...Сто раз говорили: «Так, Варя, нельзя! Своё любопытство немного умерь, Не надо соваться с вопросами в дверь». Да только впустую твердили. Опять Её любопытство никак не унять. (Евгения Урусова «Сказка о любопытной Варваре»)
Душевных посиделок не получилось. Меня вытащили из-за стола и решительно затолкнули в еще теплую ванную, придирчиво-зло осмотрели. После чего в лицо мне ткнулась палочка. Я зажмурилась, отмечая сначала пощипывание, как при обработке перекисью водорода. Потом кожа будто натянулась, стягиваясь вокруг ссадин. И, наконец, легкий зуд, как при заживлении, затем приятный холодок… Открыла глаза, даже прежде заплывший. Теперь не чувствовалось ни боли, ни отека, а из слегка запотевшего еще зеркала на меня взглянула вполне себе привычная уже физиономия Венсди Аддамс со спутанной челкой и вороньим гнездом на голове, но без вопиющей побитости. – Спасибо… – Раздевайся! – Ну… – нет, я не против, но мне банщик не нужен. – Ой! Короткий взмах палочки лишил меня одежды начисто. Всей. Вообще. И я в ужасе скорчилась инстинктивно прикрыться, но тут же опомнилась: нашла кого стесняться, да еще в младенческом облике. А между тем мои реакции остались для Северуса незамеченными. Во всяком случае, в лицо он мне больше не глядел. Развернул спиной к себе и замер. Потом дотронулся, и я охнула от неожиданной боли, а после еще раз, когда рука коснулась увесистой шишки на затылке. Снейп рыкнул что-то в осьмушку голоса. Пробежал ладонью по кровоподтекам на ногах. – Тошнит? Голова болит? Кружится? – Нет. Болит, когда ты прикасаешься. – Быстро в душ! Синяки и шишку сводить не буду, пусть Поппи занимается. А в дýше меня развезло, причем конкретно. Шум теплой, почти горячей воды убаюкивал. Уже едва не сползая по стеночке, в полудреме, увидела, как дверь открылась и на пороге показался Снейп со стопкой моей одежды, приведенной в первозданный вид. Но, глянув, молча вышел. Вернулся с банным полотенцем, в которое и сгреб меня, как куклу. Едва мы вышли из Выручай-комнаты, оставив гостей на попечении домовика, Северус заговорил: – А теперь все начистоту, и быстро. Имей в виду, я пойму, когда соврешь, без дополнительных усилий. – Была охота! – и, пока мы шли по безлюдному замку, я изложила мрачному профессору все с того самого момента, как решила наведаться «домой» в надежде, что Книга прольет свет на происходящее с ним, и до того момента, как он сам нарисовался на пороге кухни. Только факты, без какой-либо оценочности, не забыв опустить некоторые детали, касающиеся наших с Малфоем разборок. Отчего мотивация совместного путешествия аристократа и грязнокровки несколько провисала, прямо скажем. В ответ профессор неопределенно хмыкнул, но от комментариев воздержался. Да и некогда было: сколь бы извилистый путь он ни избрал, давая мне высказаться, тот подошел к концу. Оставил меня дожидаться в полутемном помещении при входе в огромный дортуар примерно на сотню, а то и больше койкомест (что должно было случиться в школе, чтобы все они оказались заняты? эпидемия?) и скрылся за небольшой боковой дверью. Наверное, мог бы воспользоваться колокольчиком экстренного вызова, но не стал. Спустя минут семь Снейп вышел в сопровождении мадам Помфри, в облике которой ничто не говорило, что ее только-только подняли с постели среди ночи. Подтянутая и собранная, без тени сна в глазах и в белоснежном чепце вроде апостольника, который дополняли такой же белоснежный передник и нарукавники, она напоминала Флоренс Найтингейл с картин XIX века. Светильники вспыхнули по взмаху ее палочки. – Ну-с, проходи в смотровую и раздевайся. Профессор Снейп, будьте любезны подождать здесь. Я прошла в ту самую боковую дверь и оказалась в маленькой проходной комнатке с кушеткой, письменным столом и старинными шкафами, надежно прятавшими содержимое за дубовыми створками. Что-то это напоминало, недосуг было вспоминать. Увидев мою спину, целительница вздохнула, велела лечь на кушетку. Простынь слегка холодила грудь и живот. Сначала мадам Помфри некоторое время водила палочкой от затылка, вдоль позвоночника и до