Эффект Бэтмена

Когда твой дом рухнул, нужно строить новый, а не склеивать обломки. (Стивен Кинг "Куджо")

…Сто двадцать четыре, сто двадцать пять, сто двадцать шесть… Числа путались в голове, но я упорно считала. Сбивалась на счете где-то около двухсот и начинала вновь. Считать проще всего: занимает ум и ни к чему не обязывает. Иначе пришлось бы думать, строить схемы, пытаться что-то предугадать или просто угадать. Ну, вот о чем они там так долго разговаривают? Или не очень долго, просто мне так кажется, пока сижу тут на каменных ступеньках? Надо бы встать пройтись, а то спина уже затекла. Десять шагов вправо, десять – влево. Кошка ластится у ног. И считать, считать. Сто тридцать шесть, сто тридцать семь, сто тридцать восемь, сто тридцать девять, сто тридцать… десять… На широченном подоконнике сидеть оказалось удобнее, и вид отсюда открывался удивительный. Весь замковый комплекс как на ладони – Большой парк, поле для игры в квиддич, злополучная Ива. А поодаль, у самой кромки Запретного леса, похоже, дом Хагрида – никакая не хижина, вполне добротный и немаленький такой особнячок с огородом, цветником и какой-то приусадебной постройкой вроде дровяного сарая или мастерской. А вот озера отсюда видно не было. Зато как на ладони дорога, ведущая, видимо, в Хогсмид. Скинув парусиновые туфли, я обхватила колени и погрузилась в созерцание пейзажа. Если сосредоточенно и внимательно осматривать каждую деталь, можно избавиться от ненужных мыслей безо всякого счета. Мыслить в направлении собственного пребывания в стенах этой школы не хотелось… Горгулья ожила внезапно, отъехав и выпуская стремительно сбегавшего Снейпа. И оттого, что на нем не было готической мантии и волосы, собранные в хвост, не выглядели «сальными патлами» черного колдуна, видок у профессора был ненамного дружелюбнее, чем у голодного Дракулы. Видно, о чем-то они с директором не договорились, и тот, по обыкновению, как говаривал покойный наш сосед Василь Данилыч, «задействовал административный ресурс». Увидев меня готовой спрыгнуть с подоконника, Снейп резко остановился. Но рта не раскрыл, молча ожидая, пока я, наскоро завязав шнурки, встала перед ним по стойке «Сивка-Бурка». И только сейчас стало ясно, что смотрит он не на меня, а на палочку, которую я так и не выпустила из рук, отчаянно путаясь в шнурках, как если бы мы приросли одна к другой. – Вы готовы? – в тоне профессора слышалось столько холодной неприязни, что я поежилась. – Нет еще. Моя кошка куда-то запропастилась. – Так соблаговолите ее найти. У нас не так много времени. – Да, сэр, – это вылетело из меня на автомате, и стало стыдно за свою слабость и беспомощность. Взрослый человек, а веду себя, как… Да к тому же я поняла, что имени своей найденке так и не придумала. И как ее звать прикажете? – Киса, киса, – неуверенно начала, озираясь, – кс-кс-кс! Безрезультатно. – Маленькая, ну где ты? – на чистом русском, по привычке. – Кис-кис-кис! Виновато глянув на Снейпа, я заметила тень изумления на каменном лице. И в этот момент откуда-то, как мне показалось, из темной ниши (возможно, там был проход, не различимый в темноте) выскочила черная кошечка и с разбегу запрыгнула мне на руки. Застыла, как статуэтка Бастет, победно взирая на показавшееся оттуда же на редкость облезлое создание самого помоечного вида, которое застыло, смерив нашу группу странным взглядом. Не будь это кошка, я бы решила, что ее обуревают одновременно досада и чувство превосходства. Кажется, мы только что имели сомнительное удовольствие познакомиться с миссис Норрис. Но Снейп историчность момента не оценил и, сделав мне знак следовать за ним, направился к лестнице. Трансгрессировали от границы Запретного леса, как я понимаю, чтобы не делать этого с территории замка. Оказавшись в гостиной дома в тупике