Ну хорошо, ведьма так ведьма. Очень славно и роскошно! (Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»)
Пересечь шоссе оказалось сложнее, чем я думала, но, в конце концов, мы все же сделали это, плюнув на поиски пешеходного перехода и взяв пример с группы галдящих подростков, которые одним стремительным рывком форсировали автостраду. Ага, и мне еще будут заливать, что за границей все всё делают по правилам! Хотя… Кто мне нынче будет заливать? Снейп молча забрал у меня пакет с Беллиными шмотками и теперь решительно шагал через луг к видневшемуся невдалеке перелеску. Сейчас он здорово напоминал Петра Великого с картинки в учебнике истории — там долговязый реформатор аршинными шагами мерял петербургскую верфь. Разве только цареву трость заменяла пара пакетов. Прижав к груди притихшую кошку, я чуть не вприпрыжку поспевала следом. Да уж, уиндермирский бальзамчик и несколько часов сна явно пошли профессору на пользу – ишь как несется! Фуф!.. Порой мне казалось, я чувствую мимолетные косые взгляды сверху вниз, но поймать ни один так и не смогла. Наконец, уже у самого перелеска, не выдержала: – Послушайте, Снейп, вы не могли бы сбавить шаг? Я не… Он остановился так неожиданно, что я влетела в него и тут же отскочила. Нет, ну зачем же так резко! В парусиновых туфлях хлюпало, джинсы до середины голени были мокры от забега по траве, обильно политой недавним дождем. – Куда вы так несетесь? – Нам надо поскорее попасть в Хогвартс. – И что? Дорога там, – я махнула рукой влево. – Отсюда, – кивок в сторону леска, – можно трансгрессировать, не привлекая внимания досужих маглов. Положим, досужие маглы мчались по шоссе, им вряд ли было дело до странной парочки, пересекавшей луг двумя точками вдалеке. Но эта мысль пала, отправленная в нокаут другой, куда как важнее: – Вы сможете трансгрессировать?! – Теперь, думаю, да. Идемте, – и он двинулся в лесок, посчитав, что все и так уже объяснил. Ладно, колдун большой — ему видней. Теперь я вступаю на его территорию. Мой мир остался позади, красно-белым трейлером растворился в пространстве общей вселенной, где все так переплетено – неслиянно и нераздельно. Когда, схватившись за руку старшего, я ощутила неприятный рывок в районе пупка и мир вокруг закрутился веретеном, засасывая нас в пространственную воронку, стиснула покрепче и без того сжавшуюся кошку да зажмурилась, готовая спружинить ногами. И тут же ощутила толчок от соприкосновения с земной твердью, словно парашютист в момент приземления. На этот раз мы оказались на дороге перед огромными воротами. По обе стороны от них застыли два каменных крылатых чуда-юда, которых можно было бы принять за грифонов, если бы тем пришла в голову дурацкая идея обратиться гигантскими свиньями. – Пойдемте. У вас еще будет возможность осмотреть местные достопримечательности, – с этими словами Снейп двинулся вперед, а я, хлюпая мокрыми туфлями, – за ним. Он снова вел меня в школу открыто, словно бы и не боялся, что кто-то опознает в его спутнице опасную преступницу, и я еще раз воздала хвалу Робину и Люси, благодаря которым могла быть не узнанной хотя бы с первого взгляда. Кто бы нас ни встретил, он увидит стройную темноволосую девушку в джинсах и кофточке. Волосы, собранные в ракушку, закреплены заколкой в виде причудливо изогнутого стебля с листом, оставляя свободными слишком короткие пряди у висков. Глаза не скоро разглядишь за чуть затемненными стеклами. В темном помещении линзы, конечно, станут совершенно прозрачными, но это лишь усилит странный эффект моего сожительства с этим телом. С течением времени моя сущность, словно лисичка