копчика, потом, удовлетворенно крякнув, принялась за дело. Ощущения были похожими на те, что я испытывала, пока мной занимался Северус, разве только вместо пощипывания была чуть тянущая боль в мышцах, которую затем сменило расслабляющее тепло, приятно разливавшееся по телу. – Это не очень похоже на падение с лестницы, моя дорогая, – в голосе целительницы слышалась озабоченность. – Гематома, конечно, знатная, и внешне все выглядит так, будто ты пересчитала спиной ступеньки минимум половины пролета. Но остаточная ригидность мышц… Может быть, скажешь, кто тебе «помог»? Я молчала, застыв от изумления. Про лестницу, конечно, соврал за меня Снейп, якобы с моих же слов. Но все остальное… – Ну-ну, – по-своему расценив молчание пациентки, целительница сокрушенно покачала головой. – Покажи-ка склеры. Просто посмотри мне в глаза... – внимательного взгляда васильково-синих глаз я предпочла избежать, предусмотрительно закатив глаза к потолку и давая рассмотреть еще и конъюнктиву. – Так и есть. Ставлю на Петрификус тоталус. И советую не покрывать того, кто это сделал. – Нет, это… То есть… – Ясно. Как всегда, – вздохнув, школьная целительница достала откуда-то глазные капли. – Не говорите, пожалуйста, профессору Снейпу! – Да уж не скажу. Запрокинь голову... Вот так... Теперь проморгайся. Лучше? – Да, спасибо. – Не скажу при условии, что ты сейчас же отправишься в постель. Нет, не к себе, – она правильно расценила мой рывок с низкого старта. – Ближайший день проведешь здесь, под наблюдением. Спорить бессмысленно. Это было слишком похоже на сделку. А еще – на преднамеренную изоляцию. Между тем, мне протянули больничную пижаму в обмен на мою одежду, которую тут же стопкой отлевитировали в один из шкафов. А потом – невесть откуда взявшийся бутылек с довольно приятным снадобьем, от души пахнувшим валерианой. Подходя к кровати, я уже ничего так не хотела, как спать. Сквозь дрему, словно сквозь вату, тихие голоса мужчины и женщины едва различимы: – Я поставлю в известность мисс Эббот. – Не стоит трудиться, Северус. Держу пари, Ханна будет здесь, едва рассветет. Вчера я ее еле выгнала. – То есть? – Ты что же, ничего не знаешь? – Я вернулся только к ночи. – И сразу на дежурство?! Ох, быть тебе когда-нибудь моим пациентом, мальчик мой, если не прекратишь рвать жилы. Стимуляторы до добра не доводят, – мне поправили одеяло. – Ладно, пойдем - чайку попьем. В конце концов, это касается твоего студента… Да спит она уже, спит, и тебе бы не меша…◄♦►
Проснувшись, я некоторое время не могла понять, где я и как сюда попала. А вспомнив, задалась вопросом, сколько же сейчас времени? Есть хотелось зверски. Подтянувшись, села и огляделась. При свете скудного ноябрьского солнца, уже клонившегося к закату, огромная общая палата представляла собой унылое зрелище. Она почти пустовала, насколько можно было видеть. Есть ли кто-нибудь в том конце, за белоснежной ширмой, можно было только гадать по едва заметному скольжению тени за белой тканью. Я еще терла глаза, когда дверь распахнулась и в палате появились Лора, Глэдис и Алиенор в сопровождении мадам Помфри, и в следующие пару минут мне суждено было выяснить, что мое привычное опоздание их не удивило и не насторожило, в чем они, конечно же, каются; что мама, брат и cousine Justine из Шармбатона предупреждали не раз, как опасны здешние лестницы… И что теперь непременно начнется война. – Чтооо? – это мы с мадам Помфри выдохнули, не сговариваясь. – А вы ничего не знаете? – в тоне Алиенор слышался почти восторг, будто речь шла о захватывающем приключении, и она протянула целительнице сложенную мухобойкой газету, на которую я сначала и не обратила внимания. Мадам Помфри развернула, пробежала глазами передовицу и побледнела: – Оh mon Dieu! Опять?! – Опять что? – Простите, мне надо отлучиться. Твоя одежда в приемном покое. Пижаму оставишь там же, – этими словами целительница вернула мисс Легранж номер «Пророка» и, развернувшись на каблуках, почти выбежала вон. – Что там? – я потянула газету из рук остолбеневшей Алиенор. Она ожидала, конечно, реакции, но не такой, и