Прядильщика, я ждала хоть каких-то объяснений. Напрасно. Передав кошку на попечение домовика Снорти, сходила в ванную умыться и вновь вернулась в комнату, а Снейп сидел все в той же позе, вперившись взглядом в одну точку. И что-то подсказывало мне: сейчас лучше его ни о чем не спрашивать. Пискнув дежурное «гуд найт», я поспешила скрыться в спальне, куда за мной прошмыгнула и кошка. Мы так и устроились – девчонка под одеялом, кошка поверх одеяла, и палочка под подушкой. Сны приходили странные, рваные и тревожные. Меня то выносило из пламени, то швыряло в самое пекло. Голова горела, страшно хотелось пить, и было нечем дышать. Я кричала, падая в пропасть, туда, где в кромешной тьме красными углями горели глаза человека-змеи. Снейп в черной мантии поверх байкерской кожи напоминал то Бэтмена, когда одним движением подхватывал меня, увлекая из пекла, прорезаемого зелеными вспышками; то лорда Вейдера, когда неумолимо наступал, готовый смести со своего пути глупую девчонку, чем-то здорово провинившуюся перед ним… Окончательно я провалилась в сон уже под утро и проснулась, когда что-то прохладное легло на лоб. С трудом открыв глаза, встретила испуганный взгляд круглых, как плошки, глаз домовика. – Гостья хозяина заболела, – сокрушенно покачал он головой с огромными, как лопухи, сердцевидно-заостренными ушами. – Хозяину Северусу не понравится. Надо пить лекарство. Тогда гостья хозяина выздоровеет, и Снорти не придется себя наказать. – Хорошо-хорошо, давай свое лекарство, – и я не без содрогания открыла рот, куда домовик проворно влил какую-то коричневую тягучую жижу. Бр-р-р! Впрочем, снадобье оказалось не таким уж противным на вкус – растворенный порошок «Тера-Флю» противнее. Вообще, частота, с которой в меня тут вливают все, что ни попадя, немного пугает. И ведь это только начало. Малыш домовик сменил прохладный компресс у меня на лбу и уже направился к двери, когда я остановила его вопросом: – Скажите, пожалуйста, Снорти, а ваш хозяин дома? Эльф, вздрогнул и обернулся с выражением крайнего ужаса. Ох, ты ж! Ему, наверное, нельзя отвечать на вопросы? У них тут такие странные правила обращения с домовиками, что кабы мое любопытство не отлилось ему синяками самобичевания не пойми за что. – О, простите, пожалуйста! Если вам нельзя отвечать на вопросы или вообще говорить со мной, вы только скажите. Я не стану вас расспрашивать. Личико домовика стало совсем несчастным. Он так выразительно хлюпнул огромным носом (обонятельный аппарат у малютки был, как ни странно, еще более выдающимся, чем у хозяина) и, кажется, готов был разрыдаться. Но вместо этого отчаянно замотал головой и шмыгнул за дверь. Полежав еще некоторое время, я почувствовала, как в щеку ткнулось что-то холодное и мокрое. Открыла глаза и встретила взгляд желтых с прозеленью кошачьих глаз. – Ну вот, видишь, что получается, – сказала так просто, неопределенно и, в общем, ни о чем конкретном. Но кошка понятливо мигнула, перебралась мне на грудь, заурчала маленьким компрессором, не переставая перебирать лапами, как будто делала массаж или месила тесто. Блаженно прикрыв глаза, замерла, когда я погладила ей под челюстью и за ушком, потом заурчала вновь, еще громче. – Как же мне тебя назвать? Кошка застыла и уставилась на меня выжидающе. – Давай, я буду придумывать имена, а ты дай знать, какое тебе понравится. Она поджала под себя лапки, устраиваясь поудобнее и всем своим видом выражая готовность к сотрудничеству. Придумывать имена оказалось делом нелегким, а на двух языках и подавно. Неждану, Найдёну, Электру (дань янтарным глазам) и даже (о ужас! как только в голову взбрело?) мисс Блэк кошка забраковала сходу, недовольно дергая ухом всякий раз, когда я оглашала новое имя. Имена языческих богинь ее тоже не впечатлили, так что Бастет, Астарта