Посвящение Самой волшебной – школе моего детства, моему интернату, с любовью и сожалением, что нет такого чуда, чтобы второй раз в любой класс )))
Первые места, ближние к кафедральному возвышению, на котором сейчас шло распределение, были оставлены для первокурсников, и худенькая девушка с мышино-серыми волосами, собранными в хвост, и застенчивой скованностью в движениях, тут же усадила меня на свободное место: – Добро пожаловать на Хаффлпафф. А улыбка у нее была хорошей. Она озаряла неброское, но миловидное лицо типичной англичанки. Такое лицо не сразу заметишь в толпе, а заметив, взгляда уже не отведешь - в такие лица хочется смотреть долго, как в лица юных мадонн. В этом Ханна Эббот – так представилась девушка – была полной противоположностью красавцу Драко Малфою, в манере держаться, во взгляде которого было что-то настораживающее. А впрочем, это все, конечно, дело вкуса. Есть женщины, которых такой тип, наоборот, привлекает. Распределение меж тем шло своим чередом. Столы пополнялись первокурсниками, и у каждого факультета была своя традиция принимать новичков. На моем (теперь уже моем) факультете их собирали в стайку и освобождали лучшие места, будучи готовы ненавязчиво опекать малышей. На Гриффиндоре и Слизерине рассаживали между старшими. Причем под зелеными знаменами это происходило чинно, как в Палате лордов, где даже новички изначально знали свое место. А может, и впрямь знали – подле родственников, согласно давно устоявшимся клановым связям, древности рода. Лишь немногим помогали старосты – сосредоточенный Малфой и невысокая, темноволосая, крепко сбитая девушка, чья внешность опровергала расхожее мнение о добродушии курносых. Мягко скажем, не красавица, она чем-то здорово напоминала чрезвычайно мрачного французского бульдога и портреты императора Павла I, так что новички заметно сторонились свою старосту, предпочитая по необходимости помощь подчеркнуто деловитого Драко. Он выглядел бледноватым, но вовсе не больным. Видно, оклемался после столкновения с Ларичевым, а может, просто выспался. Самого Ларичева на пару с Вахрушевым я легко отыскала взглядом за гриффиндорским столом, поскольку еще в купе успела увидеть всю компанию переодетой в мантии с цветами факультетов и знала, кого где искать. Гриффы тоже принимали новичков, рассаживая среди старших, и руководили процессом те самые парень и девушка, которых я уже видела на платформе. В отличие от чинных слизеринцев, под ало-золотыми знаменами собрались шумные ребята и каждый «ГРИФФИНДОР!» Шляпы сопровождали ликующими воплями, словно всякий новичок был драгоценнейшим приобретением и личной победой каждого гриффиндорца. Радостных малышей встречали не чинясь, хлопали по плечам, тянули на свободные места, рассаживая меж собой. За слизеринцами мне была видна только одна половина факультета, та, что сидела лицом к нам, остальные ученики различались только длиной волос, ростом и мантиями: на новичках они были без отличительных алых отворотов, переходивших в подкладку капюшонов. Несколько иначе обстояли дела на Рейвенкло. Здесь новичку предоставляли полнейшую свободу. Никто никого никуда не тянул, ничего не указывал. Первокурсник сам, своей волей и по собственному разумению выбирал то место из свободных за столом, где ему или ей хотелось сидеть. Старосты лишь кивком подтверждали выбор младшего, но изначально равноправного. За всеми этими разглядываниями я и не заметила, как закончилось распределение, и очнулась, лишь когда зал огласил надтреснутый голосок, исходивший от Распределяющей шляпы. Она пела, похоже, на привычный мотив, который воспроизводил невидимый инструмент, больше всего напоминавший волынку. Все это выглядело бы очень забавно – импровизированный рот, по-жабьи широкий, на месте, где ветхий конус тульи оторвался от мятых полей, – когда бы