Какие бы вопросы тебя ни мучили, доверяй своему инстинкту и делай то, что делаешь. (Марк Леви «Семь дней творения»)
Уиндермир оказался совсем небольшим, старинным и уютным. Издали были видны двух-трехэтажные особнячки, многие с башенками и эркерами, плющ, увивающий стены по самые черепичные крыши, неширокая улочка, по которой слонялись группки туристов и отдыхающие. Робин, похоже, неплохо знал этот городок и путешественником был опытным, потому что первым делом повел меня… Ага, именно туда, куда я стеснялась озвучить. Стоя перед зеркальной стеной с умывальниками, я кое-как, не глядя, пригладила копну волос, используя вместо расчески собственную пятерню, заплела нетугую косу, привела в порядок платье и мантию, прополоскала рот и умылась. И только тогда, наконец, отважилась взглянуть в зеркало повнимательнее. Удивленно ахнула. С Беллиного лица на меня смотрели мои глаза. Помотав головой, вновь уставилась на свое отражение, но глюк не исчез. Это были мои глаза. Больше того, породистые блэковские черты словно бы слегка поплыли, и сквозь них проступали ракитинско-глебовские, не то чтобы явственно, но будто сглаживая, размывая основу. А впрочем, если не сильно приглядываться… С телом, похоже, происходило нечто подобное, потому что верхняя часть Беллиного облачения в стратегических местах стала несколько тесновата, зато туфли – сейчас я это совершенно точно ощущала – хлябали на ноге, как если бы я покупала их навырост. Оценить длину платья, и без того в пол, было сложно, но рукава однозначно длинноваты. Хорошо, хоть манжеты перехватывают запястья, а легкое нависание ткани поверх них не сразу заметно. На улице в тени припаркованных трейлеров давно ждал Робин. Глянув на растерянную физиономию, придержал колкость по поводу моего долгого отсутствия, коротко спросив: – Что? – Ничего, все нормально. Куда сейчас? – В город. Тут недалеко есть недорогой магазинчик, наши все там закупаются. Гамбургер хочешь? Гамбургер я хотела. Вообще есть хотела, уже скамейку готова была сжевать, но у меня ни цента, прав был профессор. Парень верно понял мое замешательство: – Не грузись. Считай, что отработаешь, когда доберемся до мотеля. – ??? Наверное, видок у меня был и впрямь… Хм, Баба Яга отдыхает. – Дура! У плиты я тебя поставлю. Сама ж говорила, что умеешь готовить, а мне уже все эти гамбургеры знаешь где? Считай, я тебя в кухарки нанимаю, а это аванс. – А продукты? – поинтересовалась я, надеюсь, деловито – не как мышь перешуганная. – В трейлере полно, и консервы. Мне тетка в каждый рейс дает, там уже столько, что лавку можно открывать. Я ведь даже не представляю, как из них делают еду, – признался парень, упрямо тащивший меня к тоннарчику с фаст-фудом. Это было не просто вкусно – божественно! И сытно. Плюнув на принципы правильного питания, я запивала холестериновое чудо холодной колой. Хорошоооо! Прижимая к груди бумажный пакет с гамбургером для Снейпа, блаженно жмурилась, слушая Робинов треп и напрочь игнорируя заинтересованные взгляды зевак. Ну да, колоритная мы парочка – дальнобойщик и ведьма, звезда Хеллоуина. Это вы еще сэра профессора не видели. Каждый раз, возвращаясь мыслями к Снейпу, я испытывала все большее и большее беспокойство. После столкновения с дементорами – вот теперь я понимаю, о чем в действительности незатейливый мультик «Ёжик в тумане», – ему стало заметно хуже, и половина шоколадного батончика ненамного улучшила состояние. На первый взгляд, все это напоминало крайнее истощение сил, и что с этим делать, неизвестно. – Робин, запасись шоколадом, пожалуйста. При упоминании о шоколаде парень заметно напрягся, построжел лицом, потом молча кивнул, и мы спустились в неприметный подвальчик, где оказался небольшой магазин, ассортиментом всякой всячины напоминавший колониальную лавку или сельпо. Тенькнул входной колокольчик. – Привет, Джерри! Из-за прилавка показался невысокий круглый