— Прекратите драку! — Успокойся. Для них это единственная возможность найти общий язык. (Kaichou wa Maid-sama!) Не может быть, чтобы один умный человек не понял другого. (Григорий Горин «Тот самый Мюнхаузен», «Мосфильм», 1979)
Если девчонок и удивило, что, едва вернувшись с завтрака, я не ринулась в библиотеку, а легла досыпать, они удивления не выказали. Наоборот, Лора заявила, что давно пора, и, если я продолжу день за днем без выходных до ночи торчать то в библиотеке, то на репетициях, смогу составить достойную пару нашему Толстому Монаху – степень прозрачности почти позволяет. Слякотная погода располагала к спячке, и, уже проваливаясь в сон, я представляла, как на пару с почтенным фра несусь за глумливо похохатывающим полтергейстом, даже частушку по случаю сложила… А потом пришли мама с папой. Нет, это я пришла. Просто открыла дверь своим ключом, как делала сотни раз. И дом был именно таким, каким я его покинула несколько часов назад, только вместо двух магов там были мама и папа. Мама отвлеклась от вязания, отец – от книги. Они оба смотрели на меня молча и улыбались. Ни слова не было сказано, но этого и не требовалось. В тот момент я не помнила, что их больше нет, только понимала, как сильно соскучилась. И ныло где-то исподволь: «Почему? Почему я так давно вас не видела? Где вы были? Где была я сама?» Они все слышали и понимали. Папа все так же улыбался, мама ерошила мне волосы, как будто выпутывала репьи тоски, и становилось легко и спокойно. Картина подернулась дымкой, и стало темно, как будто выключили свет. Но ни страха потери, ни грусти расставания, ни разочарования оттого, что встреча была так коротка, я не чувствовала. Вместо этого почувствовала щекочущее прикосновение пушистого, а потом мокрого. Ночка, сидя на постели в полумраке, смотрела в сонные глаза хозяйки не то чтобы с укором – скорее с насмешкой. «Ну что, отсыпаешься, гулёна?» – вот как это выглядело. Я виновато погладила за ушком, и под челюстью, и с другой стороны – кошка блаженно растянула плошки в щелки, приготовилась аккумулировать хозяйскую ласку впрок: а ну как опять сбегу, жди потом. О том, что сама неизвестно где пропадает целыми днями по своим кошачьим делам, напоминать было глупо. Кошка – существо таинственное. А уж ведьмина и подавно. Внезапно ухо, не то, за которым чесали, нервно прянуло. Кошка замерла, прислушиваясь, но щелки плошками не стали – значит, свои. А спустя несколько секунд и я различила голоса на лестнице. Они были знакомые, но звучали тихо и напряженно. Как будто девочки старательно сдерживались. Их прорвало, едва дверь спальни закрылась за последней – Гортензией Уондерхилл. И началось… Девчонки горячо обсуждали что-то, сыпали знакомыми именами, но оттого, что делали это взахлеб на семь голосов, я только и сумела понять, что умудрилась проспать какое-то очередное ЧП всешкольного масштаба. – Да что случилось? Глас вопиющей услышала только Лора, но и та отмахнулась – мол, потом объясню. Судя по тому, что, тут же переключившись на Дженни Финч-Флетчли, она начала обсуждать, какая кара может ждать несовершеннолетнего за попытку применения непростительного в состоянии аффекта, ЧеПýху я проспала нерядовую. Неудивительно, что обсуждали ее у нас. Чары звукоизоляции мы пока ставить не умели, а наша комната была расположена в этом смысле удобнее. Последняя в полуарочном коридоре, с одной стороны глухая стена, с другой – комната наших «пассифлорок», граничивших через стенку с третьекурсницами из «омелы». Ори не хочу – через комнату и две каменные стены не услышат, если под дверью не подслушают. И орали от души. Ночка, не переносившая резких звуков, недовольно вывернувшись из-под руки, убралась неизвестно куда. – Да что случилось-то?!!! На этот раз девчонки все же замолчали и повернулись ко мне, как-то разом осознав, что есть некто, проспавший трубы Судного дня, и прониклись чисто женским желанием просветить. Но, пока набирали воздуха, Глэдис выпалила: – Уизли чуть Малфоя не убил! – Это еще вопрос, кто кого чуть не