Жили-были несчастливые волшебники, И учеными считались, и спесивыми, Только самые волшебные учебники Не могли их научить, как быть счастливыми... (Александр Галич «Песня про несчастливых волшебников») Мы теперь не то что прежде – две метлы берем в прихожей… (Олег Газманов «Я летаю с девушкой моей»)
Смыться под шумок из столовой, едва притронувшись к завтраку, почти удалось. И ключевое слово «почти». Пока Лора что-то живо обсуждала с Глэдис Келли и Гортензией Уондерхилл, я выскользнула из-за стола, воспользовавшись тем, что Ханна отвлекла внимание девчонок, и… тут же столкнулась нос к носу с Никитой. До сих пор я только приветственно кивала мальчишкам из поезда и получала приветственные кивки в ответ. Но сейчас Брюс буквально схватил меня за пуговку: – Завтра в три пополудни первая репетиция. – Где? – Есть тут одно хитрое место, сама не найдешь, – Никита усмехнулся и тут же помрачнел. – Я задержусь… Короче, дела у меня, – он чуть замялся, – а тебя Саня с Ванькой подхватят. Без четверти три они будут ждать у портрета Полной Дамы. Знаешь, где это? – В башне Гриффиндора. При входе в их гостиную. – Точняк. Не заблудишься? – Нет. – Ладно, не опаздывай. – До встречи. – Бывай. Из зала я вылетела поспешнее, чем следовало бы, старательно делая вид, что за гомоном голосов и стуком столовых приборов не слышу чуть удивленного оклика Лоры. Пусть ломает голову, что такое мне сказал старшекурсник, что меня ветром сдуло. Коридоры оказались почти пустынны, если не считать нескольких полусонных студентов, все еще тянувшихся мне навстречу, на завтрак. Несмотря на выходной, подъем и завтрак предполагались в то же время, что и в учебные дни, а кто не успел, тот опоздал. Правда старшекурсники, кому посчастливилось поближе свести знакомство с домовиками, умудрялись раскрутить тех на завтрак если не в постели, то в гостиной, во всяком случае. Было ли такое в ходу на остальных факультетах или хаффлам просто повезло жить подальше от начальства, поближе к камбузу, но мне не раз приходилось наблюдать, как домовики не давали сгинуть смертью голодною, безвременною очередным нарушителям школьного распорядка. В коридоре восьмого этажа было ожидаемо пустынно, и знакомая дверь появилась, едва я прошла мимо гобелена, как будто давно ждала. На пороге меня встретила Ночка, с первых дней в школе привыкшая гулять сама по себе и регулярно приходившая поспать у меня под боком да наутро получить порцию хозяйской ласки. Но увидеть ее здесь я никак не ожидала. Это что же получается, Выручай-комната может отвориться кошке? Для нее что же, не существует преград, положенных остальным? Сделав себе заметку на память прояснить при случае этот вопрос, я шагнула в свою комнату. В ней царила идеальная, я бы даже сказала, нереальная чистота. Ни пылинки, даже на пианино. Растения, будто умытые, радовали буйством цвета и полнотой жизненных сил. Словом, выглядели как в каталоге, где под каждым стоит такая цена, что, будь они чуть менее шикарными, каталог отправили бы в мусорную корзину не глядя. Похоже, Снорти взялся за дело всерьез. Книга в числе других так и стояла на полке. Я взяла ее, ощущая привычный уже трепет, и открыла…◄♦►
Человек в камере поднялся навстречу посетителю, едва тот переступил порог, плотно притворив за собой дверь. В отличие от других узилищ, это оказалась именно камера, а не клетка, что, принимая во внимание специфику тюрьмы, было благом, настоящим подарком, ибо стена и дверь могли защитить от вторжения «тюремщиков», давно и неколебимо считавших узников своей законной кормовой базой. – Пришел… – скорее констатировал усталым, бесцветным голосом, лишенным каких-либо эмоций. – Да. Вот, пей, – посетитель извлек из внутреннего кармана мантии пузырек и, откупорив, протянул его узнику. Тот молча взял, выпил залпом, замер, прислушиваясь к ощущениям, затем вновь тяжело опустился на узкие нары, служившие ему ложем. Привалился к скомканному подобию одеяла и какое-то время просто сидел, безучастно наблюдая, как посетитель извлек из складок мантии палочку и проделал несколько пассов. Результатом действий гостя стало то, что сорочка, накинутая поверх нее мантия, брюки и обувь узника приобрели первозданный вид, а спутанная грива давно немытых волос легла на плечи чистой волной цвета платины, какой редко встретишь в природе. Перетянутые в хвост у шеи, они открывали в полумраке каменного мешка, освещенного слабыми лучами, что