Эффект Бэтмена

— Что случилось? — Не падайте в обморок, но мы все под колпаком у Мюллера. (Юлиан Семенов, Татьяна Лиознова «Семнадцать мгновений весны»)

Совятня пустовала, если не считать самих сов да с десяток летучих мышей. Нетопыри здешних избалованных угощением почтарей не интересовали и поэтому безбоязненно висели вверх тормашками, уцепившись за деревянные брусы, на которых покачивались клетки личных сов учеников. Подарки и поздравления давно отправлены и получены, и никому не приходило в голову корпеть над письмами – слишком много интересного было в жизни школяров, чтобы тратить время на писанину. Я тоже пришла сюда не почту отправлять. Хотя интересно, что было бы, вручи я сове письмо с адресом нашей прежней московской квартиры? Дурацкая мысль посещала меня частенько с тех пор, как стало ясно, что никакого параллельного мира не существует – он тот же самый, и где-то далеко, в Москве, за партой одной из филевских школ сидит первоклашка Аля Глебова. У нее есть родители, и даже бабушка еще жива. Мама пока не так часто жалуется на сердце, а страшный диагноз «аневризма» папе поставят только через три года. Она будет глубоко залегающей, неоперабельной, и папа ничего не скажет нам. Продолжит жить, как жил, нося в голове мину замедленного действия и зная, что каждый день может стать последним. И так тринадцать с лишним лет. А приближение смерти почувствует за несколько часов и ляжет в больницу, попрощавшись легко и ненадрывно. Он знал, что не вернется. Обо всем этом нам с мамой расскажет врач, брат его школьного друга, наблюдавший папу все эти годы, когда его уже не станет. Папа знал, что значит, «быть готовым». И Северус знает. А я? С поля доносились вопли старшекурсников. Официальные соревнования по квиддичу прикрыли на неопределенное время, но никто не мешал студентам, имевшим собственные метлы, развлекаться в свободное время. Принцип «что не запрещено, то разрешено» преподавателям был знаком еще лучше, чем нам – опыт. Я засмотрелась на сумасшедшие маневры, которые выписывала сверхскоростная спортивная «Молния». Такая на всю школу одна, так что не было смысла гадать по крохотному силуэту, кто ею управляет. Только странно, что ловец решил играть в амплуа охотника. Хотя почему бы нет? Снитч, судя по всему, на поле не выпускали. Ллойд как-то упоминал, что для каждой игры изготавливается свой снитч. Он играет лишь один матч, после чего его либо сдают в музей или какой-нибудь зал славы, либо он всю жизнь хранится у судьи или у кого-то из игроков как памятный трофей, причем не обязательно у ловца. Каждый снитч на счету, по ним ведут учет сыгранным матчам – любительским или профессиональным. Вот почему, наверное, в условиях официального запрета игрокам пришлось обходиться без крылатого проныры. Но игру это не портило, скорее добавляло интриги. Никогда не понимала, зачем нужны две полнокомплектные команды, если исход игры все равно решают ловцы. Ну и играли бы вдвоем! На кой ляд им вся эта свита, до которой обоим и дела нет? Да, Гевин говорил, бывали случаи, когда соперники успевали наколотить в кольца столько мячей, что призовые 150 очков все равно не могли спасти команду от краха, – снитч поймали, но все же проиграли по очкам. Однако это такая редкость и скорее укладывается в концепцию «связался черт с младенцем». Хотя, опять же, вопрос: откуда у «младенцев» такой сильный ловец? Между тем у колец завязалась нешуточная борьба, и я остро пожалела, что нет под руками хотя бы театрального бинокля. Ловец-охотник на «Молнии» крутанулся, послал квоффл в кольцо, но промазал и едва успел увернуться от бладжера, такого здорового, что его было видно даже отсюда. Между тем мячом завладел другой игрок и, поймав мчавшегося наперерез соперника на обманное движение, поднырнул чуть в сторону и вниз, ринулся к противоположным кольцам, которых, по счастью, не скрывал выступ Северной башни. Этот точно мог ходить сквозь стены, потому что видел цель и не замечал препятствий. Так что «препятствию» пришлось посторониться, уйдя с траектории нападающего, то бишь охотника, в последний момент. А спустя секунду квоффл, посланный верной рукой, пронзил пространство кольца как раз в тот момент, когда бладжер нагнал счастливчика. Получившего увесистый тычок в плечо игрока