убил, – заметила Алиенор вызывающе. – Да уймитесь вы! Она же вообще не в теме, – с этими словами Лора схватила со своей кровати свежий номер «Пророка», доставленный с утренней почтой, и сунула мне. – Вот, читай… Да не здесь, а в колонке происшествий. Вот. Я глянула на магиснимок. Он был сделан как будто на бегу. Долговязый, всклокоченный мужчина в съехавших набок очках, с кровототочащей ссадиной на щеке, облаченный в ошметки чего-то, что до этой ночи было то ли курткой, то ли джемпером, обнимал растрепанную, насмерть перепуганную женщину, которая судорожно стягивала на груди вязаную шаль с опаленными кистями. Ее лицо было перемазано сажей. От природы хорошенькое и добродушное, сейчас оно выражало ужас и растерянность. С заднего плана сцену подсвечивало какое-то зарево, и в неверном освещении метались тени людей. Текст под «гифкой» гласил, что позапрошлой ночью дом мистера и миссис Уизли подвегся нападению банды неизвестных и был сожжен почти дотла. «По счастью, в момент нападения в доме помимо миссис Уизли находились ее муж и старший сын с невестой, а также некто или некие (возможно, гостей было двое), пожелавшие остаться неизвестными. Вместе с хозяевами они смогли оказать сопротивление и продержаться до прибытия отряда мракоборцев. Однако, по сведениям, полученным из надежного источника, мистер Уильям Уизли, сотрудник банка, получил тяжелые ранения. По словам старшего целителя Отделения травм Теофраста А. Элдерберри, состояние молодого человека вызывает опасения. Женщины серьезно не пострадали. Мистер Артур Уизли утверждает, что среди нападавших, коими, по его свидетельству, были так называемые «пожиратели смерти», оказалось, по крайней мере, три вервольфа. И, хотя прибывшие мракоборцы подтверждают его слова, Министерство не желает делать поспешных выводов. По словам ответственного сотрудника Министерства магии, «не всякое нападение дóлжно относить на счет последователей Того-Кого-Нельзя-Называть... ». Я еще раз пробежала глазами статью: – Выходит, это произошло больше суток назад? Так вот почему ни Рона, ни Гарри с Гермионой не было вчера ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином. – Ну да, – кивнула Лора. – А сегодня... –… они вернулись и чуть не отправили Малфоя к праотцам, – закончила Глэдис. – Неправда, – подала голос тихая Мэри Мюррей. – Поттер как раз хотел помешать Уизли. А Грейнджер там вообще не было. Она потом со всеми прибежала. – Вот именно! – перехватила инициативу Валери. – Я – единственная из вас, кто там был почти с самого начала, я же из совятни возвращалась. Поттер хотел помешать Уизли. – Да уж, как ты орала, вся школа слышала, – ехидно поддела Глэдис. На самом деле ей явно было обидно, что такое зрелище от начала до конца видела не она, а задавака Валери. Подумаешь смелая – страшилки рассказывать. А как увидела драку, так сразу верещать. Годстоун бросила мрачный взгляд на занозливую Келли, но от ответной шпильки удержалась. Вместо нее ответила разумница Лора: – И правильно сделала. После смерти Крэбба школе еще не хватало, чтобы они поубивали друг друга. – А почему именно Малфой? – вдруг спросила Легранж. Глэдис хмыкнула: – Сразу видно, что ты – иностранка. Алиенор надулась было, но Лора сказала примирительно: – Не обижайся. Просто в Британии всем известно, что семья Малфой на стороне Того-Кого-Нельзя-Называть. Моя бабушка рассказывала, после той войны Люциуса Малфоя даже судили, но от Азкабана он тогда отмазался. Типа не в себе был, под Империусом… Он хитрый, в рейдах не светился, а может, свидетелей не оставлял. Короче, не было свидетелей, зато денег было много, связи, все такое. В тюрьму он загремел только прошлым летом за нападение на Министерство. А недавно бежал, в «Пророке» писали. Так что вполне мог участвовать в нападении на дом Уизли. – Разве его там видели? – я-то точно знала, что никакого Люциуса там не было и быть не могло. Валери и Глэдис с тяжелым вздохом обернулись ко мне. И означало это: «Ну вот, еще одна иностранка». – Они же в капюшонах и