сообщила она медсестре, едва оказавшись в коридоре. Хино вернулась в храм ближе к полудню. Настроение было на нуле, но Рей не позволяла себе раскисать. Все, чего ей хотелось в данный момент — это уединения в хараидзё, дабы немного помедитировать и привести чувства в порядок. И, если получится, заглянуть в будущее. Что провидение уготовило ее отцу? У порога дома девушка увидела Юичиро, что шагал из стороны в сторону, заложив руки за спину. Услышав звук приближающихся шагов, он встрепенулся и посмотрел на Рей, неловко ей улыбнувшись. — Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась Хино и, окинув взглядом непривычную для ученика синтоиста одежду — джинсы и кожаную куртку, добавила: — И почему в таком виде? — Я пришел попрощаться, мисс Рей, — тихо и с непривычной серьезностью ответил молодой мужчина, поправляя на плече затертый рюкзак. — Я уезжаю домой. — Что? — переспросила девушка, не веря своим ушам. — Сенсей предупрежден, — продолжил Кумада, избегая смотреть в глаза Хино. — Что тому причина? — сухо поинтересовалась Рей, вскинув подбородок. Юичиро, взлохматив пятерней копну волос, ответил: — Я уже давно не видел своих родных и близких. Вот и решил, что пришло время навестить их… — Все понятно. Повисло неловкое молчание. Где-то вдалеке прокаркали два ворона, живущих при храме, и эти звуки только усугубили гнетущую атмосферу. Отчего-то Хино подумалось, что Кумада лукавит, и причина его внезапного отъезда вовсе не в желании навестить родные края, а в событиях недельной давности; но Рей не стала озвучивать эти мысли. — Что ж, — наконец, изрекла она, — мог бы и не интересоваться моим мнением на сей счет. Ты волен сам распоряжаться своей жизнью, но, — чуть повысила тон голоса Хино, увидев, что Юичиро собрался было что-то возразить, — тем не менее, мне немного жаль, что ты уезжаешь… — сказав это, она крепко сжала его широкую смуглую ладонь в своих руках, выражая таким образом теплое отношение к молодому человеку, а затем, не говоря ни слова, поднялась по ступенькам и скрылась в доме, не увидев, каким взглядом проводил ее Кумада. Когда Рей, переодевшись в одежды мико, снова вышла на улицу, Юичиро уже не было. Девушка, уже забывшая об их разговоре, направилась в сторону хараидзё, дабы среди ароматов трав и сандала навести порядок в своих мыслях и чувствах. Треск горящего хвороста настраивал Хино на нужный лад, и она, преклонив колени перед священным очагом, сложила руки у груди в молитвенном жесте и закрыла глаза… Проведя целый час у сакрального огня, мико так и не удалось заглянуть в будущее, дабы найти ответы на свои вопросы. Что тому виной? Ее собственная замкнутость, подсознательное отрицание горькой правды, или же предубеждения духов, не желающих открыть Рей истину? В любом случае, Хино не теряла надежду. Рано или поздно тайны грядущего откроются ей. Стоит только дождаться этого момента… Отдохнувшая и набравшаяся сил, Рей привела себя в порядок и отправилась в кафе-мороженое — на встречу с подругами. Теперь, когда Минако вновь стала частью команды, и Хино не нужно было разрываться между двумя конфликтующими сторонами, повелительница огня могла расслабиться. Это было непередаваемое ощущение!***