лились откуда-то сверху, процеживаясь сквозь частое решето прутьев крошечного окошка, высокий лоб с залысинами и лицо еще довольно молодого, некогда красивого мужчины, которого землистая бледность и иссиня-темные круги под глазами делали значительно старше. Мгновенно лишенное не очень длинной, но крайне неопрятной бороды изможденное лицо не казалось оттого намного моложе из-за обозначившихся носогубных складок и глубоких морщин, прорезавших лоб. На всем облике узника лежала печать глубокой тоски и апатии. – Спасибо, – он поморщился, попытался изобразить усмешку, но зашелся сиплым с присвистом, надсадным кашлем и сник. Потом вскинул голову и произнес почти требовательно: – Ты нашел решение? – Нет. Пока нет. Но я не спускаю с него глаз и, кажется, знаю, что он решил предпринять. – Думаешь, тебе удастся обмануть старика? – Нет. Он знает все и так. – Знает… все?! Посетитель молча кивнул, спокойно выдержав взгляд серо-стальных глаз, казавшихся почти черными в полумраке, и посчитал нужным уточнить: – Не от меня. Затем добавил: – Пока твой сын в школе, он в безопасности. Ответом на эти слова стал сухой каркающий смех: – Не будь я так уверен в тебе, Северус, решил бы, что ты верой и правдой служишь старику, а меня попросту водишь за нос. Посетитель опустил голову, и волосы, упав на лицо, скрыли едва заметную горькую усмешку. Формально он служил двум старикам, а то, чему служила его душа… Вряд ли кому-нибудь когда-нибудь было до этого дело. Дамблдор подошел очень близко, но все равно до конца не понял и не поймет – слишком прямолинеен, что бы о нем ни судачили. – Ты опоздал. Почему? – Визенгамот. Последние события заставили их потуже затянуть веревки на шеях тех последователей Темного Лорда, кто имел несчастье угодить сюда. – Но ты все же здесь. – Дамблдор продавил. – Опять Дамблдор… Не перестаю удивляться, на кой ляд это ему вообще надо? Он мог бы разделаться со мной чисто, рук не замарав. Достаточно было просто предоставить меня моей же участи, и болезнь доконала бы меня через пять-шесть недель! Я больше не стоял бы у него на пути. «Ну, ты никогда и не стоял у него на пути, не льсти себе», – посетитель присел рядом с узником и вслух произнес: – Возможно, он никогда и не желал с тобой разделаться, – потом, подумав, решился спросить: – Как давно он знает о твоем недуге? – С тех времен, когда я учился в школе. Люциус помолчал, а поскольку Северус тоже молчал, ожидая, продолжил: – Отец хотел это скрыть ото всех. Ты же понимаешь, наследник рода и все такое… А тут… бракованный наследничек уродился, – Малфой подавился горьким смешком, в который раз перешедшим в кашель. – Зелье нужно было принимать каждый лунный цикл, желательно в новолуние, иначе болезнь крови убила бы меня. Для этого достаточно было легкого толчка, а упади я, как всякий нормальный мальчишка, чего доброго погиб бы от внутреннего кровотечения. К концу цикла, перед приемом очередной дозы, начинали проявляться некоторые симптомы. Я испытывал мучительные боли, ходил в синяках, хотя сам не мог вспомнить, где их получил. Хотел играть в квиддич – родители категорически запрещали. Все раннее детство меня буквально носили на руках. Зелье, сам знаешь, далеко не из простых, а чуть переусердствуй с дозой – тромб положит конец мучениям уже навсегда. Со временем, когда я подрос и стало возможным определиться с дозировкой, не боясь навредить детскому организму, стало легче. Мне его долгие годы до тебя варил Слагхорн. Отец взял с него Непреложный Обет, что тот сохранит тайну моего недуга. Прежний зельевар, варивший для меня снадобье, мэтр Клариньи, умер внезапно, и я хочу надеяться, без участия отца, всеми силами стремившегося сохранить в тайне наш позор… – Это не позор. – Да неужели?! Потомок древнего рода, превыше всего ценившего чистоту крови, обречен на смерть от болезни этой самой крови! Это ли не ирония судьбы? – Ты же знаешь, что в этом вся причина? Слишком много близкородственных браков в стремлении сохранить чистоту крови. Магловская наука… – Да плевать мне на магловскую науку! Слагхорн не нарушил Обета. Но Дамблдор не был бы Дамблдором, если бы не заподозрил неладное. Он у нас маглолюб, полбиблиотеки, небось, простецовые книги, вот, видать, и догадался… Слагхорн на его расспросы только руками развел, сославшись на Обет. Тогда директор вызвал отца и сам изложил тому свою версию. Первым желанием отца было тут же забрать меня из школы. Но