Эффект Бэтмена

Роберт Дункан МакАлистер держал в руках упаковку фермерской клубники. Это определенно была клубника. Но Робин точно помнил, что покупал вишню. Все утро они с Айрис тщетно искали клубнику, только ее не было, хоть плачь. Пришлось купить что было. А теперь он достал из пакета корзиночку отборной душистой клубники! Айрис, подложив под попу нотную папку со штудиями по сольфеджио, радостно поглощала ягоду и не забывала потчевать отца. Ягода и впрямь была чудо какой вкусной. МакАлистер ел ее, глядя на дочь, и думал: «Когда все это началось?» Память услужливо возвращала на тринадцать лет назад, в туманное июльское утро, когда солнце, разогнав дымку, брызнуло на дорогу, на гладь озера, на кроны вековых деревьев и далекие холмы Озерного края. Он должен был свернуть на объездную дорогу, но проехал поворот. Со временем даже себя убедил, что случайно. На самом деле всему виной наглый черный кот, который ни с того ни с сего выскочил на дорогу и неспешно, задрав хвост, буквально отсек объездную с видом «смотри у меня, я предупреждал». Робин никогда никому не признался бы, но в тот момент свернуть просто не мог. Ругнувшись сквозь зубы на засранца, невесть как оказавшегося в здешних пустынных местах, поехал по прямой. Женщину в странном черном прикиде он заметил у правой обочины. Она радостно махала руками, будто только его и ждала, и Робин, крутанув руль на встречку, остановился у правой обочины. Их оказалось двое: она и престранный субъект – «профессор из Шотландии», фамилию которого Робин запамятовал, но, если бы услышал, непременно вспомнил бы. Так началось короткое путешествие, перевернувшее его судьбу, Робин был в этом уверен, как совершенно уверен в том, что Эйлин – так он ее называл – была самой настоящей ведьмой. Шотландца из глубинки, чья прабабка тоже слыла калех*, в таких вещах не обманешь. Странно, сначала она показалась ему много старше своих лет. Это, наверное, от усталости. Они с профессором Как-Бишь-Его-Там определенно попали в переделку, и нечто темное и могущественное шло за ними по пятам, в самом начале едва не положив конец путешествию. И ему бы вздохнуть с облегчением, когда странная парочка сошла в Биттоке, но Робину еще долго чудились голос Эйлин и ее глаза невозможного ярко-зеленого цвета, будто незрелый крыжовник. Каждый раз проезжая поворот на Моффат, он помимо воли окидывал взором окрестности в несбыточной надежде увидеть знакомую фигурку в джинсах и кофточке поверх винно-красной майки. Don’t worry, be happy! – хорошо сказано. С той встречи жизнь не круто, но неуклонно совершила поворот. Зимой девяносто седьмого умерла тетка, та сама, что снабжала Робина всякой снедью в дорогу, наивно надеясь, что племянник не будет питаться одними гамбургерами. Иных наследников кроме племянника у старой девы не было, а Робин сам не понимал, почему вложил теткины сбережения в акции некой новоиспеченной американской компании, ведь почти уверен был: прогорят ребята. Так, по знакомству помог. В компании подвизался двоюродный брат его друга Лиама Блейка. Чистая благотворительность, тем более глупая, что деньгам тетушки можно было найти более рациональное применение. Но корпорация вчерашних студентов и аспирантов каким-то чудом раскрутилась, смогла найти себя на рынке интеллектуальных продуктов и компьютерных технологий, после чего даже получила завидный контракт, а за ним другой и третий... Словом, уходящий век МакАлистер неожиданно для себя провожал успешным акционером. И без пяти минут безработным – это уже вполне ожидаемо. Компания, в которой сам он подвизался на дальних рейсах, медленно и верно шла к разорению, не в состоянии конкурировать с более сильными и успешными. Но и в последних парней вроде МакАлистера не ждали с распростертыми объятиями. В крупных, преуспевающих компаниях, Робин слышал, каждый сам по себе, сам для себя. Жесткая конкуренция, система штрафов по любому поводу, и принцип «разделяй и властвуй» определяет политику хозяев. Нет того почти братства, какое было у них и к которому Робин привык, чего греха таить. Дорога одиночек не любит. Здесь, если человек человеку не друг, не загнешься, конечно, – не Полярная Канада и не Аляска, чай. Но тоскливо крутить баранку изо дня в день в режиме рационально функционирующего робота. Надо было что-то срочно решать. Именно в тот момент он и встретил Гвенду Мэтьюз. С учительницей из Черитон-Бридж, что в окрестностях Пемброка, МакАлистер познакомился весной девяносто восьмого, когда привез мебель по заказу