и Лада были отринуты вслед за литературными Диной, Багирой и Мурёнкой. Минут через пятнадцать усиленного мозгового штурма я сдалась и уставилась в желто-зеленые плошки безымянной животины. Последнее имя всплыло в голове неожиданно и было до того простым и о ней, что я выдохнула уже не вопросительно, а утвердительно: – Ночка! Я буду звать тебя Ночка. Кошка моргнула, задумалась, а потом лизнула меня в подбородок шершавым язычком. Ну, вот и решили. Лежать в постели не хотелось. А поднявшись, я поняла, что чувствую себя значительно лучше, чем когда проснулась. Может, общение с Ночкой так на меня повлияло, а может, лекарство, которое дал Снорти. Скорее всего, и то и другое. Я сняла со лба ненужный уже компресс и положила его рядом, на тумбочку, где поблескивали очки – подарок Робина. За сутки с лишним так к ним привыкла, что чуть не легла спать в них. Но теперь они мне вряд ли понадобятся. Я поняла это, глянув в зеркало в ванной. Теперь едва ли кто-то узнал бы во мне Беллатрису Лестрейндж. Ничего общего. Даже блэковский нос почти полностью утратил свои очертания. Еще вчера выраженная горбинка сегодня почти сгладилась. Он стал чуть короче и тоньше, кончик и крылья приобрели знакомую мягкость очертаний. Вчера у меня просто не было сил принять душ, зато сегодня я попросила Снорти нагреть титан и, оставшись одна, прежде чем пустить воду, разделась донага, с удивлением и нескрываемой радостью осмотрела себя с ног до головы. Это была я. Настоящая. Моя фигура, грудь, ноги до самых пальчиков, даже волосики на лобке – не темные, а рыжеватые. Так я могла бы выглядеть в той своей жизни, если бы мне пришло в голову отрастить волосы и покрасить их в черный цвет. Они и вправду были черны, но стали заметно мягче, хоть и гуще, и больше не вились. Однако не столько волосы, лицо и фигура волновали меня. С замирающим сердцем я сделала то, что побоялась сделать вчера вечером – глянула на предплечье, туда, где должна была находиться Метка… Нет, она не исчезла совсем, но была похожа на едва заметный рисунок, некогда нанесенный хной и теперь почти стершийся. Едва различимый силуэт, как грязные разводы. И вот теперь, впервые за все дни, проведенные в этом мире, меня прорвало. Я сидела, привалившись к стене огромной ванны под струей горячего душа, и ревела в голос, как ревут на пепелище, осознав, что живы, несмотря ни на что ЖИВЫ! А построить новый дом, как и новую жизнь, можно. Когда у тебя есть ты, все остальное можно преодолеть, и заново создать тоже можно… Когда я вошла в гостиную, завтрак уже стоял на столе. Незаметный Снорти исчез, но, сервировав стол на одного человека, он и так ответил на мой вопрос: Снейпа дома не было, и в ближайшее время его не ждали. Чуть разворошенный «Пророк» по обыкновению не лежал на краю стола – значит, утром хозяина уже не было, и я была готова побиться об заклад, что дома он не ночевал. Я не ощущала его запаха. Это довольно странная вещь – я каким-то непонятным чутьем ощущала запах этого человека – горьковато-полынный, щемяще-острый, степной, но с легкой можжевеловой ноткой. Он, пожалуй, и запахом-то не был в сугубо физиологическом смысле. Просто в присутствии Снейпа я буквально под языком чувствовала опьяняющую полынную горечь, и легкое смолистое послевкусие кружило голову. Как глоток вермута. А сейчас этого запаха не было. Ни дом, ни вещи не хранили его, как обычные предметы хранят запах хозяина. Этот аромат, а точнее иллюзия аромата, приходил ко мне со Снейпом и уходил с ним же. Готовил Снорти очень недурно. Подчеркнуто английский завтрак был выше всяких похвал, но есть совсем не хотелось. Да и вряд ли домовик ждал от меня подвигов Гаргантюа, если взялся меня лечить. Сжевав кое-как тост под чашку чая, я громко поблагодарила эльфа-невидимку, сама себе напоминая купца из сказки