Так вперед, уходим в ночь, в неземную черноту, Пусть все увидят сердец чистоту, хранящих о мире мечту. Не сдаваясь, устоим, мы покажем, что храним Наших сердец обет, воины любви. Ishida Yoko_Ai No Senshi
Мерцающий экран погас, и Селена, что дополняла происходящее содержательным и плавным рассказом, умолкла, обратив печальный взгляд синих глаз на притихших воительниц и Эндимиона. Все шестеро сидели, низко опустив головы и избегая смотреть друг на друга. Увиденное произвело на них неизгладимое впечатление. Еще бы! Узреть собственную смерть со стороны — не самое приятное зрелище. Девушки и принц были подавлены; они чувствовали внутри пустоту скорби, что черной дырой высасывала любые эмоции, оставляя лишь гнетущее чувство безнадеги. Венера робко подняла глаза на Эндимиона, словно пытаясь прочесть его мысли. Однако принц выглядел отрешенным, точно ему в этот самый момент довелось погибнуть и тут же возродиться к жизни — сердце бьется, а душа все еще бродит где-то в загробном мире. Сейлор Мун тоже устремила полный затаенной надежды взгляд на Эндимиона, но тут же отвела его, прижав ладонь к груди. Она ведь уже пообещала себе не думать о прошлом; пусть даже оно было сказочно-волшебным. Что ж, свет звезд оказался ярче их с Эндимионом любви. Минако случайно поймала взгляд лунной воительницы, в котором плескалась потаенная грусть, и отвернулась, к своему изумлению ощутив терзания совести. Увиденные сцены свиданий Серенити и Эндимиона острым клинком врезались в память Венеры, заставив ее вновь на мгновение усомниться в легальности их с Мамору отношений. Как между лунной принцессой и наследником Иллюзиона все было трепетно и чудесно, даже дыхание захватывало!.. Однако воительница, мысленно прокричав себе «Нет!» встрепенулась и вскинула голову. Эндимион — ее прошлое, настоящее и будущее. Давным-давно, она, безнадежно влюбленная, погибла с именем чужого жениха на устах; и, спустя много лет, готова сделать то же самое. И ничто не сможет этому помешать. Первым удушающий гнет тишины нарушил Эндимион: — Откуда вам известны все эти подробности? — глухо проговорил он, обращаясь к королеве. Та устремила на него печальный взор и дала ответ: — После смерти мне открылось многое. Фактически, я потеряла физическую оболочку, но обрела нечто большее — Знание. Передо мной открылись все тайны мироздания, я узнала ответы на все вопросы, что когда-либо волновали человечество… — Селена взмахнула руками и устремила глаза ввысь, в черное небо. — Но мой дух… Он не отлетел, а так и остался неприкаянно бродить по руинам того, что было мне так дорого. Подумать только — я прожила так целую тысячу лет! Целое тысячелетие одиночества и дум!.. — королева заломила руки. — Все это время я была молчаливым наблюдателем. Перед моим взором прошли века, сменились многие поколения. Возникали и исчезали целые народы, королевские династии расцветали и увядали, им на смену приходили новые правители… — Селена прерывисто вздохнула и, словно сдерживая слезы, продолжила исповедь, на этот раз собственную: — Я искренне надеялась, что ваша новая жизнь пройдет спокойно, но нет. Зло все-таки пробудилось. Металия и Берилл провели в заточении тысячу лет — достаточный срок, чтобы их имена были позабыты. Но природный катаклизм — сильнейшее землетрясение — повредил магическую печать, и тьма вырвалась на свободу. Берилл, приняв облик смертной женщины, нашла всех лордов и вновь обратила их во тьму. В этом есть и моя вина тоже — вместе с вами я отправила перерождаться на Терру и лордов. У меня не было сил и возможностей действовать избирательно — моя жизнь висела на волоске, и лишь искорка надежды в моем сердце позволяла верить, что они начнут жизнь заново. Но, увы. В любом случае, — голос королевы стал чуточку тверже, — пришло время, и Сейлор сенши пробудились. Как же мне этого не хотелось! Вы должны были прожить спокойную жизнь, подальше от сражений, тревог и борьбы со злом, но судьба распорядилась иначе. Тогда-то и пришел час Луны и Артемиса очнуться от долгого сна и отправиться на Землю, дабы найти вас и наставить на путь истины… — Но ведь Земля большая! Ее население составляет больше семи миллиардов человек! — воскликнула Меркурий. — Как можно найти шестерых человек среди такого количества людей?! — Но нашли ведь! — возразила Селена. — Когда вы отправились перерождаться, шары, в которых были заключены ваши души, направились в сторону группы островов, на которых ныне располагается Япония. Поэтому я направила своих помощников именно туда. И им удалось найти вас. Не сразу, конечно, но стоило потянуть за одну ниточку, как нашлись и остальные, сплетенные в тугой клубок, — королева обвела взглядом потрясенные и одновременно посветлевшие лица и продолжила: — Поначалу Луна и Артемис часто связывались со мной. Я направляла их деятельность в нужное русло, давала советы. Позже, — королева с легкой полуулыбкой повернулась к Венере, — снабжала кое-кого из вас боевыми поручениями. Я знала, что рано или поздно кто-нибудь из вас взбунтуется, поэтому весьма ненавязчиво наставляла на путь истинный… — некоторое время Селена молчала, погрузившись в размышления, а затем вновь заговорила, как бы подводя итог своему пространному монологу: — Я рада, что вы возродили Кристалл. Важность этого события трудно переоценить. — Да, все замечательно, но как же так вышло, что Серебряный Кристалл был поделен на семь радужных? Не легче ли было где-нибудь спрятать его? — невольно вырвалось у Марс, которая уже давно была озадачена этим вопросом. Однако Селену это не застало врасплох, и она с присущей ей терпеливостью пояснила: — Смертные грехи не участвовали в нападении Металии на Серебряное Тысячелетие, а остались на Терре. После падения лунного королевства воины планет Внешнего Круга, стражи границ Солнечной Системы, поймали их, и при помощи могущественной силы разбили Серебряный кристалл на семь равных частей. В каждую был заточен первородный и отправлен на Терру для сохранения и перерождения. Иными словами, каждый из первородных обрел человеческий облик. Остальные артефакты — жезлы планет, Святой Клинок и Лунную Диадему поместили в гробницу — туда же, где почивали Луна и Артемис в ожидании своего часа. Когда пришло время, вы получили свое оружие. Что-то приподнесли вам жрецы, а что-то вызвали вы сами, призвав свои силы. Едва Селена умолкла, как Юпитер нерешительно вскинула руку — ни дать ни взять ученица на уроке истории: — Вы упомянули воинов Внешнего Круга. Кто они? Мы не встречали их в своих сновидениях. — Круг Внешних Планет некогда представляли четыре могущественных воина: Сатурн, Уран, Нептун и Плутон. Они, как и вы, королевской крови, наследники престолов, и силы их многократно превосходят ваши. Им подвластны силы неба и моря, времени и пространства, созидания и разрушения. Полагаю, вы еще встретитесь с ними в необозримом будущем — на все воля провидения. Сила притягивает большую силу, и лишь вопрос времени, когда вам предстоит столкнуться с воинами Внешнего Круга. — Все это, конечно, очень хорошо, — вдруг изрекла Сейлор Мун, доселе молчавшая, — но как нам всем вернуться домой? И где Кристалл? Без него нам нет пути назад. Королева ласково улыбнулась и приблизилась к воительнице. Та тут же поднялась на ноги и, сложив руки у груди, с надеждой обратила взор на Селену. — Не бойся, дочь моя, — проговорила женщина, — я открою портал, и вы все, целые и невредимые, вернетесь домой. А Кристалл… вот он, — королева протянула Сейлор Мун раскрытую ладонь, на которой, переливаясь всеми цветами радуги, мерцал Серебряный Кристалл. Не веря своим глазам, лунная воительница потянулась было за ним, но Селена отвела ладонь, пристально вглядываясь в черты дочери: — Зло будет охотиться за ним, и не остановится ни перед чем, пока не получит желаемое. В этой войне могут пострадать все, кого вы любите. Нельзя допустить, чтобы Кристалл попал в руки темных сил, иначе всему мирозданию придет конец. Посмотрите на Солнце. Видите пятна? Они покрыли уже треть звезды. Чем сильнее становится Металия, тем больше пятен появляется на поверхности Солнца. Думаю, вы и сами сможете догадаться, чем это грозит всему живому. Пускай Сейлор Мун слыла глуповатой и недальновидной, но ей удалось прочесть меж строк потаенный смысл, сквозящий в словах Селены. С возрождением Кристалла на их плечи свалилась немалая ответственность — не только перед собой, но и перед всей планетой, как бы серьезно это ни звучало. — Мы не допустим этого! — словно со стороны услышала свой голос Сейлор Мун, дивясь звучащей в нем твердости. — Мы… сделаем все, чтобы защитить нашу планету! Решительность, сквозящая в голосе лунной воительницы, заставила глаза Селены наполниться слезами. Но, увы, призраки не плачут. Возможно, именно поэтому им, неприкаянным, так одиноко и тоскливо — слезы ведь приносят облегчение. Повинуясь внутреннему порыву, королева провела полупрозрачной ладонью по щеке Сейлор Мун, едва касаясь кожи, и проговорила срывающимся от волнения голосом: — Доченька… Как же я не хочу тебя отпускать!.. Но я должна. Вы уже не часть этого мира. Вы — дети Земли… — Селена передала воительнице Серебряный Кристалл, отступила на пару шагов и обвела взглядом притихших воительниц и Эндимиона. — Простите меня! — произнесла она вдруг, и все от удивления вздрогнули. Зачем Селене просить у них прощения? Однако лунная королева должна была облегчить свою совесть, ведь все это время на ней лежала ответственность за гибель принцесс. Селена обещала, что позаботится о девочках, но вместо этого упорно толкала их к пропасти, лишая личного счастья, а затем и жизни. Принцессы были ровней Серенити, равно как лорды были ровней Эндимиону, но она сделала их личной охраной дочери, не думая о том, к чему приведет это решение. Она нарушила данное родителям девушек обещание, а когда спохватилась, было уже слишком поздно. Почувствовав, как с души свалился тяжелый камень, Селена взмахнула рукой, открывая такой же портал, что перенес воительниц из Безвременья на Луну, и произнесла: — Он перенесет вас туда, откуда началось ваше путешествие. Поторопитесь, портал недолговечен… Кивнув напоследок лунной королеве, воительницы по одному подходили к межпространственному переходу и исчезали в нем с серебристыми вспышками. Сейлор Мун же тянула до последнего. Она не желала расставаться с женщиной, на которую она была похожа настолько, что не возникало никаких сомнений в их родстве. Наконец, когда в портале скрылся Эндимион, Сейлор Мун, напоследок метнув в сторону Селены полный слез взгляд, сделала последний шаг. — Удачи вам, дети мои!.. — донеслось девушке вслед прежде, чем еще один шаг вынес ее обратно в гостиную Минако.***