не сама песня: Пусть наш мир на пороге великой войны, Мы сдаваться врагу и судьбе не должны! Мы забудем Пророчества глупых кликуш: Нету истины выше любви наших душ, Нет пути нашей дружбы верней, ибо жизнь Смерти не одолеть, только друга держись! Ныне – все мы, друзья, за единым столом. Завтра – «слизень» за «гриффа» пойдет напролом, «Хаффл», исполненный доблести, взмоет орлом, «Рейв» познает смысл жизни в жестоком бою, И я песню победы вам, други, спою…* Шляпе внимали по-разному – с кривыми усмешками за соседним столом, с сосредоточенно-решительным видом через стол от нас, с задумчиво-отрешенным – дальше, у противоположной стены. Даже факультетские привидения, до того живо сновавшие вдоль рядов, замерли, склонив головы в знак уважения. Речь директора я почти не слушала. Включилась, когда из-за стола преподавателей поднялся Северус, до того тихонько переговаривавшийся с добродушного вида пожилым магом, обильным телом и прятавшим усмешку в седых моржовых усах. Прежде и сосед Снейпа, как оказалось, профессор Слагхорн, сделал движение подняться, но в конце концов ограничился тем, что добродушно кивнул ученикам, поигрывая золотой пуговицей щегольского бархатного жилета. Шло традиционное уже представление преподавателей, и главная интрига, как всегда, была в том, кто станет вести ЗоТИ в этом году. Да уж, профессор Снейп, не знаю, как встречали назначение других учителей, но вы точно побили рекорд популярности, вызвав бурю самых разных чувств! Он смотрел прямо на меня, и я поняла, что заливаюсь краской по самые уши. Только то и радость, что по лицу темноволосой Эйлин это не так заметно, как будь я в истинном своем обличье. Никто ничего не заметил, поскольку к началу праздничного ужина ученики были уже так переполнены эмоциями, что и о голоде вспомнили не все. Мне, да еще после сэндвичей Снорти, и вовсе кусок в горло не лез. Я лишь с изумлением крутила в руках столовые приборы из чистого золота, соображая, как этим можно есть, и даже обрадовалась, когда Ханна и второй староста собрали нас, первокурсников, чтобы проводить в гостиную факультета. При взгляде на сосредоточенно-ответственного паренька по имени Эрнест вспоминалась любимая с юности пьеса. Похоже, Эрни Макмиллан давно проникся мыслью, «как важно быть серьезным». Мы спустились в холл, а затем по лестнице, ведущей направо от Главного входа, оставив позади учительскую и знаменитые часы факультетов. Но, вопреки ожиданиям, оказались вовсе не в подземелье, а на уровне земли, поскольку сам Центральный холл располагался выше – от парадного входа требовалось подняться по лестнице. Здесь приятно пахло печевом и мясным соусом. Видимо, где-то недалеко была кухня. Ага, «подальше от начальства, поближе к камбузу» – это мудро. Каково же было мое изумление, когда старосты подвели нас к лежавшим в три ряда на боку огромным бочкам явно не тыквенного сока, и Эрни сказал: – Вот мы и пришли. Но, прежде чем новобранцы успели ужаснуться «продолжению банкета», Ханна пояснила: – Здесь, – тронула среднюю бочку второго ряда, – вход в гостиную факультета. У нас нет портрета-привратника, и пароля тоже нет. Чтобы вам открылся проход, надо простучать ритм Хельги Хаффлпафф. Это несложно, если знаешь ключевое стихотворение, ритм которого и выстукивается. Итак, запоминаем, – и девушка четко и ясно начала произносить, сопровождая декламацию выстукиванием костяшками пальцев по днищу бочки в такт: В трудолюбии наша доблесть, Наша сила в любви и терпенье. Делай то, что должен, на совесть – Вот мое тебе благословенье. С последним ударом днище бочки отъехало, открыв сквозной проход, в который даже Эрни вполне мог пройти, слегка согнувшись. Гостиная оказалась довольно просторным помещением, залитым теплым золотистым светом. Золотисто-желтого в интерьере оказалось много, а вот черного почти