про Аленький цветочек, и отправилась в спальню, решительно не зная, к чему себя приложить. Головная боль и слабость прошли, и физически я чувствовала себя неплохо. Но вынужденное безделье угнетало, не давало отвлечься от тяжелых мыслей и навязчивых догадок. Я никогда не считала себя совершенной фанаткой саги о «Гарри Поттере», хотя искренне любила одних ее героев и столь же искренне не любила других. А поскольку была психически здоровым подростком, мои симпатии и антипатии вполне совпадали с авторскими. Я роняла слезы на страницу, когда убили Дамблдора, и до сих пор не могу смириться с гибелью Фреда Уизли. Было и еще что-то... Сейчас уж сомневаюсь, не приснилось ли мне все это в страшном сне, – уж очень смутными, нереальными казались эти воспоминания о неслучившемся. Последняя книга вышла, когда я поступила в университет. Она была прочитана и поставлена на полку рядом с шестью предыдущими. А потом был филфак – сотни и сотни страниц мировой литературы, так что вернуться к сказке ранней юности не было ни времени, ни сил. Правда были еще фильмы, но по сравнению с миром Книги они походили скорее на комикс. Хотя Книгу я помнила в целом недурно, детали постепенно изгладились из памяти. Говорилось ли в ней о каких-то палочках кроме трех основных – из тиса, остролиста и бузины? Да. Кажется, у Рона была ивовая палочка, только не помню, первая или вторая. Наверное, было что-то и о палочке Гермионы — забылось. А вот палочка Хагрида — запоминающийся артефакт. Ее половинки были соединены непонятным способом (уж не Дамблдор ли тому поспособствовал под шумок своей Бузинной, ведь, судя по финалу саги, только Жезл судьбы это и мог) и спрятаны в ручке зонтика. Точно упоминались палочки Драко, которой завладел Гарри, и Люциуса, позаимствованная Волдемортом. Одна из них, кажется, вязовая с сердечной жилой дракона, только не помню, чья именно. Беллиной в Книге кто-то из ребят вроде пытался пользоваться... Не помню. Ее я держала в руках: массивная и весьма длинная – натуральная указка. Описания палочки, которую я сейчас держала в руке, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло, не помню даже отдаленно. Да и не действовала она в повествовании – лежала себе в ларце старого мага почти... Ну конечно! Пятнадцать лет. Нет нужды спрашивать, чья она была, – и так все понятно. Достаточно вспомнить слова Дамблдора и реакцию Снейпа. Теперь мне кажется, Снейп с самого начала испытывал ко мне враждебную настороженность, словно бы ждал, что я украду у него что-то безмерно дорогое. И я украла. А палочка – предала. Так это, наверное, выглядит в его глазах. Он как ребенок, который берег самое дорогое в заветной жестянке от печенья, но однажды родители, прибираясь в его комнате, вышвырнули содержимое тайника, посчитав старым хламом. И вот он сидит над разоренной сокровищницей, и никто из взрослых даже представить себе не может, какую глубокую трагедию переживает сейчас мальчишка из-за такой «ерунды». Да что там мальчишка – я сама долго не могла смириться с тем, что после смерти папы мама отдала дяде Коле отцовский любимый спиннинг. И ведь понимала, что это только вещь, хоть и памятная, что в дяди Колиной руке он будет еще служить и радовать, станет доброй памятью о старом друге. И все равно глаз натыкался на пустое место в кладовке, где всегда стоял спиннинг, и это было как напоминание об окончательности, непоправимости потери. И почему-то было обидно, что папина любимая удочка может служить источником радости для кого-то другого, пусть даже для лучшего друга… А ведь я даже добрым другом не была. Приблуда. Воля Дамблдора, его одержимость странным экспериментом заставила Снейпа вырвать меня из бытия смерти в этот необычный, фантастический мир Книги, так похожий на мой родной мир. По крайней мере, магловская