И он с пафосом стал излагать матерьял (При всеобщем тоскливом внимании), Забывая, что вдруг брать людей на испуг Неприлично в приличной компании. (Льюис Кэрролл «Охота на Снарка»)
Земля встретила жестко. Наверное, надо было быть готовой и спружинить ногами, но Снейп ни о чем таком не предупреждал, а я из неприятных моментов трансгрессии помнила только о расщепе, потому и вцепилась в профессора голодным клещом. – Ой, мамочки! – фраза на родном вылетела сама собой, когда жесткое приземление отдалось болью под коленными чашечками, и я от неожиданности разжала пальцы. Но сильная рука прихватила меня, готовую пропахать носом твердь, на полпути за мантию, как котенка за шкирку: – Осторожнее. – Благодарю. Мы стояли на небольшом всхолмии. Позади темнел лес, но взгляд приковывал огромный замок прямо перед нами на возвышении. Солнце уже пошло на закат и слепило, не давая рассмотреть эту громаду в деталях, – лишь темный силуэт против света. Но даже он выглядел невероятно величественно. Вот странно, Хогвартс не больно-то напоминал Крайс Черч и даже творение голливудских мастеров компьютерной графики, но при этом был именно подлинный, не киношный, и это чувствовалось даже на расстоянии. А еще почему-то казался смутно знакомым. Как ни странно, именно так я его и представляла, когда читала Книгу. И снился он мне когда-то именно таким. – Пойдемте, – Снейп не предложил руку, памятуя, наверное, как неприятны мне его прикосновения. Странно, сама я теперь так остро этого не чувствовала. Страх расщепа что ли пересилил необъяснимую идиосинкразию, доставшуюся мне, видимо, от Беллы? Профессор двинулся по тропинке к замку, и я поспешила следом, напоминая себе самой курицу, что пытается поспеть за страусом. Когда слева от нас осталась огромная «метла», которую я определила как знаменитую Дракучую Иву, и тропинка повела изгибом левее и вверх, к замку, отважилась спросить: – А это ничего, что я здесь? Все-таки странно: вы так открыто ведете беглую заключенную в школу, куда ей нет доступа. – Школа пуста. Даже учителя разъехались. Здесь разве что профессора Флитвик и Макгонагалл да, может, мадам Помфри. Но первый, скорее всего, по обыкновению в библиотеке, а вторая… Надеюсь, мы с ней не встретимся. О мадам Помфри не было сказано ни слова. То ли Снейп не считался с ее присутствием, то ли она постоянно пребывает в школьном лазарете, а наш путь лежал в Директорскую башню и, видимо, никак не пересекался с путями почтенной целительницы. Но, как ни странно, войдя в замок боковыми воротами и оказавшись в одном из коридоров, мы направились не вверх по лестнице, а вниз. – Разве нам в подземелья? – Вы предпочитаете топтаться под кабинетом в ожидании директора на потеху горгулье? – А… откуда вы знаете, что его еще нет? – Окна башни закрыты – значит, Фоукса нет. Он улетает, когда профессор Дамблдор покидает школу, даже ненадолго… Не надо смотреть на меня, будто я вам открыл секрет Философского камня. Это известно всем. Хм, не помню, чтобы читала о таком. Значит, феникс любит, чтобы окно было открыто? Точно не читала ничего подобного. А вот о том, что Фоукс улетел после смерти Дамблдора навсегда из Хогвартса, было. Выходит, он всегда улетал, когда директор покидал школу, а в тот раз птице просто не к кому было возвращаться. – Куда мы идем? – Ко мне, в кабинет зельеварения. У меня еще куча вопросов, но задавать неудобно. Во-первых, если Снейп может беспрепятственно трансгрессировать чуть ли не в сам замок, значит, у него есть допуск и к директорскому камину. В день моего появления в этом мире, помнится, Дамблдор уходил именно через камин в доме Снейпа. Почему же мы не воспользовались этим способом передвижения? Ну, допустим, камин в отсутствие хозяина закрыт. Тогда зачем было вообще трансгрессировать так рано и потом отсиживаться в подземелье, ожидая директора? Или зельевар что-то хотел прояснить для себя? Но что? Задумавшись, я не заметила, что Снейп поотстал, что-то разглядывая в углу небольшой ниши. Не задумываясь повернула направо, прошла