— Где ее носит? — недовольно проговорила Рей, помешивая десертной ложечкой изрядно подтаявшее крем брюле. — Минако? — Мако лениво потянулась. — Понятия не имею. — Может, ее решение вернуться в круг Сейлор воинов не распространяется на посиделки в кафе? — предположила Усаги, потягивая латте и с аппетитом закусывая черничным маффином. Хино покосилась на Цукино: — Нет. Уж я-то ее знаю: Минако не любительница полумер. Скорей всего, она просто опаздывает… — Жаль, что Ами не смогла придти, — вздохнула Кино, подперев голову рукой. — Эта практика отнимает у нее массу времени. — Ну, что поделать, раз уж наша Мицуно — будущее светило медицины, — развела руками Рей и улыбнулась. — Это даже похвально. Усаги, дожевав кусок выпечки и смахнув со свитера несколько крошек, сдержанно поинтересовалась: — Кстати, раз уж мы уже заговорили о медицине… Как там твой папа? — Все по-прежнему, — поморщилась Хино, недовольная тем, что подруга назвала ее отца так мягко и по-домашнему. Для нее он был человеком холодным и чересчур правильным. Такие, как мистер Хино, не снисходят к собственным детям, чтобы поиграть или просто подурачиться. — Вот уже неделю он не выходит из комы. А врачи не говорят ничего конкретного. — А ты не пробовала гадать? — спросила Мако, положив локти на стол. — Прочитать судьбу отца в языках пламени? Рей покачала головой: — Его будущее сокрыто от меня, и… Внезапный стук в окно прервал рассказ Хино, и от неожиданности все буквально подскочили на месте. Снаружи на них, прижимаясь к стеклу и задорно смеясь, смотрела Минако. Вязаная шапка с забавным мохнатым помпончиком, из-под которой выглядывали две туго заплетенные косички, и легкая оранжевая курточка на молнии делали Айно похожей на школьницу. Помахав девушкам, Минако направилась ко входу в кафе. — Ох, она в своем репертуаре! — пробурчала Хино, но легкая полуулыбка, играющая на ее губах, дала понять, что в этой реплике не было ни капли раздражения. — Я вам сейчас такое расскажу! Такое! — произнесла вместо приветствия довольная донельзя Айно и, сняв верхнюю одежду, плюхнулась на свободное место рядом с Макото. — Уф, только отдышусь… — схватив со стола заламинированный листок с меню, она принялась обмахиваться ним, точно веером. Лицо девушки раскраснелось — то ли от удовольствия, то ли оттого, что Минако спешила на встречу с подругами. Усаги с интересом уставилась на новоприбывшую и подперла голову ладонью. — Надеюсь, произошло что-то хорошее, — дружелюбно произнесла Цукино, слегка настороженно глядя на Айно — а вдруг Минако скептически отнесется к ее словам? Усаги так отчаянно хотелось наладить отношения с Венерой!.. Впрочем, ее опасения не оправдались — Айно была слишком взбудоражена, чтобы думать о собственных предубеждениях. — Ты даже не представляешь, насколько! — широко улыбнулась Минако, поправляя челку. — Ну давай же, не тяни! — подтолкнула ее Кино, и Айно, наконец, выпалила: — Завтра у нас с Эйсом съемки нового клипа! У-и-и-и-и-и! — восторгу девушки не было предела, и она, повинуясь эмоциям, захлопала в ладоши, подпрыгивая на месте. Минако так не радовалась даже тогда, когда ей нужно было отправиться на Такутеа. — Правда? Вот здорово! — вполне искренне восхитилась Усаги, и Рей поддакнула: — Поздравляю! А поподробней? — Уф, — Айно перевела дыхание и отложила в сторону меню. — Песня вполне себе позитивная, про любовь — полная противоположность той, что Кейто собирался снимать на острове. Я даже видела сценарий! — И что там? — поинтересовалась Мако, поворачиваясь к Минако. — Насколько поняла, мы будем играть в некотором смысле самих себя, — начала излагать Айно. — Я — Сейлор Ви, супергерой Токио, а в жизни — простая, ничем не примечательная студентка… — Почти как в жизни, — отозвалась Рей, барабаня ноготками по столешнице. — Ну да, — кивнула Минако. — И весь смысл в том, что самый популярный парень университета и по совместительству поп-звезда — его сыграет Эйс, — влюблен в Сейлор Ви. — Как