масках, – Валери все же снизошла до объяснений. – Кто видит их лица перед смертью, потом уже ничего никому не может рассказать. Если только сам победит и с мертвого сорвет маску. – Ясно. Какое-то время мы все молчали. Пока я не принялась расспрашивать на правах самой неосведомленной: – Так что ты видела, Валери? Как это было? Девчонка вздохнула, оглядев притихших подруг. Судя по напряженному молчанию, ответ на этот простой вопрос их интересовал не меньше. Крику-то было много, а по сути все подоспели к развязке. – Да, вообще-то, мало что, – Валери криво усмехнулась. – Я из совятни возвращалась, услышала возню, голоса. Когда подбежала, Уизли весь красный стоял, палочку наизготовку держал. А Малфой свою даже не достал. Руки на груди сложил и цедит так сквозь зубы. А что, не разберешь. Я ж не то чтоб близко стояла. Там ниша такая, в ней доспехи. Ну, я за ними спряталась – смотрю. Поттер кричит, мол, Рон отстань от него, и за руку хвать! А Малфой давай ржать, типа вам не подраться – нам не посмотреть. Тут Уизли совсем завелся: «Отстань! – орет. – Он мне за всё ответит!» – из захвата выкрутился да дернулся так, что Поттера чуть по стенке не размазало. Ну, башкой-то всяко приложило нехило. Он от Уизли не ожидал, что ли? Очки вдребезги. Даже палочку выронил. Малфой ее лениво так ногой отшвырнул подальше, пока Поттер мозги в кучу собирал. А Уизли орет, мол, я эту гниду удавлю, и еще такое… Типа Малфой, – Валери понизила голос, – «пожиратель смерти». Тот как услышал, сначала дернулся, как если б ему реально залепили, а потом палочку выхватил. Лыбится, как волк скалится, а глаза такие… Бррррр! Ну и… я заорала, – она виновато оглядела девчонок. – Не, ну реально страшно стало! – Конечно страшно, – я кивнула. – Правильно сделала. – Только это не все, – ободренная Валери, казалось, вошла во вкус. Но внезапно замолчала. И закончила скомканно: – Дальше все видели, успели сбежаться. Только тем и дела не было. Сначала они так, подножками да секущими обменивались, а Поттер вроде как оклемался, и, когда Малфой по Уизли чуть Круциатусом не зарядил, на полуслове боднул его под коленки. Ну, покатились они, а Малфой лупит ногами со всей дури по чем попало, как бешеный. Ну, и Поттер, понятно, кулаками работает, у самого вся рожа в крови. Жуть!.. А Уизли в них палочкой тычет, а что делать, не знает: захочешь припечатать одного – попадешь в другого. И тут, – Валери неожиданно хихикнула, – сверху на них как ванну воды опрокинули. – Точно! – Мэри тоже хихикнула. – Это профессор Макгонагалл их разливала, как дерущихся котов. – Даже у меня чулки мокрые. – Да там всем перепало, – не то удовлетворенно, не то с досадой заметила чистюля Алиенор. – И что? – до меня только сейчас дошло, что отрезвляющим душем деканы могут не ограничиться. Но, как оказалось, боялась я не того. – Да ничего. Когда разняли, Поттер оказался в отключке со сломанным носом и… – Что?!! – Да ладно, он Малфою тоже бока намял, – «успокоила» воинственная дочь Эрина. – Оба в лазарете «загорают». А Уизли до конца рождественских праздников у Филча в полной власти. Ну, и Поттер с Малфоем, когда из лазарета выйдут. Если прежде друг друга не прибьют. Макгонагалл так разозлилась, что разом сняла с Гриффиндора пятьдесят очков. – Магконагалл – с Гриффиндора? – осторожно уточнила я. – Прикинь, да? – Глэдис хихикнула. – Снейп со Слизерина содрал шестьдесят, – подозительно тоскливо заметила Лора. – Злой, блин, как мантикора! Я думала, он Малфоя, не приводя в сознание, придушит. – Ну, Малфой еще легко отделался, – пожала плечиками почти все время молчавшая Гортензия. – За попытку применения непростительного могли и исключить. – Скорее значка старосты лишить, – практично уточнила Валери. – А может, и лишат. – Так они сейчас оба в лазарете? – возможные юридические последствия меня мало волновали, а вот увечья… «Ну все, Драко Малфой, ты допрыгался!» Желание пойти и придушить белобрысую мечту анимешниц было таким обжигающе страстным, что аж подушечки пальцев покалывало. Кто сказал, лежачих