зайкину избенку, обживала его, отливала под себя, как отливают статую по некой имеющейся матрице, но как-то неровно, рывками отвоевывая право быть собой. Я смотрела на мир уже совершенно своими глазами. Овал лица, подбородок и губы вполне себе мои. И наметившиеся носогубные складки – печать возраста – исчезли, и к тесноте чашечек Беллиного лифчика почти привыкла. Однако форма носа, пусть и смягченная, еще хранила черты блэковской породы, как и рисунок кисти с тонкими, длинными пальцами. Зато цвет кожи из алебастрово-бледного стал живее, чему, конечно, немало способствовало путешествие через пол-Британии. А на тыльной стороне левой ладони, у основания указательного пальца, чуть заметным пятнышком проявилась маленькая родинка – моя родинка. Внезапно, как будто что-то вспомнив, Снейп обернулся, окинув меня взглядом с ног до головы, а вернее до шеи: в лицо он почему-то смотреть избегал. Хмыкнув, достал палочку. Я не слышала, чтобы он что-либо произнес, даже губы не шевельнулись – влага и грязь с моей одежды за несколько секунд всосались в его палочку. От джинсов поднимался легкий пар, как если бы мне пришло в голову прогладить их через мокрую тряпку. Ногам было сухо, тепло и приятно. – Сп-пасибо… Ответом мне было неопределенное «угу». Между тем профессор, что-то прикинув, клонировал одну из пуговиц на кофточке, и спустя мгновение недостающая пуговка была надежно пришита к планке у горловины. – Следуйте за мной, – и он, как ни в чем не бывало, двинулся вперед. В пустом центральном холле я лишь успела глянуть на знаменитые часы факультетов: профессор устремился вверх по лестнице, и мне ничего не оставалось, как спешно броситься за ним. Дороги я не запоминала. По сторонам не глядела. Ниши, окна, доспехи, бюсты и статуи в простенках подмечала мимодумно, боковым зрением, и почти притерпелась к этому однообразному мельканию, словно пейзаж за окнами поезда, как вдруг прямо перед нами, дергая кривыми коротенькими ножками, возникло на редкость несуразное существо. Оно висело в воздухе, хотя определенно не было привидением – никакого намека на прозрачность, эфемерность. Безумный в своей эклектичности наряд всех цветов радуги дополняла ярко-оранжевая «бабочка». В сочетании с шутовским колпаком – полный вынос мозга! Лягушачий рот растягивала самая глумливая ухмылка, а черные глазки посверкивали предвкушением пакости. Давно же бедолага дожидался этого момента в безлюдных коридорах школы, говорил весь его вид. – Агаааа, кого я вииижу! Змей опять сменил кожу! – Сгинь, Пивз, – Снейп даже не думал сбавлять шаг и несся на полтергейста – так вот это кто! – со скоростью курьерского состава. А я, понятно, – за ним. – Ой-ёй-ёй! – надрывался местный пакостник. – А какие мы грозные! – он благоразумно отлетел в сторону, не желая быть снесенным в стену, однако рта не закрыл: – Никак решил поразвлечься с куколкой и не найдешь где? А ты уверен, что она чистокровная? Снейп остановился. Очень. Медленно. Обернулся: – Пивз, в вопросах чистоты крови и… крови вообще нет лучшего эксперта, чем Кровавый Барон. Давай, я его позову, и вы с ним предметно побеседуете. Тихий, нарочито спокойный голос, обросший гулким эхом в пустоте коридора, еще не затих, а глумливая мордочка уже съежилась, приобретая совершенно жалкий и донельзя напуганный вид. Да и сам полтергейст словно бы вылинял, посерев. – Э-э… Виноват… сэр, – выдавил он и сиганул в конец коридора. Впрочем, едва посчитав себя вне пределов досягаемости, пакостник всея Хогвартса разразился довольным хохотом и принялся скакать от стены к стене, распевая на всю школу: Наш девственник