романтично… — протянула Цукино, блаженно улыбаясь. — Но он не знает, что его возлюбленная на самом деле невзрачная сокурсница, которую он часто видит в коридоре, — продолжила Айно. — И она, кстати, по сценарию влюблена в своего кумира Кейто. Вот такая симметрия. — Запутанно, — прокомментировала Мако, вздернув бровь. — Но мне нравится. — Ага, мне тоже, — согласилась Минако. — Слушайте дальше. И вот Эйс решает стать ближе к своей возлюбленной Сейлор Ви. Он надевает белый костюм, маску, и приходит к героине на помощь в самый критический момент, — Айно без церемоний подцепила с блюдца Усаги последний маффин и откусила кусочек, игнорируя возмущенный взгляд Цукино: — Все это время никто не подозревает, кем они являются на самом деле — маски надежно скрывают лица героев. А потом… — Что?.. — Усаги так увлеклась этой историей, что даже позабыла о выпечке, бесцеремонно уведенной из-под носа. — В один прекрасный день Сейлор Ви и ее защитник Эйс снимают маски и понимают, что вся эта мишура не важна. Главное — родство душ. И вот в конце они вдвоем поют на сцене, трогательно обнимаясь… — Минако, блаженно вздохнув, откинулась на спинку дивана. — Я просто в восторге от этого сценария!.. — Особенно, если партнер по съемкам такой красавчик, как Эйс, — произнесла Макото, загадочно подмигивая. — Это точно, — поддакнула Цукино и тоже откинулась назад. В душе ее теплилась надежда: если Айно заведет роман с Эйсом, то наверняка откажется от претензий на Мамору. О да, в любви Усаги была сущей эгоисткой, а наличие такой конкурентки как Минако заставляло ее жутко нервничать. — Волнуешься? — Рей задала вполне очевидный вопрос, и Айно с готовностью кивнула: — Естественно! Все это так волнительно… Зато какие перспективы! Я стану популярной, мое лицо увидит не только в Японии, но и за рубежом! — воскликнула девушка, с упоением предвкушая грядущий успех. — То есть как это — «стану популярной»? — недоумевающе воззрилась на подругу Макото. — Неужели то, что твои песни крутят по радио, не признак популярности? Но Минако лишь отмахнулась: — Это не то. Радио — это радио, а телевидение — это телевидение. Только представьте: я стану звездой, у меня будет масса поклонников… Папарацци будут осаждать мой дом в надежде заполучить новый снимок, а журналисты — выстраиваться в очередь за очередным интервью. У меня появятся подражатели, в журналах мод будут публиковать статьи, описывающие стиль моей одежды… — перечисляя все это, Айно вошла в некий экстаз. В ее мечтах все казалось таким реальным, что Минако, широко распахнув глаза, только и оставалось с жаром перечислять все, что подсовывало ей воображение. — Сто-о-оп! — вдруг мешалась Рей, негромко хлопнув по столу ладонью. — Попридержи коней. Не стоит зазнаваться раньше времени. К тому же, не забывай, что главная звезда все-таки Эйс, а не ты. Айно, прислушавшись к словам подруги, и впрямь поумерила свой пыл. Выпрямившись на месте, она прочистила горло и уже спокойнее произнесла: — Что, уже даже помечтать нельзя? — с напускной обидой протянула Минако. — Почему же? Хотеть не вредно, — менторским тоном заметила Хино, пожав плечами и все сидящие за столом дружно рассмеялись. Разговор постепенно перетек в другое русло, и девушки не заметили, как прошло время. Правда, в мирной беседе не обошлось без нотки грусти: Мако рассказала подругам об окончательном и бесповоротном разрыве с Мотоки. Там, на теплоходе, она встретила его вместе с Рейкой — эти двое выглядели весьма безмятежно, наслаждаясь обществом друг друга. Правда, в глазах Фурухата явно читалась вина по отношению