не бьют? Да фигня вопрос! Поставлю и – придушу. – Ну да, – ответила Глэдис. – Их туда в таком виде транспортировали, что им там до Святочного бала загорать. – Да ладно, – махнула рукой Алиенор. – Завтра будут как новенькие. Слушать их вечные споры было тошно, и я, подхватив одежду, отправилась в душ, походу соображая, как бы попасть в школьный лазарет, не привлекая внимания. За ужином у наших все разговоры были только о недавней драке. Ее обсасывали оживленным полушепотом во всех аспектах, не ленясь делать ставки. Об этом нетрудно было догадаться по обрывкам, долетавшим в тишине, которая повисла над двумя центральными столами – напряженная такая. Ее нарушал только звон приборов. Деканы факультетов сидели за столом, как кол проглотив. И только привидения сновали туда-сюда заискивающе и суетливо.◄♦►
«Не привлекая внимания» вышло только до дверей приемного покоя. Главные двери, через которые днем пускали посетителей, оказались уже заперты, и попасть в дортуар можно было только в качестве пациента, через приемное, – путь мне по опыту знакомый, но недоступный по причине того, что мадам Помфри и не думала отлучаться. Мало того, она была здесь не одна. Рядом с ней на кушетке сидела профессор Макгонагалл. Дамы о чем-то тихонько беседовали. Я еще думала, что делать дальше, понимая, разумнее уйти, пока не заметили, когда скрипнула дверь, ведущая из дортуара в приемное, и послышался такой знакомый баритон. Едрит-Мадрид, полный... кворум! Спустя короткое время зашелестели юбки дам, поднимающихся с кушетки. Послышались шаги. Оставалось нырнуть подальше, в густой мрак у главной двери, и законопатиться в самый угол, молясь, чтоб не заметили, и благодаря интуицию, которая заставила выбрать для вылазки черное форменное платье. Боялась я зря. Профессор Снейп, встав в дверях спиной ко мне, пропустил спутниц, после чего, не оглядываясь, прикрыл дверь и двинулся следом по коридору прочь, не переставая поддерживать беседу. Пройдя несколько шагов он внезапно сделал странное движение пальцами за спиной – знак «V», при этом отчетливо стриганув ими, как ножницами, шесть раз. Я застыла. Секунд двадцать ушло на то, чтобы сложить два и два: Карта при нем; он знает, что я здесь; шесть раз по V минут – это полчаса. Именно столько у меня есть на то, чтобы проникнуть в лазарет, раз уж так неймется, и успеть убраться до возвращения мадам Помфри. Куда и по каким причинам Северус увел обеих дам, было ясно из обрывка разговора. Решил показать целительнице свои запасы зелий: может, ей что глянется сверх обязательного списка. Любой бы на ее месте отдался этакому соблазну. А декан Гриффиндора горела желанием поговорить с Роном с глазу на глаз. И хотелось надеяться, обойдется без членовредительства. В пустующем дортуаре было темно и тихо. Только поодаль, у окна, на прикроватном столике за ширмой горел ночник. Оставив дверь полуприкрытой, чтобы, если что, издалека услышать приближение шагов, я двинулась вдоль стеночки в сторону ночника, ступая в одних чулках: будить больных в мои планы не входило. И вдруг в темноте послышался странный звук – то ли вздох, то ли всхлип. Я застыла. Прошло с минуту – звук не повторился. Я решила, что, наверное, спящий издал его во сне, и успела сделать пару неслышных шагов, все так же крадучись вдоль стены, как вдруг звук повторился уже тише, почти на грани слышимости, будто старательно заглушаемый. В то же мгновение за ширмой чуть скрипнула кровать, и знакомый, но непривычно гнусавый голос тихо окликнул: – Бадфой? Ответом стала мертвая тишина, в которой кровать скрипнула еще громче и протяжнее. Послышались шорох постельного белья и вновь скрипы. Я внутренне сжалась, застыла, как по команде «морская фигура замри». На ширме, освещенной ночником, поднялась тень – человек сел. Пошарил рукой где-то в изголовье, покрутил остатки сломанных очков – их тень была гигантской и деформированной, – затем отложил. Тень выросла – поднялся. И вновь сложилась – склонился. Выходит, на соседней койке кто-то есть? Малфой что