как-то вмиг поскучнела, притихла, потупилась. Передовицу занимала статья под заголовком: «Беспорядки в Азкабане. О чем молчит Министерство». Дальше шел авантюрный роман от Риты Скитер, в котором было, подозреваю, не много правды. А все, чего журналистке разнюхать не удалось, с лихвой восполняла больная фантазия любительницы дарктейлов. Однако ряд фактов, изложенных без помпы, так, между прочим, уже поэтому заслуживали доверия. И я знаю, к кому обратиться за разъяснениями. Натягивая чулки и платье, краем уха слушала болтовню девчонок и даже отвечала что-то, все пытаясь найти предлог смыться. Искала его всю дорогу до Большого зала, собиравшего студентов на вечерний чай. В зале было пустовато. За преподавательским столом профессор Флитвик задумчиво крошил кекс на тарелку, изредка отправляя в рот кусочек и прихлебывая чай из огромной бульонной чашки, которая больше подошла бы Хагриду. Всегда разговорчивая и улыбчивая, наша декан нынче хранила мрачное молчание. Мисс Синистра неуютно ерзала, допивая чай, а затем, кивнув коллегам, убежала. Больше за столом никто не появился. Не взглянув на кексы, я принялась за сэндвичи с огурцом и лососем, запивая их крепким и возмутительно сладким чаем. Отвлеклась, только чтобы с полным ртом кивнуть Макмиллану, который, проходя мимо, справился о самочувствии: мол, спасибо, все тип-топ. И тут мое внимание привлекла еще одна персона, которая вела себя совершенно не так, как я ожидала, и в мозгу словно крутанули кубик Рубика – грань полностью сложилась. У входа в гостиную меня встретила Ночка. Дорого бы я дала, чтобы узнать, какие образы и мысли роятся у нее в голове. Она видела так много, и ведь ни одна живая душа не принимала ее в расчет… Так, стоп, это просто кошка. В подтверждение здравой мысли Ночка уткнулась носом мне в шею и включила маленький компрессор, всеми силами демонстрируя, что она, конечно, просто кошка, но дело свое знает. А если почесать за ушком… Ага, а теперь шейку… и под челюстью, пожалуйста… и спинку. А вот хвост трогать не надо. Не надо трогать хвост!.. Да, вот… о чем это я… Так вот, и будет тебе счастье, непутевая моя хозяйка! – Идешь с нами? – Лора отвлеклась от обсуждения чего-то важного, что я пропустила мимо ушей, и уставилась на меня выжидающе. – Ты правда хорошо себя чувствуешь? – Да вроде, – дура, надо было сослаться на головную боль, и тогда б они ушли, а я… – Голова немного тяжелая. – Значит, тем более надо развеяться, – мисс Фоули не оправдала моих надежд. – Идем! – Куда? – За наших болеть, – и меня со всей непреклонностью детского «я знаю, тебе понравится» потащили вслед за всеми. По дороге удалось выяснить, что играть собираются в какую-то фигню, которую называют «гоб-камни» или как-то так. Это не квиддич, конечно, но последнего нам теперь не видать, как своих ушей: Гевин говорил, со слов матери, приходившейся сестрой самому Бэгмену, на школьном квиддиче Министерство поставило жирный крест на неопределенное время. Людо чуть не запил с горя: Хогвартс веками поставлял в клубы, а из них и в сборную Британии талантливых спортсменов. А теперь что? В восемнадцать учиться играть поздно. Но в условиях изоляции, когда квиддич оказался недоступен, кто-то мудрый вспомнил о подзабытой детской игре, напоминавшей отчасти боулинг, отчасти обычные «камушки». Для забавы был отведен класс полетов в Северной башне, о существовании которого мы, первогодки, даже не знали: наше единственное печально известное занятие проходило под открытым небом. А оказалось, у предмета были еще и теоретическая база, техника безопасности, курс сборки-разборки, ремонта и обслуживания метлы, история, в том числе квиддича, которую тоже изучали под руководством преподавателя полетов в классе. Это оказалось весьма просторное помещение площадью примерно в шесть-восемь стандартных классных комнат моего детства. Парты были трансфигурированы в подобие трибун, которые сходились амфитеатром к середине комнаты, к площадке, расчерченной концентрическими окружностями. Игра уже шла вовсю, и состязались представители Рейвенкло и Гриффиндора – девушка и юноша, мне не знакомые. Представитель Слизерина и девочка с моего факультета, кажется ее звали Элеонор Бренстоун, наблюдали игру, готовясь тоже вступить в отборочный поединок. Обоим на вид было лет тринадцать-четырнадцать. Некоторое время я смотрела на состязания, старательно кивая в ответ на пояснения и не слыша ни единого слова. – Что, так скучно? – Угу, – привыкшая поддакивать на любой вопрос, лишь бы не мешали думать, я кивнула и в этот раз, а спохватившись, попробовала было исправить положение. Куда там! – Да ладно, иди уж. Мы тебе потом расскажем, кто победил.◄♦►