по зрелому размышлению он понял, что это не поможет директору забыть правду. К тому же Дамблдор, безо всяких обетов, конечно, пообещал сохранить врачебную тайну и следить, чтобы со мной не случилось беды. Единственный раз, насколько мне известно, он едва не нарушил слово – когда узнал, что отец сватает за меня Нарциссу Блэк. – Да, это был рискованный шаг, – Снейп потер переносицу. – Блэки известны своей маниакальной преданностью идее чистоты крови и тоже нередко вступали в близкородственные браки, в том числе с Малфоями. А против природы в таких случаях магия бессильна. Вы очень рисковали. – Старик сказал отцу примерно то же самое, но тот был непреклонен. Почему, не знаю, но он был уверен в благополучном исходе дела с рождением наследника. – А ты? – В тот момент мне было все равно, на ком жениться. Явных сердечных привязанностей у меня не было. Так, ни к чему не обязывающий секс по обоюдному согласию. А Цисси я знал со школы. Чертовски хорошенькая, неглупая, прилично воспитанная, физически достаточно здоровая, чтобы произвести на свет наследника. Что еще надо? – Счастливый расклад. – Счастливый? Не знаю... «Счастье» – словечко простецов. – И ей, конечно, никто ничего не сказал… – Конечно. Отец, потеряв надежду исцелиться от драконьей оспы, на смертном одре хотел взять с меня слово, что я никогда не посвящу жену в тайну моей неполноценности и нашего семейного позора. Драко к тому времени уже появился на свет, и видит Бог, сколько страха я носил в себе, ожидая его рождения. Но оказалось, что он совершенно здоров, ты же сам проверял. – Да, здоров. К счастью. «Но неизвестно, какой «подарочек» уготован его потомкам, если вы не прекратите эти опыты по чистокровной селекции под видом брака», – эту мысль посетитель отмел, как неподобающую, и поинтересовался: – Так ты дал Обет? – Нет. Не успел. – И она до сих пор ничего не знает… – А зачем ей знать, чем она рисковала, если все обошлось? – Может, ты и прав. Но разве ей не хотелось больше иметь детей? Помимо Драко? – Не знаю, – Люциус пожал плечами. – Мы никогда не говорили на эту тему. Кажется, ее все устраивало. Они вновь смолкли, и каждый думал о своем. Наконец, посетитель сделал движение подняться, но узник тут же схватил его за мантию: – Подожди! Побудь… еще немного. Пожалуйста. Снейп молча сел. То, с чем он пришел, было выполнено лишь наполовину. Но, черт знает почему, простое поручение передать слова Нарциссы, адресованные мужу, язык не поворачивался – такими неожиданными, недежурными, почти неподобающе интимными они были. Будто вторгнуться в чужой, очень личный мир двух весьма непростых людей. Вроде знал их больше чем пожизни, а все одно не выходило. – Нарцисса… – наконец, выдавил Снейп и почти не удивился, что собеседник вздрогнул и обернулся слишком быстро. Цепко поймал взглядом взгляд, впился, не отпуская: – Как она? – Держится молодцом. Просила передать, что… молится о тебе и надеется, – последние слова Снейп произнес едва не шепотом, понимая, что краснеет. И почти не удивился, когда Малфой, уронив голову, тяжело ткнулся лбом в плечо кума, целителя, конфидента и еще шут знает кого, кто и другом-то ему никогда не был, если начистоту. – Я виноват перед ней. И перед сыном. Крепко, крепко виноват. – Она так не считает. – Откуда тебе знать? – Забываешь, с кем говоришь? Знаю. Да тут не надо быть легилиментом, – Снейп усмехнулся, видя, как вскинулся Малфой, как в глазах его полыхнул гнев. – Она не пожелала бежать. Люциусу не надо было пространно объяснять. Он всегда и все ловил с полуслова. – Это из-за Драко. – Драко ничто не грозит, пока он в школе. – Да некуда ей бежать. – Напрасно ты в этом так уверен. Она могла бы получить убежище. Не самое лучшее, но все же довольно надежное. Если бы захотела. Но она продолжает жить в аду, зная, что, сбеги она, они отыграются на тебе. – Нет. – Да, и ты это знаешь. У нее нет оснований надеяться, что ты в состоянии ее защитить. Что хоть когда-нибудь сможешь дать ей богатство, положение и еще что-то, чего ради, как тебе кажется, ей стоит стремиться сохранить ваш брак и просто попытаться не дать тебе сгинуть, пусть ценой собственной безопасности. Но она надеется. Снейп, с трудом подбирая непривычные слова, ронял их медленно, почти без выражения. Вот уж не думал, что придется говорить о таком человеку, которого и другом-то не считал никогда. Друга в том смысле, какой вкладывают в это слово, у него не