профессор, Сменив немало лиц, Теперь в подвалы водит Хорошеньких девиц! Снейп мрачно зыркнул на шкодного духа, но полтергейсту профессорские взгляды того, кого он дразнил, когда тот еще был заморышем мальчишкой, до Полярной звезды. Подумаешь, декан! Видали мы таких деканов, ага! Да не будь он слизеринским и не водись с Бароном, Пивз бы на него чхал с Астрономической башни. Был правда один фактик, корябавший его натренированную чуйку: Снейп вел девчонку отнюдь не в подземелья, куда Пивз бы и не сунулся, а кабы не в директорский кабинет. С Дамблдором ссориться себе дороже – это понимал даже такой отвязный дух, как он. Гоготнув напоследок, полтергейст «сделал дяде ручкой» и понесся подальше отсюда, оглашая коридоры своими экспромтами: В котле у зельевара Уж булькает с утрааааа! Не пей, не пей, красотка, Ты из его котлааааа!.. Я все еще пялилась вслед местному частушечнику, а профессор уже поднимался по очередной лестнице. И в который раз за этот день, чтоб не отстать, поспешила за ним.◄♦►
– Кислотные леденцы. Горгулья, окинув нас сонным взглядом, лениво отъехала, открывая проход и бормоча что-то в том смысле, что шляются тут всякие, и летом от них покоя нет. Хм… А может, просто показалось? Уже поднимаясь в директорский кабинет, я поняла, что испытываю смесь волнения, страха и... облегчения. Трудно сказать, была ли у обоих профессоров ментальная связь (в Книге, вроде, о том ничего конкретного, но с них станется), или, может, ворчливая горгулья по совместительству подвизалась секретаршей и сообщала о посетителях? Так или иначе, когда мы вошли, директор со всей возможной для его лет торопливостью уже спускался к нам по винтовой лесенке, ведущей из кабинета-ротонды на второй этаж. – Добрый день, профессор, – сказав это хором, не сговариваясь, мы быстро переглянулись. Блин, детский сад – штаны на лямках! Английский волшебник, судя по чуть скривившимся губам, подумал примерно то же самое. Кажется, у них тут дело не в дело принято поминать интимный гардероб Мерлина и все, что он прикрывает? Между тем Дамблдор на несколько мгновений замер, с интересом рассматривая преображенных нас сквозь стеклышки очков. Покачал головой, вздохнул с явным облегчением, а потом сделал совсем неожиданную вещь – порывисто обнял Снейпа, отчего тот даже закашлялся, и отечески погладил меня здоровой рукой по плечу. Никаких слов приветствия при этом не произносил, но его радость, облегчение и в то же время некоторая озабоченность, связанная с нами, ощущались, как аромат. Странно, на краткий миг я испытала неприятное чувство, встретившись взглядом со стариком, даже мир будто поплыл перед глазами. Но Дамблдор тут же отвел взгляд, посмотрев на Снейпа испытующе, как если бы спрашивал о чем-то. Затем кивнул в сторону невысокого круглого стола, у которого уже стояли три удобных стула с подлокотниками, недостаточно широкие, чтобы назвать их креслами. Едва мы расселись, передо мной и Снейпом возникли тарелки с картофелем фри и чем-то мясным под соусом, исходившим дивными ароматами, а к нему – кружки с питьем цвета кофе с молоком и корзина небольших хрустящих багетов. – Думаю, прежде всего вам следует поесть. За предложение директора голосовали действием, и на благословенные десять минут воцарилась тишина, прерываемая редким позвякиванием приборов. На большее время растянуть процесс никак не удавалось – уж очень вкусно, да и проголодаться мы успели основательно. Потянувшись за кружкой, чтобы запить, я поняла, что питье чуть теплое, но пахло оно определенно не молоком – корицей, шоколадом и, кажется, карамелью. – Что это? – я подняла взгляд на