Эффект Бэтмена

Вот эта моя миссия - в чем она будет состоять конкретно? Ведь я не умею воровать документы и стрелять из-за угла. (Татьяна Лиознова, Юлиан Семёнов «Семнадцать мгновений весны»)

Они смогли меня удивить. Сон продолжался. То, что я приняла за тюремную камеру, оказалось одним из подвальных помещений жилого дома. Снейп – буду называть его так, поскольку плод бредовых фантазий тоже должен иметь имя, – сделал трудноуловимое движение, и дверь открылась, выпустив нас на небольшую площадку, куда выходили двери еще трех помещений. Вверх вела довольно узкая лестница, освещаемая только светом от волшебных палочек обоих магов, которые я поначалу приняла за указки. Я шла с трудом. Тело слушалось плохо, словно одежда, наспех купленная в секонд-хенде, что при ближайшем рассмотрении оказалась совершенно не подходящей ни по фасону, ни по размеру. Видя мои мучения, Дамблдор – пусть будет так – со старомодной галантностью предложил мне опереться на его руку, скрытую в складках мантии. Так мы поднялись вслед за Снейпом на площадку, с которой еще одна узкая лестница вела вверх. Зельевар что-то нажал, и часть стены подалась, впуская нас в довольно небольшую комнату, слишком тесную для гостиной. А впрочем, всякому, кто имеет представление о шестнадцати – восемнадцати квадратах хрущевского «зала», это помещение не показалось бы каморкой, хотя до классической гостиной в английском доме ей далеко. Потайная дверь, скрытая за секцией книжного шкафа, закрылась. По мановению волшебной палочки Снейпа в люстре, свисавшей с потолка, вспыхнули свечи, выхватив из мрака пыльные стеллажи вдоль стен с книгами в старинных темных переплетах, старое засаленное кресло, потертый диван и колченогий столик. Углы комнатенки оставались во мраке. Старые, тяжелые темно-зеленые гардины оказались плотно задернуты, так что время суток, равно как и сезон, невозможно было угадать. Взгляд скользнул по пустому камину, по пыльной полке над ним, где одиноко притулился давно не чищенный, потемневший от времени серебряный подсвечник с оплавленными огрызками свечей, который обвивала змея, словно пародируя известную эмблему медицины. Печать запустения на всем. Похоже, здесь годами никто не жил. Несколько спертый воздух, но не влажно, и плесенью не пахнет. Должно быть, хозяин, несмотря на долгое отсутствие, заботился о сохранности книг. Между тем мне предложили сесть в кресло. Старик директор расположился напротив на диване. Зельевар, все так же опираясь о каминную полку, материлизовал из воздуха стакан с оранжевой жидкостью: – Выпейте. Это нужно вашему телу. Укрепляющее средство. Я бросила вопросительный взгляд на Дамблдора – тот усмехнулся в бороду и чуть кивнул: «Пей». Хм, пить не больно-то тянуло даже во сне. Насколько я помню, в их зельях вечно намешано столько гадости – крылья каких-то златоглазок, икра жаб, ногти и волосы, шкуры, рога, семенные железы и прочие малоаппетитные части всяких сказочных тварей. Фармакопея тетушки Гингемы отдыхает по сравнению со здешним разнообразием. Но капризничать не хотелось. Глюк и есть глюк, так что ж ломаться попусту? К тому же я и вправду чувствовала себя не очень. Зря волновалась. Питье оказалось апельсиновым соком с легкими нотками мяты, донника и еще чего-то довольно приятного. Если там и были «специфические» ингредиенты, я их не почувствовала. Поблагодарив зельевара, поставила пустой стакан на столик, откуда он тут же благополучно испарился. Как ни странно, снадобье и вправду подействовало почти сразу. Тошнота и головная боль ушли, в голове чуть прояснилось. Видимо, перемены в моем самочувствии не остались незамеченными, потому что Снейп удовлетворенно кивнул: – Вижу, вам лучше, и мы можем продолжить разговор. Именно после этих слов и воцарилось молчание. Ни я, ни мои собеседники не знали, с чего начать. Наконец, Дамблдор нарушил молчание: – Мисс, как я понял, вам откуда-то известны отдельные факты, касающиеся реалий жизни современного магического сообщества. Надеюсь, когда-нибудь разгадать загадку вашей э-э… осведомленности, – он сказал это каким-то странным тоном, как будто знал больше, чем говорил и про загадку ввернул так, для красного словца. И выглядел при этом довольным, что