ли? Это чтоб уж наверняка дотянулись друг другу навалять, когда очнутся? Представление в театре теней продолжалось. Внезапный резкий скрип в другой тональности прорезал тишину – тень на ширме метнулась: человек отпрянул. Малфой, если это был он, коротко то ли прошептал, то ли прошипел. Слов не разобрать, но что-то подсказывало, вряд ли оно мне понравилось бы. Гарри, видимо, тоже. Но то ли им какое-то успокоительное подмешали, то ли Малфой при ближайшем рассмотрении и впрямь был не в той форме, когда хочется съездить ему по морде в терапевтических целях, а может, по какой иной причине, тень Поттера тяжело опустилась на кровать, и после паузы усталый голос произнес по-прежнему в нос: – Да де будь ды идиодом. В ответ постель еще раз резко скрипнула, и человек на ней издал досадливый стон. Ну да, психовать и дергаться с намятыми боками надобно осторожно. От неподвижности ногу начало покалывать. А дверь в приемное была футах в пятнадцати. Слегка приоткрыта, но непременно скрипнет или издаст какой-нибудь иной звук, попытайся я ее открыть пошире. Это если, двигаясь к ней, ничего не задену и не опрокину. А ведь всего лишь хотела взглянуть и убедиться, что Гарри спит, а не мечется в бреду с изуродованным лицом. Навещать Малфоя в мои планы вообще не входило. Почему-то я была уверена, что он давно куртуазно постанывает на руках у влюбленных девиц в факультетской гостиной, изгнанный почтенной целительницей за симуляцию. И теперь почувствовала что-то сродни уколу совести. Ему, похоже, тоже нехило перепало, и ведь никакой мстительной радости по этому случаю. А все эта Книга – зачем-то взялась грузить меня проблемами семейства Малфой, и теперь воспринимать Драко как законченного мерзавца не получалось даже в аспекте нашего сомнительного знакомства. Как ни странно, не у меня одной. Текли минуты, а Гарри так и сидел на кровати, глядя, вот зуб даю, в упрямую спину Драко. И кто знает, как долго это могло продлиться? У меня оставалось с четверть часа, чтобы убраться восвояси, и как это сделать незаметно, я не представляла. Драко не выдержал первым: – Так и будешь пялиться? – кровать под ним зло скрипнула, и Малфой со стоном выругался – резкие движения ему давались с болью. – Какого ты вообще полез? Святому Поттеру больше всех надо? – Угу… Да де дедгайся ты – больдее будет. – Твою ж… – Божешь хоть даз побыть чедовеком дазумныб? – Уизелу это скажи! Придурок… – Рода божно подять. И ты его подибаешь, де пдикидыбайся. На какое-то время вновь воцарилось молчание. Трудно сказать, чем они там были заняты. Слышен был легкий шорох не то постели, не то одежды. Малфой надсадно закашлялся. Просипел: – Откуда? Откуда он узнал? – Бы с Джидди видеди. Кодда ды на бедле бодтадся, у дебя дукав задрадся. – Черт… Черт! Черт!!! – Де ори. – Поттеррр… – Оооо… Ты пдям как Сдейп. Божет, сдазу на барзелтанг педейдешь? Я бойму. Тень с руганью и стоном метнулась по экрану ширмы. Потом тяжело откинулась и действительно едва не ли прошипела: – Я. Тебя. Убью. – Де убдешь, – спокойно прогнусавили в ответ. – Я дебе дужед. – Нахрена?! – неаристократично опешил Малфой. Я, под шумок с разговором практически прокравшись к приоткрытой двери, – тоже. – Бо бдогиб пдичидаб. Но гдавдое, я вдоде как богу избабить дебя от этобо, – тень сидевшего коротко кивнула куда-то вниз, видимо, в сторону вытянутой руки лежавшего, – упыдя. Де скажу, что это пдиводит бедя в востодг, до тут уж без бедя бедя избдали, – с невеселой усмешкой закончил Гарри. Помолчал, видимо, играя в гляделки со своим собеседником, и припечатал напоследок: – И да, я дубаю, тбоебо бабаши таб де было. Как на это отреагировал Драко, не знаю, потому что в этот момент различила приближающиеся голоса. Смываться обычным манером было поздно: выскочи я сейчас, мальчишки ничего не поймут, хоть и заметят, но в приемном-то спрятаться негде. К тому же мадам Помфри не станет сидеть без света. А здесь, в дортуаре, свет включать вроде незачем: на тумбочке между койками и без того ночник горит. Между тем голоса слышались