мимо одной двери и, остановившись у другой, малоприметной, оглянулась на профессора. Тот подошел, не спуская с меня испытующего взгляда. Чего ждет? Я не вламываюсь в его святая святых, спокойно жду, да и вряд ли эту дверь можно открыть так просто. Действительно, Снейп воспроизвел палочкой знак вроде «зорро» и вполголоса произнес что-то посложнее знакомой алохоморы. – Прошу. Я шагнула внутрь и оказалась в настоящей лаборатории алхимика, как себе ее представляла. Только сейчас здесь не кипела работа. В отличие от явно нелюбимого родительского гнезда в тупике Прядильщика, здесь был истинный дом профессора и царил идеальный порядок, выдававший в хозяине если не педанта, то приверженца системы, точности, соразмерности и своеобразного уюта. Всевозможная стеклянная и металлическая посуда мирно поблескивала в шкафах и на огромном столе. На стеллажах от пола до потолка стояли книги. Вытяжной шкаф, тигли, подобие жаровни, рядом с которой на крюках, подвешенных на перекладине у стены, тускловато поблескивали котлы всех размеров, и камин. Здесь было сумеречно. Свет несмелого шотландского солнца с трудом проникал сквозь зарешеченные окошки под самым потолком, и профессор тут же зажег светильники, отчего помещение залил белый, несколько мертвенный свет. В аквариумистике моего мира такой называют «лунным» и используют для сомиков и других рыб, ведущих ночной образ жизни. Сам Снейп в этом свете стал казаться старше: глубже обозначилась морщинка, прорезавшая межбровье, лицо приобрело болезненно-желтоватый оттенок, и под глазами стали еще заметней темные круги. Тонкий нос, напоминавший клюв хищной птицы, придавал и без того продолговатому, астеничному лицу вид не только изможденный, но и несколько зловещий. Если бы я не видела этого человека без мантии и не знала, что сложен он, несмотря на кажущуюся худощавость, вполне пропорционально, решила бы, что передо мной форменный Кащей Бессмертный или еще какая жуть вампирная. Могу себе представить, как сама выгляжу в обличье Беллатрисы! – Так и будете меня разглядывать? – бросил Снейп через плечо, заваривая чай у дальнего столика, служившего обеденным не одному поколению зельеваров. Это я тоже откуда-то знала, как и то, что сахар хранится в старинной жестянке из-под шоколадных лягушек в шкафу над столиком, на нижней полке справа. А на верхней – небольшой контейнер-холодильник со сливками. Рука сама потянулась открыть створку, и спустя несколько секунд я с удивлением вертела в руках ту самую красно-синюю жестянку, которую и ожидала увидеть. Снейп, отвлекшись от своего занятия, с мрачным интересом наблюдал, как я ставлю на столик древнюю «сахарницу». – Сливки? – бросив взгляд на полку, где давным-давно прописался местный магический холодильник, постаралась придать лицу нейтральное выражение, среднее между «кушать подано» и «чего изволите». – Там сливочное пиво и мороженое. Хм, а содержимое контейнера меняется в зависимости от вкусов хозяина кабинета зельеварения. Представить себе Снейпа коротающим вечерок с бокалом пива от мадам Росмерты или с креманкой мороженого казалось совсем уж странным, если вспомнить Книгу и фильм. Хотя… – Ваш чай. Лакричных палочек или имбирного печенья? – Печенья, – при такой худобе Белле не повредят лишние калории, и звучит это вполне привычно, не то что лакричные палочки. – Пожалуйста. Так и будете меня изучать? – Простите… Ой! – горячо, однако. Сам хозяин подземелья тоже изучающе поглядывает на меня, но осторожно, исподтишка – цепкими, быстрыми взглядами выхватывая что-то ему одному понятное. Хотелось бы знать, что. – Эта ваша Книга дает подробное описание школы, настолько детальное, что вы в курсе содержимого личных хранилищ преподавателей? – Нет, – краснею. – Думаю, это остаточные знания, доставшиеся мне от Беллы. Губы Снейпа скривила презрительная усмешка: – Насколько мне известно по рассказам, в свою студенческую бытность мисс Блэк никогда не была в лаборатории – сюда допускались лишь лучшие ученики, – хотя на отработки к профессору