не было, если не считать земли в ящиках вдоль фигурных плинтусов, которая служила субстратом для растений, заплетавших стены. Словом, мои опасения, что это помещение напоминает офис «Биллайна», по счастью, не оправдалось. А вот что оно и впрямь напоминало, так это нору хоббита – сводчатый потолок, круглые окошки, уютные кресла, диваны и стулья с золотистой обивкой, округлые столешницы, залитые светом настольных ламп, полки с книгами. По стенам между окон располагались кованые подставки для горшков с ампельными растениями. Судя по тому, что помещение представляло собой ротонду с окнами по всему периметру, кроме места, где находился камин и куда по обе стороны от него открывались проходы в спальни мальчиков и девочек, гостиная Хаффлпаффа располагалась в пристройке к основному зданию, напоминавшей башенку или круглый эркер. Одно из окон справа от камина отличалось от остальных, будучи арочным французским, и служило еще и дверью. Куда вела эта дверь-окно, рассмотреть во мраке ночи было невозможно. Вся мебель располагалась в простенках между окон, оставляя центр свободным. В центре мы сейчас и стояли, озираясь – шестнадцать первокурсников, поровну мальчишек и девчонок. Многие рассматривали камин и картину над ним – златокосую деву в старинном платье, кормившую с рук трех барсуков. В какой-то момент красавица обратила взор на нас и улыбнулась. Качнулся розовый куст за ее плечом, ветерок тронул рыжий локон… – Ваши вещи уже в спальнях, – Эрни решил, что немая сцена слишком затянулась и пора разгонять нас по койкам. – У спален нет номеров, каждая носит название растения. Слушайте внимательно. Итак, мальчики: О’Рейли, Сандерс, Макферсон, Слоу – мандрагора; Чандлер, Морстон, Клифт, Селвин – белладонна. Девочки: Фоули, Легранж, Глебофф, Келли – артемизия; Годстоун, Уондерхилл, Мюррей, Финч-Флетчли, – парень едва заметно подмигнул последней в списке девочке, – пассифлора. – Девочек проводит Ханна. Мальчики, за мной. Вот так странно, день в день, первого сентября девяносто шестого я и пошла второй раз в первый класс.◄♦►
Ночью сквозь сон почувствовала, как что-то пушистое мазнуло по шее, затем ткнулось мокрым в щеку, уютно заурчало, словно маленький компрессор. Гулёна... Нас разбудило пение птиц. Как оказалось, это был своеобразный будильник, и, пока детвора продирала глазки, я успела благополучно принять душ и одеться. Все-таки привычка ездить через пол-Москвы в университет, а потом на работу – та еще закалка. Хорошо хоть, волосы здесь не принято заплетать и можно просто расчесать и перехватить лентой, как ободком, чтобы не растрепались. Простенькое бытовое заклинание, я его отработала еще в тупике Прядильщика. Ночка с самым сосредоточенным видом вылизывалась на заправленной постели. – Принести тебе вкусненького с завтрака? Кошка сыто фыркнула. Ну да, Снорти ее, небось, уж накормил до отвала на два дня вперед. Опять же, кухня рядом – котейкино счастье. У каждой из нас над прикроватной тумбочкой висело расписание занятий, а справа от входа – то самое стихотворение, ритм которого надо простучать по днищу заветной бочки, желательно не сбившись, иначе можно получить в нос струей винного уксуса. Собрав сумку, я ждала девчонок и заодно заучивала стишок, пытаясь отбарабанить ритм пальцами на косяке круглой двери, на которой красовался очень натурально выполненный куст полыни.