Полигон

(...) Мы не знаем, кто мы - Дети красной звезды, Дети черной звезды Или новых могил. Танец смерти Прост и страшен, Но пока не пробил час, За грехи всех жизней наших Время смут карает нас! Мы еще живы! Кто-то спасется, кто-то - нет, Диким порывом В крепости нашей гасит свет, Сорванный флаг - знак - к сдаче врагам, Но нас не возьмешь - врешь - мы живы пока!* - У нас с Китаем своеобразные отношения, - хмыкает Иван в продолжении беседы. - Мы друг друга уважаем, да и только. - Золотая мечта Джонса - столкнуть вас лбами, - хмыкаю я и сразу вспоминаю, как Боснию и Герцеговину толкали на эти поистине страшные, но все же свершившиеся со мной и с ней деяния... *** Я едва не на коленях молил ее не покидать нас с Черногорией... Но она, выдернув руку из моих пальцев, метнула на меня злобный взгляд. - Не уходи, - прошептал я. Меня передернуло и мороз прошел по коже, когда я взглянул в ее зрачки. Расширенные, и явно совсем безумные. В них не было понимания. Моя рука повисла прямо в воздухе. Сзади рыдала Черногория, мертвой хваткой вцепляясь в меня, но теряя названную сестру. Но и меня она пока не покидала... Сил у нее было мало. Да и не выжила бы она тогда без меня. Мы были сильны по-настоящему только в единстве. Как только наши пути разошлись, то каждое из государств-одиночек перестало представлять из себя что-то особенное. Просто европейские страны со своей спецификой. У меня было несколько причин удержать ее. Первая - она была богата полезными ископаемыми. Половина, если не весь наш общий военно-промышленный комплекс, был на ее территории. А еще... Выход к морю, как это не тривиально звучало. Ведь полководец должен продумывать не только стратегические, четкие нападения с победами, но и пути к отступлению. Но именно на ее и моей территории разворачивались те самые события, на которых мне хотелось бы остановиться... *** Босния и Герцоговина никогда не были по сути единым государством. Они представляли собой три региона, по факту, связанные в одну границу одного государства. Как и у тебя, Иван. По сути - у тебя тоже самое, и эта проблема, проблема единства народов и народностей, по факту, никогда не будет решена... И никем. Потому что попросту не существует решения, которое непосредственно устроило бы всех. Вернемся ко мне. В одном из регионов жили мусульмане, в другом - мы, сербы, и хорваты-католики. И скоро по этим трем районам и пролегла линяя фронта. Сербы, жившие на ее территории воспротивились отделению, и создали общину, где и заявили, что хотят войти в Сербское Югославское государство. И именно тогда у Боснии и Герцоговины появилось сумасшествие во взгляде. Она рвалась на три части. Ее душа... А, хотя какая душа может быть у этой чертовки! Но ты и две твоих части были против... И ЕС с огромным удовольствием потакал твоей прихоти и не признал их... Объявил референдум о независимости, в котором сербы не приняли участия... И, с объявлением твоей независимости от Югославии(1), туда начали стягиваться войска... Погано было еще то, что регион оказался почти в окружении. Но никто без боя сдаваться не хотел... На мирный исход полагаться не приходилось. Все пути к отступлению были перекрыты. Все... *** - Я помню, - тихо ответил Иван, - я ведь чудом удержал Чечню в подчинении. Я едва не умер, уничтожая его, восставшего против меня, наверное, только сам Бог меня пожалел... Но я все равно свалился с ног с кризисами... - Именно. Меня хотели унизить - унизили. Захотели покалечить - покалечили. Захотят убрать... Уберут. - Я глядел поверх его головы на цветущий вишнями сад. Тонкий аромат их далеко разносил ветер. Весна, так горячо любимая Иваном Брагинским, все же пришла. - Не говори так, - почти жалобно и очень тихо произнес Иван, - не делай себе еще больнее чем есть. Старые раны болят, это неизбежно... Ты же без боя не сдашься... И тогда ты смог потрепать им нервы. - Да, учитывая, что