Слагхорну являлась не раз, поскольку была феноменально бездарна в зельеварении. Не сюда, а в класс, мимо которого вы прошли, не удостоив вниманием дверь, что Белла открывала не раз. Вы же уверенно подошли именно к двери лаборатории. Я думал, случайно. Но нет, вы знаете содержимое этого шкафа. В лéднике действительно некогда хранили сливки, однако я не пью чай со сливками. Легкое пожатие плечами – у меня нет ответов, я здесь не своей волей, и мне самой это не нравится, как не нравится чувствовать себя пешкой, от которой ждут способностей ферзя. Не нравится отчужденная холодность этого человека, которая постоянно чувствуется, несмотря на то, что он добросовестно меня опекает. Хотя о чем это я? Гарри, помнится, его «заботы» обходились дороже. Нет, мне грех жаловаться, и нечего зажираться, Алина Андреевна. Никого не обрадует, если его станут так откровенно разглядывать, разве что самовлюбленного болвана Локхарта – нынешнюю звезду Святого Мунго. – Я не изучаю вас, – виновато улыбаюсь и все время хочу назвать его профессором. – Просто Книга и фильм составили у меня определенный образ профессора Снейпа, и я невольно сравниваю те впечатления с оригиналом. – Хм… Заинтригован, – холодно роняет он. – И каковы же результаты? – Книга ближе к истине. Если ученики видят вас при таком… э-э-э… жутковатом освещении, неудивительно, что вы вселяете в них суеверный ужас одним своим видом. Еще одно неопределенное хмыканье. Могу поклясться, уголок профессорского рта дрогнул в подобии усмешки. – А… фильм? – Там вы на себя не похожи. Нет, вас играет замечательный британский актер, и что-то из вашей манеры, в основном манеры говорить, он по наитию передал невероятно близко к оригиналу, даже тембр голоса у вас похож. Но внешне вы очень разные. К тому же, начиная играть, он был почти на четверть века старше вас тогдашнего. Очередное неопределенное хмыканье. Чувствую себя последней идиоткой и ужасной болтушкой, но справедливости ради все же замечаю: – В фильме Белла и Цисси тоже на себя не похожи. Внешность Дамблдора передана немного точнее. Я к тому, что, начни я опознавать людей по впечатлениям от фильма или даже Книги, вряд ли у меня что путное выйдет. Это может создать дополнительные проблемы. Боже, о чем я? Да, это был бы провал, но по сравнению с остальным такая ерунда. – Я думал об этом. Надеюсь, у вас хорошая зрительная память? – Вроде да, – все еще не вполне понимая, куда он клонит, отвечаю, а сама зачарованно слежу за чашками. Те, повинуясь невербальному приказу, в буквальном смысле сами себя моют откуда-то взявшейся водой и отправляются в шкаф. Туда же следом за ними поспевают жестянка с сахаром и печенье. Снейп возникает у столика с большим фотоальбомом, который раскрывает передо мной. Меня уже почти не пугают живые лица на магиснимках, хотя многие из них перекошены далеко не светлыми эмоциями и внушают недетский ужас. Здесь и кадры любительской съемки с каких-то праздников, посиделок, и снимки, сделанные, видимо, во время задержания, и в суде. – Родольфус Лестрейндж – муж Беллы, – тонкий узловатый палец ткнул в длинноволосого мужчину, похоже шатена (на черно-белом снимке было не понять), губы которого кривились в усмешке, а в глазах застыла тоска. Довольно симпатичное лицо, но словно бы лишенное жизни. – Ясно. Какие отношения нас связывают? Это же не брак по любви? – У маглов есть понятие «фиктивный брак». Оно лучше всего отражает суть ваших взаимоотношений. Родольфус, как и Белла, предан Лорду всецело, но с женой у них… – Снейп сделал неопределенный жест рукой. – Белла не упускала возможности поддеть благоверного, так что не стесняйтесь в выражениях. Он не ответит. – Дальше. Дальше были Игорь Каркаров, Грегори Гойл старший, Люциус Малфой (как ни странно, довольно похожий на своего экранного двойника), Антонин Долохов, лишь фамилией напоминавший толстовского персонажа-бретёра; Амикус и Алекто Кэрроу, Рекс Мальсибер, Торфинн Роули, Теодор Нотт старший, Уолден Макнейр, Огастес Руквуд, Винсент Кребб