** После завтрака, когда мы вернулись за сумками, Ханна Эббот уже ожидала нас в гостиной, чтобы провести в теплицы коротким путем. Оказалось, в этом году «наша взяла». В том смысле, что в школе считалось хорошей приметой, если первое в жизни занятие вел декан твоего факультета, и расписания составлялись с учетом этого. А поскольку мы занимались вместе с Рейвенкло, это могли быть и Заклинания у профессора Флитвика. В прошлом году так и было, а в этом оба факультета ждала профессор Спраут. Вот сейчас и распахнулось перед нами французское окно. Оставалось лишь пересечь лужайку, поросшую полевыми цветами, чтобы попасть в теплицы, где ждала нас декан Хаффлпаффа. Чуда не случилось: шотландская осень, уступив лету денек, с утра сыпала моросью с низкого серого неба, и я радовалась предусмотрительно проложенной каменной дорожке, по которой можно было ступать, не замочив ног. Вводное занятие пролетело единым мигом. Мадам Спраут рассказывала истории из жизни магов прошлого, чьи судьбы роковым образом изменило знание или незнание Травологии. Допускаю, что эту лекцию она читает всем первокурсникам из года в год, но дух экспромта совершенно точно был неистребим в ней, как остроумие и юмор. Будь она дамой в летах, скорее всего, напоминала бы нянюшку Ягг, но, как и Минерва Макгонагалл, на «даму в возрасте» не тянула, чисто внешне. И даже некоторая полнота, если приглядеться, не добавляла возраста гладкому, без единой морщинки, румяному лицу. На рафинированную «профессоршу» – тоже. Вряд ли кто мог бы ее представить в парадной мантии, на каблучках и с маникюром. Больше всего она напоминала московских дачников-любителей, которые после затяжной зимы дорвались-таки до своих грядок и рады кланяться матушке земле, каждому кустику, каждой былинке. Впрочем, при всем добродушии, остроумие этой дамы, как позже мне довелось убедиться, надолго лишало желания потешаться над ней, ибо хорошо смеется тот, кто смеется последним, а таковой всегда оказывалась безобидная на вид мадам Спраут. Чувствовалась в ней какая-то удивительная самодостаточность, внутренняя сила, напрочь отбивавшая охоту замечать чернозем под ногтями или на носу, заплатки на шляпе и рабочей мантии. В царстве профессора Флитвика, на первый взгляд, все дышало академизмом. Кроме самого профессора. Крошечный, меньше циркового лилипута, он, говорят, был одним из могущественнейших магов мира, поединок с которым, не будь он учебным, дорого стоил бы сопернику. Но поверить в это было совершенно невозможно – до того забавным казался учитель Заклинаний. Флитвик не стал размениваться на вводные лекции, умудряясь донести сопутствующие сведения между делом, зато рассказал уже знакомую мне и не только мне историю о том, как находчиво примененное простейшее заклинание левитации несколько лет назад помогло трем первокурсникам справиться с разозленным горным троллем. – Важны не только навыки владения заклинаниями, – у профессора оказался неожиданно глубокий, чуть рокочущий бас – кто бы мог подумать! – но и находчивость, изобретательность волшебника, его умение в критической ситуации мыслить быстро и нестандартно. Порой простейшие чары в исполнении умелого, стремительно и оригинально мыслящего мага способны буквально творить чудеса. И, наоборот, искусный академист-чароплет часто проигрывает в поединке, несмотря на все свои навыки. Вот почему с первого курса и на протяжении всех лет обучения Заклинания будут тесно связаны и с Травологией, и с Зельеварением, и, в особенности, с Защитой от Темных искусств, которую ваш покорный слуга также имел честь преподавать двадцать лет назад. А теперь приступим… Уж что-что, а заклинание левитации Северус со мной отработал на совесть, и, право же, было неловко слушать похвалы добрейшего профессора, от души дополненные пятью баллами факультету. Будто я его в чем-то обманула. Впрочем, как выяснилось, не я одна тренировала простейшие чары. В семьях волшебников такая практика дошкольного образования была делом обычным, и еще несколько первокурсников в той или иной степени владели заклинанием левитации. А сырость навыков, как я поняла, была вполне ожидаема, поскольку ребенок 10-11 лет в силу объективных причин и возрастных особенностей просто не владел навыками концентрации воли, внимания, необходимыми