не могло не напрягать. Затем помолчал, давая мне возможность высказаться, но и я молчала: без того сболтнула лишнего. Наконец старик продолжил тише и как будто вкрадчивее: – Оценочность ваших суждений в отношении лорда Волдеморта позволяет надеяться на то, что мы с вами найдем общий язык. А вот это уже интересно. Они меня что, вербуют что ли? Взгляд в сторону Снейпа – мрачен, хмурится, губы упрямо сжаты, взглядом сверлит пол. Дамблдор, напротив, смотрит с живейшим интересом, несколько даже нарочитым. Не по-стариковски яркие голубые глаза поблескивают за стеклами-половинками. – Господа профессора, – решаюсь, – прежде всего объясните мне, как я сюда попала, что это за маскарад с внешностью и чего вы от меня хотите? – Что ж, извольте, – помолчав, старик начинает медленно, тщательно подбирая слова. – Ваша душа, я бы сказал точнее сущность (это понятие несколько шире) была призвана в ходе сложного ритуала, сведения о котором я получил довольно давно, но прежде не имел в руках ключевого артефакта, позволяющего такой ритуал провести. – Хотите сказать, что похитили мою душу? – улыбка вышла кривоватой ухмылкой. Честно говоря, меня пробил озноб при одной мысли, что все это мне, возможно, не чудится. Тьфу, тьфу, тьфу! (Где там мое левое плечо?) – Э-э… не так… инфернально, пожалуй. Видите ли, где-то в своем мире вы совершенно определенно погибли, моя дорогая. Причем погибли без нашего вмешательства, внезапно, в полном расцвете сил, не будучи готовой к смерти… Он говорил – спокойно, раздумчиво, как говорят о вещах давно известных, а я, холодея от ужаса, понимала: Дамблдор не врет, и не сон это вовсе, и не будет никаких врачей, и все уже случилось, как в старом анекдоте: «Сестричка, а может, в реанимацию?» – «Доктор сказал в морг – значит, в морг!» Все еще пытаясь осознать самое ужасное, я отстраненно слушала лекцию старого профессора: – К смерти дóлжно быть готовым. И большинство людей, умирающих от старости или болезни, успевают примириться с переходом в иную реальность. Они с некоего момента спокойно и постепенно расстаются с жизнью. Тогда душа, освободившись, может совершить переход в лучший мир. Однако, бывает, человека вырывает из жизни несчастный случай, война или иное насилие. Мгновенная, неожиданная и отчаянно нежеланная смерть приводит к тому, что сущность, душа плюс некая ее оболочка, связанная с телесностью – собственно, то, что христиане называют «плотью» в духовном смысле, – остается с человеком, не давая вырваться из материального мира. Таким несчастным часто уготована роль призраков. Вы никогда не думали, почему призраки, какими описывают их очевидцы, всегда имеют портретное сходство с самими собой при жизни? Это и есть влияние «плоти». – Х-хотите сказать, мне уготована была участь… призрака? – Возможно. Но ваша сущность откликнулась на призыв, и вот вы здесь. – Но это не я, – еще раз растерянно оглядываю худые, бледные руки с длинными нервными пальцами и понимаю, что не решусь попросить зеркало, потому что увидеть в нем ту самую Эсмеральду выше моих сил. Вот теперь слезы и вправду наворачиваются на глаза. Мне стыдно плакать перед двумя незнакомыми мужчинами. Хотя можно ли назвать их незнакомыми, если они те, за кого себя выдают? И что это за мир такой? На Снейпа я не смотрю, перед ним совсем уж стыдно за свою слабость. Желчный и дерганый, обросший комплексами, как дикобраз иглами, он сейчас для меня невыносимый собеседник. Поэтому я обращаюсь только к Дамблдору: – Кто я, профессор? Чье это… тело? – Миссис Беллатрисы Лестрейндж, урожденной Блэк. Всё. Аут. Тушите свет. *** Наверное, я слишком долго молчу и вообще демонстрирую явные признаки когнитивного диссонанса, потому что в какой-то момент замечаю, как бледная рука подносит к моим губам стакан с желтовато-коричневатой жидкостью, пахнущей валерьянкой. Честно говоря, против валерьянки никогда ничего не имела, но теперь один ее запах почему-то вызывает отвращение вплоть до рвотного позыва. Моему новому телу он не по душе, как бы парадоксально это ни звучало. – Лучше водки, – заявляю неожиданно для самой себя. – Граммов сто пятьдесят. – Не советовал бы, – холодно отвечает зельевар, но стакан с валерьянкой убирает. – Спиртное вам сейчас вредно. – Жить вообще вредно, как выяснилось, – бурчу вполголоса и, как ни странно, получаю свою плепорцию. Душу дезинфицирую порционно и вдумчиво, не по-русски, и даже хорошо, что без закуски. Сроду бы не поверила, что могу так пить, поскольку прежде, в той своей жизни, водку не пила вообще ни разу, хотя, как это делают, видела, конечно. С удивлением отмечаю: отпустило, и в голове еще более прояснилось, а в душе образовалась некоторая бесшабашная легкость, которую русские обычно определяют как «будь что будет» и «где наша не пропадала». – Благодарю, – я искренне признательна Снейпу, но он лишь кривит губы. Фу, какой бука! – Ну, а теперь, господа, будем рассуждать трезво, – саркастическое хмыканье со стороны камина игнорирую принципиально. – Если я в теле Беллатрисы, значит, она освободила свое земное пристанище. Кстати, с чего она померла, вроде не должна была? – Э-э… она отравилась. Самоубийство. – Что-о?! – я, кажется, враз трезвею. – С какого перепугу? Она ж не депрессивная курсистка. Да эта дамочка полмира закопает и джигу спляшет на могилах своих врагов! А вы мне говорите, мол, «Маруся отравилась соленым огурцом». – Мда-а… – Дамблдор тряхнул головой и усмехнулся совсем не по-стариковски, смерив меня оценивающим взглядом. – Даже боюсь спросить, откуда у вас такие сведения о Белле. — Лукавая ухмылка в бороду красноречивей слов: да нифига он не боится, и вообще все идет по плану. По его, разумеется, плану. — Но в целом вы правы. Здесь обстоятельства сложились несколько нетипичным образом. После побега из Азкабана полгода назад не без помощи Волдеморта она стала одной из самых преданных его спутниц. Собственно, она всегда благоговела перед ним и тюремный срок отбывала стоически, принимая муки за саму надежду на возрождение господина и, возможно… более, чем просто господина. Я кивнула. Да, это соотносится с тем, как я воспринимала эту экзальтированную психопатку, читая книги о Гарри Поттере. Профессор продолжал: – Не так давно, уже после столкновения в Министерстве, нам стало известно о странной активности Волдеморта в Восточной Европе и Скандинавии, о тайном посещении им Дурмстранга, где, как известно, немало его приверженцев и почитателей Темных искусств. Его видели в окрестностях Нурменгарда, а это совсем уж нехорошо. Ага, так вот откуда оба профессора знают русский. В Дурмстранге учится и училось немало русских волшебников, есть среди них сторонники Дамблдора, есть и те, чье предплечье украшает метка, – Долохов, Каркаров… Личные связи, научные интересы. – С некоторых пор поведение Волдеморта внушает опасения, поскольку не вполне ясны его мотивы. Мы не знаем, чего ожидать. А последнее столкновение в Министерстве говорит о том, что опасаться приходится весьма серьезных вещей. В этих условиях профессор Снейп решился на крайние меры. Потом он принял бы меры по... коррекции памяти. Рискованно, конечно, учитывая связь миссис Лестрейндж с Волдемортом, но уровень мастерства профессора Снейпа в области ментальной магии позволял надеяться... Однако и Белла как маг оказалась сильнее, чем мы думали. Даже под заклятьем она сопротивлялась вторжению в ее разум, а, едва профессор Снейп отвлекся, смогла принять яд, поняв, что больше не продержится. Бросила взгляд на зельевара – так и стоит, вперив взгляд в пол и нервно покусывая губу. Почему-то сейчас он кажется несчастным мальчишкой, вызванным на педсовет за все свои художества. Не иначе как водка подло гуляет в моем (или Беллином?) мозгу, потому что в этом диком бреду, который никак не кончится и даже чем-то интересен, вдруг захотелось просто обнять буку, сказать, что все хорошо, а будет еще лучше. Вот только… – Проблема в том, что гибель Беллатрисы невозможно было бы скрыть, поскольку она особым образом связана с Волдемортом, и он, конечно, почувствовал ее смерть. Вот почему вернуть Беллу к жизни для нас было так важно. Поскольку связь между ними телесной природы, ибо ту часть души, что еще теплится в нем, Реддл ревностно охраняет от любых эмоциональных связей, дабы не впасть в зависимость, нам важно было оживить именно тело, не важно, с чьей душой. Это и произошло. Волдеморт, как и прежде, знает, что Белла жива, но он не был бы самим собой, если бы не начал что-то подозревать. Последний, с кем видели миссис Лестрейндж, – Северус Снейп. Белла оказалась неглупа и поставила в известность нескольких пожирателей относительно своих планов посетить профессора в его доме. В последнее время она открыто не доверяла Северусу и не желала этого скрывать.