к девушке, с которой он встречался без малого три месяца. Но Кино не осуждала его: сама она, подобно Мотоки, бросилась в омут любви, стоило Джеду вновь появиться на горизонте. — Это не любовь, — грустно заключила Макото, и за столиком воцарилось сочувственное молчание. — Просто столкнулись два одиночества. Он любил Рейку, я — Джеда… А в лицах друг друга мы искали замену дорогим сердцу людям… С удовольствием проведя время за праздными разговорами, Минако не могла не признать, что уже давно соскучилась по подобным посиделкам, а потому всячески тянула время, не желая прерывать сложившуюся идиллию. А когда пришла пора уходить, Айно не без сожаления поднялась вслед за остальными, и девушки, перебрасываясь шуточками, покинули кафе.***
Съемки клипа отняли у Минако и Эйса добрую половину дня, и к тому моменту, как режиссер произнес заветные слова «Стоп! Снято!», на улице начало смеркаться. А когда Айно и Кейто, полупьяные от усталости, спустя полчаса оказались на улице, на Токио и вовсе опустился осенний сумрак. — Я думала, это никогда не кончится, — со вздохом прокомментировала девушка, усаживаясь на пассажирское сиденье рядом с водителем. Эйс вызвался довезти Минако до дома, и она не стала отказываться. Парень хмыкнул, заводя мотор: — Ты думала, что съемочный процесс — это развлечение? Увы, это далеко не так. Айно кивнула: — Кому сказать — не поверят. Чего только эти ужасные туфли стоили! Наверняка я натерла ими кровавые мозоли… За обсуждениями прошедшего дня дорога показалась короче, и вот кабриолет притормозил у дома Минако. — Зайдешь? — спросила девушка, бросив на Эйса взгляд из-под ресниц. — Конечно, — Кейто как-то странно посмотрел на Айно, но она не придала этому никакого значения. Квартира встретила их полнейшей тишиной — Артемис, по всей видимости, отправился на прогулку с Луной. С тех пор, как Сейлор сенши вновь стали одной командой, кот стал больше времени проводить со своей давней возлюбленной. Впрочем, Минако была этому только рада. — Проходи, чувствуй себя как дома, — приветливо махнула рукой Айно, приглашая парня в гостиную. Сама же упала в кресло и со стоном принялась растирать затекшие после целого дня ходьбы на каблуках ноги. — Мне кажется, что после сегодняшнего я буду ходить исключительно в мягких тапках. Знаешь, в таких пушистых — с розовыми помпончиками. Кейто, отойдя к окну напротив, негромко рассмеялся: — А кто говорил, что красота требует жертв? — Ну, я, — призналась Минако, пожав плечами. — И что с того? Я не отказываюсь от своих слов. Но какая дура, будь она трижды избранной, наденет на сражение туфли на шпильке в пятнадцать сантиметров? Тебе хорошо — все съемки в пробегал в удобных мокасинах. — Согласен, обмен не равен, — ответил Эйс, проведя пятерней по тщательно уложенным волосам. — Зато меня все это время мучило кое-что другое. — Что же? — вскинула брови Айно, и тут же высказала забавное предположение: — Знаю, тебе было невыносимо тесно в тех штанах! Ума не приложу, как в них вообще можно было что-либо делать! Кейто покачал головой, и снова посмотрел на Минако, склонив голову набок — так, словно любовался подлинным шедевром искусства. — Что? Что не так? — девушка удивленно воззрилась на Эйса, но он не ответил, лишь подошел ближе, и навис над вскинувшей голову Айно. — Теперь, когда мы остались с тобой наедине, я хочу, наконец, сделать то, о чем так давно мечтал, — произнес Кейто и, прежде чем Минако успела что-либо понять, наклонился и прижался к ее губам — мягко, нежно. Девушка опешила, застыв — это было настолько неожиданно, что она не ответила