— Удивительно! — воскликнула Венера, едва выйдя из портала. Первым делом взгляд ее упал на часы, и увиденное привело Минако в чистый восторг. — Неужели нас не было всего пятнадцать минут? — Получается, мы перенеслись не только в пространстве, но и во времени? — полуутвердительно-полувопросительно произнесла Меркурий, что появилась вслед за Венерой и услышала ее удивленный возглас. — Выходит, так, — пожала плечами Минако со столь небрежным видом, словно подобное случалось с ней по десять раз на дню. — Пожалуй, пора завязывать нам шастать туда-сюда через порталы, — глубокомысленно заявила Марс, деловито отряхивая с фуку несуществующие пылинки. — В такие моменты я чувствую себя не лучше куска мяса, прокрученного через мясорубку. — Э-э-э… Девочки? — донеслось с дивана слабое и хриплое восклицание, больше похожее на писк котенка. Луна, Кунсайт и Артемис с совершенно изумленным видом уставились на столпившихся в центре гостиной сенши. Всего пару минут назад белый жрец угрожал рукоприкладством бывшему темному лорду из-за того, что девушки куда-то исчезли; теперь же воительницы вернулись — целые и невредимые, хоть и весьма задумчивые, и Артемис не знал, как на это реагировать — вздохнуть с облегчением или устроить новоприбывшим допрос с пристрастием. Еще больше вопросов вызывал Эндимион, что стоял чуть позади сенши. Его присутствие озадачило жрецов, однако это был не самый насущный вопрос, который им хотелось бы задать. — Где вы были? — изрекла, наконец Луна, подпрыгивая с дивана точно на пружине. Артемис и Кунсайт, проявляя недюжинную солидарность, поднялись вслед за ней. Девушки ничего не ответили, устремив настороженные взгляды в сторону лорда. Юпитер и Марс тут же приняли боевые стойки, готовясь атаковать противника в любой момент — даром что помнили его предложение мира. За Эндимионом дело тоже не стало — обнажив клинок, он предупредительно направил острие в грудь генерала. Однако Кунсайта такая реакция нисколько не покоробила — напротив, он лишь поднял руки и спокойно произнес: — Не стоит опасаться. Я теперь простой смертный… Воительницы изумленно уставились на лорда, не зная, как реагировать на подобное признание. — Вот так сюрприз… — выдохнула Юпитер, удивленно покачав головой. Эндимион скептически вздернул бровь, словно не веря своим ушам, но все-таки убрал меч обратно в ножны. — Девочки, мы ждем, — терпеливо напомнила о своем существовании Луна, скрестив руки на груди и выжидающе уставившись на воительниц, что как раз вернули себе прежний облик. Не утруждая себя наведением порядка, они сели куда придется и принялись за рассказ, то и дело перебивая друг друга и внося в общую картину необходимые детали. Когда в своем повествовании воительницы подошли к моменту встречи с Селеной, жрецы издали радостный возглас и засыпали девушек вопросами, требуя рассказать о королеве во всех подробностях. Это была услада для их ушей, момент ностальгии. Луна и Артемис с жадностью губки впитывали каждое слово воительниц. Вскоре рассказ подошел к концу, и жрица, предчувствуя недоброе, спросила, пытливо вглядываясь в лица подопечных: — Я так понимаю, это далеко не все, что вы хотите рассказать? По глазам же вижу. Ну же, что вы скрываете? Усаги? Мина? — Да, это не все, — пробормотала Цукино, чувствуя себе еще более неловко под пронзительным взглядом Луны. — Совсем скоро нам предстоит отправиться в Темное Королевство, чтобы вступить в схватку с Берилл и Металией. Если бы Луна и Артемис были котами, у них бы каждый волосок шерсти стал дыбом — так болезненно они восприняли слова Усаги. — Вы с ума сошли! — воскликнул белый жрец, подскакивая на месте. — Нельзя так просто взять и отправиться в стан врага! — Ну, мы же не говорим, что собираемся туда прямо сейчас, — с напускной невозмутимостью парировала Минако, рассматривая свой маникюр. — Скорее, послезавтра, да, девочки? — А почему именно послезавтра? — непонимающе воззрилась на нее Макото. Ее смущал не столько факт грядущего сражения с силами зла, сколько назначенная подругой дата. — Потому что завтра Рождество, — ответила за Айно Ами, подкрепив свои слова едва слышным вздохом. — Точно! — Усаги щелкнула пальцами и нетерпеливо заерзала. — Идеальное время, чтобы немного расслабиться и провести целый день в обществе родных и близких, прежде чем выступить против Металии. — О боги, девочки, одумайтесь! О чем вы таком говорите?! — Луна пришла в неописуемый ужас. Спокойствие, с которым подопечные говорили о столь жутких вещах, не желало укладываться в ее голове. При этих словах Рей, доселе молчавшая, вскочила на ноги, чем привлекла внимание всех собравшихся, и заговорила звенящим от волнения голосом: — Давайте все будем честны друг с другом — живыми нам вряд ли вернуться… — Ты что?! — пришел черед и другим ужаснуться. Тяжело сказать, кому именно принадлежал этот крик души, ведь от слов Хино в гостиной словно ураган пронесся, но девушка продолжила вещать с присущей ей непреклонностью: — Я знаю, о чем говорю, — резко перебила она поднявшийся было гул. — Нам всем нужно это — попрощаться, сказать то, о чем не могли бы сказать раньше… Всего один день, чтобы попрощаться со всеми, кого любим. — Зачем же думать о плохом? — взмолился Артемис, протягивая руки к девушкам. — Надо верить в лучшее! — А мы и не отказываемся от веры, — тихо произнесла Ами, опустив глаза. — Просто рассматриваем все варианты… После этих слов воцарилась гробовая тишина. На жрецов со всей силой неизбежности накатило осознание, что ничто и никто не сможет отговорить девушек от их безумного решения, и от этого им сделалось так тошно, что захотелось выть в голос. — Что ж, — произнес вдруг Эндимион, с грацией пантеры поднимаясь с места, — как бы мне ни хотелось остаться здесь, но самое время вернуться в Королевство, пока Берилл ничего не заподозрила. Увы, — он поймал расстроенный взгляд Минако, — я не смогу провести Рождество в верхнем мире, так как должен быть при королеве, — принц с досадой поморщился. — В нужный час я вас встречу в подземелье, так что… — Постой, а как же я? — встрял Кунсайт, не в силах удержаться от участия в столь животрепещущей теме. — Ничем не могу помочь, — в интонации принца читалась безмятежность, однако в глазах его мелькнула искорка насмешки. — Извини, но тебе туда путь заказан. Конечно, я могу перенести твое бренное тело в Темное Королевство, но не сделаю этого. — Это почему же? — процедил мужчина, мысленно желая удушить Эндимиона, лишь бы стереть с его лица торжествующую ухмылку. — О, я бы мог сказать из вредности, но нет. Все дело в том, что ты смертен, и Берилл почует это. И тогда я не ручаюсь за сохранность твоей бессмысленной жизни. Кунсайт скривился так, словно съел в один присест кило лимонов, но промолчал. Несмотря на неприкрытую язвительность, скользящую в словах принца, бывший Темный лорд не мог не признать его правоту. — Я буду тянуть время, как могу, — пообещал Эндимион, не отрывая потеплевшего взгляда от Минако. — Отвлеку Берилл любыми способами. А когда придет час сражений… — Когда придет этот час, я буду с ними, — выпалил Кунсайт, поднимаясь с места. Все с изумлением обратили на него внимание. — Не желаю отсиживаться в какой-нибудь норе, как последний трус. И да, я все еще хочу отомстить. Когда девушки перенесутся на Северный Полюс, я отправлюсь вместе с ними. Вряд ли кто-нибудь из вас знает Темное Королевство лучше меня. Сейлор сенши нуждаются в весомом преимуществе, и я готов его предоставить. А тебе, — мужчина обличительно ткнул пальцем в сторону Эндимиона, — нельзя оторваться от юбки Берилл. Так что… Принц, почувствовав насмешку, рывком поднялся на ноги и встал напротив Кунсайта. И снова скрестились два взгляда: холодный серый с насмешливыми искорками и пронзительно-синий. И никто из мужчин не отступил, не стушевался, проявляя выдержку и характер. Воздух тотчас же накалился — Что ты сказал? — едва сдерживаясь, прорычал взвинченный до предела Эндимион, наступая на лорда. Они стояли почти нос к носу, точно бойцовские петухи, когда Минако сочла за должное вмешаться — все-таки конфликт между этими двумя был и и ее проблемой тоже. — Довольно! — достаточно твердо произнесла Венера, вклиниваясь между мужчинами. Она решительно развела их в стороны, а затем обратилась непосредственно к лорду: — Послушай меня, Кунсайт, раз не хочешь слушать Эндимиона! Ты и вправду слаб. Оставайся в Токио, мы сами решим проблему… — Проблему? — неверяще переспросил мужчина и коротко хохотнул. — Так для вас смертельный риск — это проблема? Ну уж нет! Вам от меня так просто не избавиться. Повторяю: я знаю Темное Королевство как свои пять пальцев. Я буду вашим проводником, иначе вы попросту заблудитесь во всех этих коридорах. — Предоставь это мне! — сухо напомнил о своем существовании Эндимион, но Кунсайт отмахнулся от него как от назойливой мухи. — Ты дурак или прикидываешься? — внесла