было вот уже двадцать лет. А строго говоря, никогда. Девочка, которую любишь, слишком хорошо понимая, что на взаимность рассчитывать не приходится, даже если таково ее искреннее желание, другом по-настоящему быть не может. Перед ней хочется встать на цыпочки, прыгнуть выше головы, из кожи вон лезть, доказывая, что ты – лучший. А друг – это тот, перед кем не стыдно быть слабым и жалким, кто вытащит с того света, надавав старухе с косой по сусалам, утрет твои кровавые сопли, разделит с тобой твой позор и легко отдаст плоды славы. И это – взаимно. Малфои попросту использовали его, каждый по-своему, – в этом Северус был уверен. Так почему он говорит все это, глядя в глаза, из которых постепенно уходит лед? – Не знаю, понимает ли она свои чувства к тебе. Она ведь даже не знает, доживете ли вы оба до того дня, когда ты вернешься к ней и вашему сыну ничего не будет угрожать. Ради ее надежды, черт возьми, Люциус! Ради ее надежды ты должен выжить и вернуться. «Наверное, я сам не верю, что нам удастся выжить и выбраться из этой передряги. Потому и говорю то, чего в иных обстоятельствах никогда бы не сказал. Скверно. Именно сейчас как никогда хочется жить…» На прощанье посетитель извлек из потайного кармана мантии некий предмет, который после снятия уменьшающих чар превратился в винную бутыль, заткнутую простой пробкой, и протянул узнику: – Вот. Будешь выпивать по глотку трижды в день. Мне не нравится твой кашель. Пройдет совсем немного времени, и в имение Малфоев прилетит неприметная сова, каких на школьной совятне десятки. К лапе будет привязано письмо. В почти готической каллиграфии строк, написанных по-французски, никто не узнал бы руку хогвартского зельевара. Никто, кроме Нарциссы. В письме будет и о бархатном сезоне на Ривьеве, и о новомодной породе низзлов, и о недоразумении с управляющим французским имением. Она даже читать не станет этот вздор, ибо сочинялся он ради махонькой приписки в конце: Виделся с дядюшкой Кларенсом. Вашими молитвами он пошел на поправку. Велел кланяться, целует ручки и пребывает в надежде свидеться с Вами.Засим остаюсь преданный Вам Гийом Фляконе
◄♦►
Книга мягко скользнула из рук, съехала на пол, распластавшись, как птица, подстреленная в полете. Я некоторое время просто молча смотрела в одну точку. «Скверно. Именно сейчас как никогда хочется жить…» Выскользнув в полутьму коридора, я еще пребывала в глубокой задумчивости, когда вдруг краем глаза заметила неясное движение справа и чуть позади. Но, обернувшись, вынуждена была признать, что мне показалось. Коридор был пуст, и до ближайшей ниши тот, кто, как мне чудилось, находился здесь, добежать незамеченным просто не смог бы. Еще раз окинув внимательно пустынный коридор, я быстрым шагом направилась в сторону лестницы. Поэтому не видела, как спустя несколько мгновений у гобелена отворилась еще одна неприметная дверь, выпуская светловолосого юношу. Стук каблучков по лестнице не оставил мне шанса услышать подозрительную возню, приглушенную ругань и топот бегущих ног. И слава Богу, потому что в этот момент в коридоре на восьмом этаже царила непроглядная тьма… Топая с остальными первоклашками в сторону Запретного леса, я все еще переживала прочитанное, пытаясь свести части открывшейся мозаики в единую картину, и не сразу заметила, что Лора демонстративно не разговаривает со мной. А заметив, устыдилась. Я ведь попросту сбежала от нее, и, хотя иного выхода не было, все равно получилось очень некрасиво. Пришлось поотстать от группы, чтобы нам не мешали. На попытки разговорить ее мисс Фоули поначалу не реагировала, но надолго детской выдержки не хватило, и подружка высказала мне все, что думала о моем побеге. – Прости, Лора, не хотела тебя обижать, правда. Мне просто надо было побыть одной, – что бы я ни пыталась выдумать в свое оправдание, правда вырвалась сама собой. На несколько мгновений мы обе остановились, лично я – ожидая ответной реакции. Она была неожиданно спокойной: – Я так и поняла. Только зачем было сбегать? Объяснила бы по-людски. – Прости. Лора ничего не ответила, и какое-то время мы молча шли позади всей группы, стараясь не сильно отставать. Наконец, мисс Фоули нарушила молчание: – У тебя там, в России, есть братья или сестры? Вопрос прозвучал неожиданно, и я честно ответила: – Кузина. Она намного старше, но мы всегда были близки, как родные сестры. – Странно. У меня тоже есть кузены и кузины. Одних