попечительского совета местной школы и получил предложение помочь со сборкой, разумеется, за дополнительную плату. Рейсов впереди не предвиделось еще недели две как минимум: дела в компании шли все хуже и хуже. Так что Робин с благословения начальства остался. Гвенда сразу зацепила его не на шутку. Но пришлось непросто. У Гвенни уже был печальный опыт отношений, и новых она заводить не спешила, хотя отбоя от соискателей не было. Однако МакАлистеры никогда просто так не сдавались, и природное обаяние «честных малых» работало на них. Слово за слово, встречи-провожания… Завертелся неожиданно бурный роман, а уже в конце лета они поженились и перебрались на север, в Глазго. Идея организовать туристическую компанию «На колесах в глубь веков» собственно на колесах и возникла. В тот раз Гвенда напросилась мужу в попутчицы. Мать ее жила в Оксфорде, будучи замужем вторым браком. У них с отчимом Гвенни и планировала погостить, а на обратном пути Робин захватил бы жену. Пока ехали, Гвенда рассказывала буквально обо всем, что мелькало за окном, так казалось Робину. У него даже дух захватывало, как много всего случилось на земле старой доброй Англии и Шотландии за тысячу лет со времен Эдуарда Исповедника и Макбета. Об этих двух венценосных деятелях МакАлистер помнил только, что первый был слишком благочестив, чтоб грешным делом дать Англии законного наследника, – легче было основать Вестминстерское аббатство, а у второго, если верить Вильяму нашему Шекспиру, была кровожадная жена. – Слушай, откуда ты все это знаешь? – спросил, наконец, муж у жены, когда они обедали в небольшом ресторанчике на окраине Манчестера. – Я же учительница истории, – пожала плечиками она. – Нас в школе возили на экскурсии, там был гид, он тоже что-то рассказывал, а я ничего не помню. Только «посмотрите налево, посмотрите направо…» Скука. – Это потому, что гид долбит заученный текст из дат и фактов, а историку интересна суть жизни: чем жили тогда люди, понимаешь? Чего хотели, во что верили, на что надеялись, чего боялись и стыдились, с кем были связаны узами дружбы, любви и родства. За что умирали, наконец. Это важно. Мы часто судим историю, судим людей иных эпох со своей колокольни: «Да как же они, такие-сякие, не понимали… Как могли… Вот мы бы…» А историю нельзя судить, ее надо понимать. И говорить об этом с разными людьми по-разному. Мальчишку двенадцати лет цепляет одно, девушку восемнадцати – другое, престарелую супружескую пару – третье. А есть что-то большое и главное, что цепляет всех, независимо от возраста, национальности и религии. Гвенда помолчала, потом продолжила неспешно: – Понимаешь, людям часто кажется, что мир средневекового человека был плосковат, тесен, полон условностей, ограничений, невежества, жестокости и предрассудков – своя страна, свой удел, междоусобицы с соседями, нищета, грязь, вонь, болезни, суеверия – антиутопия с налетом рыцарской романтики. Реконкиста и Крестовые походы, время от времени расширяющие горизонты избранных. Чего стоят одни только мифы о «тотальной средневековой инквизиции» и о том, что Церковь якобы «душила науку»! Я уж не говорю о несчастном, бессовестно оболганном Ричарде III, якобы убившем пусть незаконнорожденных, но все же родных племянников. Она горько усмехнулась, а муж сделал себе зарубку при случае расспросить многоумную благоверную поподробнее. – И вот о чем, например, думает турист из далекой России, стоя на гастингских холмах? Ну, была битва. Ну, смена династии. Какие-то норманны разбили каких-то саксов. Да, помним, что-то такое у Вальтера Скотта мелькало. Но не Батый же в самом деле! Чужая страна, чужая история, и боль, и кровь тоже вроде бы чужие. У них есть свой князь Долгорукий – сын Вольдемара Мономаха и основатель Москвы. А то, что этот князь Долгорукий был младшим сыном Гиты Уэссекской и внуком последнего сакского монарха Гарольда Годвинсона, погибшего при Гастингсе, и не знают. Кровь и плоть Гарольда стоит у истоков русской столицы, как у истоков былого датского величия стоит кровь Мономаха, некогда взявшего себе в жены беглую сакскую принцессу из Дании: датский король Вальдемар Великий был его правнуком. А в жилах вашего шотландского короля Брюса текла кровь варяга Рюрика и франка Капета. Один из Рюриковичей-Брюсов служил Рюриковичу-Романову Петру – вот тебе и «тесный мирок»… Они еще некоторое время болтали о том о сем, пока до Робина дошло, что это потрясающая идея, из которой можно извлечь выгоду. – Слушай, Гвенни, а сколько ты знаешь таких профессионалов, ну, чтоб