профессора. – Сливочное пиво. Вам не приходилось его пробовать? – Нет, но я о нем читала. Правда с точки зрения обычного человека звучит это странно – «сливочное пиво», да еще подогретое. – Пожалуй. Тем более есть смысл попробовать, не так ли? И я попробовала, не забыв по детской привычке загадать желание – авось сбудется. Ну, что сказать? Очень вкусно. Пивом я бы это, наверное, не назвала. Скорее похоже на ирландский сливочный ликер «Айриш Крим», но не столь приторно сладкое, и аромат, я бы сказала, более естественный, богатый и сбалансированный, с очень легкой имбирной горчинкой. А вот содержание спирта поменьше, чем в ликере, хотя он присутствует, конечно. – Очень вкусно. Спасибо, – улыбнулась, прислушиваясь к ощущениям: тепло мягко растекалось по телу. Напряжение отпустило окончательно, и я почувствовала, что хочу спать. За последние двое суток спала хорошо, если часа четыре с половиной. – О, простите старика! Я должен был учесть, что вы устали, а от сливочного пива вас станет клонить в сон. Вот, выпейте. Передо мной материализовался пузырек темного стекла. Я почти на автопилоте опрокинула его в рот, и только потом поняла, что он мне напоминает – очень похож на тот, содержимое которого я влила в Снейпа. Правда на внешнем все сходство и заканчивалось. Я все еще размышляла о вкусе и послевкусии снадобья, когда поняла, что голова ясная и сон как рукой сняло. Ну и энергетики у них тут! – А теперь, я полагаю, нам пора поговорить? – от добродушного старика не осталось и следа – перед нами сидел Верховный чародей Визенгамота, и он не просто спрашивал – желал знать всё. Но Снейп не спешил с объяснениями. Вместо этого задал встречный вопрос: – Скримджер был у вас? – Вчера. Желал получить объяснения. Его люди сообщили, что ты помог бежать Беллатрисе Лестрейндж и сам скрылся. Снейп задумчиво кивнул: да, именно это они и видели. – Руфус хотел знать, какую игру я веду у него за спиной, но сам ничего объяснить не пожелал. Как ты понимаешь, мне оставалось только загадочно улыбаться, потому что я сам не вполне представляю, о чем он говорил. Как я понял, мракоборцы предприняли облаву на имение Малфоев в тот момент, когда Волдеморт собрал там своих сторонников. Кто-то убит, кто-то ранен, захвачен и препровожден в Азкабан. Сам Волдеморт и часть его приспешников, в том числе Беллатриса Лестрейндж, скрылись. Ты подозреваешься в пособничестве, но Руфус имеет на руках мое давнее поручительство за тебя, что ты мой человек, потому и пришел за разъяснениями ко мне. Я же обращаюсь с тем же вопросом к вам обоим. На долгие полминуты воцарилась тишина, в которой были слышны лишь тиканье часов да странные звуки, издаваемые некоторыми приборами на полках, больше всего напоминавшими разные модели вечного двигателя, если бы таковой был возможен. В этот момент мирно дремавший феникс встрепенулся, привлекая внимание, и, подняв голову, я увидела безмолвные, напряженные лица директоров и директрис Хогвартса, взиравшие на нас с портретов. – Вы были близки к истине, профессор, когда предполагали некую телесную связь Беллы и Темного Лорда, – наконец, начал Снейп, – но вся опасность положения стала очевидна уже на месте. Мне пришлось… предпринять некоторые усилия по… дистанцированию, – быстрый взгляд в мою сторону. – Значительные усилия. Дамблдор понимающе кивнул. Похоже, одна я тут не в теме? Нет, не одна. Вон старик на портрете даже слуховую трубку наподобие акушерского стетоскопа где-то раздобыл и, приставив к уху, напряженно прислушивается, не сводя с нас изумленного взгляда. – А потом все пошло не так? – Да. – Как тебе удалось