завертело многократной бочкой. Тот, видимо пытаясь удержать метлу, слишком резко задрал древко вверх, отчего «летательный аппарат» вывело в нечто, напоминающее финт Иммельмана – разворот «недобочкой», а затем – в плоский штопор по крутой нисходящей спирали, уже в сопровождении товарищей по команде. Те успели сориентироваться и подстраховать, но помощь не понадобилась, и спустя несколько секунд отличившийся игрок выровнял метлу, потирая пришибленное плечо. А «эскорт» тем временем рассыпался, ринувшись на перехват игрока соперников, уверенно перехватившего квоффл… Я поняла, что не могу оторваться от игры, которую видели хорошо, если десятка два зрителей. В ней не было ни снитча, ни судьи, за выигрыш не полагались бонусы. Но командам не было дела до этого, они играли так, как если бы это был решающий матч. Очнулась, только когда игроки, повинуясь невидимой команде, спешились, смешавшись, и принялись живо обсуждать что-то. На них не было мантий факультетских цветов, и понять, к каким домам они принадлежат, было невозможно. Но вот последний скрылся за выступом башни, и мне в голову пришла мысль, как все-таки неудобно бывает в жизни, когда ведешь борьбу без опознавательных знаков. То ли дело в игре – сразу ясно, где свой, где соперник. Вот белые, вот черные, и заведомо известна расстановка сил. Белые начинают и выигрывают. Всего-то делов – решить, каким образом, если возможности фигур заранее известны и выше собственной башки не прыгнет даже конь. Это утро застало меня в деканских покоях, явив себя стуком в дверь, когда в окошках под самыми сводами еще не брезжил рассвет. Мы сами едва успели переступить порог спальни, где меня ждала стопка детской одежды и склянка с Оборотным. Северус сделал знак «молчи» и вышел, притворив дверь спальни. А спустя минуту в гостиной раздался глубокий, на грани с басом, приятный мужской баритон. Его мне уже приходилось слышать не ранее, чем вчера. Он принадлежал высокому джентльмену с конандойловскими усами – старшему группы мракоборцев, которая оставалась в школе. – Ты один? – я представила, как цепкий взгляд серо-голубых глаз ощупывает гостиную, и покосилась на свою одежду, что покоилась на стуле. – Нет, разумеется, – угадать насмешку в голосе Снейпа мог только тот, кто очень хорошо его знал. – Парочка горячих студенток греют мне постель в качестве отработки. И совсем иным тоном: – Чем обязан? – Есть разговор. Дальнейшее я слышала вполне отчетливо и поняла, что мракоборца серьезно тревожит необходимость мобилизовывать все силы ради того, чтобы обеспечить безопасность детишек, которым вздумалось с позволения директора прогуляться в деревню. – Мы не можем держать здесь треть личного состава – в стране неспокойно. – Почему ты пришел ко мне? Это к Дамблдору. – Ты же его знаешь, – невеселая усмешка в голосе. – Он только ухмыляется в бороду. И гнет свою линию. Муди тоже непонятно, о чем думает. И к кому мне идти? К бабам? Мне Амбридж в прошлом году хватило! Вы подвергаете школу опасности и оттягиваете силы мракоборцев на обеспечение безопасности праздношатающихся недорослей. – Долиш, – в голосе декана послышался с трудом подавленный зевок, – что ты хочешь от меня? Скажи это… ну, Макгонагалл что ли. Она баба, конечно, но замдиректора, знакома с Дамблдором целую вечность. Если тебе удастся убедить ее, есть шанс, что к ней он прислушается. С полминуты царило молчание, после чего, с шумом выдохнув, нежданный гость поднялся – чуть слышный скрип кресла, шаги. – Ладно, я понял: это была глупая попытка, – моржовоусый попытался скрыть за смешком слишком явное разочарование, причину которого пояснил тут же: – Макгонагалл присутствовала при нашем с директором разговоре. Она смотрит ему в рот, а меня после прошлогодней истории на дух не переносит. Как будто я при исполнении могу выбирать, какой приказ выполнять, а на какой положить с прибором! Снейп не ответил. Небось, скроил физиономию в своем стиле, а может, просто кивнул в знак понимания. Но я почувствовала его напряжение. А может, просто почудилось. Голос гостя послышался уже от двери, приглушенно. Он как будто внезапно вспомнил еще одну вещь: – Да, Снейп, по моим сведениям, у тебя есть примечательная вещица – Карта, – сделал паузу, давая собеседнику уяснить степень своей