не судить, а понимать, и чтоб интересно всем? – Довольно много, я думаю. А зачем тебе? И тогда он изложил свою идею. Жена помолчала, обдумывая. Потом осторожно предположила: – Но ведь это больших денег стоит, не так ли? – Да, – муж кивнул. – Однако если начать с малого… У меня есть деньги. Думал нам дом купить. Но если вложить в бизнес… Спустя всего два с половиной года дело процветало. Многие бывшие товарищи по цеху, переучившись, гоняли комфортабельные экскурсионные автобусы. На компанию работал штат «гидов нового образца» – их Гвенда подбирала сама, Робин в это не лез. Партнеры, несколько отелей и ресторанов на маршруте, были готовы принять и разместить группы с комфортом, а студия исторического костюма под руководством мисс Люси Бойл при желании обеспечивала более полное погружение в эпоху. Толстая Люси в полной мере реализовала свое призвание, без особых сожалений расставшись с придорожным магазинчиком. Она, конечно, денно и нощно могла конструировать облегченные имитации фарзингейла времен Елизаветы и настаивала на том, чтобы рукава колета пришнуровывались, как положено, а не пришивались, однако ее изобретательность и продуктивность не знали границ. Стоил такой экскурсионный вояж недешево, но от желающих не было отбоя, особенно после того, как съемочная группа BBC прокатилась по маршруту, сняв фильм, который с успехом прошел в разных странах мира. Когда МакАлистерам начали звонить из Канады, России, Австралии, Японии, ЮАР и Сингапура, они поняли, что придется расширять бизнес. Не говоря уж о том, что редко какие съемки исторических фильмов обходились без участия костюмеров, реквизиторов и консультантов из компании «На колесах в глубь веков». При таком раскладе первое время МакАлистеры не задумывались о детях: бизнес отнимал все время и немало сил. Гвенда была его идейным вдохновителем, интеллектуальным ядром, если угодно. Но годы шли, дело процветало и благодаря эффективному менеджменту оставляло супругам некоторое время на частную жизнь. Вот тогда они и решили: пора обзаводиться наследниками. И тут выяснилось, что попытки «рационального» подхода в этом вопросе не всегда дают немедленный результат. Гвенда забеременела после почти года бесплодных попыток и обследований. И что же? Оказалось, что токсикоз вовсе не самая большая проблема, если ребенок, довольно крупный, упорно пребывает в поперечном предлежании и положения менять не намерен. Да ко всему дала о себе знать забытая травма позвоночника, полученная еще в детстве на тренировке. Дочку Гвенни мужественно «вылежала» под наблюдением ортопедов и неврологов до самого кесарева, но о том, чтобы со временем родить еще одного ребенка, речи не было. Остаток зимы и всю весну миссис МакАлистер провела в больнице. А Робин разрывался между работой, палатой в Роял Нэшнл Ортопедик Хоспитал, откуда Гвенни продолжала руководить своим сегментом в общем деле, не выпуская из рук ноутбук, и домом в Лондоне, куда супруги перебрались минувшей осенью, когда бизнес круто пошел в гору. Если бы кто-то еще лет пять назад предрек МакАлистеру, что тот сможет приобрести двухэтажный особняк викторианских времен с мансардой, а с ним восемь акров с цветником и садом в Кенсингтоне, Робин рассмеялся бы ему в лицо. Но это оказалось как раз то, что нужно: «Вязы», образчик неоготики, выглядел вполне современным внутри, и в нем при желании можно было без труда разместить гостей. Мать Гвенды, узнав о трудностях с беременностью, с осени жила на два дома, а после родов дочери на время ее реабилитации вовсе перебралась в столицу, неохотно оставляя внучку на попечение няни, когда ненадолго уезжала в Оксфорд. К тому времени как Гвенда покинула ортопедическую клинику, центральный офис компании перенесли в Лондон, оставив офисы в Глазго и Абердине. Жизнь понемногу налаживалась благодаря семейному упорству МакАлистеров, их изобретательности… «…и везению», – в этом Робин был абсолютно уверен, мысленно складывая пальцы крестиком – на удачу. Несмотря на все сложности, он не мог не чувствовать некой счастливой предопределенности во всем, что происходило в их с Гвендой жизни. Наверное, поэтому к странностям дочери он тоже отнесся философски – как к части той самой счастливой предопределенности. В конце концов, он всегда знал, что Айрис – особенная. А если забывал на мгновение, довольно было посмотреть в глаза дочери – такие он видел лишь однажды, у той самой калех с мудреным именем. Интересно, что сталось с его зеленоглазой попутчицей и ее «профессором»?