для любого, даже самого простого осмысленного магического действия. Так что чистокровных ли, маглорожденных ли учили практически с нуля и поначалу без особых успехов, они приходили позже, спустя недели тренировок. Вундеркинды вроде Гермионы Грейнджер или близнецов Уизли встречались, конечно, но достаточно редко. В этом году их впору днем с огнем искать: в связи с опасной обстановкой в магическом мире Попечительский совет уступил просьбам родителей принять в школу и тех, кому еще не исполнились положенные одиннадцать, поскольку школа традиционно оставалась островком безопасности. Многие семьи вздохнули свободнее, зная, что чадо недоступно отрядам оборотней и пожирателей, все чаще совершавших налеты на семьи магов, которые не желали поддерживать Волдеморта, а Министерство все чаще било по хвостам, плохо справляясь с ситуацией. Хаффлпафф в этом году пополнился лишь шестнадцатью нами, Гриффиндору и Рейвенкло повезло больше, так что в их спальнях сейчас жили и впятером, и даже вшестером - по принципу «в тесноте, да не в обиде». Третьей парой (по старой студенческой привычке я так именовала два академических часа занятий) шла Трансфигурация, и декан Гриффиндора в течение десяти минут предельно четко обрисовала нам, чего категорически не потерпит на занятиях и вне оных, где брать дополнительную литературу, как и где отрабатывать практические навыки, а где и на ком не следует. Судя по тому, что в список запрещенных объектов трансфигурации попали часы факультетов, статуи, доспехи, обеденный стол со всей сервировкой, любые учебные пособия, кроме предназначенных для занятий по трансфигурации, астрономические приборы, ингредиенты для зелий, а равно и сами зелья, свои и чужие питомцы, в том числе школьные совы, а также привидения с полтергейстом («ибо это занятие абсолютно глупое и бесполезное»), миссис Норрис и даже Филч, жизнь в школе юных чародеев та еще веселуха. А вот попрактиковаться нам не дали. Профессор Макгонагалл сама показывала возможности этой отрасли магии, легко превращая школьную скамью в удобное кресло-качалку, строгую мантию – в нарядную амазонку, школьную доску – в изящное венецианское зеркало, обрамленное серебряной филигранью. Дальше больше: живая крыса застыла серебряным кубком с эмалевыми вставками, жаба стала малахитовым пресс-папье, носовой платок взвился к потолку пичугой, истошно оглашая класс то ли от страха, то ли от избытка жизни, внезапно поселившейся в клочке батиста. С последнего в этот день занятия мы вышли впечатленные и напутствуемые обещаньями скорых трудностей на ниве превращения ежа в игольницу и обратно. Вернувшись с обеда на пару с Лорой Фоули, моей соседкой по комнате, мы стали невольными свидетельницами не самого приятного разговора. Справа от камина, у двери, ведущей в спальни мальчиков, вполголоса спорили двое парней. На нас они внимания не обратили, занятые друг другом, и я прошла бы мимо – нам с Лорой надо было в другую дверь, слева от камина, – но одним из спорщиков оказался Никита Брюс. Лора тоже по какой-то причине заинтересовалась и по-детски непосредственно потянула меня за рукав, едва мы оказались отгорожены от спорщиков выступом камина. Мол, стой тихо, не двигайся. – Уймись, Смит, ты всех достал! – Брюс говорил полушепотом. – Какого соплохвоста ты к нему привязался? Чужая слава покоя не дает? – Да достали уже! «Поттер то, Поттер сё!» Носятся все с ним, как дурень с писаной торбой! А он и рад… – Рад, говоришь? – Никита шипел почти на инфразвуке, и у меня мороз по спине пробежал. – Что-то я не заметил в нем много радости. Тебе бы, Смит, его «радостей», тебя б, небось, от «счастья» по землице расплющило! Если ты такой дурак, так хоть будь благодарным дураком: без Поттера хрен бы все мы сдали СОВ по ЗоТИ, да и вообще… – И припечатал напоследок: – Последний раз по-хорошему предупреждаю: уймись, урод! Хлопнула дверь. Оставшийся один Смит пробурчал что-то неразборчивое и, со звоном распахнув французское окно, бросился прочь. Мы с Лорой переглянулись. Странно, как это мне казалось, будто «хаффлы» поголовно все такие благостные добряки? Видно, и тут возможны варианты…◄♦►