спровоцировать мракоборцев на облаву? – похоже, сам факт провокации у старика не вызывал сомнений. Или таков был их общий план на форс-мажорный случай? Нет, иначе бы он знал, как. – Я убил Яксли и активировал заклинание, запустив в небо Черную Метку. С недавних пор мракоборцы отслеживают все Метки в любом конце Британии и реагируют с похвальной быстротой. А связаться со своими и запросить подкрепления – это уже их дело. – Охранный контур имения для них вскрыл тоже ты? – Только ослабил. – А затем? – Все просто. Нашел Лорда. Сообщил о нападении и убийстве Яксли. Да там, в холле и саду, уже уже вовсю шла потасовка. Как я и предполагал, Темный Лорд предпочел скрыться под шумок, бросив нас разбираться с мракоборцами. Ну… и мы бежали. – Ты левитировал с крыши в паре с девушкой из-под носа у группы мракоборцев, прорвавшихся на чердак, – словно бы для себя самого, констатировал Дамблдор, прикрыв глаза здоровой ладонью, и смолк, что-то обдумывая. – Как долго ты удерживал сущность вне тела? – произнес он, наконец, очень тихо. – Мне это пришло в голову еще на подходе к дому. Я почувствовал эманации Беллы. Близость Хозяина взывала к ней, придавая силы и… кураж что ли. В этот момент связь сущности мисс Глебовой с телом Беллы была наиболее слаба, ну, я и воспользовался моментом. Видите ли, я понял очевидное: сыграть роль Беллы ей, – кивок в мою сторону, – да и никому другому не удастся. Это была глупейшая авантюра с самого начала. Белла Темному Лорду была нужна не для массовки и даже не для куртуазной беседы. Он был истощен и зол… Дальше я уже не слышала. При воспоминаниях о той ночи на меня вновь накатило чувство запредельного ужаса и омерзения. Я как будто вновь испытывала выворачивающую боль, когда раздвоенный язык змеи, как жало, по-хозяйски погружался в это тело, желая удовлетворения не похоти, но голода… – Вам нехорошо? – старик подался вперед, с тревогой вглядываясь мне в лицо. – Нет. Это так… Пройдет. Я с трудом подавила рвотный позыв, а Дамблдор продолжал вглядываться в меня. Поймав мой взгляд, уже не отпускал. Наконец, покачал головой: – Вот оно что… Вновь посмотрел на Снейпа и повторил вопрос: – Как долго ты удерживал ее сущность вне тела? – В общей сложности, я думаю, минут сорок. Дистанционно это делать труднее. – Сорок минут?! Но ты же должен был получить полное истощение! Да плюс к тому… – Я и получил, – буркнул Снейп, пожав плечами. – И «плюс к тому» – тоже. – И как же вам удалось выбраться и добраться до Хогвартса? – Это уже вопрос к мисс Глебовой, – Снейп покосился на меня, словно бы давая понять: вперед, теперь твой выход. Больше всего хотелось отчитаться в двух словах: профессор вывел нас через потайной ход, мы вышли к дороге, поймали попутку, доехали до Биттока… Шел. Поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся – Хогвартс. Ага! Только этому деду-всеведу придется говорить правду, тогда, может, и удастся что-то утаить – например, подробности того, как именно я поила Снейпа непонятным снадобьем. По мере рассказа – я старалась излагать факты как можно лаконичнее и безэмоциональнее – Дамблдор ощутимо напрягся именно в тех местах истории, где я и предполагала: нападение дементоров, посещение аптеки, полицейский кордон на М6. А еще с интересом отнесся к рассказу о знакомстве с Робином и нашим с ним похождениям. Усмехнулся, слушая историю преображения с легкой руки Толстой Люси и, как ни странно, историю ночного пожара в мотеле – вот уж ничего смешного! С любопытством натуралиста поглядывал на кошку, которая, тоже поев с моей тарелки, теперь спала у меня же на коленях. – Я проверил, это