старший, Фенрир Грейбек… Вглядываясь в эти лица, я запоминала их, а также краткие характеристики, которые Снейп давал каждому – бесстрастно, точно, лаконично и, хотелось бы думать, объективно. Лишь при упоминании о Фенрире профессора перекосило, и было отчего – рожа у оборотня была та еще, а методы и «послужной список»... Чем дольше говорил зельевар, тем страшнее становилось от сознания, что мне придется с ними столкнуться, и очень скоро. О молодых людях на последних двух снимках Снейп умолчал. – А это кто? – С ними вам не придется общаться. Это, – он ткнул в грудь первого молодого человека, кривившего губы в холодной усмешке, – Эван Розье. Убит в восьмидесятом Аластором Муди, успев выбить тому глаз и отсечь полноса. А это, – жест в сторону второго, мечтательного вида юноши, словно сошедшего с полотна шекспировских времен, – Регулус Блэк, кузен Беллатрисы и младший брат Сириуса, о котором вы, конечно, наслышаны. Предположительно умер при невыясненных обстоятельствах в семьдесят девятом. Так вот ты какой, Р.А.Б., который вовсе не раб, – мальчишка, посмевший бросить вызов Волдеморту и погибший при попытке уничтожить медальон-крестраж. – Запомнили? – Запомнила. Я все гляжу на темноволосого парня. У него светлые глаза, я почему-то знаю, что серые. Странные мысли бродят у меня в голове. На память приходит вдруг давно забытое. Шепчу очень тихо, ему одному: И они увидали: вдали, над горой, Он стоял средь клубящейся мглы, Беззаветный Дохляк – Неизвестный Герой – На уступе отвесной скалы.* И губы Регулуса на снимке внезапно трогает улыбка. Он помнит то, что живые давно позабыли, и видит то, что им пока недоступно. Когда-то давно два ловца** вечно соперничавших команд затеяли соревнование, которое назвали «охотой на Снарка». В результате гриффиндорец на опасном вираже вынужден был спасать жизнь слизеринцу. Сам при этом едва не разбился, лишился очков и два дня, пока родители не прислали ему новые, подслеповато щурился на потеху обоим факультетам. И только его любимая не разделяла общего веселья. Слизеринец же, что сейчас глядит на меня, с того дня стал задумчив и нелюдим, а спустя два с половиной года погиб в скалистой пещере на безвестном острове. Еще через два года погибли и бывший гриффиндорский ловец с женой – той самой, что не разделяла общего веселья... Почему я все это помню? Снейп закрыл альбом и понес его к стеллажам, а я все продолжала видеть перед собой лицо темноволосого юноши – не самого удачливого, не самого счастливого, не самого заметного. Первого, кто сам догадался обо всем и пытался уничтожить зло ценой собственной жизни. – Нам пора, – зельевар к чему-то прислушивался, не сводя с меня внимательного взгляда. – Профессор Дамблдор вернулся. Кивнув в ответ, я собралась было двинуться к двери, но Снейп кивнул в сторону камина, пояснив: – Думаю, в порядке исключения директор впустит нас иным входом. Встретить профессора Макгонагалл не самый лучший вариант, но вполне реальный, если вездесущий Пивз начнет орать на всю школу, что тут Беллатриса Лестрейндж. Объясняйся потом, – и он сунулся в камин. Спустя короткое время несколько всклокоченная голова профессора показалась из камина, и, достав из кармана брюк маленький мешочек вроде кисета, он высыпал мне на ладонь щепотку серого порошка: – Летучий порох. Бросив его в камин, скажете отчетливо: «Кабинет директора», – и шагнете в пламя. Не бойтесь, оно не сожжет вас. В директорском камине не задерживайтесь: я следую за вами. Молча кивнула: помню, читала. Каминный способ перемещения оказался гораздо приятнее, чем трансгрессия, хотя шагать в пламя было жутковато. Ощущение будто на аттракционе длилось всего мгновение, после чего я, чихнув, сделала шаг в совершенно иное помещение. Залитое теплым золотистым светом, оно оказалось просторной двухъярусной ротондой. Но времени рассматривать приборы, что посверкивали в шкафах и на столе, равно как и библиотеку, было некогда. – Добрый вечер, профессор. – Добрый вечер, – старик не назвал меня по имени, да я и сама уж не знаю, кто я. – Северус, что произошло? Снейп неслышно материализовался у меня за спиной. Его чуть тягучий баритон прозвучал почти над ухом, и по спине внезапно пробежал мороз: – Белла должна сообщить вам нечто, на ее взгляд, важное. – Ну что ж, присаживайтесь.◄♦►