На следующий день первой парой было Зельеварение у профессора Слагхорна. Предмет, на который приходилось нести помимо палочки, учебника, перьев и бумаги целый набор предметов – котел, некоторые ингредиенты, предварительно купленные по списку перед началом учебного года, весы с грузиками, ножик, защитные перчатки и еще кое-что по мелочи вроде мерных ложки, мензурки и набора разнокалиберных пипеток. Большую часть этого правда предполагалось оставить в кабинете в специально отведенном для каждого курса шкафу. Проходя мимо часов в холле, мы с изумлением увидели, как приличная горсть рубинов канула вниз: кто-то из гриффиндорцев, а может, и не один, успел отличиться, поубавив баллов родному факультету. Идиотская традиция, на мой взгляд, просто как в американских скул-комеди. Уж не знаю, какой товарищ Дынин это придумал, но работало исправно. Сердце колотилось, когда я шла привычным маршрутом, правда в учебный класс, а не в личные покои, так и оставшиеся за профессором Снейпом, поскольку сам Слагхорн, поговаривали, сославшись на подагру, вытребовал просторные апартаменты на втором этаже замка с окнами на юг. Да и Снейп оставался деканом Подземелий. Где ж ему жить, как не в непосредственной близости от подопечных? Класс Зельеварения оказался довольно просторной лабораторией, каждое место в которой было оборудовано так, чтобы можно было и писать, и варить зелья. Вдоль стены, противоположной окну, от пола до потолка стояли шкафы, а справа от доски небольшая дверь вела, я знаю, в ту самую комнатку, где мы когда-то пили чай и Северус показывал мне альбомы с фотографиями. Поступился ли он этой частью своих владений, разделив со Слагхорном? Видимо, да, потому что старик появился именно из той дверцы, сверкая лысиной в свете искусственных огней. При таком освещении он казался старше, более усталым, менее победительным. Но начал оптимистично: – Ну, что ж, юные дамы и господа, я рад приветствовать новое поколение студентов. Мы начинаем изучение интереснейшей прикладной дисциплины – Зельеварения. Не стану рассказывать вам, сколь многого может достичь и скольких бед избежать маг, если ко всему прочему он хороший зельевар. Сколь много возможностей в дополнение ко всему открывается для него. Скажу лишь, что знаменитый Николас Фламель, единственный на сегодняшний день создатель Философского камня, чей возраст исчисляется шестьюстами шестьюдесятью восемью годами, по специальности мастер Зельеварения… Он говорил еще какое-то время, но совсем недолго. Вопреки ожиданиям, в рабочей обстановке Гораций Слагхорн отнюдь не страдал словоблудием. Мы не успели заскучать на вводной лекции, когда нашим взорам представили несколько флаконов с «любопытными зельицами». Амортенция первоклашек не впечатлила, видимо, в силу возраста. Куда интереснее показалось Оборотное (ага, вы бы его попробовали!) и Веритасерум (ну, ему все возрасты покорны). – Прошу обратить внимание на этот образец! – профессор с победным видом зажал меж большим и указательным пальцами небольшой фиал. – Напиток Живой смерти, сваренный абсолютно безупречно студентом шестого курса на вчерашнем занятии. Право же, такое на моей памяти прежде случалось лишь однажды! Увы, именно поэтому я лишен возможности продемонстрировать вам Феликс фелицис – напиток Жидкой удачи, ибо я пообещал его в награду тому, кто справится с задачей, и вынужден был отдать обещанное. Вопреки моим ожиданиям, на первом занятии мы ничего не варили. Вместо этого учились применять заклинание Воспламенения