осведомленности. – Одолжишь на время? – Нет, – голос декана Слизерина звучал совершенно спокойно, даже с сочувственным сожалением – мол, я б всей душой, да не могу. Если мракоборец и рассчитывал произвести впечатление, не вышло. – Об этом одолжении тебе придется просить директора. – Ты ее отдал ему? – Разумеется. Таковы правила. Определенного рода артефакты, изъятые у учеников, до окончания учебного года должны храниться либо у декана факультета, к которому принадлежит студент, либо у директора. Так что, увы, ничем не могу помочь. Возможно, Дамблдор? – Мда… Ладно, прости, что потревожил. Ты, я вижу, еще не ложился? – Подменял коллегу на дежурстве. Хлопнула дверь, и спустя несколько секунд мрачный Северус нарисовался на пороге. Очарование этой ночи, всю благостность, а с ней и сонливость как рукой сняло. Но от вопросов он отбоярился самым мужским способом. Оно приятно, конечно, даже… хм… очень. Но вопросы остались. Единственное, чего удалось добиться: на вопрос, действительно ли он отдал Карту директору, Снейп хмыкнул так, что я сразу осознала всю меру своей глупости. Нет, и не думал. Что он глупее Филча? Но и мракоборцу ее не отдаст. К Дамблдору тот не побежит, а Муди оно не надо. Бешеного Глаза Карта не впечатлила, если он, выпросив по наводке того же Снейпа, спокойно вернул ее Гарри спустя два с половиной месяца, в течение которых хорошо, если пару раз заглянул в артефакт. Обдумывать, лежа в своей постели и слушая в рассветных сумерках мирное посапывание девчонок, не было сил: сморил сон. И вот теперь, оставшись одна, а точнее сбежав ото всех, я могла спокойно поразмыслить. Итак, моржовоусый – это Долиш. Историю с попыткой арестовать Дамблдора я в общих чертах помню. Значит, после нее мракоборец считает отношения с Макгонагалл испорченными. Но производивших арест было двое, второй — Шеклболт. Однако с ним у Макгонагалл отношения таковы, что школьное фото нынешнего главы мракоборцев в обнимку с кем-то, кого я не знаю, у декана Гриффиндора на каминной полке. Откуда такая поистине кошачья избирательность? Вообще, все это довольно странно: Долиш высказывал именно те мысли, какие и Снейп вчера вечером. И в здравомыслии ему не откажешь. Почему же меня такое чувство, будто Северус настроен если не враждебно, то настороженно? Неужели по старой памяти? Моржовоусому на вид года сорок три. Если учесть, что у волшебников практически отсутствует текучка кадров и род занятий они выбирают раз и на всю жизнь, во времена зачистки после падения Волдеморта, когда позавчерашний школяр Северус едва не попал на нары, Долиш уже не первый год тянул лямку в отделе. Втянулся, освоился, зарекомендовал себя, мечтал о карьере, к тому же военная обстановка располагала к быстрому росту. Ему было лет двадцать семь. Еще молодой, но уже опытный, хваткий, амбициозный, желающий выслужиться, доказать, что не зря ест свой хлеб и не хуже матерых, вроде Муди. Однажды Северус обмолвился, что после общения с Муди Крауч-младший харкал кровью и погиб бы в Азкабане, если бы… О черт! А если знакомство с его ревностным подражателем для Северуса тоже было окрашено в розовый цвет, вот только не в мечтательный флер, а в цвет кровавой пены на губах? Прошли годы, все вроде бы разъяснилось, забылось. Но осадочек остался. При всей привлекательности такого объяснения, приходилось признать: нет, тут что-то другое. А вот что? Не скажет. Но, если не скажет, значит, что-то посерьезнее личных счетов. Мда… «Быть готовой». А ведь есть еще Снорти. Исчезает, появляется, снова исчезает. Вместе с хозяином, иногда один. В курсе всех его дел, и не исключено, что больше. Зачем это слуге? При всем моем пиетете к камердинерам вроде Дживса, домовый эльф – персонаж иной пьесы. Скорее раб, грум, крепостной лакей. Хотя с образом Снорти это не очень-то вяжется. Последний создает иррациональное ощущение свободного существа, которое ведет свою игру. Может, все зависит от того, каков хозяин? Ах, Снорти-Снорти… – Мисс Эйлин звала? – домовик возник абсолютно неслышно, как из воздуха соткался. – Не то чтобы звала, – слегка опешив, я смотрела в круглые честные глаза – нарочито честные, я бы сказала. Мелькни в них хитринка или досада, я ни за что не решилась бы спросить. А так вспомнился вдруг его взгляд, когда домовик наблюдал за