человечек. Он расплылся в улыбке, забавно поблескивая лысиной в свете ламп, и весь был как мытое яйцо – ни дать ни взять Шалтай-Болтай. – А-а, Роб, здорово! Туда или обратно? – Туда. – Ух ты! А это кто с тобой? Очередная мисс Автостоп? – Ага. Они что-то говорили о каких-то общих знакомых. На протяжении этого содержательного диалога я помалкивала, разглядывая прилавок, витрины и стеллажи и соображая, как можно было вместить в такое небольшое пространство столько вещей? Продукты, напитки, рыболовные снасти, антифризы, моторные масла и омывающая жидкость, наборы отверток, какие-то шестеренки и прочие детали неясного назначения, даже одежда в огромной металлической корзине у стены и рядом обувь. А еще бритвенные станки, мыло, фонарики и батарейки всех видов, складные ножи, котелки, термосы, посуда, канцтовары… Уффф! Я перевела взгляд на довольного Джерри, и тот, гоготнув, заявил: – Простите, госпожа ведьма, сухих жаб не держим. – А что так? – Спросу нет. Робин покосился на меня и решительно встрял в разговор. И правильно: хозяину лавки явно было скучно, хотелось поболтать, а нам некогда, да и не хотелось детально и честно отвечать на неизбежный во всяком разговоре вопрос: «Как доехали?» – Джерри, мне пару бутылок воды без газа, два больших пакета апельсинового сока, колу, как обычно, и это… десяток одноразовых стаканов что ли… И еще… шоколад. – «Сникерс», как всегда? – Нет. Лучше в плитках, темный, сладкий, с большим содержанием какао, – я встряла раньше, чем поняла, как это выглядит. Джерри только присвистнул и выразительно глянул на моего спутника, отчего тот заметно порозовел, но твердо кивнул, подтверждая заказ. – Сколько? - Три… нет, четыре больших плитки, – Робин поскреб затылок. – Всё, пожалуй. Когда мы, наконец, вышли на свет Божий, скрывать беспокойство удавалось уже с трудом. Навязчивые мысли об оставленном в трейлере профессоре вылились в столь же навязчивую идею, озвучить которую я не решалась, поскольку она была сопряжена с дополнительными тратами, а четыре плитки элитного шоколада и без того влетели в кругленькую сумму. Но и не попросить Робина в очередной раз раскошелиться тоже не могла. Надеюсь, моих кулинарных талантов хватит с ним расплатиться. Пока собиралась с духом высказать, что буквально распирало изнутри, парень сам заметил мое беспокойство. – Ты чего? – Робин… – я замялась, но, вспомнив старую бабушкину присказку, что за спрос не дадут в нос, выпалила разом, сбиваясь и отчаянно краснея: – Мне бы какую-нибудь аптеку. Понимаешь, профессору совсем худо, а после… В общем, ну, ему нужен какой-нибудь стимулятор что-ли, адаптоген или что-то в этом роде, типа настойки элеутерококка или женьшеня… Не знаю, что есть в вашей британской фармакопее. – Ясно. Идем искать, – и мой рыжий спаситель, не слушая сбивчивых благодарностей, решительно двинулся вдоль по улице, название которой я, стремясь не отстать в хлябающих туфлях, так и не потрудилась запомнить. – Сам не знаю, где тут поблизости аптека. Она мне здесь пока была без надобности, но где-то же должна быть. Сердце бешено стучало, когда я всматривалась в витрины и вывески бесконечных магазинчиков, отелей семейного типа, кондитерских и кафе – всего, чем изобилует любой городок, живущий доходами от туризма. Ну где же? Где? Ведь не может быть, чтобы ни одной «даме с собачкой» не понадобились пилюли от мигрени! Внезапно мне в голову пришла неожиданная идея, и я встала как вкопанная перед старинной каменной лестницей, ведущей вверх, туда, где за деревьями виднелся проход на другую улочку, видимо параллельную этой. – Робин, а может, глянем там? – объяснить, почему там, я не могла, но мой спутник легко согласился и безо всяких объяснений, так что спустя полминуты мы оказались на другой улочке. Прежде чем двинуться дальше, я, удостоверившись, что никто из прохожих не видит, чем я тут занимаюсь, решительно ободрала с куста десятка