на поцелуй, который, впрочем, продлился всего пару мгновений. Но когда блондин отстранился, сердце ее сделало кульбит. А потом еще один. А потом и вовсе забилось где-то в горле, когда Эйс хрипло проговорил, глядя в глаза Минако: — Я люблю тебя. Айно судорожно прижала руку к груди, ошарашено глядя на Кейто. И в голове и в чувствах ее царил полнейший сумбур, но в одном она была уверена точно: таких эмоций и бури чувств она не испытывала с тех пор, как рассталась с Мамору. Это было непередаваемо. Неужели она вновь влюбилась? Разве это возможно? Чиба тогда словно сломал ей крылья, а теперь за ее спиной выросли новые — такие же белые и сверкающие, как и раньше. Но так ли это? Еще совсем недавно она клялась найти Мамору, вырвать его из лап тьмы, а сейчас готова проследовать за Кейто хоть за край света. Что же такое творится с ней? Как же это волнующе противоречиво! А Эйс, казалось, не ждал ничего взамен. Вместо этого он, загадочно улыбаясь, протянул Айно четыре карты, перевернутые рубашкой вверх. — Выбери карту, Минако. Я погадаю тебе. Девушка на автомате, не отрывая взгляда от красивого лица Кейто, вытащила карту и посмотрела на нее, не зная, как трактовать этот символ. Это был не червовый туз, который она подсознательно хотела заполучить, а совсем другой знак. Черный. А этот цвет, как ей казалось, не сулил ничего хорошего. — Что там? — нетерпеливо спросил парень, протягивая руку за картой. — Трефовый туз, — сдавленно ответила Минако, пытливо всматриваясь в лицо Эйса. Она ждала вердикта на словах, но прежде пыталась прочесть то же самое по эмоциям парня. На лбу Кейто пролегла складка, и он бросил на Айно пронизывающий взгляд, от которого девушке стало не по себе. — Трефовый туз, — медленно проговорил он, — обозначает, что ты стоишь на перепутье. Всегда. На. Чертовом. Перепутье! Парень вскочил и заметался по комнате под недоумевающий взгляд Минако. Сердце ее от горла скатилось в живот. Айно решительно ничего на понимала. — Может, объяснишь? — проговорила она, наблюдая за его метаниями. — В один момент ты меня целуешь, в другой момент мечешься, как тигр в клетке. Что все же значит карта треф? Эйс остановился и сверху вниз посмотрел на девушку, словно размышляя над чем-то, а затем, наклонившись и упершись руками в подлокотники кресла, проговорил, отчетливо выговаривая каждое слово: — Скажи мне откровенно, Минако, не увиливая и не отшучиваясь: а ты? Ты любишь меня? Айно приоткрыла рот, слегка смутившись этого вопроса. Она ждала и боялась его одновременно, но могла дать ответ. Точно, могла. — Да. Все внутренности от этих слов скрутились в тугой узел. Предавала ли она этими словами любовь к Мамору, что угольком все еще теплилась в ее сердце? Возможно, но ведь ей так отчаянно хотелось любить и быть любимой. А Мамору… он предал. Эйс же залечил эту рваную рану в груди. Так что да, она любила его. Не так сильно и умопомрачительно, как Чибу, но все же искренне. — Лжешь. Слово, словно осколок льда, вонзилось в сердце, что только-только открылось для любви, и Минако инстинктивно отшатнулась, глядя на Кейто широко распахнутыми глазами, на которые уже навернулись слезы. — Но… — растерянно протянула она, — почему ты сомневаешься? — Карта сказала мне об этом. Ты не честна со мной, и никогда не была, — Эйс взглянул на Айно с таким разочарованием, что у девушки мороз по коже пробежал. Она почувствовала себя дешевкой, ненужной, использованной вещью, и внутри огнем заполыхало отчаяние. — Ты любишь его и всегда любила. И если бы он прямо сейчас появился здесь, в этой комнате, ты бы тотчас позабыла о своих словах. Ну же, начни разубеждать меня, Минако! Скажи, что я не прав, и тогда я, возможно, изменю свое мнение. Но Айно молчала. Как бы это ни было гадко, но Кейто был прав. Прав! — Молчишь? Значит, так оно и есть, — парень оттолкнулся от кресла и отошел к окну, отвернувшись от Минако. Она, словно окаменев, смотрела в его спину, не зная, что и делать. Айно словно вновь упала в бездонную пропасть отчаяния и сомнений. — Трефовая карта… Три дороги, три пути. Долг воина, Эндимион и я, — проговорил Эйс. — Все, как и в далеком прошлом. Правда, у меня тогда не было шанса. В твоей жизни вообще не было для меня места. Кейто полуобернулся к Минако, сверкнув глазами, и та побледнела. — Я был рядовым в твоей армии. И мог наблюдать за тобой только издалека. Ты была моей богиней, и я готов был целовать твои следы. Но ты не замечала мою любовь. Когда же ты подарила армию Эндимиону, я смог выслужиться до уровня четырех генералов, чтобы получить слабый, практически призрачный шанс быть ближе к тебе. И мне это удалось! Боги знают, чего это стоило. Но я все еще оставался для тебя никем. Это было невыносимо: ты любила Эндимиона, а Кунсайта водила за нос… И я рискнул проявить себя, чтобы ты вспомнила о моем присутствии! Пускай я сделал это не так, как полагается, это было отчаяние. Я понимал, что уже никогда и ни за что ты не будешь моей. И тогда… тогда я возненавидел тебя настолько, что отдал душу злу! — последние фразы Эйс буквально прокричал, сжал пальцами край подоконника так, что даже костяшки побелели. — Но ведь тебе это уже известно. Да, Венера? — тихо проговорил он, опустив голову. — Нет! Адонис! Ты же не хочешь сказать, что… — выдохнула Минако, вскакивая с места и одним шагом приближаясь к своему защитнику, но тот, развернувшись к ней лицом, выставил руку вперед, останавливая девушку. — Да, я стал Данбуритом. Я твой враг, Венера. Как и Кунсайт, я погиб из-за твоего равнодушия и холода, — горько заключил он. — Ты сама меня убила. Хотя… я умер еще до того, как ты вонзила в меня меч. Знаешь, каждому из нас дается шанс исправить ошибки, совершенные в прошлой жизни. И я был готов сделать это — недаром Металия позволил мне вспомнить все, чтобы разжечь в сердце ненависть. Но ты… — Кейто отвернулся и сжал зубы, лишь бы не закричать от боли, — тебя нельзя ненавидеть, и это просто невыносимо. Одна моя часть хочет убить тебя прямо сейчас, другая не позволяет сделать это. Ты сводишь меня с ума во всех смыслах этого слова! — Считаешь, что это я во всем виновата? А кто проклял меня? Кто, как не ты, лишил меня права любить и быть любимой? — в свою очередь, вскричала Минако. В глазах ее заблестели злые слезы. — Да потому что я зло, Венера! — Эйс схватил Айно за плечи и встряхнул, точно безвольную куклу. — Я далеко не тот милый сладкий мальчик, которого ты привыкла видеть. Я — Темный Офицер, но почему-то подле тебя и превращаюсь в комнатную собачонку. Пора это прекратить раз и навсегда, чтобы окончательно все прояснить. Я устал бросаться из крайности в крайность, как же ты не понимаешь! Твое существование отравляет мою жизнь!.. — парень запнулся и опустил руки, вновь отходя на шаг назад, обратно к окну. Минако смягчилась и с сердцем, полным надежды на лучшее, коснулась рукой напряженной спины Кейто: — Почему ты так категоричен? — она старалась говорить спокойно, но дрожь в голосе выдавала ее волнение. — Все можно исправить! Ты примешь Очищение, и мы начнем новую жизнь. Я переговорю с Усаги, и… — Ты не понимаешь! — вскричал Эйс, так и не обернувшись. — Я — причина всех твоих несчастий! Это я натравливал на тебя всех тех демонов и юм. Обе Пандоры, сестры Фонда в салоне красоты, Принцесса Лин-Лин и даже Флюорита — все они мои создания! И после всего этого ты хочешь, чтобы мы были вместе?! И это уже не говоря о том, что ты до сих пор не теряешь надежды вернуть своего Мамору! Да ты сама не понимаешь, чего хочешь! Минако на мгновение прикрыла глаза, пытаясь переварить услышанное. К ее удивлению, после такого потока откровений Айно вовсе не хотелось перевоплотиться в Венеру и наказать Данбурита за все ее проблемы и недосып, когда она после очередного сражения едва приползала домой, не имея никаких иных целей, кроме как вволю выспаться. А если брать во внимание древнее проклятие… — Знаешь, что важнее всего? — наконец, проговорила Минако, взвесив все «за» и «против». — Все слова, направленные на то, чтобы оттолкнуть меня, не имеют власти. Всего несколько минут назад ты был совсем другим — тем, кто нашел в себе силы признаться в любви. В тот момент ты был не демоном с черствым сердцем, а человеком — сильным, нежным и добрым. Скажи мне: а что было бы, вытащи я червовый туз вместо карты треф? Эйс продолжал молчать. Минако коснулась его плеча, требовательно разворачивая парня лицом к себе. — Говори, что хочешь, но я по-настоящему знаю, чего хочу! И вот доказательство! — возбужденно проговорила Айно и, обхватив шею Кейто руками, требовательно коснулась его чуть приоткрытых губ, целуя Адониса с таким упорством и отчаяньем, что Эйс не мог не ответить. Он прижал к себе девушку с такой силой, словно хотел сделать Венеру частью самого себя, слиться с ней в одно совершенное существо. Поцелуй их углубился, стал каким-то лихорадочным, быстрым, страстным, словно оба они желали таким образом поглотить друг друга без остатка. Однако в действиях Кейто чувствовалось какое-то отчаянное сопротивление, борьба с самим собой. Он хотел большего, но то же время всеми силами желал остановить все это безумие. В какой-то момент мускулы парня напряглись и он, разорвав поцелуй, с силой оттолкнул Минако так, что она по инерции отлетела к центру комнаты, едва не упав. — Что ты со мной делаешь?!.. — простонал Данбурит, хватаясь за голову. Он вцепился в собственные волосы, словно намереваясь вырвать их с корнем, и лицо его исказила страдальческая гримаса. — Пошла прочь! Я ненавижу тебя!.. Ненавижу!.. С этими словами Данбурит резко развернулся на месте и исчез, оставляя после себя удушливый запах серы, тяжелым облаком повисший в комнате. — Стой!.. — воскликнула Минако, но уже было слишком поздно. Комната опустела, повисла гнетущая тишина. Девушке внезапно сделалось так холодно и тоскливо, словно из нее выкачали всю радость и заменили пестрые краски жизни на унылый монохром. Ноги Айно подкосились, и она устало опустилась на пол, зябко обхватив плечи руками. Однако эта минутная слабость вовсе не была знаком отчаяния. Наученная горьким опытом, Минако понимала: бездействие и равнодушие ничего не изменят. Нужно было действовать, и действовать немедленно, пока не произошло непоправимое. Взгляд ее упал на карты, небрежно брошенные на пол. Айно интуитивно потянулась к ним и взяла в руки одну из них. На карте каплей крови алел червовый туз — символ любви и сердечной привязанности. Минако некоторое время сверлила карту взглядом, а затем смяла ее и сжала в кулаке так, что костяшки побелели, а затем поднялась с пола. — Если тебе нужны еще доказательства, — с непривычной твердостью обратилась в пустоту Айно, — ты их получишь. И, зная меня достаточно хорошо, все прекрасно поймешь, мой дорогой защитник в белом!