и поддерживать под котлами с чистой водой огонь разной силы, затем гасить его. А по ходу старый учитель вводил в курс дела относительно техники безопасности при работе с некоторыми ингредиентами, приемов отмеривания самых мелких из них, учил правильно пользоваться весами. – В расширенном курсе Зельеварения те из вас, кто выберут его для ЖАБА, будут иметь дело с довольно сложными, в том числе нестабильными и взрывоопасными, зельями. Там меры предосторожности иные, и последствия их несоблюдения тоже. Пока же вам надо запомнить главное: с опасными ингредиентами работаем только в перчатках, от привычек погрызть ногти, почесать нос, лоб или, не приведи Бог, глаза во время урока отвыкаем сразу. Ну, и… отрабатываем умение зажигать, убавлять, поддерживать, гасить пламя. Только не в гостиных и не в спальнях, пожалуйста, – короткий старческий смешок. – Таково домашнее задание. На этом урок окончен. Я несколько замешкалась, складывая свой скарб в отведенный ящик одного из шкафов, так что Лоре пришлось дернуть меня за рукав: – Давай же скорее! Не хватало опоздать на ЗоТИ! Дженнифер Финч-Флетчли говорила, к профессору Снейпу лучше не опаздывать. Он… – …жуткая зверюга. – Точно! Бежим! Мы ринулись догонять своих. Знакомые макушки узрели быстро и, влившись в поток, временами лавируя, чтобы не сбиться с пути, оказались перед кабинетом ЗоТИ минут за пять до звонка. Единственным свободным столом ожидаемо оказался первый, ближний к преподавателю. Парты, как и в кабинете Зельеварения, стояли в каре, освобождая середину, видимо, для практических занятий, так что само понятие «первая парта» при таком раскладе оказывалось неактуальным: учитель, стоя в центре каре, в равной степени хорошо мог видеть каждого студента, так что скрыться за головами однокашников не вышло бы. Но все же ближе к краям п-образного ряда желающих сесть не нашлось. Там нам и предстояло расположиться, перекинувшись тревожными взглядами с двумя такими же припоздавшими рейвенкловцами у противоположного конца. Я испытывала сложные чувства. Хотелось, наконец, увидеть Северуса так близко, как за последние два дня не удавалось ни разу. Но и оторопь брала: Защита от Темных искусств, сколько я помнила, по сути, курс боевой магии. И пусть от малолеток вряд ли потребуется что-то очень серьезное и сложное, но ведь и мы только-только начинаем. Правда, в отличие от своих однокурсников, у меня, как у взрослого человека, лучше с концентрацией и работоспособностью. Однако я-то о существовании магии узнала лишь полтора месяца назад. Он вошел, почти влетел в класс со звонком, и мы, как юные бандерлоги, стихли, завороженно глядя на сурового дяденьку мага. – Прошу садиться, – мудрый Каа перешел к делу. – Не сомневаюсь, другие преподаватели успели донести до вас, что беззаботное детство закончилось. Кто-то из присутствующих, увы, успел убедиться в этом еще до прибытия в школу. Магическое сообщество не на пороге войны, как думают некоторые. Война уже у нашего порога, и в этой обстановке умение защитить себя и тех, кто вам дорог, есть вопрос жизни и смерти, – Снейп смолк, окинув взглядом построжевшую, притихшую малышню. – Ваша задача – отрабатывать каждое заклинание до седьмого пота, доводить навык до автоматизма, чтобы быть готовым отразить нападение буквально рефлекторно, раньше, чем успеете подумать. Вы ведь не думаете, когда ходите или говорите, какие кости и мышцы в какой последовательности задействовать. То же и при овладении навыками защиты и нападения. Да, и нападения, – ответил на немой вопрос Донни О’Рейли, темноволосого мальчугана с чуть испуганными серо-зелеными глазами. – Надо уметь не только уходить из-под удара, но и самому наносить удар, в том числе упреждающий. Не хочу повторять избитых истин, однако нападение порой действительно самая эффективная защита. Профессор