полтора листочков и набила мысочки хлябавших туфель. Примерила – отлично. Огляделась. Здесь магазинов и закусочных почти не было, все больше двух-трехэтажные особнячки отелей, многие в зеленой шубе плюща. И, сколько видел глаз, ничего напоминавшего аптеку. Но мне почему-то казалось, я на правильном пути, словно кто-то шептал на ухо: «Уже теплее, совсем тепло…» Старинный каменный особнячок с башенкой я увидела сразу за поворотом, хотя он стоял поодаль от дороги, в глубине совсем крохотного, с приусадебный участок, скверика, потому что уже знала: мне туда. Вот они – вывеска готическими буквами и знакомая эмблема. Правда чаша больше напоминала серп луны рожками вверх, а вместо головы змеи над ней зависла кисть руки со сведенными в щепоть тонкими пальцами, готовая опустить какое-то растение. Забавная трактовка известного символа. Впрочем, думать ни об этом, ни о чем другом я уже не могла. Видеть цель, не замечать препятствий – кажется, именно так рекомендуют проходить сквозь стены? Очень похоже на мое теперешнее состояние. Это было «горячо». Робин справа от меня только удивленно присвистнул: – Уверена, что никогда здесь не была? – Абсолютно. – Хм, тебе бы в дальнобойщики, у тебя ж просто интуиция навигатора, – не будь в его голосе столько веселой иронии, пожалуй, сошло бы за комплимент. Потянув дверь, я вошла и замерла на пороге. Это оказалось именно то, что мне было нужно, и то, чего я меньше всего ожидала увидеть. Достаточно светлое помещение, несмотря на тень деревьев, кружевом лежавшую на широком подоконнике распахнутого окна. Вдоль стен от пола до потолка старинные деревянные шкафы с затемненными стеклами. На витрине всякая всячина, рассматривать которую времени не было, потому что, едва мы вошли, дверь в служебное помещение отворилась, и к нам вышла э-э-э… фармацевт? Довольно бледная молодая женщина с тонкими чертами и внимательными серыми глазами была одета в строгое серое платье до щиколотки и голубой передник. Рукава до локтя прикрывали нарукавники из той же ткани, что и передник. Светло-пепельные волосы убраны и прикрыты на старинный манер чем-то, что я определила бы как распахнутый апостольник, если правильно представляю себе, что это такое. – Здравствуйте, – промямлила, втихаря косясь на Робина. Помещение и его хозяйка даже для меня, успевшей повидать в этом мире немало удивительного, выглядели экзотично, а уж для него… Но, как ни странно, моего спутника, казалось, ничего не удивляло. Он ленивым взглядом окидывал интерьер, и мне подумалось, что ведь я ничего не знаю о британских аптеках. Может, здесь есть сеть лицензированных травных аптек, работающих под старину. Имидж такой, рекламный ход ради привлечения клиентов. Типа «Мерлин & племянники – снадобья на все случаи жизни». Потом спрошу у Робина. А пока, ободренная благосклонным кивком фармацевта, я попыталась изложить суть дела: – Видите ли, я ищу какой-нибудь стимулятор или адаптоген – что-нибудь, что способно вернуть… э-э… силы моему… другу, – бедный Снейп, он и не знает, что, оказывается, зачислен ко мне в друзья. Но ведь и случайным знакомым после всего не назовешь, а фармацевту все равно. – Добравшись до дома, он сможет получить квалифицированную помощь, но ведь надо еще добраться. Пока я говорила, женщина смотрела на меня с тем непередаваемым выражением, которое обычно называют «улыбкой Моны Лизы». А едва я замолчала, дверь в служебное помещение вновь приотворилась, и появился невысокий, довольно изящно сложенный черноволосый парень. Мягкой пружинистой походкой прошел к окну и, как ни в чем не бывало, уселся на подоконник, свободно свесив ноги, обтянутые узкими черными брюками вроде спортивного трико. Поскольку дерево за окном затеняло это место, контраст освещения был небольшим и позволял в деталях рассмотреть смуглое коротконосое лицо с внимательными круглыми глазами цвета спелого крыжовника и довольно