Британия, казалось, ничем не отличается от реальной, и это, может быть, самое противоестественное во всем происходящем. Признаюсь, вначале у меня была иллюзия, будто мои знания способны изменить ход событий, а значит, я выше обстоятельств этой реальности, давно известных мне. «Но ты – человек, ты и сильный, и смелый. Своими руками судьбу свою делай!» – кажется, так мы пели когда-то на хоровых занятиях в музыкалке. Увы, едва став частью этого мира, я начинаю сама подчиняться иному ходу событий, которые, в свою очередь, не в силах до конца понять, а значит, и повлиять сколько-нибудь осмысленно на происходящее не могу. Те, кого я считала просто сказочными персонажами, оказались тоже людьми – «и сильными, и смелыми», а порой готовыми идти на все, перекраивая мир под свои потребности и представления о собственном месте в мироздании. Я еще чувствую себя песчинкой в механизме этого мира и не знаю, перемелет ли он меня, или мне все же дано что-то понять и изменить. Ради чего все это? Кому надо было? Дамблдору? Пожалуй, он склонен был так считать до недавнего времени. Но старик не глупее меня и, похоже, тоже чувствует себя шахматной фигурой. Не пешкой, конечно, – скорее ферзем. Однако что это меняет, если гроссмейстер неизвестен?.. Чуть слышно скрипнула дверь, и на пороге появился Снорти с подносом, на котором стояла склянка темного стекла. А рядом на белоснежной салфетке лежала ложка. – Гостье хозяина надо пить лекарство, – он нерешительно замер у порога. – Спасибо, Снорти. После твоего лекарства мне действительно лучше. Я наблюдала, как эльф, не поднимая глаз, прошаркал к прикроватной тумбочке и осторожно водрузил поднос, стараясь не задеть очки. Едва я проглотила ложку уже знакомого снадобья, он вновь подхватил поднос и, плеснув пунцовыми ушами, не слушая благодарностей, натурально исчез. В первый вечер своего пребывания в этом доме я уже наблюдала такое внезапное исчезновение, поэтому не сильно удивилась. Странные они все-таки существа: простая человеческая благодарность, ничего выходящего за рамки этикета, вызывает у них едва ли не апоплексический удар. Хотя я же сама слышала, как Снейп благодарил домовика, правда довольно сдержанно. Наверное, чтобы не смущать. К вечеру я вовсе забыла о недомогании и начала поглядывать в сторону стеллажей с книгами. Единственное, что меня останавливало, – возможное недовольство хозяина. По Книге я помнила, что не вся магическая полиграфия бывает безобидна для девственно чистого мозга начинающего волшебника. Вряд ли, конечно, Снейп хранит на этих полках что-то из каталога Запретной секции, но кто знает? Он ведь у себя дома, в свое время увлекался Темными искусствами, а с его манерой делать пометы в тексте вполне невинных книг, даже школьных учебников, самая безобидная книжка может оказаться источником весьма опасных знаний и умений. В результате, пооблизывавшись на книжки, я все же решила, что прямого запрета их брать от Снейпа не поступало, а, как известно, что не запрещено, то разрешено. Подтащив поближе стул, взгромоздилась на него, за неимением стремянки – волшебники, видимо, снимают книги с полок и возвращают их на место магически ,– и принялась за дело. Увы, а может, к счастью, ничего запретного здесь не было. Две верхние полки занимали школьные учебники по всем дисциплинам за весь период обучения. Это хорошо. В конце концов, будет что почитать на досуге. К тому же мне не мешало бы приложить усилия к тому, чтобы пройти школьную программу хотя бы раза в два быстрее. Перспектива учиться полных семь лет не привлекала. С другой стороны, программа младших курсов Хогвартса рассчитана совсем на детишек, а я все-таки дама с университетским опытом самообразования. Вот только практических навыков чтением книг не приобретешь. На пяти нижних полках оказались