все ближе. Ага, те же, но без Макгонагалл. Беседуют об особенностях какой-то растительной дряни, которую именуют между собой по-латыни. Обычный разговор двух спецов, крайне интересный для обоих и непонятный для всех нормальных людей. В глубине, за ширмой, послышалась возня – тень Гарри одним слитным движением подтянула ноги и распласталась в горизонт, спешно натянув одеяло. Ага, эта часть нормальных тоже расслышала шум и голоса. В приемном зажегся свет. Я застыла за дверью, которая отворялась из приемного в дортуар, и прикидывала, как бы подгадать и выбраться, пусть даже мальчишки меня услышат. Не увидят же. Скорее подумают, что это целительница заглянула на секунду проверить. Она между тем, крайне довольная «уловом», звенела какими-то склянками. – Да-да, Северус, и вот эту, пожалуйста… Да, сюда, – в голосе почтенной дамы было столько же сытой радости и удовлетворения, сколько у Ночки после променада на кухню. – Нет-нет, мадам, – бархатисто пророкотало в ответ. – Это непременно в сейф. – Ох, и правда, – в голосе появилась виноватая озабоченность. – Зелье списка А, с нашими … (дальше шло словечко по-французски, которое я затрудняюсь перевести) держи ухо востро. Подожди, я скоро, только в сейф поставлю и в журнал учета занесу, – скрипнула дверь в соседнюю комнату – личные покои целительницы. – О, не торопитесь. Я пока расставлю остальные зелья. – Спасибо, голубчик, – донеслось уже из-за двери едва слышно. А спустя несколько секунд дверь, за которой пристыла я, чуть скрипнув, отворилась, и профессорская рука схватила меня, выдернув из тьмы на свет. Спустя три секунды мы оказались в коридоре. – Быстро отсюда! – напутствуемая так конкретно-лаконично, я пустилась прочь по коридору, все еще прижимая туфли к груди. На репетицию, конечно, опоздала, но, как оказалось, репетировать никто и не собирался. В итоге Иван просто всех распустил, сказав, что все уже отработано и он в нас верит. В гостиной, несмотря на поздний час, было шумно и многолюдно, как после того злосчастного матча. Ханна и Эрни, против обыкновения, даже не пытались разогнать народ по койкам. Вместо этого что-то живо обсуждали с однокурсниками. Валери, окруженная хаффлами всех возрастов, со вкусом пожинала плоды славы и умения оказаться в нужное время в нужном месте. Ну, и в голосе, само собой. Зато в спальне кипела своя жизнь. И то – закон природы: коли лев с гюрзой чего не поделили, барсукам оттого ни тепло, ни холодно. Лора, вставив затычки в уши, читала Прачетта, временами подхихикивая. Книгу ей прислали из дома в самом начале декабря на день рождения, но выкроить время на почитать удавалось редко. Глэдис с Алиенор пытались освоить заклинание завивки волос. Но то ли потому, что было оно не из легких, то ли по причине того, что объектом эксперимента выбрали возмутительно породистого длинношерстного низзла француженки, ничего у них не выходило. Низзл, уже похожий на дикобраза, орал дурниной, временами переходя на утробное подвывание, и вмятина на моей постели красноречиво свидетельствовала: Ночка, честно ожидавшая меня, сбежала из этого Бедлама от греха подальше второй раз за день. Конечно, вид посрамленного задаваки-француза был ей приятен. Но не настолько, чтоб терпеть истошное бельканто оскорбленного кастрата. – Ты чего такая? – Лора вытащила затычки из ушей. – Заболела? – Да нет. Просто устала. Из душа я выползла уже в притихшую спальню. Низзл, посверкивая изумрудными плошками, остервенело зализывал стресс почему-то под хвостом, где зализывать было нечего; экспериментаторши – раны: ленивый не ленивый, а когда совсем припекло, низзл выпустил-таки когти, и те оказались внушительными. Лора, снабдив подруг настойкой бадьяна из бабушкиных запасов, все еще рылась в тумбочке, что-то разыскивая и бормоча себе под нос. Но все это я уже слышала сквозь сон. За окном мело, как будто ленивая шотландская зима, спохватившись, вспомнила, что скоро Рождество, а у нее в дому сыро, грязно, загостившуюся осень вконец развезло, и пора бы ее выпроваживать.