нелепыми маленькими усиками, придававшими парню сходство с гаерами двадцатых годов, разве что довольно длинная шевелюра, не знавшая бриолина, непослушными прядями падала на лоб. У Робина вошедший тоже вызвал интерес, но какой-то уж очень явный и бесцеремонный. Если я косилась исподволь, чтобы не смущать парня праздным интересом, то мой спутник изучал в открытую, совершенно восхищенным взглядом и даже присвистнул, отчего темноволосый недовольно фыркнул и, перекинув ноги через подоконник, был таков. Фармацевта, впрочем, эта сценка никак не тронула. Она, наконец, перестала разглядывать меня и заговорила. Голос оказался тихим, но ясным и твердым, именно таким, какого я и ожидала: – Ну что ж, вы нашли что искали, – или «ты нашла»? Отчего-то тон показался мне фамильярно-покровительственным, с той мягкостью, с какой обычно взрослые говорят с детьми. – Подожди(те) здесь, – и скрылась за той же дверью, из-за которой несколько минут назад появилась. Как ни странно, больше женщина ничем не поинтересовалась, словно бы ей и не нужны были мои жалкие, сбивчивые объяснения. Никаких вопросов по поводу возраста пациента, аллергии на те или иные вещества, уровня артериального давления, хронических заболеваний, в том числе печени и почек, чтобы определиться с противопоказаниями, – ни-че-го. Я вновь глянула на Робина – тот как ни в чем не бывало насвистывал, разглядывая что-то в витрине. Спустя меньше полминуты женщина вернулась и протянула пузырек темного стекла с какой-то жидкостью: – Это надо дать больному принять внутрь однократно, все содержимое. Не позже чем через три дня пострадавший должен получить помощь, – она помолчала, глядя как бы сквозь меня, и добавила: – Если не получит ее раньше. – Спасибо! – я зажала пузырек в руке и тут же спохватилась: – Сколько мы вам должны? Женщина окинула долгим взглядом меня – похоже, решала, какую сумму разумно назвать. Потом перевела его на Робина и, наконец, пожала плечами: – Два фунта. Как ни странно, именно столько наличности и осталось в кармане моего спутника. Остальное надо было снимать с карты, а что-то мне говорило: здесь карту не примут. – Прощайте, – я благодарно склонила голову. – До свидания. Мы уже успели свернуть за угол, когда непонятная эйфория спáла, и я поняла, что все происшедшее пугающе странно. Дело не в необычном антураже аптеки: дизайн под старину всегда был выигрышным рекламным ходом, а тем более в наши дни, когда плоды сциентизма всем приелись и в моду вошло обращение к «древней традиции», а по сути, к новоделу с изрядным налетом вульгарности и вранья – вроде «Велесовой книги», которой когда-то увлеченно тряс перед моим носом сосед Генка. Необычно происшедшее, в результате чего я сжимаю в кулаке безымянный флакон. Его пробка залита сургучом, а содержимое неизвестно. При этом мне выдали его с таким видом, словно бы сделали именно для меня по предварительному заказу. И вот это я должна предложить выпить профессиональному зельевару?! – Не, ну каков красава! – между тем восклицал Робин. – У моей бабки был похожий, но этому и в шуриновы приёмыши не годится! – Ты о ком? – удивленно спросила я. – Так о коте же! –??? – Ну там, в аптеке. Ты не заметила, что ли? Котяра там такой здоровенный, черный, а глазища желтые с прозеленью, как плошки. На подоконнике сидел, а потом на улицу сиганул. Что-то ему не понравилось. Нет, я не сбилась с шагу и даже в лице не сильно переменилась. Однако примолкла. Мы уже спустились по каменной лестнице на ту самую улицу, где покупали продукты и откуда было недалеко до стоянки грузовиков, когда я осторожно спросила: – А как тебе вообще эта аптека? – В смысле? Аптека как аптека. Старая леди… ну, аптекарша… странноватая, конечно, но соображает вроде ничего. Она же тебе быстро нашла что нужно? – Ага… Старая аптекарша, значит? Хм, у кого-то из нас явно не все дома. Женщина, которая нас обслуживала, хорошо, если лет