кинодейством, когда ставил Книгу на полку: – Скажи, Снорти, а как долго ты служишь мистеру Снейпу? Ты ведь... мммм... не был домовиком его матери? Несколько секунд Снорти, казалось, обкатывал в голове неожиданный для меня самой вопрос, и его лицо выражало задумчивость. Он как будто к чему-то прислушивался, взвешивал. Потом, решив что-то для себя, ответил: – Нет, мисс Эйлин, я не был домовиком покойной мисс Принс. Мистер Северус Снейп весьма специфичный господин, но... – он слегка замешкался, подбирая слова, – ... глубоко в душе милосерден и человек чести, как вы успели заметить. Он спас мне жизнь, – и красноречиво пожал плечиками, предлагая мне самой домыслить, чем дело кончилось. – И у тебя не было обязательств по отношению к другому хозяину? – Нет, – чуть заметное подобие ухмылки мелькнуло на физиономии домовика. – Врешь? – озарение стало таким внезапным, что я испугалась скорее его, чем своего хамского тона. Снорти вскинул домиком валики бровок, какое-то время смотрел на меня, будто оценивал, и вдруг... расхохотался. А, поскольку я по-прежнему сверлила его невеселым взглядом, спросил первым: – И в чем же я прокололся? – Что? Что значит «прокололся»? Ёлы-палы... – осознание пришло не сразу и внезапно, едва я увидела в оконном стекле отражение темноволосой девочки, с чьим обликом успела сжиться. – Вот только не говори мне, что ты... НЕ ЭЛЬФ?! Домовик (или кто он там?) с шумом выдохнул, уселся на подоконник, закинув ногу на ногу, что совершенно не вязалось с его обликом, и, смерив меня насмешливым взглядом, ответил: – Ну почему же, я-то как раз эльф. А вот те, кого местные маги зовут «эльфами», – бедняги брауни, когда-то по слабости и доверчивости попавшие в кабалу к магам, по сути в рабство. С минуту, не меньше, мы смотрели друг на друга – он по-прежнему не скрывая насмешки, я – оторопи. Это кому же я баяла про русских домовых? Кого таскала по бутикам? Кто прислуживал мне и не только мне, наконец, старательно прикидываясь ветошью?! – Кто вы? – Да какая разница? Ну, если угодно, мое имя... – дальше шел довольно длительный набор гармонично сочетаемых звуков с паузами – видимо, несколько имен, которые я не в состоянии воспроизвести даже под страхом смерти. – В целом моя миссия завершена: ты здесь, он это понимает, и есть шанс, что вам с ним удастся то, что не удалось ранее. Но война еще не закончена, все очень зыбко. И потому я тут. – Тут... И как же вы выглядите по-настоящему? Снорти (буду звать его так) только хмыкнул в ответ, давая понять, что вопрос неуместен. И правда глупейший. Будь я поумнее, зацепилась бы за «миссию». – Буду очень признателен, если ты сохранишь мое инкогнито. Для тебя и для всех, включая моего «хозяина», я – Снорти, маленький, услужливый домовик. – А для ведьм, значит, Алиро... Простите, не запомнила. Снорти ответил выразительным взглядом, и я поняла, что не ошиблась: он из той же компании. А вот он ошибся, если думал, что предвидит мой вопрос: – Скажите, мы с вами были знакомы? Тогда? В той жизни? Лже-домовик ответил не сразу и с явной неохотой: – Нет. Но я ошибся на твой счет, прости. Бессмысленных жертв почти не бывает, и уж, во всяком случае, твоя не была бессмысленной. – А потом вдруг криво ухмыльнулся, совершенно в Снейповой манере, что в исполнении домовика смотрелось странно. – Ведьмы всегда могли удивить. – Вы давеча сказали, надо «быть готовой». Он неопределенно пожал плечиками: – Я не прорицатель, я по другой части. Но ты же понимаешь, какой узел затянула в прошлом. Ни один из вас не сможет жить спокойно, пока жив тот, другой. – Ты про лорда Волдеморта? – Хех, «лорда»... О да, самозванцы страшнее всех. Им нечего терять, приобретут же они в случае победы весь мир. Так им кажется. Правда никому еще не удалось проверить это на практике. – К счастью. – К счастью, – согласно кивнул эльф, глядя куда-то вдаль, поверх Запретного леса. – Только печальный опыт прежних самозваных «хозяев мира» ничему не учил последующих. Каждый считает себя исключительным. – Почему вы все это мне говорите? Разве не проще было продолжать прикидываться добропорядочным домовиком? – С тобой? Зачем? Ты ведь давно подозревала, что это не так, только не давала себе труда задуматься и сложить два и два. Я же готов был к этому разговору, как