книги тоже вполне безобидные, которые я определила бы как дополнительную литературу. В числе прочих здесь было довольно много травников, определители растений – магические и магловские, альбом с зарисовками растений, грибов и минералов, выполненными, видимо, рукой самого Снейпа, какие-то старые свитки в картонной коробке и прочее, что всегда найдется в доме бывшего студента и действующего преподавателя. У меня самой со студенческой поры осталось немало конспектов. Зная Валю, уверена, она не выбросила ни тетрадки. Воспоминание о сестре болезненным эхом отдалось в душе. Как она там? Небось бодрится перед Вовкой и мальчишками, а ночами плачет в подушку. Если бы только дать ей знать, что я жива и у меня всё хорошо. Ну, может, и не всё, но это поправимо. Непоправима только смерть. Я вновь взгромоздилась на стул и принялась перебирать учебники – «Начальный курс зельеварения», «Начала трансфигурации», «История магии»… Потертые переплеты видавших виды книг, пожелтевшие от времени, запах старины... Внезапно один из томов, который я задумчиво взяла в руки, чтобы посмотреть название, дернулся в руке и неожиданно раскрылся. Я только и успела вскрикнуть и уклониться от струи чего-то липкого и склизкого, воняющего тиной, которое спустя мгновение растеклось по моим волосам, собранным в хвост, надежно цементируя его от середины до кончика. Книгу я успела захлопнуть, когда на шум и вскрик в комнате появился Снорти. Мои сбивчивые объяснения домовик слушал с таким искренним сокрушением на лице, словно врач жалобы больного в последней стадии чахотки. И на вполне закономерный вопрос, что делать, только покачал головой: – Старые шутки молодых господ. Очень старые. Хозяин Северус никогда не открывает эту книгу. Никогда. Это нельзя смыть. – Вот те раз… А если бы в лицо попало? – Нет, гостья моего господина, не попало бы, – сокрушенно вздохнул востроносый эльф. – Эта штука всегда попадает только в волосы. Я осторожно потрогала кончик хвоста – цемент. Ну, то есть по крепости хватки больше всего похоже на цемент. Соображать надо было быстро. – Скажите, Снорти, а вы можете это состричь? Ведь можно же это состричь, правда? Домовик с готовностью кивнул: – Снорти может. И, едва я успела снять с волос заколку, материализовался с большими портновскими ножницами. Один щелчок, и окаменевший конец хвоста упал на пол. Однако… Не надо было подходить к зеркалу, чтобы понять: в таком обкорнанном виде на люди не покажешься. – Скажите, Снорти, а вы можете… ну… сделать стрижку? Как ни странно, домовик утвердительно кивнул. Но потом замялся: – Снорти может постричь, но он не знает, как надо гостье господина Северуса. – Э-э… А если я вам нарисую, как мне надо, вы сможете? Эльф энергично замотал головой: – Да, тогда Снорти сможет сделать все точно, как изобразит госпожа. Ну, так это ж замечательно! Скажите, какая женщина не умеет изобразить для парикмахера, что ей надо – анфас, профиль и вид сзади? Без этого простого навыка ходить ей стриженной, как взбредет на ум мастеру, или не один час лопатить каталоги причесок. Через пять минут перед Снорти лежал карандашный набросок градуированного каре, какое я обычно изображала для парикмахера в том, своем мире, если приходилось стричься не у знакомого мастера. А еще спустя минут двадцать, стоя перед зеркалом в ванной, я вынуждена была признать: в нашем мире этот домовик мог бы сделать блестящую карьеру в парикмахерском деле. А заодно и пришла к выводу: даже школьный учебник может быть небезобидной книжкой. Вопрос только, зачем хранить на полке такую взрывоопасную книженцию? Вечер прошел за чтением «Истории магии» с перерывами на ужин и прием лекарства – в этом Снорти был неумолим. Почему-то я представляла себе Батильду Бэгшот жуткой древней занудой. Но нет, у нее оказался отличный слог. