Будто ведьмовство зависит только от силы! Она же сама прекрасно знает: ведьмовство - это ведь не сила, а умение с ней обращаться. (Терри Пратчетт «Дамы и господа»)
– Ну ты даешь, подруга! Мы же собирались вечером в ресторан, а ты что, уснула? – Лара в легком халатике и с махровой «чалмой» на голове трясла меня за плечо. – Не спи – Царство Небесное проспишь! И все самое интересное тоже. Дома, в своей Москве, отоспишься. Я непонимающим взглядом обводила гостиничный номер: кресло – в нем я полулежу, журнальный столик, телевизор, кровать… Лара… – Лара? – Фу ты, уж тридцать лет как Лара – подумать страшно! – Ларочка, родненькая, мне такая жуть приснилась, ты даже представить себе не можешь! И все будто наяву, представляешь? Ну, то есть я думала сначала, что бред, а потом уж уверилась, что наяву, и тут… Проснулась. – Ну и хорошо, – хихикнула подруга. – Давай топай в душ и будем марафет наводить. Мы с тобой кто? Красавицы – это факт. Умницы – не обсуждается. И просто отпадные девчонки. Щас принарядимся… – Лара, а можно я тебя… это… потрогаю? А то вдруг ты мне снишься, как эти, из книжки? – Ну вот еще! – фыркнула неунывающая волгоградка. – Давай топай в душ! Минут пятнадцать тебе хватит? А там еще полчаса на чудеса… Эй-эй, ты чего ревешь? Алинка, кончай, ты чего-о... Я только и смогла, что помотать головой: ничего, мол, наспех утирая слезы своими ладонями и по-детски хлюпая носом. Заправила за ухо непослушную темно-рыжую прядь – мою, родную. Случается, за несколько часов во сне целую жизнь проживешь, и, конечно, весь этот тупик Прядильщика мне только приснился за те сорок минут, что Лара плескалась в ванне. Знала бы она, какое это расточительство по лондонским меркам – лить столько воды! Я сейчас тоже приму душ, успокоюсь и все расскажу ей – про Оксфорд, грузовик, Звездочета и Бэтмена... А потом мы вместе посмеемся. Но сначала я все же коснусь ее, чтобы убедиться: это и впрямь не сон. Я подаюсь вперед, чтобы обнять подругу, и в этот момент какая-то сила увлекает меня в пустоту…◄♦►
Темно. Нет, не совсем, скорее сумрачно. Воздух не то чтобы спертый – приток свежего все же чувствуется, – но пахнет пылью, какими-то травами и старыми гобеленами. Память медленно, нехотя воссоздает минувший вечер. Эту спальню Снейп предоставил в мое распоряжение после того, как все тот же домовый эльф, что накрывал на стол, перестелил постель и смахнул кое-где пыль. Хозяин называл его Сно-оти, тот и впрямь заметно подхрапывал при разговоре – то ли болел, то ли просто особенность такая. Мне все это не приснилось. Наоборот, сном были солнечный Лондон, и гостиничный номер, и жизнерадостная Лара. Все это было со мной, но никогда уже не вернется. А я лежу в этом пыльном склепе, будущее туманно и, скорее всего, безрадостно, потому что здесь я никто. О магии знаю только по сказкам, к чему приложить себя, не ведаю, и даже тело не мое, а чужой тетки лет на двадцать с лишком старше меня, что тоже, в общем, не радует. К тому же светит встреча с местным маньяком, которого тут принято называть Темным Лордом, и ничего хорошего от этой встречи ждать не приходится. Наверное, вчера я пребывала в состоянии аффекта, если не понимала всей шаткости, да что там – прямо скажем, безнадежности своего положения. Сон о той, прежней жизни отрезвил, заставил реально взглянуть на вещи, и вот тут мне по-настоящему стало страшно. Захотелось зарыться в подушку и выть от обиды и отчаянья. Худая, с дряблой кожей землистого цвета рука Беллатрисы провела по мокрой от слез щеке. Значит, во сне я все же плакала. От радости, что эта реальность оказалась лишь сном. Ага, сон про несон, про несон сон… Воспоминание о старой сказке, где наивный как дитя владыка путался между сном и явью, столь шокирующей нежную душу папаши прекрасной Будур, что ему удобнее было принять ее за сновидение, неожиданно позабавило. Я даже улыбнулась, шмыгнув носом. Не свойственная мне прежде авантюрная сторона характера ни с того ни с сего встрепенулась во мне. Как пузырьки в шампанском, забурлила в крови, рождая ничем, казалось, не обоснованный кураж. А нифига! Прорвемся. Что бы ни наворочали два профессора в этой реальности, основной расклад мне знаком. А знание – сила, как ни плакатно это звучит. И кто говорил, что двум смертям не бывать? Х-ха! Вот на этом бравурном аккорде я и вскочила с кровати, стремясь закрепить настрой. Пяти минут хватило, чтобы одеться и заправить постель, после чего я выскользнула в гостиную. – Доброе утро. – Доброе, – Снейп поднял голову от газеты, чтобы проводить меня мрачным взглядом. Ну да, я живая, и по утрам у меня вполне нормальные человеческие потребности. Ага, и помыться, конечно, тоже. Вода в титане на этот раз была горячей, так что никаких манипуляций хозяина не требовала. А на полочке у зеркала в стакане обнаружились новенькая зубная щетка и вполне себе магловская паста, рядом – щетка для волос. Профессор, вы чудо! Даже не стану спрашивать, откуда «дровишки». Хорошо промытые волосы расчесывались довольно легко. Недолго думая, я заплела их в косу: трясти пережженными краской лохмами не хотелось. С интересом вгляделась в чужое лицо, обрамленное двумя вьющимися прядями, слишком короткими, чтобы быть вплетенными в косу. То ли оттого, что тело успело отдохнуть, то ли прохладное умывание пошло на пользу, а может, просто привыкала к оболочке, которую волей-неволей приходится считать своей, но выглядела я относительно неплохо. Даже черты лица, кажется, смягчились, веки уже не казались такими отечными, а подбородок – таким «форсайтским», и глаза словно посветлели. Хм, а она не такая уж страшненькая, эта Белла, даже будучи отнюдь не красавицей, в сорок пять и с Азкабаном в анамнезе. Я бы сказала, очень даже ничего, если привести ее в порядок. С этими мыслями я и появилась в гостиной. Снейп уже отложил газету и наблюдал за Снорти-Храпуном, который споро накрывал стол для завтрака. – Спасибо, Снейп. Он непонимающе глянул на меня, пришлось пояснить: – Ну, зубная щетка, расческа… Скупой кивок дал понять, что я могу не продолжать. Еще мгновение цепкий взгляд Снейпа сканировал мое лицо, после чего профессор вяло принялся за яичницу с беконом. Глаз больше не поднимал, занятый, видимо, невеселыми мыслями. Я тоже взялась за вилку и нож, раздумывая над тем, какая муха его укусила, что он с утра такой смурной? А впрочем, насколько я помню, по Книге этот тип особым душкой и не был никогда. Хотя по поводу сальных патл в описании его внешности – это явный перебор. Волосы у него и впрямь блестящие, тяжелые но чистые – шикарные, я бы сказала, волосы, и не следа седины. Интересно, у английского профессора в предках нет индейских шаманов? С него станется. Завтрак прошел в абсолютной тишине, нарушаемой лишь хрустом тостов с мармеладом, с которыми я расправлялась, в отличие от Снейпа, с аппетитом, и чуть слышным позвякиванием чашек о блюдце. Мое «спасибо» хозяин удостоил кивком, а слуга лишь еще больше втянул голову в плечи, сгружая посуду на поднос. Зашуганный народец, однако, эти их домовые эльфы. – Могу я посмотреть газету? Хозяин, пожав плечами, протянул мне свежий номер «Ежедневного пророка», датированный 12 июля 1996 года. Восемнадцать лет! До меня только-только дошла простая мысль: эту реальность и ту, мою, разделяет не только пространство, если ткань миров, конечно, можно назвать «пространством», но и время. Не то чтобы я этого не знала, просто сразу не вспомнила: не до того было. История о Гарри Поттере, насколько я понимаю, началась где-то в июле 1991 и закончилась, не считая эпилога, в первых числах мая 1998. Если синхронизировать время в моем мире и здесь, мне сейчас должно было бы быть около шести с половиной лет. Я пробегала глазами статьи, рассматривала живые снимки, на которых люди что-то кому-то доказывали, кричали, размахивая руками. Ни одного счастливого, довольного или просто спокойного лица. От ощущения, что вся эта компания вот-вот кинется на меня с газетных страниц, бросало в холодный пот. Дурдом какой-то! На последней странице, в разделе местной криминальной хроники, наряду с сообщениями об исчезновениях и покушениях на магов и волшебниц, в том числе на чиновников Министерства, была помещена статья о таинственном исчезновении бывшего преподавателя зельеварения и экс-декана Слизерина профессора Горация Слагхорна. Репортер «Пророка» живописал «эксклюзивные подробности» весьма непростых взаимоотношений старика с его бывшими студентами, многие из которых стали пожирателями и теперь буквально охотились за своим бывшим деканом, принуждая встать на их сторону. Старик с прошлого лета был в бегах, тайно перебираясь из одного временного пристанища в другое и мастерски заметая следы. Последнее место его пребывания – как стало известно репортеру газеты, это магловский особняк, хозяева которого надолго уехали за границу, – оказался разгромлен. Профессор исчез, но следы крови в доме говорят о том, что исчез он отнюдь не по своей воле. «Зная Г. Слагхорна, несмотря на внешнее благодушие, отличавшегося твердостью принципов и всегда с большой симпатией относившегося к талантливым маглорожденным, мы опасаемся самого худшего в случае, если пожиратели все же настигли его, – витиеватая фраза сбивала бы с мысли, если бы далее не следовал убийственно-простой вопрос: – Так кто же из бывших учеников по локоть в крови своего учителя?» Я подняла глаза. Снейп стоял ко мне спиной и глядел в мутное окно за полураздвинутыми шторами. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь давно не мытые стекла и посеревший от пыли тюль. В скупом луче кружились пылинки, и яркий блик на иссиня-черных волосах ссутуленного человека расплывался в сияние, как всегда бывает, когда смотришь из полумрака на того, кто стоит против источника света. – Не волнуйтесь, Слагхорн жив, а кровь не его – драконья. Он сам инсценировал свое похищение, – слова вырвались сами собой, раньше, чем до меня дошло спросить, а эта ли статья повергла хозяина дома в уныние. Эта. Я поняла, что права, едва он резко развернулся и уставился на меня. Лица против света я рассмотреть не могла, но взгляд у этого типа был тот еще – пробирал до костей… – Откуда?.. Ах, да… Вы уверены? – Вряд ли смерть настоящей Беллы и мое появление затронуло этот событийный пласт. Согласно Книге, профессор Дамблдор и Гарри застанут разгромленный особняк и смогут найти Слагхорна невредимым. Как я понимаю, оба профессора непревзойденные мастера трансфигурации, чего не скажешь об их врагах. Дамблдор, кажется, даже одно время преподавал этот предмет в Хогвартсе, правда довольно давно. А рыбак рыбака, как известно… Ага, и в кривой коряге опознает. – Будем надеяться, вы правы, – Снейп сел напротив, не сводя с меня тяжелого взгляда. Похоже, за минувший вечер я научилась почти без труда выдерживать и того и другой. – А что там, согласно вашей Книге, делал наш знаменитый Поттер? – Не моей. Сопровождал директора. – Это я понял. Зачем? – Может быть, вам лучше спросить самого Дамблдора? Снейп лишь болезненно поморщился. Ну да, знаю: директор не самый откровенный собеседник. Вздохнув, начала: – Честно говоря, за давностью не помню, как это объясняется в Книге и объясняется ли вообще. Но, думаю, Гарри должен был послужить своего рода живым аргументом при переговорах. Вы ведь в курсе, что Дамблдор хочет предложить Слагхорну место преподавателя зельеварения, раз уж вам предложил место преподавателя ЗоТИ? Утвердительный кивок. – Ну вот. Во-первых, школа предоставит Слагхорну защиту от домогательств пожирателей, и тому не надо будет вести жизнь вечного беглеца-нелегала. Во-вторых, старик безмерно тщеславен, и для него учить самого Избранного весьма привлекательно, а Дамблдор в этом случае, так сказать, демонстрирует товар лицом, словно опытный коммивояжер… Не морщитесь, Снейп, вам не идет. Знаю, что сравнение не вполне корректно, но по сути верно. – Что-то мне подсказывает, есть еще и «в третьих». – Есть, пожалуй, – я колебалась, ступая на зыбкую почву предположения, слишком болезненного для собеседника. Но сейчас не до деликатности. – Память сердца, полагаю. Гарри – сын его любимой ученицы. В бездну жутковатых, немигающих глаз Снейпа смотрю так же, не мигая. Меня затягивает, как в черную дыру, и больше не страшно. По ту сторону небытия и страха не бывает. – Дело даже не в том, что она была самой талантливой за многие поколения студенткой старика профессора, хотя и маглорожденной. Он, как я понимаю, любил ее поистине отцовской любовью, что порой случается со старыми холостяками на склоне лет, и она платила ему взаимной привязанностью даже после окончания школы. Когда-то давно неосторожность Слагхорна стала толчком к превращению юного Тома Реддла в монстра, от руки которого спустя годы погибла Лили Эванс. Гораций это знает, знает и Альбус. Дамблдор умный человек, он понимает, что, глядя в глаза Гарри, в ее глаза, старый слизеринец не сможет отказать. Есть долги, которые взывают к нашей совести и сердцу. Долг Слагхорна перед Лили именно такого рода. – Так записано в этой вашей Книге… – после долгого молчания, наконец, пробормотал мой собеседник. – Нет... Не то чтобы прямо… Но, мне кажется, дело обстоит так. – Вам «кажется».... – Да. – Замечательно, – в его тоне нет привычных язвительных ноток, Снейп скорее задумчив. Меряет меня взглядом, словно оценивает: – До сих пор приходилось слышать подобного рода «аргумент» лишь от одного человека, и я даже не спрашиваю, почему вы так яро заступаетесь за него. Мне не хочется развивать эту тему. Поднимаясь, придаю голосу бодрые интонации заключительного аккорда, тем самым возвращая нас к исходному предмету разговора: – В любом случае, о профессоре Слагхорне не стоит волноваться. Вы встретите его первого сентября в школе живым и невредимым. – Если мы с вами доживем до этого самого первого сентября.◄♦►
Молчим долго. Я думаю о том, что в любой момент моя жизнь в этом мире может оборваться, и, скорее всего, я потяну за собой его, Снейпа. Профессор тоже что-то обдумывает, потом подходит к стеллажу и отодвигает потайную панель, скрытую корешками фальшкниг, извлекая на свет довольно длинную, больше тридцати сантиметров навскидку, палочку. – Это палочка Беллы, – протягивает мне. – Возьмите. Проверим, насколько она вам подходит. Беру с некоторой опаской и так, как когда-то на занятиях по дирижированию брала дирижерскую палочку. Похоже, правильно беру, потому что Снейп едва заметно кивает. Палочка чуть теплеет в руках. – Что чувствуете? – Она теплеет. – Хорошо. Попытайтесь просто рассечь воздух и взмахнуть, без заклинания. Да, я помню, как это делали в фильме моего детства под простейшее заклинание левитации, но само его не произношу даже мысленно. Вроде ничего. Совсем ничего. Еще раз рассекаю, однако взмаха сделать не успеваю – оглушительный взрыв, грохот и звон стекла слышу уже на лету, увлекаемая стремительным движением человека в черном. Больно впечатываюсь в стеллаж спиной и носом – в грудь зельевара. Ну и реакция у него! Да и сила: синяки на плечах от его пальцев определенно останутся. Палочка оказывается погребенной под осколками люстры. Снейп что-то рычит сквозь стиснутые зубы. Осколки стекла поблескивают у него в волосах и на плечах, когда профессор делает шаг назад: – Целы? – Да. У вас кровь на шее. – Пустяки, – Снейп делает еще шаг назад и встряхивается, как пес. Битое стекло осыпается с головы и сюртука. Он внимательно оглядывает меня и удовлетворенно кивает. Легкий взмах – одежда зельевара приобретает свой обычный вид, чего не сказать о гостиной. У самой двери испуганно таращит глаза-плошки невесть откуда появившийся Снорти, но тут же исчезает, повинуясь взгляду хозяина. – Мисс, вам следует сходить умыться. Хороший совет. Возвратившись, застаю гостиную в первозданном виде, даже люстра как ни в чем не бывало покачивается на крюке под потолком. Снейп задумчиво глядит на палочку Беллатрисы, так и сжимая в руке собственную – черного дерева, несколько короче Беллиной, испещренную какими-то узорами, похожими на