Теперь важно убедить всех заинтересованных лиц, что между вами (говорю так, поскольку вы теперь и есть Белла) и Снейпом ничего драматичного не произошло, а кратковременная потеря вами сознания была вызвана переутомлением последних недель. Снейп же помог вам прийти в себя. – Так, значит, я должна буду встретиться с Волдемортом? — абсурдность происходящего уже не трогает, но даже в бреду очевидно: старик недоговаривает не по факту, а по сути. По факту же весьма разговорчив и деловит: – Боюсь, этого не избежать. И не только с ним. Чем больше народу из числа пожирателей увидит вас в добром здравии, желательно в обществе Северуса Снейпа, тем лучше. Не скрою, в мире этих людей верить нельзя никому и ничему, порой даже собственным побуждениям и реакциям. Однако у нас есть надежда, что, сыграй вы роль достаточно убедительно, ваша идентичтость миссис Лестрейндж не вызовет сомнений даже у Волдеморта. Отсутствие подлинно духовной близости между ними, годы ее преданности Хозяину могут сослужить вам недурную службу, возьми вы верный тон и не сбейся с роли. Мистер Снейп поможет вам. Дамблдор обменялся быстрыми взглядами с молодым коллегой, помолчал и добавил совсем другим тоном: – Не скрою: Реддл – необычайно сильный менталист, и внушить вам нечто, равно как и просмотреть содержимое вашей памяти для него не проблема. Помните это. – Боюсь, память об этом мне не поможет. – Профессор Снейп будет с вами. Он, кстати, может дать вам несколько уроков окклюменции – умения закрывать свой разум от ментального воздействия – легилименции или артименции. Я хмыкнула, вспомнив, во что вылилось обучение этому Гарри по методике профессора зельеварения. Увольте. – Не думаю, что это возможно, профессор. Я совершенно точно не маг. – Вы так полагаете? – старик хитро прищурился. – Что вы видите вокруг? – Комнату, – растерянно пробормотала я. – Довольно запущенное помещение. Здесь, похоже, долго не жили, а женщины – вообще никогда. Старомодная свечная люстра, диван столик, кресло, камин. Шандал вон тот на каминной полке довольно забавный, будто из аптеки стащили, – не удержавшись, хихикаю. – Так вот, любой магл – не волшебник то есть – ничего этого не увидит. Он сможет узреть лишь пустое помещение в полуразрушенном доме, полном привидений и всего, чем люди обычно пугают себя и друг друга. То, что вы видите реальную обстановку, свидетельствует о ваших магических способностях. И это вполне объяснимо уже потому, что вы пребываете в теле довольно сильной волшебницы, а магические способности чаще всего, но отнюдь не всегда, наследуются генетически, то есть телесно. Дамблдор хотел еще что-то сказать, но, бросив быстрый взгляд на молодого коллегу, который по-прежнему с мрачной безучастностью подпирал каминную полку, передумал, закончив: — Так что по поводу ментальной магии подумайте. У Беллы были к ней неплохие способности. – Я подумаю. Допустим, в приступе авантюризма я решу, что альтернатива быть привидением мне не улыбается, не пошлю вас куда подальше и соглашусь сыграть предложенную роль. И в чем конкретно заключается моя задача? Что вы хотите, чтобы я сделала? – В течение некоторого времени вы должны играть роль Беллы, дабы отвести возможные подозрения от Северуса Снейпа и недекларативно, но последовательно убедить сторонников Волдеморта, что полностью доверяете мистеру Снейпу. – И это все? – Это будет нелегкой задачей, поверьте. Предстоит достоверно сыграть роль, убедив сторонников Волдеморта, что и вы, и Темный Лорд – впредь приучитесь называть его именно так, это важно – доверяете Северусу совершенно. Фигасе! Нет, это точно не может быть реальностью. А коли так... – Допустим. И что будет со мной дальше? Старик вздохнул, посмотрев на меня с сожалением, как смотрит умудренный жизнью комбат на штрафника, который перед боем смеет строить планы на будущую мирную жизнь: – Поживем – увидим.