на пять-шесть старше меня, Робину же, скорее всего, ровесница. Одета странновато, но как раз этого-то мой спутник, судя по всему, и не заметил. – Эх, надо было нурофену купить, – посокрушался парень. – У меня был в аптечке, да я кому-то из ребят отдал. – А разве там был нурофен? – осторожно спросила я. – А то! Там чего только не было. Аптека же. А вот не было там ничего подобного. Мне и присматриваться не потребовалось, чтобы понять: современными достижениями фармакологической промышленности там и не пахло. – И тебе ничего не показалось необычным в этой аптеке? – Да нет, – парень пожал плечами. – Разве только котяра этот. По санитарным нормам вроде не положено. А тебе-то что показалось необычным? – Да так… Я разжала кулак, глянула на безымянный пузырек и чуть не выронила от неожиданности. На этикетке значилось: Eleutherococcus senticosus rhizome and roots (Eleutherococci senticosi rhizomata et radices). Все еще туго соображая, что к чему, потянулась положить драгоценную ношу во внутренний карман мантии, расположенный рядом с узким продолговатым, в котором хранилась палочка Беллатрисы Лестрейндж, и тут что-то звякнуло. Рука нащупала два металлических кругляша с чеканным профилем королевы, совсем недавно на моих глазах перекочевавших из Робинова кармана в ладонь странной дамы-фармацевта…◄♦►
Уже на подходе к трейлеру я глянула на табло с электронными часами чуть поодаль, на заправке. Надо же, мы отсутствовали меньше двух часов, а чувство такое, будто полдня. Оказавшись в кабине, первым делом полезла через сиденья назад узнать, как там Снейп, надеясь, что он хоть немного пришел в себя и в то же время не представляя, как убедить его выпить снадобье. В том, что никакая это не настойка дальневосточного растения, которая меня саму не раз выручала в напряженные периоды жизни, сомнений не было. Зато во всем остальном приходилось сомневаться. Что за зелье мне вручили в той странной аптеке? Я уселась на пол перед топчанчиком, чтобы, не загораживая свет, рассмотреть лицо профессора. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ему не лучше, а кабы не хуже. Пульс едва прощупывался, сам же мистер Снейп, изжелта-бледный, с осунувшимся, заострившимся лицом, дышал поверхностно и едва слышно, так что на первый взгляд казался мертвецом. Неожиданно длинные, густые ресницы траурной каймой оттеняли синюшность смеженных век, а заметно синюшные губы – это самое скверное – были плотно сжаты, и что-то мне подсказывало, так же судорожно сжаты и зубы. Быстро бросив наши приобретения, в том числе пару теплых хрустящих багетов, которые Робин купил по дороге в небольшой пекарне, на откидной столик у задней стенки кабины, я потянулась в карман за пузырьком. Монетки едва слышно звякнули. Робину я о них не сказала. Да и как объяснишь, что они делают в моем кармане и как туда попали? Потом сочтемся. Надписи на пузырьке не было, как и тогда, когда фармацевт вложила мне его в руку. – Ну, как там твой профессор? – раздался голос из-за спинки. – Неважно, – призналась я и попросила: – У тебя есть нож? – Есть. А тебе зачем? Ты ж, вроде, не хирург. – Соскрести сургуч с пробки. Спустя несколько мгновений голова Робина зависла над спинкой. Он глянул на Снейпа, буркнул что-то анатомически-непечатное и протянул складной нож. – Спасибо. Ты трогайся, а я с ним побуду. Попытаюсь дать лекарство. О том, что это может вполне оказаться и ядом, думать не хотелось. С чего бы женщина, решив отравить того, кого в глаза не видела, принялась объяснять что-то про помощь не раньше, чем через три дня? Да и есть ли смысл травить того, кто и так вот-вот протянет ноги? Это был последний аргумент: если я ничего не предприму, мне наверняка не довезти его до Хогвартса живым, а так есть шанс. Сдув крошки сургуча, плавно потянула пробку, чувствуя, как ведет не то от волнения, не то оттого, что фура плавно выворачивала на объездную