кельтские. Меня он будто не замечает, поглощенный своими мыслями, и я подхожу вплотную к столу, на котором покоится виновница недавнего разгрома. – Спасибо, Снейп. Он неопределенно дергает плечом. – Мне, наверное, лучше не брать ее в руки, да? – Брать можно, действовать – нет. – Но профессор Дамблдор говорил, мои магические способности – это следствие пребывания в теле Беллы. Почему же она, – киваю на норовистый кусок дерева, – так себя ведет? Хозяйку же слушалась. Конечно, я понимаю, мы не одно и то же, и полноценно я владеть ею не могу. Но это же явный бунт! – Именно. – Тогда в чем дело? – Этот вопрос уместнее задать профессору Дамблдору, и я бы тоже послушал его версию. – А может, палочка так реагирует на попытку маглы воспользоваться ею? – Нет. В этом случае палочка просто оставалась бы в ваших руках обычным куском дерева. Волшебные палочки не реагируют на маглов, поскольку, будучи проводниками, способны отзываться только на источник магической Силы. – Но я, то есть именно я, моя сущность, – не маг! – Палочка реагирует на вас не просто как на мага, но как на источник враждебной магической силы. – А разве для палочек существуют… э-э… этические категории добра и зла? Вражды и дружбы? – Нет. Но эта палочка выбрала Беллу, когда той было одиннадцать, после чего верой и правдой служила своей хозяйке двадцать лет, если исключить годы, проведенные Лестрейндж в Азкабане. В таких случаях принято говорить о некотором сродстве между волшебником и его магическим инструментом, который до некоторой степени начинает воспринимать мир через призму ощущений хозяина, насколько вообще корректно такое предположение относительно неживого предмета. Палочка может, конечно, изменить хозяину, но только в том случае, если взята с боя. Она, так сказать, признает власть победителя. Либо в случае смерти волшебника палочка может найти иного хозяина обычным путем – по сродству. Но это не ваш случай. Впрочем, я в этих вопросах не специалист... О чем задумались? – Я должна поговорить с Дамблдором. Как можно скорее. – Он вряд ли вам поможет, – снисходительно усмехается Снейп. – Я и не собираюсь просить его помощи. Не из гордости – просто не знаю, о чем бы попросить. Но есть то, что он должен узнать от меня, пока я еще жива. – Пока вы... живы? – Как и у вас, у меня по зрелому размышлению нет уверенности, что я смогу убедительно сыграть роль Беллатрисы, по сути не зная, чем жила эта женщина, круга ее знакомых в лицах, а также отношений, связывавших ее и Темного Лорда. Да что там – я даже имен ее родителей не помню, а может, и не знала никогда. Нарцисса, едва оправится от потрясений, первая заподозрит неладное. Хотя нет, первым будет сам Лорд со всей компанией. Я, конечно, очень постараюсь. И ее палочку буду носить, но у меня в потайном кармане мантии она скорее подобна гранате, из которой по неосторожности вот-вот выдернут чеку, чем на оружие, способное защитить. При таком раскладе у меня немного шансов выжить. Снейп отвечает не сразу. Смотрит то ли на меня, то ли сквозь меня, погруженный в свои думы. Наконец, говорит: – На сегодня у профессора Дамблдора была назначена встреча с новым министром магии Скримджером. Думаю, они закончили, поскольку уже около трех часов пополудни. – Сколько?! – Три. Вы сегодня поздно встали, да и я спал бы дольше, не подними меня почтовая сова. Сейчас Дамблдор должен быть в школе. Вы имеете представление о трансгрессии? – И об опасности расщепа при ней тоже. Что требуется от меня? – Для начала наденьте мантию и не забудьте палочку Беллатрисы. Она должна быть всегда с вами. Спустя минуты три, дав какие-то распоряжения домовому эльфу, Снейп шагнул ко мне, велев покрепче держаться за его руку и в процессе перемещения не пугаться неприятных ощущений сдавленности в груди. – Лучше вдохните и задержите дыхание. Готовы? – Да. А когда мир вздрогнул и завертелся, только пискнула, в ужасе прижавшись к долговязому зельевару, и зажмурилась, чувствуя, как грудь перехватывает, словно обручем.