Дверь в кабинет ЗоТИ не отворилась на стук. Дуэльный зал ожидаемо пустовал. Подземелья встретили гулким эхом и тишиной. На стук в дверь деканских покоев поначалу тоже никто не ответил. Пришлось постучать еще раз. Я не слышала шагов с той стороны двери, это и понятно: Снейп умел двигаться неслышно. Я еще раздумывала, стоит ли постучать в третий раз, когда дверь бесшумно отворилась, и в проеме возникла знакомая фигура в черном. В полном молчании хозяин отступил, давая гостье пройти внутрь. Крохотное подобие прихожей, с которой было связано столько волнующих воспоминаний, мы так же молча преодолели в два шага, а гостиная оказалась освещена огнем камина и настольным светильником. Рядом с креслом на сервировочном столике коньячная рюмка с остатками чего-то горячительного и свежий номер «Пророка» – на него мы некоторое время и смотрим оба, не сговариваясь. – Триумф или поминки? – вопрос дурацкий, но он понял и даже скроил кривую усмешку: – Я надеялся, Поппи подержит тебя подольше. – Я здорова. У нее, похоже, появился вопрос, только не знаю, к кому. А у меня – к тебе. И я располагаю достаточным временем, чтобы выслушать ответ на него. – А я – нет. – Весь лимит исчерпал Малфой? Он ответил не сразу, прежде скользнув по мне взглядом безо всякого выражения: – С чего ты взяла, что я разговаривал с ним? – У тебя нет иного выхода, иначе мальчишка с отчаянья наломал бы дров. Но сегодня за вечерним чаем я видела его, и выглядел он отнюдь не убито. Северус не кивнул, лишь чуть склонил голову, будто взвешивал, принимать ли такое объяснение. Наконец сказал: – Как бы то ни было, это ничего не решает. Драко признал, что был груб с тобой. Этого больше не повторится. – Уж не думаешь ли ты, что я пришла требовать сатисфакции? Знаешь, Драко не пуп вселенной. Хотя… Помнится, вы с профессором Дамблдором разработали прямо-таки убийственный план по «спасению рядового Малфоя». Ты должен был убить директора, сократив срок его угасания, стать новым хозяином Бузинной палочки, выполнить свой долг по защите крестника и вдобавок лишний раз доказать преданность Лорду. При этом поставить себя вне закона, обречь на незаслуженное бесчестье, балансировать над пропастью и, возможно, сверзиться в нее, как большинство хозяев Палочки до тебя. – К чему ты все это говоришь? – он устало трет переносицу, потом сдавливает большим и указательным пальцами и замирает на короткое время. – К тому, что мне интересно, какую аферу вы с Дамблдором затеяли провернуть в этот раз? – Это и есть твой вопрос? – Да. – Даже если бы твои домыслы имели под собой основания, неужели ты думаешь, я стал бы посвящать тебя в это? Кто умножает познания, умножает скорбь. – Оставь в покое Библию. Скажи проще: меньше знаешь – дольше живешь. – Ну вот, ты же все сама понимаешь. – Еще бы! Одного не пойму, как до сих пор не превратилась в твоего карманного пушистика. Я понимала, что разговор неуклонно скатывается в капризничанье с моей стороны и терпеливые увещевания – с его. У меня не было плана, я не подготовила аргументов, не продумала, как стану парировать его доводы. Я просто шла поговорить, и в этом была ошибка. А когда мне в очередной раз сказали, как опасно быть любопытной кошкой в «нашем мире», выдала, не задумавшись, то, в чем была уверена всегда: – А в нашем гораздо больше народу погибает именно из-за недостатка информации. Изоляция не спасает, а губит. Люди не знают, что происходит и насколько это опасно. Лишены возможности просчитать последствия того или иного