свою лепту ядовитая на язык Рей. — Что ты можешь без своих сил? Что будешь делать в случае опасности? — Это уже мои проблемы. Я мужчина или кто? — лорд повернул голову к Хино, смерив девушку холодным взглядом. — И не стоит разговаривать со мной, как с безмозглым мальчишкой. Этот номер не пройдет. Минако вздохнула и устало провела ладонью по лицу от лба до подбородка, словно снимая маску: — Я так поняла, уговоры бесполезны. Что ж, поступай как знаешь, — девушка отошла в сторону и села на свое место. — А вы как, согласны? — поинтересовалась она у остальных девушек, что молча следили за ходом дискуссии. — А у нас есть выбор? — кисло осведомилась Рей, крайне недовольная тем, как ее уделал Кунсайт. — Нет. — Значит, согласны, — удовлетворенно заключил Кунсайт, потирая руки. Эндимион в последний раз бросил на него уничижительный взгляд и подошел к Минако, положив руки ей на плечи. — Пожалуй, пора расходиться, если мы хотим провести завтрашний… — Усаги бросила взгляд на часы, — ой, уже сегодняшний день со своими родными. — Но ведь… — начала было Минако, желая напомнить о прерванном девичнике, но смущенно умолкла. С мыслями о грядущем не очень-то получится вернуть прежний настрой; плюс, кавардак в гостиной и пятна от пролитого вина на ковре напрочь убивали какое-либо желание развлекаться. Да и после блужданий по Безвременью всем жутко хотелось лечь и забыться. Девушки распрощались до послезавтра и с тяжелым сердцем покинули квартиру Минако. Ушел и Кунсайт, бросив напоследок что-то неразборчивое о жилище Джедайта, которое покойнику уже не понадобится, а ему будет в самый раз. В гостиной остались лишь Минако, Эндимион и Артемис. Последний, кстати говоря, бросив проницательный взгляд на парочку, поспешно ретировался на кухню под предлогом перехватить чего-нибудь, пока живот не свело от голода. Впервые за долгое время оставшись наедине, влюбленные тут же потянулись друг к другу с объятиями. Впрочем, это был не столько знак нежности, сколько отчаянный момент близости перед прощанием. Минако подняла голову, и Эндимион быстро поцеловал ее в губы — большее он не мог себе позволить. Пока не мог. — Ты знаешь, я хотел бы остаться, — пробормотал принц, вновь прижимая Айно к своей груди, словно драгоценную панацею. — Знаю, — вздохнула девушка, отстраняясь с явной неохотой и делая шаг назад. — Но вместе с тем понимаю, что должен. — Чтобы помочь вам… — напомнил Эндимион, многозначительно посмотрев на Минако. Та кивнула и выдавила из себя нервную улыбку. Принц улыбнулся Айно в ответ и, взмахнув плащом, исчез, переносясь в Темное Королевство. Им предстояло разлучиться всего на день, но это будет самый длинный день в жизни. И что предстоит после? Знало лишь время. Артемис вернулся с кухни с полным блюдом овощных роллов и двумя парами палочек, молча протянул все это Минако и плюхнулся рядом с ней на диван. — Как ты догадался, что я умираю с голоду? — поинтересовалась Минако, окуная ролл в соевый соус и с наслаждением отправляя его в рот. — У тебя глаза голодные, — отшутился Артемис, принимаясь за еду. — И, к тому же, решил сделать тебе приятное. — Спасибо, — проговорила девушка, с жадностью проглотив ролл и потянувшись за новым. Они ели молча. Когда последний кусочек был съеден и друзья наелись до отвала, Артемис по-отечески приобнял Минако за плечи. Она пододвинулась ближе и положила голову ему на плечо. — Страшно? — спросил жрец несколько минут спустя, словно прочтя сокровенные мысли подруги. Айно кивнула: — Безумно. Но об этом никто, кроме тебя, не узнает…***
Рождество для Ами всегда было особым праздником. Даже став взрослой, девушка не утратила способности чувствовать волшебную атмосферу, присущую этому дню. Двадцать пятого декабря в воздухе витала атмосфера предновогоднего чуда, вызывая в душе Мицуно чувство приятного возбуждения, сравнимого лишь с ожиданием Дня рождения. На Рождество Ами позволила себе такую роскошь, как долгий и крепкий сон. Вернувшись домой поздней ночью, она тихонько, чтобы не разбудить мать, прокралась в свою комнату, бесшумно разделась и скользнула в постель, натянув одеяло до подбородка. Девушка безумно устала от выпавших на ее долю приключений, а потому уснула в ту же секунду, когда смежила веки. А когда открыла, за окном уже был белый день. Стрелки часов показывали половину десятого утра, и Ами от неожиданности резко подхватилась с кровати, думая, что опоздала. Следом мелькнула мысль, что спешить, в общем-то, некуда — Рождество все-таки, — и девушка вновь откинулась на подушки, с облегчением вздохнув. Однако Мицуно была не из тех, кто способен проваляться в постели все утро. Привычка взяла свое, и Ами встала, мысленно составляя план на сегодняшний день. Не было ни дня в году, чтобы Мицуно никуда не спешила. В библиотеку, на занятия в университет, на дополнительные курсы, в бассейн, на встречу с подругами, на помощь тем, кто попал в беду… Весь день Ами был расписан едва ли не по минутам. Девушка старалась рационально использовать свое время, уделяя львиную его долю учебе и саморазвитию. На отдых оставалось всего ничего, да и борьба за добро и справедливость порой путала все карты, но Мицуно не сетовала на трудности. Однако сегодня Ами решила изменить сама себе. Никакой учебы, никаких книг — девушка специально убрала их с глаз долой, чтобы учебники и энциклопедии не служили ей немым укором. Это Рождество Мицуно хотела провести по-семейному просто: приготовить с матерью традиционный праздничный ужин, посидеть за столом в теплой компании близких людей, посмотреть любимый фильм, свернувшись калачиком на диване, а затем уснуть, вспоминая каждый теплый момент прошедшего дня. Мысли девушки омрачались лишь отсутствием отца. Как же было бы здорово провести Рождество вместе с ним и мамой! Ами хотела, чтобы хотя бы на один день они вновь стали настоящей семьей и отметили праздник так, как бы это сделали сотни других семей в Токио. Но одного желания явно было недостаточно и, памятуя о данном обещании провести последнее Рождество так, как велит сердце, девушка решительно потянулась к телефону… Уже нарезая авокадо для фирменного маминого салата, Ами то и дело бросала полный надежды взгляд в сторону входной двери. Интересно, приедет ли отец? Он был немало удивлен звонком дочери, и на ее просьбу приехать ответил весьма неоднозначно — ни согласием, ни отказом. Однако Мицуно верила в лучшее, ожидая, что дверь вот-вот распахнется, и в дом войдет румяный от свежего морозного воздуха отец. Он поправит очки, улыбнется, стряхнет с шапки и воротника пальто снежинки и весело поприветствует хозяек дома. Время утекало сквозь пальцы, а отец так и не появился. Лихорадочная надежда Ами на чудо сменилась легкой обидой, и к тому моменту, как они с матерью сели за стол, Мицуно была донельзя расстроена. Это не замедлило отразиться на ее лице, и Мичико, с тревогой взглянув на дочь, поинтересовалось: — Что с тобой, Ами? На тебе лица нет. — Все в порядке, — слабо улыбнулась девушка, ковыряя в тарелке жаркое. Она поспешно опустила глаза, чтобы мать не прочла в них тоску и смятение, и поспешно отправила в рот кусочек мяса со специями. От переживаний Ами даже не ощутила его пряного вкуса. Чувствуя на себе внимательный взгляд матери, девушка усиленно зажевала и, наконец, проглотила кусочек. В этот самый момент в дверь позвонили, и Ами подскочила, точно ужаленная. Сердце ее бешено заколотилось, точно птица попавшая в силок, в душе вновь воскресла отчаянная надежда на то, что сбудется ее рождественское желание. Крепко сжимая в руках вышитую полотняную салфетку, девушка, не помня себя, бросилась к двери. Счастью ее не было границ, когда на пороге Ами увидела отца — точь-в-точь такого же, как и в ее мечтах — раскрасневшегося от мороза и припорошенного подтаявшими снежинками. В руках Тоширо держал бисквитный торт с кремом — сладость, без которой не обходится ни один рождественский стол. — Привет, дочь! С Рождеством! — голос отца звучал бодро и весело, и для Ами это было лучшее, что она услышала за сегодняшний день. — Папа! Проходи же скорее! — девушка отступила в сторону, приглашая Тоширо войти, и он не замедлил воспользоваться приглашением. Мицуно быстро обняла отца, на пару секунд прижавшись щекой к холодной и влажной ткани пальто, и смущенно отошла в сторону, словно стыдясь проявления своей радости. В прихожую, отреагировав на шум, вышла Мичико и замерла у порога комнаты, приложив ладонь к груди. По ее лицу было тяжело понять, что она думает или чувствует, и Ами почувствовала себя немного неловко. Тоширо, увидев бывшую супругу, немного стушевался, и радостная улыбка сползла с его лица. Некоторое время они не отрываясь смотрели друг на друга, пока девушка не поняла, что пришло время вмешаться: — Мама… Это я его пригласила. Извини, что не предупредила, просто не была уверена, что папа приедет… Не сердись, пожалуйста, я просто хотела провести этот вечер с вами двумя, — Ами потупила взгляд, чувствуя себя виноватой, и невольно добавила про себя: «Возможно, даже в последний раз». Однако ответ матери, несмотря на все опасения, приободрил девушку: — Что ты! Я нисколько не сержусь. Просто это так неожиданно. Я удивлена… — Мичико сглотнула и быстро улыбнулась, пытаясь сгладить сложившуюся неловкость. — Прекрасно выглядишь, — произнес мистер Мицуно, окинув бывшую жену взглядом с ног до головы. Женщина невольно пригладила палевое платье с воланами и, смущаясь, точно юная девушка, ответила: — Благодарю… — Ну, раз ты не против, — нарочито-бодро произнесла Ами, — значит, у нас найдется еще один прибор, правда? Мичико кивнула и сделала Тоширо знак войти. Мужчина снял пальто, шапку и, пригладив волосы, вошел в гостиную, где был накрыт стол. Ами деловито суетилась вокруг, доставая для отца чистую тарелку, палочки, бокал для вина и салфетку. Мужчина наполнил бокалы сладким вином и произнес короткий тост в честь праздника, после чего все Мицуно с аппетитом принялись за еду. Обстановка за столом была веселой и непринужденной. Отец рассказывал веселые истории, от которых Ами и ее мать то и дело покатывались со смеху. Тоширо и Мичико делились хорошими новостями, обсуждали общих знакомых и успехи дочери — словно и не было той пропасти, из-за которой распалась их семья. Ами была счастлива. В этот день она окончательно уверовала в то, что Рождество — время чудес…***