я вижу лишь два-три раза в год, а других видела только раз-два за всю жизнь. Родители с утра до ночи на службе в Министерстве. Я все время одна, если не считать домовиков. А тут так здорово! Много народу, так шумно. Тишина и одиночество сводят с ума. – Когда вокруг много народа и ты все время вынужден общаться, не можешь побыть в одиночестве, это тоже способно свести с ума. У тебя не остается тебя самого, чего-то своего, что не отдано общению именно с этими людьми. Это трудно. Иногда просто хочется скрыться ото всех. – Понимаю, – Лора серьезно кивнула. Надо ж, вечно забываю, что она больше чем в два раза младше меня. А попытки реанимировать из глубин памяти моего «я», какой сама была в четвертом-пятом классах, привели к неубедительным результатам. Зато мысль, что дети-волшебники взрослеют умом значительно быстрее своих сверстников-протецов, прочно укоренилась в моем мозгу. Примериваясь к перспективе учиться среди детворы, я ожидала бóльших проблем и дискомфорта из-за разницы в возрасте. Но страхи не оправдались. Это ли поколение до срока выросло, или такова особенность юных магов, а может, лишенная общения с детворой, Лора повзрослела раньше сверстниц... – Что это с ним? – подруга дернула меня за рукав, заставляя выпасть из задумчивости. – Смотри, он весь в синяках! Профессор Хагрид и впрямь выглядел ужасно. То есть писаным красавцем он и так не был, но сейчас у лесничего был такой вид, будто его использовали в роли бладжера. Ко всему он казался рассеянным и все время озабоченно поглядывал в сторону Запретного леса, то и дело сбиваясь и теряя нить объяснения. – Может, какое-нибудь животное его так покалечило? – предположила я. Лора только неопределенно пожала плечами, всем своим видом выражая скептическое отношение к такой версии: ну, не водятся в Запретном лесу ни слоны, ни динозавры, а кентавра Хагрид при желании одной левой в бараний рог свернет, – и принялась тоже размазывать густой кленовый сироп по плоской глиняной кормушке. Почуяв лакомство, огромные глизни в лотке заметно оживились, выпустили перламутровые рожки и двинулись к кормушке, хаотично меняя цвет панциря в пределах всего радужного спектра. Нам же оставалось собрать шпателями в банку желеподобное вещество, которое они оставляли после себя на гладком стеклянном поддоне, – яд, используемый для изготовления универсального гербицида. Урок завершился чуть раньше положенного, и учитель с видимым облегчением отпустил нас восвояси. – Ну что, идешь смотреть отборочные? Если быстро поедим и переоденемся, то успеем. – Какие отборочные? – Еще спроси, куда переоденемся! – И спрошу. – Вот, не надо было сбегать с завтрака, – уже совсем беззлобно поддела Лора. – Ханна сказала, после отборочных у нас первый урок полетов. Нужно еще получить метлы у Филча. – А что за отборочные-то? – У гриффов, в команду по квиддичу! Ты что, спишь на ходу? Вся школа уже три дня гудит, народ делает ставки, кого возьмут вратарем и охотниками. Но главное, кто вместо близнецов Уизли будет загонщиками? – Ладно, пойдем. В чем заключается здешняя лапта на метлах, я помнила. Но как это летать на метле, ума не приложу. Разве можно удержаться на тонком древке, без седла, да еще собственным весом приходясь на весьма чувствительное даже для девчонок место (о мальчишках вообще молчу и содрогаюсь)? Но, похоже, такая глупость интересовала только меня. Когда после обеда мы с девчонками прибежали на поле, оказалось, что трибуны на две трети уже заполнены, будто тут не отборочные предполагались, а полноценный матч. Лора, махнув кому-то рукой, потащила меня наверх. Как оказалось, Гортензия с Дженнифер уже заняли нам места и теперь самоотверженно отстаивали их, пресекая попытки желающих потеснить нахальных малолеток. – Ну, наконец-то! – Дженни, красная от возбуждения, сдула с носа прядь волос и победно глянула на мальчишек с зелеными шарфами, досадливо оглядывавших нашу компанию. Отборочные не матч, и все факультеты сидели вперемешку, группками, реже парочками, отчего трибуны хаотично пестрели всеми цветами факультетов, как самодельный бабушкин коврик, в канву которого вплетается все, что под руку попало. Когда гриффиндорцы вышли на поле, я их поначалу и разглядеть-то нормально не смогла. Девушки и юноши, трудно отличимые друг от друга, в ало-желтых свитерах грубой вязки и таких же шапочках, некоторое время галдели не хуже трибун. Часть жалась с метлами в обнимку и хихикала, часть вообще трепалась о своем, о девичьем. Парни недовольно косились на трибуны. Капитан, худощавый, невысокий мальчишка, от волнения то и дело поправлял очки-велосипеды, временами в бессильной ярости топорщил пятерней и без того торчавшие в разные стороны волосы, с трудом не срывался на крик и вид имел поистине жалкий, пока ему таки не удалось порядком проредить ряды претендентов. Первыми в отставку ушли хорошенькие хохотушки. Потом – озабоченные трепом. Две девчонки – при внимательном рассмотрении под шапочками угадывались собранные в пучок волосы, которые выбивались непослушными темными у одной и огненно-рыжими у другой прядями, – умудрились заколотить в кольца одна девять, а другая аж семнадцать мячей. Причем первая демонстрировала просто чудеса циркового искусства, уворачиваясь от бладжеров, а вторая летала со скоростью реактивного снаряда, так что у сидящих на трибунах захватывало дух, и по рядам проносился неприлично-сладострастный стон, когда рыжая бестия в очередной раз демонстрировала сумасшедший пилотаж. Этакую, пожалуй, и в старости с помела в ступу не пересадишь. А капитан Поттер, для которого все давно было ясно, вот зуб даю, просто ловил кайф, глядя на охотницу, хотя рассмотреть в деталях лица и выражения с моего места не представлялось возможным. Между тем шел уже третий час испытаний. И, как водится, самое интересное ждало нас ближе к концу. Постепенно состав команды определился, причем не в пользу самых рослых и сильных. Но это была захватывающая борьба. Последними оставались вратари. Один из претендентов ростом и сложением походил на Рона Уизли, старосту факультета, которого я уже неоднократно видела. Защитный шлем скрывал волосы и до половины лоб, так что могла и ошибиться. Второй, чуть выше и значительно грузнее, шире в плечах, мне однозначно был неизвестен. Серия пенальти закончилась с разницей в один мяч, и тяжеловесу, хоть и не без пререканий, пришлось покинуть поле. Он ушел под улюлюканье сидевшей неподалеку от нас группы старшекурсниц-гриффиндорок, которой верховодила очень хорошенькая, прямо куколка, девушка, глядевшая на победителя глазами мартовской кошки. За вечерним чаем только и разговоров было, что о результатах отборочных. Но не весь состав команды принимал поздравления. Ни капитана Потера, ни вратаря Уизли за столом не оказалось. Впрочем, нам не особо стоило задерживаться: по слухам, выдачу метел Филч мог затянуть надолго, пользуясь редкой возможностью продемонстрировать свою значимость, так что стоило поторопиться. Когда мы, порядком утомленные занудством завхоза, получили свои видавшие виды «Чистомёты», уже вечерело. На поле нас ждала замдиректора и по совместительству профессор Трансфигурации. А рядом с ней – несколько ребят и девушек все в тех же ало-желтых свитерах грубой вязки. Теперь, вблизи, буквально с пяти шагов, мы могли рассмотреть новоиспеченную команду гриффов в полном составе. Суть речи профессора Макгонагалл сводилась к тому, что мадам Хуч, которую мы с начала года ни разу не видели, в силу непреодолимых обстоятельств личного характера не может пока приступить к своим обязанностям, поэтому учить нас азам полетов будут старшекурсники, изъявившие на то согласие. От нас требуется беспрекословно слушать команды инструкторов и ни в коем случае не проявлять неуместных инициатив, если не хотим попасть в больничное крыло. Засим декан ободряюще тронула плечо несколько растерянного Поттера и энергичной походкой двинулась в сторону замка. – Э-э… – оглядев нас, парень решительно двинул дужку очков повыше, на переносицу, одновременно делая глубокий вдох. – Ладно, давайте знакомиться. Я Гарри Поттер. Это Кэти Белл, – веселая девушка постарше остальных шутя поклонилась. – Рон Уизли, – движение головы в сторону новоиспеченного вратаря. – Демельза Робинс, – жест в сторону верткой охотницы. – Джинни Уизли, – это о рыжей бестии. – Джимми Пикс, – невысокий, крепкого сложения паренек помладше остальных усмехнулся, обнажив ряд крепких белых зубов. – И Ричи Кут, – худенький подросток, совсем недавно сорвавший аплодисменты трибун на редкость меткими ударами из самых немыслимых положений, чуть смущенно улыбнулся. – Ну, вот, нас вы теперь знаете, – при этих словах, не удержавшись, прыснули уже первоклашки: ага, кто ж в волшебном мире не знал Гарри Поттера! – А мы с вами познакомимся по ходу дела. Недолго думая, семерка инструкторов разбила нашу шеренгу на семь относительно равных отрезков, и занятие началось. Методика обхождения с метлой оказалась проста: встать рядом и скомандовать «вверх». Опытным летунам, имеющим свои метлы, и этого не надо было. Достаточно было протянуть руку и выразить невербальное стремление воссоединиться с любимым средством передвижения, и оно, как верный пес, оказывалось рядом. Точнее, в руке. В целом, у всех нас это получилось довольно быстро и без проблем. Проблемы начались потом. У меня. Глядя, как Лора, лихо перекинув ногу, уселась верхом на древко и готова оторваться от земли, я честно корила себя за трусость и дурацкую магловскую рефлексию не по делу. Но все еще нерешительно сжимала рукоять старенького, потрепанного «Чистомёта», уже заметно и, казалось, нетерпеливо вибрировавшую в руке. – Что, страшно? – юношеский тенорок над ухом заставил вздрогнуть, очень знакомые зеленые глаза весело поблескивали за стеклами очков. Стоп. В глаза не смотреть. – Нет, не в этом дело, – я потупилась, испытывая внезапное волнение. Решила, потому что этот мальчишка чем-то здорово напоминал уже порядком подзабытые черты Дениса, моего знакомца из прежней жизни, только тот был лет на десять-двенадцать старше. – Просто я не представляю, как можно на этом вот летать. Ну… без седла… и вообще… древко, оно такое тонкое… – Понял-понял, можешь не продолжать, – Гарри едва сдерживал смех. – Твои родители, наверное, маглы, да? Я кивнула. – Тогда все понятно. К сожалению, физику процесса я не объясню – не знаю. Тебе просто надо попробовать самой. Точно не трусишь? – Нет, – вот еще, не хватало взрослой тетке дрейфить перед малолетками. – Тогда вот что, – парень перекинул ногу через метлу. – Садись! Нет, я честно пискнула что-то вроде: «А выдержит?», – но, получив в ответ: «А то!» – тоже перекинула ногу через древко, оказавшись перед мальчишкой. – Гарри, что ты удумал? – Кэти на минуту отвлеклась от своих подопечных, двое из которых уже зависли в метре от земли, оглашая стадион победными воплями. – Хочу дать ей почувствовать, что такое полет на метле. – Глупая фантазия, но тебя же не переубедишь. Будь осторожен. И быстро! У тебя еще четверо в воздухе висят. А вы, – она обратилась к четверым, среди которых была и Лора, – пока ко мне. Итак, с первым этапом вы справились отлично… Дальше я уже не слышала, потому что метла, в последний раз дрогнув, начала плавный разбег, а потом, повинуясь рукам мальчишки, потянувшего древко на себя, как штурвал самолета, плавно взмыла вверх. Боже, что это было за ощущение! Ни один аттракцион моего мира не мог с этим сравниться. Что-то подобное я испытывала, летя с крыши имения Малфоев вместе со Снейпом. Но тогда сами обстоятельства, страх сорваться, получить заклятье в спину и недавно перенесенный ужас от общения с Волдемортом не давали в полной мере ощутить восторг от полета. Сейчас я странным образом понимала, что не сижу на метле в привычном значении этого слова, как на тонком суку над пропастью, давя на него всей массой тела, а словно лечу вместе с метлой, вцепившись в нее. Могла бы и не цепляться так судорожно, потому что руки инструктора, сомкнувшись на древке перед моими, ограничивали меня спереди и с боков, не давая даже накрениться в сторону, его грудь и живот служили надежней, чем спинка детского кресла, а ноги, обхватив меня, четко зафиксировали, не давая ни шанса слететь. Зато не орать от восторга не могла. И орала, хохоча, от души. – Ага, нравится?! – раздалось над ухом. – Еще как! А быстрее можешь? – Хм… – это невнятное хмыканье метла, похоже, поняла как команду, и мы, лихо заложив на вираже, помчались в обратную сторону, оглашая поле восторженными воплями. То есть оглашала-то я, а Поттер просто хохотал. – Еще! Еще! – это после кувырка вправо. И быстрее, резко вверх, кувырок влево на три оборота, разворот, вниз, в крутое пике… Поле, поросшее травой, быстро-быстро мчится на нас; древко до отказа на себя, потом параллельно земле – под нами, и я с радостным визгом поджимаю ноги, хотя это, конечно, лишнее: до земли еще добрых три фута. И только голос мисс Белл, внезапно нарисовавшейся на таком же побитом жизнью «Чистомёте» параллельно нашему курсу: – Поттерррр!!! Соплохвоста тебе в штаны, что ты устроил?!! – Поттеррр… – а вот при звуках этого голоса, окатившего со спины ледяной волной, мы, уже успев благополучно спешиться, замираем синхронно и... Оборачиваемся. Очень. Медленно. Почему-то