помолчал. В классе стояла такая тишина, что, залети сюда шальная муха, ее приняли бы за бомбардировщик (если волшебники в курсе, что это такое). Я поймала себя на том, что, как и все, сижу, разинув рот, и завороженно гляжу на человека в черном, который продолжает после паузы, и его голос совершенно неприлично вибрирует во мне, никак не соотносясь с предметом лекции: – Курс состоит из теории и практики. Теорию учим после уроков, проверять буду. Невыполнение домашнего задания по неуважительной причине влечет за собой отработку. Уважительными считаются только причины, о которых я узнаю от мадам Помфри либо от деканов ваших факультетов. «Я не понял» не причина, а мотивация найти меня после уроков либо вовремя прибегнуть к помощи сокурсников. Произнесенная в момент сдачи проверочной работы, эта фраза означает «тролль» и отработку. Это понятно? – Да… – раздалось нестройное. – Да, сэр, – невозмутимо поправили нас. – Далее. Практические навыки отрабатываем только в классе под моим присмотром. Попытки отрабатывать даже самые простые навыки друг на друге во внеурочное время будут наказываться снятием баллов и отработками у мистера Филча, вне зависимости, попадете ли вы к мадам Помфри или нет. Класс прибито молчал, переваривая информацию. Не знаю, что их так потрясло. По мне, так Снейпу до нашего доцента Сиротина, как старшине до матерого прапора. Да и выглядел он… Слушая профессора, ловила себя на мысли, что беззастенчиво любуюсь этим мужчиной, благо смотреть на преподавателя – дело самое естественное, не возбраняется, поощряется даже. – И, наконец, последнее. Со второго курса для лучших из вас будет открыт путь в дуэльный зал, где под присмотром опытных преподавателей вы сможете отрабатывать боевые навыки в обстановке, максимально приближенной к реальной. Но это дело будущего. Вопросы есть? Вот уж не думала, что кто-то потянет руку, но рука потянулась. – Я вас слушаю, мистер Дуглас. Худенький, крупнононосый и долговязый рейвенкловец, здорово напоминающий детскую копию самого Снейпа, резким движением заправил за ухо прядь длинных темных волос и поднялся: – Скажите, профессор, а что именно из практического мы будем изучать в этом году? Снейп некоторое время задумчиво глядел на мальчишку, потом неожиданно усмехнулся: – Хороший вопрос. У меня есть некоторые соображения на этот счет. Но интересно узнать, что думаете вы? – он обвел взглядом аудиторию. – Итак, мистер Дуглас? – Протего. – Рановато. Не сможете удержать. Но пробовать будем. Мистер О’Рейли? – Конфундус. – Не принимается. Вам для этого заклинания не хватит концентрации. К счастью, ибо слишком велик соблазн применить не по назначению. Мисс Эллис? – Обезоруживающее. – Экспеллеармус... Принято. Будем пробовать... Он вызывал по одному, и когда Лора Фоули озвучила желание научиться Связывающему заклинанию и получила ответ, что, наряду с Петрификусом, это вполне реально для первокурсника, настала моя очередь. Собственно, я давно знала, о чем попрошу. – Глебофф? – Патронус. Вы научите нас создавать Патронус, профессор? Быстрый взгляд, чуть заметное движение уголком рта: – Боюсь, для одиннадцатилетнего мага это задача непосильная. Случаев создания Патронуса магом моложе тринадцати лет я не знаю. «Но мне двадцать четыре, Северус». – Впрочем, все очень индивидуально... Занятие пролетело незаметно. Мои сокурсники почти забыли бояться «слизеринского гада» и – о чудо! – на ура восприняли задание написать эссе о Щитовых чарах на три фута. Да уж, не иначе, в состоянии аффекта пребывали. После обеда придется бежать в библиотеку, пока народ не прочухал, на что подписался, и не ринулся за источниками. С этой мыслью я уложила в сумку писчие принадлежности и уже собиралась идти следом за всеми, когда знакомый голос окликнул: – А вас, мисс Глебофф, я попрошу остаться.