Всю ночь перед Рождеством Усаги мучали кошмары. Девушка беспокойно ворочалась в постели, голова ее металась по подушке, с губ то и дело срывались мученические стоны и всхлипы. Затем тело Цукино содрогалось, словно его сводила судорога, и Усаги с криком просыпалась, рвано и часто дыша, глядя перед собой невидящим взглядом. Утирая дрожащей рукой холодный пот, она вновь устало откидывалась на подушки и закрывала глаза, чтобы уснуть. Во сне, раз за разом, Цукино переживала свою смерть, гибель подруг и Эндимиона. И снова пробуждение от собственного крика, гулко бьющееся сердце и страх, застрявший в горле. Неудивительно, что поутру Усаги поднялась с постели совершенно измученная, с гудящей головой и мешками под глазами. Наскоро одевшись, девушка спустилась в гостиную, где в нарядно украшенной гостиной ее уже ждали родители и нетерпеливо постукивающий ногой Шинго. — С Рождеством! — произнесла мать, открыто улыбаясь, и Усаги не могла не улыбнуться в ответ. В честь праздника Икуко сняла свой неизменный фартук, надела нарядное зеленое платье, в котором она выглядела моложе своих лет, и зачесала волосы в высокую прическу. Скромно, но в то же время достаточно торжественно. Этого было вполне достаточно, чтобы Усаги фоне матери почувствовала себя сущей неряхой и растрепой. — Иди скорей сюда, будем обмениваться подарками! — добавила Икуко, и от этих слов настроение Цукино значительно улучшилось. Что может быть лучше, чем дарить подарки? Только получать их. О, это чувство, когда презент оказывается у тебя в руках, и ты, сгорая от нетерпения, разрываешь оберточную бумагу и вытаскиваешь на свет сам подарок. Какое это счастливое блаженство, особенно, когда тебе вручили то, чего ты так долго ждал. Усаги тотчас же забыла о ночных кошмарах и недосыпе и, широко улыбнувшись, прошла в гостиную. Там, под рождественским деревом, украшенном мигающими огоньками, лежала груда подарков, заботливо упакованных в блестящие цветные обертки. Они так и притягивали взгляд Цукино, и девушка словно перенеслась в детство — в те времена, когда все происходящее казалось настоящим чудом, а родители — волшебниками, предугадывающими любые ее желания. Интересно, а папа с мамой все так же читают ее мысли, когда дело касается выбора подарков? Следующий час прошел для Усаги незаметно, словно в мире снов и грез. Восторгам ее не было предела, когда она, разбирая подарки от родных, обнаружила новые туфли-лодочки, увиденные некогда в витрине магазина — подарок от мамы, золотые сережки в форме полумесяца — от отца, и флакончик духов от Шинго. Цукино подозревала, что спонсорами подарка брата выступили, опять-таки, родители, но это не помешало Усаги расцеловать брата в обе щеки и подарить ему теплый свитер крупной вязки. — Я хотела связать его сама, но что-то напутала, поэтому решила, что этому подарку ты обрадуешься больше, чем моему, — пояснила девушка, протягивая Шинго блестящий серебряный пакет, туго перевязанный лентой. Тут в двери позвонили, и все переглянулись. — Мы кого-то ждем? — спросил Кенджи, и Икуко развела руками: — Нет… Звонок повторился, и Усаги, поднявшись на ноги и оправив юбку, сама вызвалась открыть. По сравнению с сюрпризом, что ожидавшим девушку за дверью, прочие подарки просто меркли и теряли свою значимость. — Привет! — Нару! — возопила Цукино, не веря своим глазам, и тут же сгребла смеющуюся подругу в объятия. — Как ты здесь оказалась? — спросила она несколько минут спустя, выпуская изрядно примятую Осака и отступая на шаг, чтобы получше рассмотреть Нару. — Да ты стала настоящей американкой, как я посмотрю. Выглядишь просто здорово!.. — Спасибо! — Осака выглядела весьма польщенной. — Я здесь ненадолго, пока праздники не пройдут. После Нового года вернусь в Штаты. Усаги, вне себя от счастья, захлопала в ладоши и, тут же спохватившись, предложила гостье войти в дом. Там, после недолгой церемонии обмена приветствиями и последними новостями, Нару выпила с семьей Цукино чашечку ароматного чая с корицей. Усаги так и приплясывала на месте — ей не терпелось подняться с подругой наверх и вволю поболтать. Она не могла не отметить перемены, произошедшие в облике Осака. Каштановые с рыжеватым отливом волосы подруги легкими волнами спадали чуть ниже плеч. По старой привычке две пряди от лица были перехвачены на затылке; правда, на смену тонкой ленте пришла изящная заколка с мерцающими темно-зелеными камнями. В уши вдеты серьги с нефритом, и от этой малозначительной детали сердце Усаги невольно сжалось. Лицо Нару было по-прежнему бледным, но не осунувшимся, как в день их последней встречи перед поездкой в Штаты. На облике Осака, казалось, лежала печать таинственности. Легкий флёр грусти, что затаился в ее темно-серых глазах, придавал Нару особую загадочность. Не всякий мог бы признать в этой миловидной девушке молодую вдову, чей смысл жизни заключался в безвременно почившем супруге. Да и сама Цукино с трудом узнавала в этой молодой женщине подругу детства. Наконец, чай был допит, и девушки поднялись в комнату, чьи стены еще со школьной скамьи хранили секреты девочки с двумя смешными хвостиками и ее неунывающей подруги. Усаги наскоро накинула покрывало на незастеленную постель и сделала Нару знак присаживаться. И тут подруг словно прорвало. Девушкам было о чем поговорить, ведь далеко не все можно было рассказать в присутствии родителей Цукино. Разговор их длился довольно долго. Тени в комнате стали длиннее и гуще, стемнело, но Нару и Усаги продолжали болтать обо всем на свете, словно они старались наверстать все упущенные моменты. Цукино поделилась с подругой и самым болезненным — расставанием с Мамору. Несмотря на то, что Усаги отпустила его, воспоминания всколыхнулись, подобно осадку на дне бокала, и девушка немного всплакнула, получив от Нару ту поддержку, которую ей не могли дать ни Ами, ни Мако, и уж тем более Рей. Усаги невольно поставила себя на ее место и ужаснулась, представив, что было бы с ней, будь на месте Нефрита Мамору. Это было ужасно. Он жив, и это главное. Наконец, пришло время ужина, о чем Икуко известила дочь и ее подругу стуком в дверь, и девушки поспешно сползли с кровати, дабы привести себя в порядок. Усаги кинулась к зеркалу и, смахнув с щек застывшие слезинки, тщательно прошлась пуховкой по лицу, припудривая красные пятна. Нару взяла со столика расческу и принялась попутно причесывать хвостики Цукино. — На самом деле, я приехала не просто так, — произнесла она, пристально глядя на Усаги через зеркало. Рука с пуховкой замерла на полпути к лицу, однако девушка, приказав себе успокоиться, продолжила начатое, словно слова Осака нисколько не насторожили ее. — Я чувствую неладное, и это каким-то образом связано с тобой. — С чего это ты взяла? — беспечно поинтересовалась Цукино, но ее состояние выдала нервная дрожь рук, из-за которой девушка едва не просыпала пудру. Нару мягко отобрала у подруги коробочку и, повернув Усаги к себе лицом, пристально вгляделась в ее глаза: — Ты что-то скрываешь? Цукино опустила голову: — Да нет, ничего такого, — глухо проговорила она. — Пошли за стол, все стынет… — Меня не обманешь, — Осака пропустила слова Усаги мимо ушей и лишь крепче сжала пальцы на плечах подруги. — Вы все задумали что-то опасное, я чувствую это. Если не хочешь говорить — дело твое, но… Будьте осторожны! Берегите себя! Шмыгнув носом, Усаги кивнула и улыбнулась Нару. И откуда только в ней взялась эта проницательность? В дверь снова постучали, но на этот раз громко и бесцеремонно. — Где вы ходите? — раздался недовольный голос Шинго. — Мама позвала вас к столу целую вечность назад. Что вы там копошитесь? — Ты как разговариваешь с теми, кто старше тебя? — возмутилась Цукино, распахнув дверь, на что ее брат лишь показал язык и быстро, чтобы не получить пинка, понесся вниз по лестнице. Девушки, заливисто смеясь и перепрыгивая через две ступеньки, помчались за ним. Неприятный разговор был исчерпан.***