Снейп уже рассказал о происшествии с палочкой Беллы, которое директор никак не прокомментировал, и теперь оба выжидающе смотрели на меня, а я все собиралась с мыслями. Наконец, по старой студенческой привычке решила начать с чего придется, а там следовать за логикой диалога. – Профессор Дамблдор, поскольку я не уверена, что смогу сыграть роль Беллы достаточно убедительно, чтобы остаться в живых, должна прежде сообщить вам, что считаю важным, дабы и в случае моей смерти вы имели возможность упредить некоторые события. Лицо директора на мгновение утрачивает добродушно-благостное и покровительственно-ласковое выражение. Теперь уже Верховный чародей Визенгамота бросает быстрый взгляд на Снейпа, тот – на меня. – Что именно? – Профессор Снейп не дал Непреложного Обета, но пообещал позаботиться о Драко. Это первое. – Вот как… Что ж, я неверно рассчитал. Старею. – Вы рассчитали верно. Но мне удалось отговорить Нарциссу, как, надеюсь, удастся отговорить вас от решения уйти из жизни таким извращенным способом, как вы задумали. – Северус? – Она черпает сведения не от меня, профессор. Ей известна некая Книга, описывающая вероятностное развитие событий. Думаю, вам следует это знать. – Прежде чем принять решение о том, чтобы уйти из жизни, сделав своего бывшего ученика и нынешнего коллегу убийцей ради весьма эфемерной идеи спасения другого своего ученика, вы должны понимать: ваша преждевременная смерть станет началом Второй магической войны. Она ввергнет в кошмар не только школу, но и весь ваш мир, поскольку он потеряет единственного волшебника, способного противостоять Темному Лорду. Нарушится многолетнее, пусть шаткое, равновесие. Выплеск этой трагедии в магловскую среду отзовется катастрофами и человеческими жертвами не менее многочисленными, чем жертвы среди магов, прежде всего убежденных противников Реддла. Школа и весь ваш мир превратятся в один огромный концлагерь, где жизнь человека, в том числе ребенка, не будет стоить ничего. Зондеркоманды оборотней и дементоров станут вершить волю нового диктатора, расправляясь с неугодными и просто подозрительными, равно как и с маглорожденными, которых вполне официально станут звать грязнокровками. Вместо защиты от Темных искусств в стенах Хогвартса примутся преподавать сами Темные искусства, и, конечно, маглорожденным путь в школу будет закрыт. Вы действительно этого хотите? Ради призрачной идеи «спасти рядового Малфоя» именно таким способом – погубив сотни других людей и поставив мир на грань гибели, от которой его может спасти лишь феноменальная удачливость двух обреченных на смерть? Теперь, спиной чувствуя напряжение Снейпа, я смотрела прямо в глаза Дамблдора и впервые видела растерянность на лице старика. А он вовсе не так уверен в своих силах, да и мои слова звучат не так уж абсурдно для него. Нечто подобное профессор, наверняка, предполагал, но по какой-то причине все же пошел этим путем. Да полноте, ведь он уже решился. – Увы, моя дорогая, даже если вы правы, моя смерть лишь дело времени, – директор виновато развел руками, не пряча в складках мантии почерневшую, словно обугленную кисть. – Таланта Северуса, возможно, хватит, чтобы замедлить процесс и продлить мне жизнь еще на год, не больше. – Так длите ее сколько можете! Каждый день вашего существования отодвигает кошмар войны, дает время и надежду переломить ситуацию. – Может, вы даже знаете как? – старик усмехнулся, и сквозь горечь прорезались язвительные нотки. Да, определенно не добрый Дедушка Мороз. Но тем лучше. – Затем я и попросила вашей аудиенции, профессор. Вам известно, что ищет Темный Лорд по всему миру? В данный момент его занимает вопрос о палочке. Его палочка, как известно, столкнувшись с родственной ей палочкой Гарри год