только ты будешь готова. Ведьму глупо долго водить за нос. И таков был наш уговор с верховной Круга. Ты знаешь ее как Серую Даму. – Так вы ее... – я в бессилии сделала жест рукой, подыскивая необидное определение, точнее всего означающее... – Шпион? – пришел на помощь Лже-Снорти. – Для простоты дела можешь считать так, я не в обиде. Хотя все несколько сложнее, и моя задача не связана с обезвреживанием зарвавшегося колдуна – это дело магов. Я кое-что должен верховной, должен и тебе. Мне было бы приятнее, если бы ты считала это делом чести, – он помолчал. – Кстати, напрасно тот парень, с которым ты была в Уиндермире, решил, что я вредный. Просто не каждому коту нравится, когда фамильярничают да еще норовят почесать за ушком. У котов это... как бы сказать... эрогенная зона. Приятно, но не всякому позволено. – Так это были вы?! – Если ты о внешности, то не совсем. Скорее пара личин – одна для тебя, другая для любого простеца. Ну, согласись, мне не было смысла сидеть в тупике Прядильщика, тем более, что и от меня в этой истории кое-что зависело, не только от верховной. – Ведьмы Круга никогда не вмешиваются в дела волшебников, – вспомнилось неожиданно. – Почти никогда, – ожидаемо поправили меня. – Ключевое слово «почти». И, поверь, у моего народа список исключений много короче, чем у ведьм. Мы ведь не связаны с магами кровно, как вы. Однако слишком тесно связаны с этим миром, который кое-кто из вас может и уничтожить, насаждая свои порядки. А коллективную ответственность, знаешь ли, никто не отменял. Ну, и должок за мной. – Понятно... – ...что ничего не понятно. – И давно ведьмы якобы не вмешиваются? – Про меркам моего народа не особенно – пятнадцать веков. – Сколько?! Да это же чуть ли не времена Мерлина и короля Артура! – Ну почему же «чуть ли не»? Они и есть. История все та же: Моргана, дочь Игрейн, воспылала страстью к единоутробному младшему брату Артуру, не зная, что тот и сам маг – сын ведьмы и могущественного чародея, и... – Подождите. Какого чародея? Я вроде помню историю в общих чертах. Разве Утер Пендрагон был чародеем? – Утер не был ни чародеем, ни отцом Артура. Им был Мерлин. Вся эта история с мечом в камне – всего лишь путь легитимного прихода к власти, который чародей вымостил для сына, для собственного сына. Весьма умный ход, между прочим, и старец Утер, ни разу не Драгон, был не в накладе, получив такого могущественного продолжателя рода. Но дело не в этом. Одержимая страстью, Моргана перешла границы – это факт. Но прежде Мерлин скрыл от ведьм тайну происхождения Артура, его способности к магии и тем самым изрядно запутал дело. Когда все выяснилось, было слишком поздно. Ведьмы вынуждены были способствовать уничтожению своей верховной ради сохранения мира. Артур погиб, едва успев обронить семя в лоно одной из ведьм, но земли Пендрагонов оказались под пятой сторонников Мордреда, престол сохранить не удалось. Потомки Мерлина и Артура, маги, носившие меч Пендрагонов, обосновались в лощине на севере. Теперь это место называется, по имени одного из последних известных его потомков, Годриковой Впадиной. Сам же Мерлин, по одним сведениям, погиб, по другим – не без участия ведьм оказался в заточении, в плену вечного сна. А ведьмы с тех пор зареклись вмешиваться в дела волшебников. – Только надолго их зарока не хватило... Я все еще пыталась переварить свалившуюся информацию. В учебнике Истории магии ничего такого не было, а из мифологии Британских островов я только то и помнила, что магу Мерлину приписывалось перенесение мегалитов Стоунхенджа из Ирландии в Англию, причем за несколько десятилетий до Артура*. Ах да, в учебнике Истории магии упоминалось, что Артур, вероятнее всего, был анимагом – умел превращаться в медведя, о чем свидетельствует его имя, означавшее на языке древних кельтов «медведь». – Да, ведьмы сами оказались слишком тесно связаны с волшебниками. Однако совершенно ассимилироваться с ними не могли по причине особенностей своего дара. И ты же знаешь, порой приходится изменять декларируемым принципам ради общего блага. Я покосилась на «домовика», все так же глядевшего вдаль. Что ему известно о подоплеке происходящего, о том, что нас ждет в ближайшее время? – Так к чему мне быть готовой, эльф? – Не знаю, ведьма, не знаю. Ко всему.