◄♦►

Поначалу Гвенда, проводившая с дочерью значительно больше времени, чем Робин, странностей не замечала, точнее не придавала им значения и уж, во всяком случае, никак не связывала с дочерью. Да и так ли свехъестественно, если букет роз, подаренный любимой жене, вместо того, чтобы в положенный срок увянуть, давал корни, и приходилось его высаживать в грунт, а не вышвыривать в мусорный бак? И хрустальный фужер из свадебного набора вовсе не обязательно должен разбиться, если нечаянно уронить его на кафельный пол кухни, не так ли? И да, Гвенда точно знала, что доставала дочке из буфета баночку с цветной капустой, а не с яблочным пюре. Или не точно?.. А уж сова, по странному капризу залетевшая в открытое окно – тут недалеко Кенсингтонские сады и Гайд-парк, там много кто водится. Так почему не быть совам? «Зеленые» помешаны на сохранении городской фауны и все такое. В конце концов, в паре кварталов отсюда, в районе площади Гриммо, говорят, не то что совы – привидения встречаются. Те, кто живет в тамошних доходных особняках, такое рассказывают! А еще, говорят, со времен королевы Виктории каждого новичка на местной почте разыгрывают свои же: подкладывают письмо с адресом «площадь Гриммо, 12», и бедняга целый день, а иногда и не один ищет несуществующий дом под сдержанное хихиканье почтовой братии, пока кто-нибудь из местных, кому надоест потешаться, не просветит новобранца, что нет и никогда не было такого дома. «Почему? А кто ж знает? У нас и нумерация без разбивки на чёт и нечет. Места у нас такие. Интересные места... А ты, считай, прошел боевое крещение и зачислен в штат». А тут – всего лишь сова. Гвенда, кстати, интересовалась легендами площади Гриммо, отчасти думая о новом экскурсионном маршруте. Кенсингтон – место, упоминаемое еще в Книге Страшного суда**, но первые особняки в районе улицы и площади Гриммо возникли в правление Генриха VII, и уже в те времена здешние места пользовались сомнительной славой. Кто такой этот Гриммо, точно неизвестно, но благодаря стараниям отчима, имевшего доступ к хранилищам Бодлианской библиотеки, в распоряжении Гвенды оказался список с малоизвестного документа эпохи Тюдоров. Языком героической оды там живописалось всем известное событие 1485 года, когда граф Ричмонд, будущий основатель династии Тюдор, подогреваемый неуемной мамашей Бофорт, в очередной раз вторгся из Франции, чтобы отвоевать трон у Ричарда III Йорка. Среди прочих, кто участвовал в сражении при Босуорте, упоминался некий Гриммус, он же Гриммо. По данным хрониста, «звездочет и маг». Он, якобы, не только предрек Ричмонду победу над «глостерцем» и воцарение династии Тюдор, но и немало тому поспособствовал. Увы, ни личной доблестью, ни благородством, ни достаточными основаниями для обретения короны сын незаконнорожденного валлийского дворянина Тюдора и внучки ланкастерского ублюдка, пусть и узаконенного задним числом, похвастаться не мог. К тому же, хилый от рождения, по воле матери он всю жизнь провел в бегах и воином был аховым. Однако же, предсказанное сбылось. Утвердившись на престоле, Генрих хотел сделать Гриммо придворным астрологом, но тот мягко ушел от такой чести, сумев при этом выторговать кое-какие привилегии иным «звездочетам», из числа коих и взял жену под стать себе… Среди придворных короля-скряги у этого загадочного субъекта, обладавшего сверхъестественными способностями, была репутация человека всесильного, коварного, злопамятного и мстительного, чего можно было ожидать при таком-то имени***. Всегда облаченный в черное, и не только поэтому, надо полагать, он получил прозвище Черный Человек. Или просто Черный. И это всё. Странности Айрис разом объяснились одним пасмурным летним днем, когда Гвенда отправилась с дочерью на прогулку в парк. Неширокая, спокойная улочка, пустынная дорога, пешеходный переход. Гвенда привычно направила коляску по зебре, когда ее встревожил быстро приближающийся шум. И в то же мгновение из-за угла здания, ярдах в ста двадцати от перехода, на бешеной скорости вылетел спортивный кабриолет. Гвенни рванула коляску назад, на себя, уже понимая, что не успеет. В следующий