назад на кладбище, повела себя неожиданно и странно. Вы об этом, конечно, знаете. Сейчас Реддл ищет ответ на свой вопрос. В «Пророке» было упоминание о пропавшем в самом начале июля Олливандере. Темный Лорд приказал своим людям похитить мастера, но ответа на свой вопрос так и не получил. Похоже, затем он и отправился в Восточную Европу, чтобы попытать о том же Грегоровича, а может, и не его одного. Пока Реддла еще интересует причина эффекта Приори Инкантатем, но он уже в шаге от мысли о смене палочки, чтобы гарантированно обеспечить себе победу в грядущем поединке с Поттером. – Смена палочки? – изумился старик. – Такое бывает, когда прежняя теряется или приходит в негодность. Что до Волдеморта, он всегда любил свою тисовую с пером феникса и видел знак судьбы в том, что палочка с пером Фоукса признала его хозяином, словно в залог будущей победы над вашим покорным слугой. – Однако действовать против палочки Гарри она не желает. Вы лучше кого-либо знаете: в мире есть только одна Абсолютная палочка, Жезл Судьбы, и вскоре до Реддла дойдет, что не все то сказка, что сказка. Собственно, долгие годы он владел еще одним сказочным артефактом – Кольцом с Воскрешающим камнем. Хотя не знаю, догадывался ли, в какой чудесный предмет заключил часть своей души… Пронзительный крик взрезал наступившую тишину. Вздрогнув от неожиданности, я подняла голову. Под самым потолком на круглой площадке, подвешенной на цепях, сидела довольно крупная птица, чья расцветка напоминала родную хохлому. Длинный золотисто-алый хвост, словно сложенный хвост павлина, свешивался вниз метра на полтора. Но самым удивительным был взгляд очень древнего, мудрого существа. Он смотрел мне в глаза, и я говорила, обращаясь не только к Дамблдору, но и к Фоуксу: – Темный Лорд начнет искать следы старшего Дара. А кто ищет, тот всегда найдет, как говорят русские, и вы знаете, профессор, куда приведут его поиски. Вот вам еще одна причина того, чтобы длить свою жизнь, сколько возможно. Пока жив хозяин Бузинной палочки, завладеть ею несколько сложнее, чем просто по-мародерски обокрав мертвеца. Дамблдор молчит. Смотрит сквозь меня и молчит. Снейп тоже молчит, сцепив пальцы так, что побелели костяшки. – Что еще вам известно? – наконец, говорит старик устало. – Я знаю о крестражах. Сколько их, какие и где их искать. Это главное, ради чего я хотела видеть вас. Итак, дневник Тома Реддла. Был уничтожен Гарри в Тайной комнате. Кольцо Марволо Мракса освободили от осколка души Реддла вы сами, не тронув силы Воскрешающего камня. С его помощью я попала сюда. Медальон Салазара Слизерина пытался уничтожить Регулус Блэк, но погиб, однако успел подменить подлинный артефакт ложным. Возможно, подлинный еще у Кричера, который так и не нашел способа его уничтожить по приказу покойного хозяина Регулуса, в доме на площади Гриммо. А может, уже украден Мундунгусом Флетчером. Чаша Хельги Хаффлпафф, вместилище еще одного крестража, находится в родовом хранилище Лестрейнджей в банке «Гринготтс». На содержимое хранилища наложено заклинание умножения, которое я не смогу нейтрализовать, даже пребывая в теле Беллы. Но я готова попытаться помочь вам в меру своих сил. Далее, диадема Ровены Рейвенкло. Находится в Выручай-комнате с того самого дня, когда Том Реддл приходил к вам просить место преподавателя ЗоТИ и получил отказ. Видимо, тогда он и спрятал крестраж здесь, в Хогвартсе. Шестой крестраж – Нагайна. И последний, нечаянно созданный в ночь на 31 октября 1981 года… Ну, вы знаете. Воцарилась тишина. Я сидела, опустив голову и понимая, что моя миссия в этом мире, вообще говоря, выполнена. Сейчас Дамблдор и Снейп, выбитые из равновесия, потрясенно переглядываются, но все это ерунда, временное явление. Зато теперь, случись что со мной, директор сам или на пару с Поттером либо Снейпом сумеет найти и уничтожить частицы души Реддла раньше, чем проклятие крестража убьет его самого. Раньше, чем поиски Бузинной палочки приведут Волдеморта в Хогвартс. И это будет еще Хогвартс Дамблдора…