Каждое утро Рей навещала отца, не пропуская ни одного дня с момента его поступления в больницу, и Рождество не стало исключением. Около девяти часов утра, как и обычно, девушка вошла в основной больничный корпус, поприветствовала медсестру у регистрационной стойки, накинула на плечи пропахший медикаментами халат, сменила обувь и двинулась подавно заученному пути сквозь лабиринт коридоров и лестниц к палате интенсивной терапии, где лежал Такаси Хино. Перебросившись парой слов с дежурной медсестрой, что как раз выходила из палаты, и выяснив, что в состоянии больного нет никаких изменений, Рей вошла в помещение и тихо прикрыла за собой дверь, словно опасаясь разбудить отца. Некоторое время она стояла у порога, глядя на тело, от которого тянулись сотни проводков и катетеров, что поддерживали жизнь в этом некогда властном человеке. Да и жизнь ли? Просто существование за счет приборов и лекарств; только провода да трубки капельниц привязывали дух Такаси Хино к этой грешной земле. «В последний раз. Я прихожу сюда в последний раз…» От этой мысли Рей стало не по себе, и она, сжимая и разжимая внезапно вспотевшие ладони, на негнущихся ногах подошла к отцовской постели и, пододвинув стул поближе к кровати, села, по привычке положив ладонь на жилистую руку мистера Хино. На глаза девушки невольно навернулись слезы, и она нетерпеливо сморгнула их, словно стыдясь. Странное чувство охватило Рей, когда она смотрела на отца. Уже завтра он станет никому ненужным, потому что она, его дочь, изменит своей привычке и не придет в больницу с кратким визитом. Завтра она будет далеко от всего привычного ее сердцу и уже вряд ли вернется обратно… Сделав глубокий вдох, Хино решительно поднялась с места и, глядя на лицо под кислородной маской, произнесла, с трудом выговаривая каждое слово: — Прощай, папа… Резко отвернувшись, чтобы не поддаться эмоциям, разрывающим грудь, Рей сделала было шаг к двери, но звук, раздавшийся было за ее спиной, пригвоздил девушку к месту. Едва слышный хрип донесся до слуха Хино, и в тот же миг среагировали многочисленные приборы вокруг, оглушая пораженную девушку своим тревожным сигналом. Перепугавшись не на шутку, Рей непроизвольно сделала шаг назад и уперлась спиной в закрытую дверь палаты. Прижав ладонь к бешено бьющемуся сердцу, она как зачарованная смотрела на множество мигающих лампочек и слушала какофонию звуков, словно не веря самой себе. Ноги Хино словно приросли к полу. Казалось, это был первый раз, когда девушка спасовала. Она бесстрашно смотрела в лицо смерти, сталкиваясь с ужасными демонами, но когда что-то неладное стало твориться с отцом, ее как будто подменили. Наконец, рассудок взял верх над чувствами, и Рей, нащупав за спиной дверную ручку, повернула ее и рванула на себя дверь. — На помощь! — крикнула она, задыхаясь так, точно только что пробежала марафон. — Там что-то с моим отцом! Доктора и медсестры тут же бросили свои дела и бросились в палату мистера Хино, оттеснив девушку в сторону. Они столпились вокруг постели больного; то и дело слышались четкие приказы подать тот или иной предмет, вколоть лекарство или сменить капельницу. Для Рей все их действия были тайной, покрытой мраком. Она стояла в коридоре, нервно почесывая влажные ладони, и, вытянув шею, пыталась заглянуть в палату. Неизвестность сводила Хино с ума. Что там происходит? Отец умер? Или, наоборот, идет на поправку? Боги, когда же хоть что-нибудь прояснится?! Рей ходила из стороны в сторону, заломив руки и прикусив губу. Она не знала, куда себя деть от волнения, как успокоить нервную дрожь в руках и коленях и, главное, как привести в порядок мысли. Хино рухнула на мягкий диванчик в коридоре, чтобы хоть немного перевести дух, но тут же подпрыгнула вновь, так как из палаты вышел лечащий врач Такаси Хино. Рей тут же метнулась к нему и крепко вцепилась в руку: — Что там, доктор? — спросила она, вперив горящий взор в добродушное лицо врача. — Скажите-ка, мисс Хино, вы верите в чудеса? — поинтересовался вдруг мужчина, и Хино невольно отпрянула, непонимающе воззрившись на собеседника. — Простите, что? — Ваш отец пришел в себя после полтора месяца пребывания в коматозном состоянии. Сам! Иначе, чем чудом, это назвать нельзя. Неудивительно — сегодня ведь Рождество! — О-о-о! — выдохнула Рей, почувствовав несказанное облегчение. Она словно превратилась в невесомое облачко и воспарила над полом. — Можно мне к нему? — Да, он как раз звал вас, — ответил доктор с вежливой и теплой улыбкой. — Только одна просьба: не задерживайтесь у мистера Хино слишком долго. У вас десять минут. — Хорошо, — с готовностью кивнула девушка и, не теряя времени, вошла в палату. Медсестры, что как раз хлопотали над постелью больного, тут же покинули помещение, оставив дочь наедине с отцом. Когда за спиной Рей закрылась дверь, Хино в нерешительности осталась стоять у порога. Ее ноги точно к полу приросли, и из-за этого девушку охватила злость на саму себя. Чего она, собственно говоря, замерла? Впрочем, Рей знала ответ на свой вопрос: потому что подсознательно боялась, что вместе с отцом выйдут из комы и их старые проблемы — подобно желтоватой жиже из вскрытого гнойника. — Рей… — донесся с кровати слабый голос, едва слышимый из-за шума приборов. — Подойди… «И никакого пожалуйста», — промелькнуло в голове девушки, и она, точно во сне, подошла к постели идущего на поправку больного и приземлилась на стоящий подле кровати стул. Бросив напряженный взгляд на отца, Хино невольно вздрогнула. Эмоции тут же накрыли девушку горячей волной, и Рей уже другими глазами посмотрела на Такаси Хино — исхудавшего, бледного от напряжения и такого слабого. Властный политик, занимающий видное место в обществе, теперь был не сильнее котенка, беззащитный и нуждающийся в поддержке. И только она, Рей, была рядом все это время. Обиды за смерть матери хоть и не канули в небытие, но отодвинулись на задний план. Кома послана Такаси вместо искупления, божественной проверкой для него и дочери — по крайней мере, так думала сама Рей. А всего лишь одно «прости» смогло бы растопить лед. Но время… его у девушки, увы, не было. Мистер Хино чуть приподнял левую руку, словно пытаясь дотянуться до дочери, но тут же обессиленно опустил ее обратно на покрывало. Он скрипнул зубами и устало прикрыл глаза, не в силах сопротивляться своей слабости. Сколько хотелось сказать, но слова ириской вязли на языке, мысли путались клубками цветных нитей. Но одна, особо яркая, мучила его даже там, по ту сторону сознания, откровенно пугая и внося сумятицу. Воспоминание вихрем пронеслось перед мысленным взором мужчины, и глаза Такаси невольно распахнулись. Страх, отразившийся в них, придал мистеру Хино сил. — Эта женщина… — прохрипел он, чуть повернув голову в сторону Рей. — Мидори… Ёкай! Ёкай… Все… из-за нее… — на этом силы мужчины иссякли, отчего последние слова его превратились в свистящий шепот. Он с трудом сглотнул и продолжил, не без труда ворочая языком: — Изменилась в один миг… Рей с недоумением воззрилась на отца, слушая его бессвязный лепет, а затем, решив, что слова эти вызваны страшным сном, успокаивающе похлопала Такаси по руке: — Папа, успокойся, тебе нельзя нервничать, — проговорила она, улыбнувшись уголком губ. — Что бы тебе ни привиделось — это в прошлом. От этих слов глаза мистера Хино невольно увлажнились, и выкатившаяся слеза скользнула по виску, впитавшись в наволочку подушки. Вид плачущего отца был непривычен Рей, да так, что она даже немного растерялась. — Ради вот этого момента стоило схлопотать инфаркт и попасть в кому… — проговорил мужчина, и уголки его губ дрогнули в слабой улыбке. — Прости меня, дочь… Все, что девушка только хотела услышать, прозвучало в этих идущих от сердца словах, и Рей, вмиг позабыв о всех проводках и капельницах, бросилась к Такаси на грудь, уже не сдерживая слез. Как же поздно она обрела отца! А он даже не подозревает, что завтра вновь потеряет дочь… Хино сидела у постели Такаси ровно до тех пор, пока сам доктор лично не выпроводил ее из палаты, сделав девушке строгий выговор. Но Рей все равно. Была бы ее воля, она осталась бы здесь на ночь, но лечащий врач отца проследил, чтобы неугомонная мисс Хино покинула больницу и села в такси. — От того, что вы пробудете у отца всю ночь, состояние его не улучшится, — доктор прервал на корню все попытки Рей возразить или оспорить принятое решение. — Это похвально, но вам, как и мистеру Хино, нужен отдых. Приходите завтра. Девушка хотела было возразить, что завтра она уже вряд ли переступит порог этой больницы, но тут же прикусила язык. Ни к чему посторонним знать о том, что лежит у нее на сердце. Пришлось подчиниться и вернуться домой, где Рей уже ждали дедушка, Юичиро и обязанности мико. Дедушка, будучи священником-синтоистом, не признавал Рождество, считая его чужеродным для Японии явлением, поэтому остаток дня Хино провела в привычных хлопотах, среди которых было и приготовление ужина. Девушка на скорую руку отварила бобы натто со специями, испекла несколько пресных рисовых лепешек, и в семь часов вечера накрыла на стол. Ужин прошел в молчании. Рей сидела за столом с дедушкой и Юичиро, но в то же время мыслями была далеко, рядом с отцом. Она машинально подцепляла натто палочками и отправляла в рот, не ощущая вкуса и остроты приправ. Кумада не сводил с нее настороженного взгляда, словно пытаясь понять, что с Рей не так. Юичиро догадывался, что дело в отце, однако за столом девушка не обмолвилась и словом о его самочувствии, как делала раньше, а затрагивать эту тему молодой мужчина опасался — настроение возлюбленной было мало похоже на благодушное. Когда бобы и лепешки были съедены, а посуда вымыта и поставлена на полку, все разошлись по комнатам. Приняв пенную ванну, Рей вернулась в комнату и принялась готовиться ко сну. Она разобрала постель, облачилась в ночную рубаху и, сев у зеркала, принялась неторопливо расчесывать длинные темные волосы. На сердце Хино тяжестью камня лежало осознание, что завтра ей придется оставить прежнюю жизнь и отправиться на сражение, сделать шаг в холодную неизвестность. Дедушка… Отец… Юичиро… Завтра Рей покинет их навсегда. Это ее последний день дома, а она не может и словом обмолвиться об этом, хоть слова прощания и жгут губы своей невысказанностью! Девушка отложила расческу в сторону и скользнула в благоухающие свежестью и чистотой простыни, надеясь до утра забыться в мире снов. Но желанный сон не шел, сколько бы Рей ни крутилась, стараясь занять удобное положение. Мысли о том, что она не успела сделать что-то весьма важное, тревожили ее, заставляя скрипеть зубами от бессилия. Наконец, когда простыни были перекручены и смяты, Хино, мучаясь от пульсирующей во лбу боли, поднялась с постели и, накинув старый халат, вышла из спальни, едва ли давая трезвую оценку своим действиям. Ноги сами несли ее к дверям комнаты, которую занимал Юичиро. Рей знала, что парень никогда не закрывался на ночь, за что Хино его постоянно ругала. Остановившись у двери, девушка положила ладонь на ручку и