момент машина на полной скорости чиркнула по передней части коляски, вырвав ее из рук перепуганной матери. Гвенду рвануло вперед, и она полетела на мостовую, сбивая в кровь колени, туда, где только что прочертили асфальт покрышки лихорадочно тормозившей машины. Но за мгновение до всего прежде надежно пристегнутая Айрис плавно взмыла, чтобы медленно, как лист, опуститься на тротуар рядом со злополучной зеброй. Спустя бесконечную пару секунд раздался грохот и хлопок сработавших подушек безопасности. Мир наполнили крики. Немногочисленные прохожие, ставшие свидетелями происшествия, бежали к ребенку, помогали подняться матери, что-то кричали, спрашивали, тормошили. Когда к молодой женщине вернулась способность соображать, поодаль уже сверкали проблесковые маячки скорой и полиции. Гвенни отпустили только через полтора часа, прежде дотошно осмотрев ее и дочь и оказав первую помощь. Парамедик, переглядываясь с полицейским, только головой качал: в рубашке родились обе. А девочка – это вообще необъяснимо! Наконец, парамедики вызвались подвезти Гвенду с дочкой до дома. Коляска погибла, ее обломки погрузили на полицейский эвакуатор вместе со злополучным автомобилем. Подростки, угнавшие его, отделались ушибами: при резком торможении не справились с управлением, въехав в ограждение. Их ожидало полицейское разбирательство. Только когда металлические ворота плавно закрылись за ее спиной, Гвенду начало трясти. Еле доплетясь до входа в дом, она без сил опустилась на скамью, прижав к себе притихшую дочь, и попыталась взять себя в руки. У нее оказалась отвратительная реакция, и Айрис, конечно, должна была погибнуть. Но то, что произошло… Гвенда вновь, будто в замедленной съемке, прокручивала в уме виденное совсем недавно: вот падают отстегнутые кем-то ремни, и дочь плавно взмывает за секунду до того, как удар корежит коляску и сбивает с ног саму Гвенни. И… как это понимать? Спустя час, напившись успокоительного, накормив и уложив дочь, которая, казалось, так и не поняла, какой опасности счастливо избегла, молодая женщина решила прилечь. Но, когда проходила мимо окна, увидела человека. Он шел прямо к дому. Гвенда удивилась. Потрясение потрясением, но она готова была поклясться, что закрыла ворота! Между тем в дверь постучали. На пороге стоял человек лет сорока пяти в добротной твидовой паре. Через руку переброшен плащ. Незнакомец со старомодной учтивостью приподнял шляпу в знак приветствия: – Добрый день, миссис МакАлистер. Меня зовут Кориоланус Кларк, я сотрудник Отдела учета и надзора Министерства. Могу я с вами поговорить? – Эээ… – «Нет, он не по поводу экскурсий. И не по поводу налогов: там все благополучно, да и знаю я ту братию». – Простите, эээ… мистер Кларк, не могли бы вы объясниться внятнее? Из какого министерства, и учет чего? – Не чего, а кого, – поправил странный посетитель. – Я все вам объясню, только давайте присядем. По опыту знаю, маглам бывает трудно это осознать и принять. – Кому?.. Ах да, конечно, проходите в гостиную. Может быть, чаю? – Нет, спасибо. После такого потрясения вряд ли удобно просить у вас чаю. Потом, вспоминая тот разговор, Гвенда удивлялась, почему не испугалась незнакомца, проникшего на территорию неизвестно как, почему не попыталась вызвать полицию, даже в дом пригласила? Спросила только, как завороженная: – Откуда вы знаете? Вы шли за мной от того места, да? Следили? «Боже, что я несу! Нас же подвезли парамедики, и никого похожего на него я не видела. Я бы запомнила: он приметный». – У нас служба такая – знать, – мягко улыбнулся твидовый господин. В его руке, прежде прикрытой плащом, мелькнул странный предмет, напоминавший недлинную указку, и на столе каким-то чудом появились две чашки мейсенского фарфора, на три четверти наполненные ароматным чаем, сливочник и вазочка с хворостом, который Гвенни любила с детства. – Такая служба – знать и следить. Нет-нет, не волнуйтесь, это совсем не то, что вы подумали. Скажите, вам приходилось замечать за дочерью некоторые не вполне объяснимые странности?.. Вот так в жизнь МакАлистеров вошла новая реальность: их дочь не такая, как все. Она – волшебница.