дорогу, ведущую к шоссе М6. Пахло приятно – травами и еще чем-то мускусным, но вовсе не противным, как будто незнакомой пряностью. Не элеутерококком, не лимонником и не женьшенем, но ведь и не горьким миндалем. Вновь нетуго заткнув пузырек пробкой, в растерянности глянула на неподвижного человека с плотно стиснутыми челюстями, даже желваки обозначились. Плохо. Разжать зубы ножом? И что вольешь в такую щель? А то еще и поранишь – нож все же. Или перекрыть доступ воздуха через нос в надежде, что он рефлекторно откроет рот? А если задохнется? Желая убедиться, что все действительно хуже некуда, тронула пальцами свободной руки холодные, синюшные губы профессора. Погладила, ни на что особенно не рассчитывая. Сначала никакой реакции не последовало, и я в задумчивости продолжала проглаживать губы, когда они внезапно дрогнули, и мой палец скользнул внутрь, чтобы наткнуться на преграду плотно сомкнутых зубов. Секунды текли, я в растерянности поглаживала внутреннюю поверхность губ. В какой-то момент больной издал странный утробный то ли рык, то ли стон, но зубов не разомкнул. Оставалось последнее средство, мысль о котором пришла в голову так же неожиданно, как уверенность, что оно сработает. И, прежде чем включился рассудок, склонилась над мужчиной, захватывая губами его губы, прикусывая нижнюю и проводя языком по внутренней стороне верхней. Он вздрогнул и словно бы обмяк, а мой язык скользнул по нижнему краю разомкнувшихся зубов. От профессора пахло шоколадом. Дальше пришлось действовать быстро. Вылив все содержимое бутылька в рот, я очень медленно проделала все то же самое. Стараясь не расплескать снадобье, буквально втолкнула больному в рот три малые порции, удовлетворенно отметив, как трижды дернулся острый кадык. Ну, вот и умничка, не захлебнулся. Погладила кончиком языка твердые бугорки альвеол, чувствуя, как расслабляется тело мужчины, глубже и ровнее становится дыхание. Нет, определенно не яд, я поняла это по своим ощущениям – видимо, пока держала во рту, немного успело подъязычным путем всосаться в кровь. Меня слегка потряхивало всплеском неожиданного восторга. Или, может, все дело в том, что удалось? Мне удалось найти нужное снадобье и дать его профессору, и теперь всё-всё непременно будет хорошо, даже еще лучше! Как ни странно, меня вовсе не смущал весьма двусмысленный способ, которым я это сделала. Наоборот. Вместо стыда щеки жег адреналин от сознания невероятности, восхитительной запретности происшедшего и оттого, что все удалось, будто я нашла единственно верное решение. Девичий стыд обиделся и гордо ушел оплакивать меня, падшую, – туда ему и дорога. Со мной же творилось что-то вовсе непотребное. Должно быть, именно в таком состоянии обеспеченная московская домохозяйка способна бросить все, вскочить голышом на метлу и, крикнув в ночное небо: «Свободна и невидима!» – умчаться навстречу совсем иной реальности… Но постепенно эйфория пошла на спад, и на смену пришел покой, какой бывает, когда что-то сделаешь хорошо и правильно. Я сделала все правильно. Внезапно веки Снейпа дрогнули. Он открыл глаза, несколько секунд смотрел в сумрак задней части кабины непонимающим взглядом, потом перевел его на меня, и уголок его губ дернулся. Ну же, скажи что-нибудь про чокнутую, или как ты там меня окрестил? Вместо этого он вздохнул, закрыл глаза и... уснул. А я глядела, как ровно поднимаются и опускаются его грудь и живот, как рука свободно свесилась с топчанчика и на расслабленном лице блуждает даже не улыбка – тень умиротворения. Весело отлопотав, диджей включил запись. Когда я, вооружившись вкусненьким, перелезла на переднее сиденье, Робин уже подъезжал к развязке на М6. На известие, что профессору лучше и он спит, кивнул и с удовольствием отнесся к идее оприходовать его гамбургер. Все равно к вечеру будем в мотеле, а там уж пропасть с голоду я им не дам. И до Шотландии от Пенрита рукой подать.