война шла почти на всех бывших субъектах Югославии почти одновременно... *** Переброска вражьих сил шла с Хорватии. Там были мусульмане, горячо сочувствующие братьям по вере, и они пришли к своим и в Боснию... Спецназ, армия - все перебрасывалось на территорию, чтобы выдавить оттуда моих людей... Но и на моей территории, как и на твоей, Ваня, шли важные изменения... - Окончательно изжил себя мой любимый красный флаг с серпом и молотом... - горестно произнес Россия. - И поднялся новый, трехцветный, ознаменуя перемену времен, мнений и слом поколений, систем(2)... В девяносто втором году в моем Белграде была провозглашена СРЮ, Союзная Республика Югославия в составе Сербии и Черногории... И как правопреемник, я объявил о выводе всех военнослужащих не являющихся жителями Герцоговины. Сербская Республика объявила себя подконтрольной мне и только мне... А наше с Черногорией объединение все не признали. И все воспротивились... Город Сараево был обстрелян и всю вину за эскалацию конфликта возложили на мои плечи, уже привычно закрыв глаза на все нормы, правила, законы. Плюя на то, что называют правом больших групп людей на самоопределение... Улыбаешься? Вспомнил Крым? - Угу. Мой любимый мальчик вернулся под мою опеку, вместе с Севастополем... Я так этому рад... - глаза Ивана теплеют, и по моей коже проходит волна тепла - это его в один миг изменившаяся аура, которая обозначала настрой, укрыла меня защитой. Но она может и погубить ненароком, особенно если довести Россию до белого каления... - Жаль. Они никогда не признают это объединение. - Вздохнул я. - Я знаю. Но примириться им придется. Пусть даже пройдет сто-двести лет. - ... потом пошло самое страшное. Начались этнические чистки. Я не снимаю с себя вину за то, что я делал тоже самое, что и они. Мои руки так же по локоть в крови, как и у них. А ведь еще тогда хорваты сцепились с мусульманской общиной за контроль за территорией... В общем, война велась со всеми против всех... О нормах никто и не вспоминал: война не место для правил, там главное - выжить или победить противника. А еще и это хреново ООН вмешалось, которое в последнее время превратилось во всеобщее посмешище(3)... И ты еще... Тебе не давали сказать ни единого слова против(4). И вы все: Европа, Америка, НАТО, полное игнорирование позиции Китая, совместными усилиями загнали меня в угол. Я тебя ни в чем не виню. Тебя вообще не было видно... - Да, я признаю, что иногда пью очень много, это факт. Но тогда я с горя так напился... Что сам от себя такого не ожидал. - А еще, ту часть подставили... Я, ослепленный тогда яростью и болью, согласился на условия ООН... Помнишь взрыв в Сараево? Только потом я понял, что это было сделано с подачи Хорватии, Америки и Боснии и Герцоговины. И мне, под нажимом и при помрачении рассудка, пришлось закрыть последнюю ниточку, что связывала меня тогда с сербской частью населения. А еще новая тогда беда, как змея поднявшая голову: террористы с новой силой обрушились и на меня, и на других... Потом - НАТО, что начало бомбить мои мирные города... Мне было больно. Я изнемогал. Меня загнали в угол, подставили, опорочили моих людей, оболгали, приставили к горлу кинжал, и заставили подписать кабальное соглашение(5), и согласиться на все! Я всего лишь хотел выжить... И я пошел на предательство. Никогда себе этого не прощу... Я отвернулся от Ивана. Мне было так стыдно за все содеянное, что я даже закрылся от него руками. - У тебя не было выбора. - На плечо легла тяжелая рука, и я отнял руки от лица - Иван стоял напротив меня. - Я тоже тогда, в 90-е годы, предал свой народ и самого себя, цепляясь за исчезающее... Если бы кто-то смог бы повернуть время вспять, я бы не задумываясь отдал свою бессмертную жизнь в обмен на исправление собственных ошибок. - Я потерял все. Но впереди, в том страшном году, мне было суждено потерять еще больше...