сразу стало заметно, что уже совсем сумерки и нудно моросит дождик... – Что здесь происходит? – если бы он орал, было бы не так жутко. Но профессор говорит нарочито тихо, глядя поверх моей головы на мальчишку, щеки которого после полета еще горят лихорадочным румянцем. А во всем профессорском облике столько первозданной холодной ярости и еще чего-то, отчего внутри все немеет и скручивается в узел. – Профессор Снейп, – это Кэти встала плечом к плечу слева от капитана и тем самым до некоторой степени уравновесила композицию с Роном, мгновением раньше выросшим как из-под земли справа от Гарри. Голос девушки почти срывается на имени, но она твердо заканчивает: – Нам поручено провести занятия по полетам у первокурсников, поскольку мадам Хуч… – Я задал вопрос Поттеру. – Инструктаж по полетам… сэр. – И поэтому вы, самонадеянный мальчишка, бахвальства ради берете на себя смелость рисковать жизнями вверенных вам учеников? – Нет! – это вылетело помимо моей воли раньше, чем я успела сформулировать, что хочу сказать, поэтому дальше шел чистый поток сознания: – Нет, профессор Снейп, это не бахвальство, и я ничем не рисковала. И вообще, это моя вина. Я не понимала, как это можно летать на метле. А Гарри мне показал, и это было… здорово! Он очень крепко держал меня, очень надежно, честное слово! И я совсем не боялась. И ничем не рисковала... Чем больше я говорила, тем больше каменело профессорское лицо. Он то ли не слышал, то ли не хотел слышать. Наконец, сдалась, опустив голову, потому что не было сил смотреть на него, на притихших ребят, чувствовать, как волна острой неприязни, исходившая от гриффов, разбивается о стену холодного Снейпова бешенства, и от этого становилось не страшно, а невыносимо тоскливо. Первоклашки, прижухнув, тихо жались по сторонам: таким учителя ЗоТИ им видеть не приходилось. "Так вот он какой, этот легендарный «зверюга»", – читалось в каждом взгляде, восторг и ужас. – Мисс Глебофф, ваш так называемый «инструктор», конечно, забыл упомянуть, как однажды, уже будучи опытным игроком, во время матча сорвался с метлы на высоте около шестидесяти футов. Да-да, примерно на той, на которой рисовался перед вами, выполняя «бочку» и всевозможные хаотичные движения с резкой сменой курса. Так вот, ему это стоило сотрясения мозга, последствия которого мы, видимо, и наблюдаем по сей день, множественных ушибов и переломов. И это, заметьте, только потому, что профессор Дамблдор вовремя вмешался и спас положение – максимально замедлил падение, в результате чего Поттер отделался легким испугом, чего не скажешь о его метле. Это вообще фирменная черта мистера Поттера – очертя голову кидаться в опасные авантюры, втягивая в них остальных, и надеяться, что кто-то непременно вмешается и не даст свернуть шею. Говоря все это, Снейп все так же смотрел поверх моей головы на Поттера, без выражения, если не считать выражением смесь презрения и брезгливости, с которой он растягивал губы, почти выплевывая это «Поттер». Команда гриффиндорцев безмолвствовала, только, опустив голову, я видела, как сжались кулачки Джинни, когда Кэти с силой дернула ее за свитер, призывая помалкивать. – Простите, профессор, впредь этого не повторится, – голос Гарри звучал хрипло, чуть с натугой. Рон удивленно дернулся, и три с лишним десятка пар глаз первоклашек уставились на капитана. Но он больше не произнес ни слова. И головы не опустил, продолжая так же глядеть в глаза своему обвинителю. – Хотелось бы верить, Поттер. По пять баллов с каждого члена команды за безответственность, можете благодарить своего капитана. Урок окончен, – и, резко развернувшись, зашагал к замку. Расходились в сгустившихся сумерках, слегка прибитые. Говорить ничего не хотелось, было тоскливей некуда. Такое чувство, будто меня разодрали на части, как дети – мягкую игрушку, не сумев ее поделить. – Забей! – на плечо легла крупная, неожиданно горячая ладонь, и пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на золотисто-рыжего даже в свете факелов вратаря, почти в один рост со Снейпом. – Это все из-за меня. Надо было просто сесть на метлу и не выпендриваться. А там походу разобралась бы. – Да плюнь! Что сделано, то сделано. Это ж Снейп. У него с Гарри терки начались, когда вы все еще пешком под стол ходили. Не это, так другое, – и, ободряюще хлопнув меня по спине – ощутимо, между прочим, приложил, – Рон прибавил шаг, догоняя понурую команду.