прижалась лбом к косяку, тихо выдохнув. Она поняла, зачем пришла сюда. Это была ее последняя ночь, и Рей хотелось в эти недолгие часы хоть немного побыть слабой и женственной, желанной и любимой… Хино вошла без стука, ужом проскользнув в чуть приоткрытую дверь. Предосторожности эти были вполне обоснованы: увидит дедушка — пиши пропало. И как тогда объясняться? — Юичиро? — прошептала Рей, чувствуя, как в горле пересохло от волнения. Кумада, что как раз лежал в постели, подложив руки под голову, подскочил на месте, ошарашенно глядя в полумрак, где неясно белела сорочка девушки. — Мисс Рей?! — вскрикнул он, изрядно озадаченный. — Что… — Ш-ш-ш! — прошипела Рей, подскочив к Юичиро в один прыжок и прижав палец к его губам. — Молчи, иначе если дедушка проснется, нам не сдобровать… Можно к тебе? — добавила она уже мягче, вопросительно глядя на парня. — Э-э-э, да… — выдавил тот, чувствуя тепло ноги девушки у своего бедра, и нервно сглотнул. Ободренная разрешением Хино залезла в постель к Юичиро и, положив ладонь на его грудь, вынудила лечь; сама же прикорнула рядом, положив голову на его плечо и с облегчением прикрыла глаза. Как же хорошо! Если бы еще Кумада немного расслабился… — Обними меня… — тихо пробормотала Рей. — Что? — очумевший от счастья парень не сразу осознал суть просьбы красавицы мико. — Обними и не говори ни слова, — уже громче повторила Хино, с удобством устраиваясь у теплого бока Юичиро. Понимая, что слова тут и впрямь излишни, Кумада уверенно обхватил Рей рукой за плечи и крепко прижал к себе, свободной рукой принявшись поглаживать девушку по густым и гладким волосам, благоухающим орхидеей. Каждым фибром души он чувствовал глухое отчаяние и некую тоску, что терзали душу Хино, и пытался найти этому объяснение. Что могло толкнуть Рей в его объятия? Да, они были парой, но при храме не позволяли себе лишнего из-за дедушки; да и сама мико была девушкой строгих правил и железных принципов. Значит, дело совсем плохо, и в ближайшее время должно было случиться что-то непоправимое, иначе Рей не пришла бы к нему. Если бы он мог понять, что гложет любимую, Юичиро бы без колебаний разделил с ней все горести и беды. Кумада хотел было спросить Рей о причинах, что сподвигли ее на столь решительный и спонтанный шаг, но передумал — не захотел портить красоту и интимность момента. Все, что Юичиро только желал, было сейчас в его руках. Хино сама пришла к нему, сама удобно устроилась в его объятиях, и молодой мужчина не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Может, это всего лишь видение? Стоит пошевелиться, и Рей растает белесой дымкой? Или он спит и видит сон? Но нет, девушка была рядом. Юичиро чувствовал тепло ее тела, вдыхал сладкий запах волос; и тогда он, осмелев, бережно притянул Хино к себе и покрыл нежными поцелуями ее лоб, щеки и закрытые веки, а затем легонько потерся губами о чуть приоткрытые уста Рей. Девушка с готовностью и даже каким-то отчаянием ответила на его поцелуй, зарывшись пальцами в густую шевелюру Юичиро. Вдруг словно что-то взорвалось в голове Хино ярким осознанием, и девушка, потрясенная, оторвалась от Кумада, глядя на него так, словно увидела впервые. Глаза Рей невольно защипало от слез, когда она поняла, что любит Юичиро так сильно, что сердце готово выскочить из груди. Ну почему, почему так поздно?! Словно издалека девушка услышала свой шепот, свое признание в любви. Две слезинки, скатившись по щекам, собрались в уголках рта символом немой скорби, но Кумада тут же осушил их кончиками пальцев, и три ответных слова не заставили себя ждать: — И я тебя люблю… Пожалуй, Рей в жизни не плакала столько, сколько в это Рождество. Слезы солеными ручейками струились по ее щекам, а Юичиро все уговаривал ее не плакать, утешал, шепча ей на ухо что-то бессвязное. Хино и самой непривычны были эти непонятные слезы; однако вместе с ними уходила тревога, тоска и боль, уступая место блаженной безмятежности. Так они и уснули: Юичиро — утешая, Рей — находя в его объятиях долгожданное успокоение…***
Двадцать пятого декабря весь Токио словно перенесся в волшебную сказку. Столица с распростертыми объятиями встретила праздник, залив улицы, площади и аллеи парков морем цветных огней. Каждое дерево или куст было оплетены гирляндами, лампочки которых весело подмигивали золотым светом. Всеми цветами радуги переливались многочисленные фонарики на фасадах зданий, поддерживая атмосферу всеобщей радости и веселья. Вдоль одной из таких улиц, засунув руки в карманы, брела высокая красивая девушка с золотисто-каштановыми волосами, собранными в высокий хвост. Невзрачность ее добротного темно-серого пальто оживлял нежно-розовый шарф из мягкой шерсти — прошлогодний рождественский подарок одной из подруг. Девушка куталась в шарф, неторопливо двигаясь вперед и внимательно разглядывая рождественскую иллюминацию и случайных прохожих вокруг себя. Рождество в Японии было не просто праздником. Двадцать пятое декабря негласно стало здесь Днем Влюбленных — эдаким эквивалентом середины февраля у католиков. Увидеть повсюду лотки, набитые красными мягкими сердечками, открытками, статуэтками-амурчиками и прочими милыми безделушками на улицах было вполне обычным делом. И парочки. Много-много счастливых влюбленных парочек, высыпавших на токийские улицы в честь праздника. Их можно было увидеть повсюду: и на улицах, и в парках, и в торговых центрах, и в многочисленных кафе, где места были забронированы уже за пару недель до Рождества. Всюду нежные улыбки, томные взгляды, рука в руке, крепкие объятия… Все, чего так не хватало изнывавшей от тоски Мако. Ей, одиноко бредущей по сверкающему проспекту, было не с кем провести свой последний день перед финальной битвой. Все, что Кино могла — это сходить на кладбище да положить скромный букетик калл на припорошенные снегом надгробия родителей. От Джедайта же, ее первой любви, даже горстки праха не осталось — сгинул навек, бесследно. Сейчас, среди всей этой толпы, Макото чувствовала себя как никогда одинокой. И мысль о том, на всем белом свете нет человека более одинокого, чем она сама, вертелась юлой в голове девушки. Вдруг Мако почувствовала на своем плече чью-то тяжелую руку. Вмиг тело ее подобралось подобно натянутой струне, руки невольно сжались, и Кино резко развернулась, готовая атаковать обидчика, но кулак ее неожиданно резко замер у самого носа ошеломленного Мотоки. — Ой… — выдала Мако и убрала руку за спину, натянуто улыбнувшись. Неловко вышло! — Кхм… — откашлялся Фурухата, стараясь сгладить неловкость. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Привет! — Мда, я тоже, — пробубнила Кино, разминая за спиной пальцы. — И тебе привет. Несмотря на то, что расставание их оказалось не таким-то уж радужным, девушка была искренне рада видеть Мотоки. Пусть даже при встрече она чуть было не врезала ему между глаз. Тепло, окутавшее вдруг Мако, являлось сродни тому самому чувству, когда понимаешь, что встретила старого друга. — Ты один? — Ты одна? Фразы, произнесенные парнем и девушкой одновременно, вызвали неловкий смешок и прилив смущения. — Да уж, глупо вышло… — прокомментировала ситуацию Кино, смущенно потеребив сережку. — А где Рейка? Мотоки помрачнел и, сунув руки в карманы, глухо ответил: — Уехала в Египет. Карьера для нее всегда была важнее прочего. — О-о-о… — сочувственно протянула Мако, но Фурухата лишь пожал плечами. — Ничего. Я отпустил ее. Девушка внимательно посмотрела на Мотоки, но ничего не сказала, не решаясь озвучить любую из мыслей, что крутились в голове. Они просто стояли и смотрели друг на друга, причем во взгляде парня отчетливо читалось чувство вины. — Ты в день приезда Рейки так незаметно ушла и больше не давала о себе знать… — неловко начал он, переминаясь с ноги на ногу. — Наверное, считаешь меня последним негодяем. — Мои мысли были менее категоричны, — тут же последовал ответ — немного резкий, как показалось Макото, и она, чтобы сгладить впечатление, принялась раскачиваться взад-вперед, перекатываясь с носка на пятку. — И все-таки извини меня за все, что произошло, — произнес Мотоки, приближаясь к Кино на шаг. — Ты можешь отрицать, но я могу представить, каково это… — парень будто бы нарочно избегал облачить в слова ту давнюю проблему, и Мако произнесла про себя: «Ну же, скажи это! Прости меня за то, что бросил тебя ради своей бывшей. Будь же честен сам с собой, Мотоки Фурухата!» Но вместо этого Кино лишь улыбнулась и пожала плечами: — Правда, это не имеет значения. Парень заметно расслабился. Почувствовала облегчение и Мако. Вместе с этим к ней, казалось, словно вернулось чувство восприятия реальности. Сейчас Рождество, и они с Мотоки стоят посреди залитой огнями улицы, не отличаясь от большинства окружавших их парочек. Разве что за руки не держались и не нарушали дистанции. Парень, казалось, тоже чувствовал запах пряностей и корицы, слышал веселый смех и музыку, вдыхал свежий рождественский воздух, воспринимая это все так же явственно, как и она сама. — Что ж, — подвел итог Фурухата, разведя руками, — раз мы в этот день оба без пары, то почему бы не сходить на каток, а потом выпить по чашке горячего какао или глинтвейна? — Не откажусь! — воссияла Макото. Мотоки предложил ей руку, и они двинулись сквозь толпу влюбленных парочек, становясь неотъемлемой ее частью. Девушка, с гордостью вышагивая рядом с Фурухата, уже предвкушала легкий бег коньков, прикосновение ветерка, остужающего разгоряченные от катания щеки… А потом пряный вкус глинтвейна и корицы на губах. И в этот вечер — последний вечер, — она не будет одинока.***
Минако приняла решение провести Рождество так, чтобы не было времени думать о грустном — праздник как-никак, причем один из самых любимых. С самого утра девушка вертелась как белка в колесе: пробежалась по торговому центру, выбирая подарки для себя и родных (порой она покупала в самую последнюю минуту), потом съездила к родителям, чтобы обменяться этими самыми подарками… К счастью, мистер Айно в этот день был дома, и у них с Ицуми на вечер запланирован романтический ужин в ресторане. Мать так и светилась от счастья, довольства и предвкушения грядущего свидания с супругом, что Минако по-хорошему позавидовала ей. В конце концов, миссис Айно достойна этого. Домой девушка вернулась уже к обеду. Артемиса дома не было, но он оставил на столе корявую записку, что ночевать домой не явится. «Котяра, что с него взять!» — подумала Минако и улыбнулась. Наскоро переодевшись, она с удобством устроилась на диване и, взяв в руки карандаш и блокнот, с головой окунулась в творчество, благо прилив вдохновения, полученный от прогулок по нарядным токийским улицам, способствовал этому. Строки ложились на бумагу одна за одной. Каждое слово было на своем месте, словно кто-то невидимый нашептывал Айно текст будущей песни. Поправив то и дело сползающий с плеча свитер с широким воротом, Минако сунула карандаш за ухо и несколько раз перечитала написанное. Сделав еще несколько пометок, девушка осталась довольна результатом; затем, вскочив с дивана, она помчалась к своей мини-студии, дабы посмотреть, как текст ложится на музыку, написанную Рей еще в начале сентября. Минако старалась не просто так. Завтра вечером должен был состояться концерт на открытом воздухе, и в нем должны были принять участие молодые и перспективные исполнители, чьи имена хоть и были на слуху, но не входили в список самых известных. Айно была как раз из этого числа. Для выступления нужна абсолютно новая песня, нигде не звучавшая, и Минако хотела выйти на сцену с песней о любви, предательстве и прочих превратностях судьбы; но, в свете недавних событий с легкостью изменила решение. Точнее, текст песни. После концерта воительницы отправятся на битву, и девушка напоследок хотела исполнить нечто сильное, серьезное, идущее из глубин беспокойного сердца. Новые слова идеально легли на музыку Рей, и Айно репетировала новую песню до тех пор, пока не осталась довольна собой. Каждый раз, когда Минако заводила последние два куплета, ей в голову пришла одна идея — настолько безрассудная, что Айно поначалу гнала ее от себя, а затем, в силу своего авантюризма, приняла и обдумала. «Почему бы и нет?» — не без лукавства подумала девушка и решила все же провернуть ее. Последствия, конечно, не заставят себя ждать, но к тому моменту Венера и ее подруги будут уже далеко. К тому моменту на улицу опустился вечер, однако снаружи было светло, как днем — все эти иллюминации, гирлянды, фонарики и разноцветные огни давали столько света, что тьма невольно отступала под их натиском. Зрелище, открывавшееся из окна Минако, было воистину сказочным. Казалось, что на Токио вместо снега выпал дождь из золотых огней. Они были всюду: на земле, растянутые сверкающей сетью, на деревьях, чья веточка была тщательно увита тонкой золотой нитью… И среди всего этого великолепия неспешно прогуливались влюбленные парочки. Минако сняла наушники и вздохнула. Как же ей хотелось вместе с любимым человеком слиться с этой многоликой счастливой толпой! Бродить рука об руку с Мамору по этим сказочным улочкам, потягивая через соломинку обжигающий глинтвейн и скупая кучу безделушек — что может быть лучше? Увы, хранителям Земли не даны простые радости жизни. Уж слишком многим жертвовать приходится ради всеобщего блага. Вместо того, чтобы быть сейчас рядом, Мамору надо держаться ближе к Темной Королеве, сыграть роль верного слуги как можно убедительнее, чтобы усыпить внимание Берилл, и ни под каким предлогом не покидать Темное Королевство — излишние подозрения сейчас были совершенно ни к чему. Минако понимала все это и лишь вздыхала. Она гнала от себя прочь тоску и минорное настроение, твердо намереваясь душевно провести этот вечер. «Интересно, как там девочки? Надеюсь, Рождество у них проходит более продуктивно, чем у меня», — с улыбкой подумала Айно и прилегла на диван. Она с теплотой в душе перебирала в памяти их лица: Ами, Мако, Рей, Усаги… Хикару… Кейто… Кейто! Минако подскочила, как ужаленная. Как она могла забыть о нем? Эйс входил в число людей, которых ей хотелось бы увидеть напоследок, и жгучее чувство неловкости и стыда затопило Айно с головой. Что же это получается? Она звонит Кейто лишь тогда, когда считает нужным или когда требуется его помощь, а он мчится навстречу, ничего не требуя взамен, порой рискуя жизнью. В прошлый раз Эйс сыграл в ее безрассудном плане решающую роль, а по возвращении домой никто, даже сама Минако, не заметил его ухода. И она еще смеет утверждать, что Кейто ей не безразличен! Ха! Как бы не так! Эйс наверняка считает, что Айно вспоминает о нем лишь тогда, когда нужна надежная жилетка. И поделом ей! Ох… Но ведь она и в самом деле его любит, хоть и ведет себя порой так безответственно… Их чувства друг к другу такие теплые и надежные, что хочется мурлыкать от наплыва эмоций. Как бы хотелось увидеть Кейто! Но она не может выдергивать его из дома всякий раз, когда заскучает. Зачем тревожить понапрасну любящее сердце? Эйс и так многим пожертвовал ради нее. Впрочем, позвонить ему лишним не будет. Подумав так, Минако решительно потянулась к телефону и набрала хорошо знакомый номер. Кейто ответил после первого же гудка. — Алло? — в голосе его читались скрытая надежда и радость, и Айно сочла это хорошим знаком. — Привет, — как можно веселей и беззаботней произнесла она, нервно накручивая на палец выбившуюся из свитера нитку. — С Рождеством тебя! — И тебя, — послышался ответ. — Рад, что ты позвонила. «Я надеялась на это», — подумала Минако, приложив ладонь к неистово забившемуся сердцу, а вслух произнесла: — Как дела? Есть время поболтать? Знаешь, ты только не подумай, что я вспоминаю о тебе лишь когда мне плохо. Или когда помощь нужна… — А тебе плохо? Айно призадумалась, нервно побарабанив пальцами по груди, а затем ответила, изрядно покривив душой: — Нет. Я просто хочу поговорить. Поболтать о пустяках, не думая о долге и прочем. Что в этом плохого? — она тихо хихикнула, переводя все в шутку. Однако Минако недооценила проницательность друга. — Я приеду, — коротко сообщил он, словно уловив легкие токи отчаянного одиночества Айно. — Не стоит, — поспешно произнесла Минако и тут же перевела разговор в другое русло. Некоторое время они болтали ни о чем, умело обходя все темы, так или иначе связанные с воинским долгом или Мамору, и Айно чувствовала, как на душе у нее становится светло и спокойно. — Кстати, — произнесла она, продолжая крутить меж пальцев злополучную нитку, — ты будешь принимать участие в завтрашнем концерте? Эйс хрипло хохотнул: — Нет. Организаторы считают, что я для этого слишком популярен. — Или кто-то попросту зазнался, — незлобиво поддела Минако, на что Кейто ответил лишь негромким смехом. Спустя несколько секунд неловкого молчания он вдруг произнес: — Выгляни в окно. Заинтригованная, Айно подошла к окну и выглянула наружу. Она ахнула и прикрыла ладонью рот, изумленная увиденным. Эйс стоял под окном, воодушевленно размахивая букетом пышных георгин. От радости Минако даже в ладоши захлопала. Индикатор ее настроения мигом пополз вверх. Девушка сияющими глазами смотрела на стоящего внизу Эйса, скользя по нему жадным взглядом и пытаясь запомнить каждую черточку лица, каждую деталь его одежды: с какой небрежностью повязан теплый белый шарф, как улыбка озаряет его красивое светлое лицо… Минако с замирающим сердцем взмахнула рукой — мол, поднимайся, — и Кейто не заставил себя долго ждать. Взбудораженная словно перед свиданием, Айно подскочила к зеркалу и поправила чуть дрожащими руками бант на затылке, затем стряхнула со свитера несуществующие пылинки и, блаженно улыбаясь, направилась в прихожую. Дверь перед Эйсом распахнулась после первого же звонка, и парень едва не упал, когда Минако кинулась на него с крепкими объятиями. Кейто едва успел убрать в сторону руку с букетом и неловко обхватил Айно свободной рукой за талию. — А еще говорила, чтобы не приезжал, — незлобиво пробурчал он ей в волосы и, похлопав ладонью по талии, отстранился, протягивая букет. — Мало ли, что я говорила! — ответила Минако, зарываясь лицом в цветы и вдыхая сладкий аромат пушистых георгин. Как же она была рада его приходу! Эйс — вот ее настоящее рождественское чудо, лучший рождественский подарок, который только можно было пожелать…***
Вечер. Взбудораженная толпа внизу, разогретая достаточно, чтобы ловить каждый бит и веселиться. Люди похожи на колышущуюся внизу массу, никакой индивидуальности, все похожи друг на друга, как кучка гороха, рассыпанная по деревянной столешнице, но их драйв, волнами накатывающий на сцену, заставлял кровь Минако бежать быстрее. Девушка стояла у края импровизированных кулис, готовясь в любой момент выйти на сцену и отдаться на волю музыки и вопящей у сцены публики. Ведущие концерта с успехом поддерживали настрой разгоряченной несмотря на мороз публики, и теперь один из них, парень с радиостанции Big B Radio, объявлял выступление Минако. По привычке пригладив волосы и платье из лимонного креп-жоржета, Айно, зябко ежась, скинула на руки помощников пальто и решительно вышла на сцену, замирая от холода. Впрочем, рассеянный свет софитов и крупные вентиляторы у края сцены давали некую долю тепла, и Минако, передернув плечами, принялась пританцовывать под мелодию новой песни.В небеса взмывают волосы в огне, И ярость вновь пробуждается во мне. Ну почему-то пламя мне не потушить? Сжигая страх, оно мне поможет победить. Этот мир любя, я так хочу мечтать, Но, помня свой обет, буду вспоминать, Что сражаюсь я за прекрасную любовь.