кошка, – заметил Снейп как бы между прочим. – Да, это кошка, – согласился старик, не сводя глаз со спящей. – Но весьма одаренное животное. Как я понял, оно само выбрало вас, моя дорогая? – Ну-у… Не знаю. Она меня разбудила во время пожара, а чья она и откуда приблудилась – Бог весть. – Да-да, я так и понял. Старик надолго погрузился в молчание, опустив голову. Я бы, пожалуй, даже решила, что он задремал, если бы директор в задумчивости не выстукивал пальцами левой руки на подлокотнике что-то в темпе аллегро, и я с удивлением узнала «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. – Как давно вы не чувствуете присутствие Беллы? – он спросил это так буднично, словно бы интересовался, как давно я не получала писем от дальней родственницы. – С позапрошлой ночи, – и добавила зачем-то: – Мне кажется, она погибла. Только сказав это, поняла, какую глупость сморозила: душа ведь бессмертна. Но Дамблдор меня не поправил – наоборот, подтвердил: – Совершенно верно. Хотя вы правы в своих сомнениях: с душой такое случается чрезвычайно редко. Надо совсем отказаться от дара свободы, отдать себя в рабство совершенно. Мы ведь сами убиваем наши души… – и продолжил уже совсем по-деловому, обращаясь к Снейпу: – Ну, что ж, первоначальная цель была достигнута: смерть Беллатрисы никак не смогут связать с тобой [при всей универсальности английского you/your было стойкое ощущение, что старик обращается к бывшему своему студенту на «ты»]. Информация о том, что вы сбежали вместе, есть только у мракоборцев, а среди них, по моим сведениям, у Волдеморта нет своих людей, — он помолчал, как будто взвешивал собственные слова. — А хоть бы и были... Скримджер – мой должник. Думаю, с его помощью нам удастся «опознать» тело миссис Лестрейндж и надлежаще оформить ее гибель, не привлекая к делу лишних людей. Теперь мы можем спокойно проститься с Беллатрисой. – Что я слышу, Альбус! – раздалось от стены, и я вздрогнула от неожиданности. Старик со слуховой трубкой выглядел крайне взволнованным. – Мало того, что эта девица, которую я в прошлый раз по ошибке принял за свою праправнучку, оказалась самозванкой, вы теперь во всеуслышание объявляете о том, что Беллатриса мертва? И это спустя месяц после гибели Сириуса! – Увы, Финеас. – Это неслыханно! Четверо моих праправнуков мертвы. А теперь еще и праправнучка. Дом другой праправнучки почти разрушен в результате облавы мракоборцев. Третью я не видел четверть века: она порвала с семьей и не желает иметь дома даже моего портрета. Еще одна замужем за тем, кого считают осквернителем крови, и вовсе не желает вспоминать о нашем с ней родстве. Куда катится этот мир?! – Мне очень жаль, Финеас, – Дамблдор сказал это таким тоном, что все мы, в том числе и старик с трубкой, поняли: ему и вправду жаль. Жаль девчонку, которая когда-то давно отдала свою душу в рабство тому, кто души не имеет. Но сейчас ее смерть – благо, и о ней профессор не станет сожалеть ни минуты. И удивляться нечему. Он возглавляет антиреддловский лагерь. И кто бы он был, если бы совершенно сжился с ролью чудаковатого старика, а в антрактах лишь рассуждал на абстрактно-моральные темы? На войне как на войне: если враг не сдается, его уничтожают. И пусть кто-нибудь другой рассуждает о двуличии Дамби – видимо, тот другой нес бы это бремя достойнее, благороднее и мудрее, не зная грехов и ошибок. Пусть вешает себе на грудь орден Риты Скитер и брыжжет слюной, беспардонно обнажая то, за что этот человек казнит себя всю жизнь в своем личном Азкабане. Крупнейший некоронованный авторитет волшебного мира, он и самый большой его парадокс, пожалуй. Безусловный прагматик и сильнейший маг просто не может превыше всего ставить любовь, в которой собственно магического и нет ничего. Так, сущая мелочь – первоначало вселенной. Способна ли такая безделица интересовать великого волшебника? Задумавшись, я не сразу заметила, что мы давно уже сидим в полной тишине. При этом старик не спускает с меня очень внимательного взгляда, тогда как Снейп по-прежнему избегает смотреть в мою сторону. И от того и от другого стало очень неуютно. Не знаю, как долго я собиралась бы с духом, чтобы задать главный вопрос, но директор начал первым: – А теперь поговорим о вашем будущем. Полагаю, вам придется осваиваться в нашем мире. Я молча кивнула, давая понять, что готова выслушать его советы. Но этот неподражаемый старик сидел с таким видом, словно уже все сказал. Ладно, пусть я покажусь ему тупой. – Что вы имеете в виду? Что именно, по-вашему, мне следует делать? – Учиться, конечно, – Дамблдор чуть приподнял седые кустистые брови, будто изумлялся моей непонятливости. – Вы в школе. – Как вы себе это представляете? Мне не одиннадцать лет, и потом, я не ведьма. Ведьмой была Белла, и вы сами говорили, что способности имеют телесную природу, но… – я замялась, потом все же попыталась сформулировать: – Понимаете, с момента… исчезновения Беллы мое тело… В общем, кажется, ко мне возвращается мой истинный облик, как ни дико это звучит. – Да, я заметил. И этот процесс необратим, полагаю. Что же до ваших способностей, теперь я как никогда уверен в их наличии. А каково ваше мнение, коллега? Снейп молча смотрел прямо в глаза Дамблдору, и выражение его лица при этом я даже не берусь описать. – Да вы и сама прекрасно понимаете, что я прав. Напомните-ка, какой первый по-настоящему серьезный вопрос задал вам молодой магл, который подобрал вас на дороге? – Э-э… – еще раз мысленно прокрутив весь наш диалог с момента, когда Робин остановился у правой обочины, я вынуждена была признать: – После нападения дементоров спросил, не ведьма ли я. Но ведь это просто… Он не то имел в виду. Современные люди не верят в колдовство. Он и Люси назвал колдуньей, если уж на то пошло. – Может быть, да, а может, и нет. Так или иначе, в вашем случае он говорил буквально, ибо имел на то основания, и оказался прав. Хотя, я надеюсь, вы его переубедили? – старик лукаво усмехнулся. – Меня больше занимает история с аптекой, – призналась я, оставив вопрос без ответа. – О, это загадка и для меня. Никто из магов, насколько мне известно, не держит аптеку в Уиндермире, и внешность дамы, которую вы описали... Но я постараюсь разобраться с этим. Вам же надо учиться. Я растерянно глядела на профессора, который вновь прямо на глазах превращался в доброго Дедушку Мороза с мешком подарков. Предвосхитив вопрос о том, где мне взять средства на покупку всего необходимого (уж если принять за должное, что двадцатичетырехлетняя дылда с магловским университетом за плечами сядет за одну парту с детьми больше чем вдвое младше ее), объявил, что на такой экстренный случай деньги у школы есть. – Вы ведь сирота, и ваши родители-маглы не оставили вам наследства. Таких детей, – я вскинула брови, и он, усмехнувшись, поправился: – Таких студентов школа учит за казенный счет. – А палочка? – зачем-то продолжала упираться я. – Ведь мастер Олливандер пропал, его магазин разграблен и разрушен. Я правильно понимаю: при обыске имения Малфоев мастера там не нашли? – Нет. А должны были? Оставалось только пожать плечами: не объяснять же, что через полтора года, если верить Книге, он должен будет находиться там, в одной из темниц? Правда, похоже, к тому времени локомотив этой истории двинется по другому пути благодаря троим лихим «стрелочникам». – Значит, палочка... Ну что ж, почему бы и нет... – старик еще раз окинул меня хитрым взглядом циркового иллюзиониста, который получил от подсадного именно тот вопрос, ответ на который был давно заготовлен. Затем поднялся и прошел к столу. Склонившись над ним, что-то где-то нажал – раздался сухой щелчок. Спустя пару секунд в руках у него оказался продолговатый ящичек наподобие пенала. – Попробуйте, – с этими словами Дамблдор протянул мне этот самый ящичек, который оказался незапертым. В нем лежала палочка, самая простенькая и невзрачная с виду, – ивовый прутик длиной сантиметров двадцать пять. – Откуда это у вас? Я хотела сказать, она ведь... чья-то, да? Волшебники не теряют палочки просто так. А значит, прежнего ее хозяина либо победили в поединке, либо… У меня в кармане Беллиной мантии уже лежит одна такая. – Да, – профессор кивнул, не сводя с меня взгляда. – Она принадлежала волшебнице. – Этой волшебницы больше нет? – Увы. Я кивнула: понятно. И уже хотела тронуть прутик как можно осторожнее, памятуя опыт общения с палочкой Беллы, но тут в голову неожиданно пришла мысль: – А почему палочка у вас? Я думала, в случае смерти волшебника его палочка либо достается родственникам по наследству, либо кладется в гроб умершего. – Да. Но эта палочка обнаружилась слишком поздно. Я случайно нашел ее уже после похорон. Возьмите ее в руку. Вы правша? – Билатерал, – выдала я привычно. Эту врожденную особенность мне и родителям приходилось объяснять часто и многим – воспитателям, учителям, врачам, школьному психологу. Дамблдор объяснений не требовал, только удовлетворенно кивнул, и я осторожно извлекла палочку из футляра… Мир вокруг будто остановился: Дамблдор, глядевший на меня с неподдельным интересом; Снейп, который так и замер, полупривстав и вцепившись в подлокотники стула; люди на портретах, даже Фоукс на своем насесте под потолком. По руке побежало приятное тепло, хотя сама палочка вроде бы и не нагрелась. Но она так удобно и естественно легла в руку, словно только этого и ждала, словно была продолжением руки. – Попробуйте взмахнуть, – велел Дамблдор, и я сделала это, уже понимая: она – моя. Палочка, кажется, тоже что-то подобное понимала, потому что в ответ на движение выпустила веселый сноп разноцветных искр и забавную радужную струю света, заставив меня радостно рассмеяться. – Да! – Нет! Оба профессора сказали это одновременно, и голубые глаза встретили взгляд черных. – Северус, ты не можешь отрицать очевидного: палочка выбрала волшебницу. – Это... Вы не можете! Вы не должны были… Вы... – Северус! – это не было окриком в обычном смысле слова: Дамблдор не повысил голоса. Но Снейп бессильно откинулся на спинку стула и, все так же вцепившись в подлокотники, в мрачном изнеможении глядел на директора из-под полуопущенных век. А тот медленно, с расстановкой повторил: – Палочка выбрала волшебницу. Потом обратился ко мне: – Теперь она ваша. Берегите ее. Это очень хорошая палочка. Ива и волос единорога, если не ошибаюсь. Десять с четвертью дюйма. Элегантная, гибкая, хлесткая, – потом добавил извиняющимся тоном: – Вы не могли бы подождать внизу? Нам с профессором Снейпом надо кое-что обсудить. Он подойдет чуть позже. – Да, конечно... До свиданья, сэр. И ... спасибо. Я медленно спустилась к выходу, все так же не выпуская из рук чудесную палочку и прижимая к груди притихшую кошку. А едва горгулья закрыла вход, опустилась на ступеньку и приготовилась ждать, стараясь пока не думать, во что такое меня втянуло на этот раз.