шага, своего и близких. Не знают, кому можно довериться, а кому – ни в коем случае. Гибнут, застигнутые врасплох просто потому, что не располагали информацией! Сильные пальцы сдавили плечо – я охнула и осеклась. Некоторое время мы оба молчали. Потом он начал глухо: – Ты ведь все равно не уймешься? – Прости. – Я думал, в стенах Хогвартса тебе ничто не угрожает, и даже при всем том… – Так и есть. – Да неужели? – Шкаф разрушен. – Полагаю, я должен профессору Флитвику бутылку элитного огденского. – Ты уходишь от темы. – И в чем проблема? – Вот в этом, – я взяла со столика сегодняшний номер «Пророка» с передовицей, в которой Руфус Скримджер брезгливо кривил губы в ответ на вопросы дотошных репортеров, а за его плечом маячил Аластор Муди и зыркал знаменитым глазом с такой свирепой рожей, что только под одеялом сиди. – Что вы с Дамблдором задумали на этот раз, и каким концом оно тебя стукнет по маковке? – Что за странный вопрос? При чем… – Северус? – Нет, я все-таки тебя привяжу. – Волнующая эротическая фантазия — обсудим. Чуть позже. С тобой все ясно, но как директору удалось подписать на это Скримджера и Шеклболта? Нет-нет, не надо отвечать вопросом на вопрос, тебе по пятому пункту не положено. Ну, так как? – Это как раз было не самым сложным, – Снейп обреченно вздохнул. – Министр из бывших мракоборцев – это упрощает дело, как и опыт многолетнего сотрудничества с Отделом тайн. Некоторое время назад на стол министру легли сведения о готовящемся побеге из Азкабана, втором массовом побеге за год. И первой мыслью Скримджера было закрутить гайки, усилить охрану и тому подобное. Профессору Дамблдору пришлось попотеть, доказывая, что побег неизбежен при любом раскладе и самое умное – дать ему состояться. На наших условиях, при нашем непосредственном участии, до времени скрытом. – Умно... Если что-то нельзя предотвратить, это что-то надо возглавить. – Допустим, причастность группы мракоборцев и даже невыразимцев можно предположить, если взглянуть на дело под нужным углом. Но могу я узнать, почему тебе пришла в голову мысль о причастности профессора Дамблдора и моей скромной персоны? – Результаты, дорогой профессор, результаты. Побег состоялся, но кто оказался на свободе? Мисс Скитер приводит имена. Мелкие сошки, скорее сочувствующие Волдеморту, чем реально виновные в массовых убийствах. Антонин Долохов, Рудольфус Лестрейндж и Уолден Макнейр погибли «при попытке бегства» вместе с… как бы это сказать… диверсионной группой во главе с Рабастаном Лестрейнджем. Как я понимаю, были убиты мракоборцами, весьма кстати оказавшимися поблизости и настроенными пленных не брать. Правда люди Шеклболта тоже понесли потери, ранеными. Но самое главное, среди бежавших оказался и Люциус Малфой, вовсе не мелкая сошка. Таково было условие? Малфоя выводят из игры в обмен на возможность вполне легитимным путем расправиться с самыми отмороженными? Снейп усмехнулся: – Не думаю, чтобы такая сделка была возможна. Не со Скримджером. Но ему пришлось смириться: накладки всегда случаются. – Ясно. А что за история с дементорами? Мисс Скитер пишет что-то совсем уж невнятное. – Это второй вопрос. Речь шла только об одном. Ладно, не все сразу. К тому же меня совсем иное интересует. – Значит, на этот раз вы с директором перераспределили роли, и пасть смертью храбрых выпало тебе… – Что за глупость! Ах, сколько экспрессии! Слишком много, чтобы звучать достоверно. – А что я должна думать? Ты там был, и в результате несколько преданных сподвижников Волдеморта мертвы, Люциус Малфой, как я предполагаю, с женой, бежали подальше с острова, тем самым лишив возможности держать их сына за горло, а сам мальчишка в стенах школы недосягаем. Я ничего не забыла? Кто-то сдал мракоборцам всю операцию, и кто же этот боец невидимого фронта? Догадайтесь с трех раз, мистер Реддл. Секунд пять Северус смотрел на меня с интересом, а потом… расхохотался. Нет, потолок не рухнул, и смеющимся я его уже видела. Но не при таких же обстоятельствах! – Не вижу ничего забавного. Ваш Темный Лорд социопат и психопат, конечно, но не идиот. – О