Краем глаза Айно заметила подруг, что умудрились пробиться поближе к сцене, и Минако вскинула руку в приветственном жесте, как бы давая знать, что эта песня посвящается и им тоже.Знаю я, что мне самой зла не победить мечтой, В битве тяжелой сражен будет враг, если я спрячу свой страх. Охраняя свет Луны и покой моей Земли, Юным борцом проснусь я защищать мир любви.
Эйс тоже был среди толпы. Окруженный со всех сторон, он с тревогой взирал на Минако, что пела свою лебединую песнь. В том, что она прощается, Кейто не сомневался. — Мина, солнышко, что же ты опять задумала? — одними губами прошептал парень и, собравшись с силами, принялся пробивать себе путь к сцене.Если ты не видел света никогда, Лунный луч скрыли злые облака, Но ты сам любишь образ красоты, Знай, тогда, я поверю и в твои мечты. Я хочу хранить покой твой на Земле, И снова в бой иду, ради тебя уже, Силу мне дает беззаветная любовь.
Всего на несколько мгновений Эйсу показалось, что Минако смотрит прямо на него, что посвящает именно ему, а не кому-то другому эти строки. Он едва не задохнулся от смешанного чувства любви и тревоги, однако это дало ему стимул двигаться дальше, вперед, шепча исступленно ее имя.Так вперед, уходим в ночь, в неземную черноту, Пусть все увидят сердец чистоту, хранящих о мире мечту. Не сдаваясь, устоим, мы покажем, что храним Наших сердец обет, воины любви. Так вперед, уходим в ночь, позабыв о всех мечтах, В битве тяжелой сражен будет враг, если мы спрячем свой страх. Это так! Мы устоим, этот мир мы защитим, Так возродитесь вновь, воины любви!
С последним куплетом наступила идеальная возможность провернуть свою невероятную и безрассудную эскападу. Понимая, что девочки за такое снимут с нее шкуру, Минако, не затягивая, взметнула руку вверх и отчетливо произнесла: — Венера, дай мне силу! Прямо на глазах сотен изумленных зрителей певицу окутало золотое облако, а когда рассеялось, перед ними уже стояла девушка в белом фуку и оранжевой юбочке. — Венера! Это Сейлор Венера! — закричал кто-то, и воительница, послав толпе воздушный поцелуй, подпрыгнула и исчезла из виду, направляясь к месту, где была назначена их с девочками встреча. Публика дружно ахнула — не каждый день такое увидишь! — а затем все взволнованно загалдели, не обращая более внимания на ни на ведущих, что пытались спасти положение дел, ни на светловолосого парня в темных очках и шляпе, что боролся с толпой, тщетно пытаясь пробиться к сцене. Силы его по капле утекали из тела, даже отчаяние уже не помогало, а наоборот, стреноживало. — Минако! — кричал Эйс, но голос его тонул в чужих воплях. — Мина! Мина!!! — отчаяние достигло пика, и Кейто обессиленно замер, позволяя толпе сжимать, давить и толкать его, словно боксерскую грушу. Она не слышала. Она ушла.***
— Ты с ума сошла — так рисковать! — Рей напустилась на Минако в ту же секунду, когда девушки примчались на место встречи, запыханные и злые на неразумную подругу. Айно к тому моменту сменила фуку на концертное платье и теперь стояла, прислонившись к стене Токийской Башни, едва переводя дыхание от холода. — Что за выходки! — Я п-п-просто х-х-хотела, ч-ч-чтобы м-м-меня запомнили… — у Минако зуб на зуб от холода не попадал, и Ами, предусмотрительно захватившая для подруги свое старое пальто, молча протянула ей одежду. Она с осуждением смотрела на Айно, но та, казалось, не обращала внимания на неодобрительные взгляды. — Все, пора, — решительно произнесла Усаги. — Сделанного не воротишь, а нам надо спешить. Согласившись с ее разумными доводами, девушки поднялись на самый верх Башни и, перевоплотившись, двинулись навстречу своей судьбе — точнее, к Луне и Артемису, что ждали их на пустыре на окраине города. — Да, после такого я уж точно заболею, — глубокомысленно произнесла Венера, отталкиваясь носком туфли от края крыши и устремляясь в полет. Ее удивлял сам факт того, что в фуку дикий холод ощущается не сильнее сквозняка во всеми ветрами продуваемом здании. — Или нет, — добавила она минуту спустя, вспомнив о регенерации Сейлор сенши. — Или да… — мысль, что простуду магическое исцеление вряд ли излечит, пришла позже. — Что-то вы долго, — пробурчала Луна, когда пятерка воительниц приземлилась на промерзшую землю пустыря. — Возникли затруднения? — Ну, можно и так сказать, — Марс с неодобрением покосилась на лучшую подругу, и жрица поймала этот взгляд. — Венера? — Луна повернулась к девушке за объяснениями, но та с безмятежным видом отмахнулась. — Вы уже здесь? Отлично! — Кунсайт выступил из-за спины Артемиса и потянулся, с хрустом разминая кисти рук. — Я уже готов. — Мы тоже, — кивнула Сейлор Мун и протянула руки воительницам, предлагая воспользоваться Звездным Телепортом, но Луна остановила ее: — Подожди… — произнесла жрица и заключила лунную воительницу в крепкие объятия. — Давайте попрощаемся, — срывающимся голосом проговорила она, оборачиваясь к молчаливо стоящей в стороне Юпитер. Сердце Луны было готово разорваться от тревоги, когда она поочередно обнимала девушек. Артемис последовал ее примеру, чувствуя, что вот-вот даст волю слезам — уж слишком душещипательным был момент расставания. И лишь Кунсайт стоял в стороне, молча наблюдая за церемонией прощания. — Как бы я хотела отправиться с вами!.. — шмыгнула носом обычно сдержанная Луна. — Не волнуйся, все будет хорошо! — Венера подмигнула жрице, стараясь вселить в ее сердце искорку надежды, и отошла, занимая свое место во Внутреннем Кругу. Артемис обхватил Луну за плечи, выказывая ей поддержку и черпая силы для себя самого. Ему тоже было нелегко отпускать девушек на финальную битву, но глядя на их одухотворенные, смелые лица, невольно начинал верить в их счастливую звезду. Когда Круг Пяти замкнулся, Кунсайт подошел к Венере и обнял ее сзади за талию, вливаясь таким образом в их общество. Девушка вздрогнула и нервно повела плечами, но возражать не стала. Лорд воспринял это за добрый знак и выжидающе прикрыл глаза. Минако Айно… Почему, ну почему он не может понять, откуда ему известно земное имя Сейлор Венеры? Он что, знал ее раньше? Еще до того, как стал демоном? Эти мысли не давали Кунсайту покоя и он, едва ли отдавая отчет своим действиям, зарылся лицом в ее волосы и вдохнул свежий морозный запах, смешанный с цитрусовыми нотками. Венера, ощутившая это, предупреждающе покашляла, и лорд с неохотой отстранился на приличное расстояние. — Давай, Сейлор Мун! Говори! — произнесла Луна, невольно делая шаг назад. Лунная воительница кивнула и четко произнесла, прикрыв глаза: — Звездный Телепорт! Цветные всполохи вырвались из сердец воительниц, сплетаясь воедино в радужный вихрь. Поднялся ветер, и ноги сенши оторвались от земли. Вращаясь с немыслимой скоростью, Круг поднялся в воздух и, дернувшись в сторону, исчез в пронзительно-черном мраке ночного неба. Луна и Артемис снова остались одни, изнывая от горечи и тревоги. С рождением новой зари этот мир должен измениться. А в какую сторону — зависит от исхода Битвы. Той самой, Великой, финальной Битвы. — Удачи вам, девочки! Пусть надежда не покидает ваши сердца!.. — прошептала Луна и спрятала заплаканное лицо на груди у окаменевшего Артемиса.