да! Поэтому его так... эээ... пристально заинтересовала личность некоего сотрудника Министерства, из сочувствующих, кто слил ему информацию о том, что мракоборцы якобы совершенно уверены в надежности охраны тюрьмы и не намерены предпринимать мер по усилению. – То есть легковерного кого-то убедили в верности этой информации, и это был не ты. – Разумеется. Я как раз убеждал Темного Лорда поостеречься и не доверять ей. Но он принял сторону поборников решительных мер во главе с Рабастаном. Кстати, тот сотрудник был вовсе не легковерным. Однако, согласись, трудно не поверить тому, что с величайшим риском удалось подслушать лично. Шеклболт весьма искушен в подобных играх. Моя же вина лишь в том, что я, увы, не смог убедить Темного Лорда в своей правоте, хоть и старался изо всех сил. О как! – Знаешь, Северус, а ты страшный человек… Он молча кивнул, принимая это замечание как комплимент. – Но если бы ты его переубедил? Что тогда? – Вероятность слишком мала. Темный Лорд не стал бы тем, кем стал, если бы расчет в нем не сочетался с изрядной дерзостью, решимостью идти на риск. Но расчет и осторожность требуют некоторой эмоциональной стабильности, а после смерти Беллы и уничтожения большинства крестражей ему все труднее сохранять холодный рассудок. Его забота о собственной безопасности давно стала паранойей и уже потому имеет немало уязвимых сторон. В остальном же... Нет, разумеется, он не законченный безумец. Пока. Но рано или поздно… Снейп поднес рюмку к губам, сделал глоток и прикрыл глаза, смакуя, отчего последняя фраза прозвучала как тост. Что ж, за это «рано или поздно» и я бы выпила, будь в собственном теле. И обняла бы, и поцеловала, и сказала что-то очень хорошее. А впрочем, мне ведь и так ничего не мешает обнять его и сказать. Только слова на ум идут не те, глупые, но других нет: – Я очень боюсь, когда ты пропадаешь надолго. Я вообще боюсь. А когда не знаю, что с тобой, что вообще происходит, это страшно вдвойне. Почему он не оставит тебя в покое хотя бы на время учебного года? Большая теплая ладонь ложится мне на затылок, и я не жду ответа кроме вздоха. Но он отвечает: – Это я не могу оставить его в покое. У меня к мистеру Реддлу свой счет. И пусть в этой бухгалтерии не я избран предъявить его к уплате, я тот клерк, без которого окончательный расчет не состоится. Мы некоторое время так и стоим молча, думая каждый о своем, а в сущности об одном и том же. Но тут мне в голову приходит вопрос, который должен был бы прийти давно: – А что будет с нашими… с моими… гостями? – Полагаю, тебя волнует не старик? С ним все ясно: он, разумеется, получит убежище в стенах Хогвартса. – А… тот, второй? – Бартемиус Крауч. Его имя – Бартемиус Крауч. Он преступник, убийца, осужденный Визенгамотом на пожизненное заключение в Азкабане. И его дальнейшая судьба… – Он был преступником и убийцей. И он понес наказание без суда – поцелуй дементора. Бартемиус Крауч-младший мертв. Умер в Азкабане. Этот великовозрастный младенец едва ли его знает да и настрадался на три искупления вперед. – Это решать не нам, – профессорский палец легко поддел детский подбородок, и темные, почти черные глаза поймали мой взгляд. – Пожиратель смерти не может находиться в стенах школы. Инкогнито. – Ты сдашь его директору? Северус не спешил с ответом, что-то взвешивая в уме. – Сначала я хочу кое-что понять… Сколько тебе осталось до приема зелья? – Срок в эту полночь. Пока ты отсутствовал, Снорти снабжал меня 72-часовым. – Таково было мое распоряжение, – он вновь задумался. – Да, необходимо выяснить… Ты ведь у нас из породы любопытных кошек? Даже не знаю, что не дает мне наложить на тебя маленький, локальный Обливиэйт. – Видимо, сознание того, что я не кошка и не твой карманный пушистик? – Хм... Значит так, сегодня в четверть одиннадцатого я буду ждать тебя в холле под часами. – А как же девчонки? – Не беспокойся, они будут спать сном праведниц и проснутся лишь к воскресному завтраку. Кстати, рекомендую тоже остаток вечера посвятить сну и сам займусь тем же. Разумеется, после того, как мы поужинаем. Снорти!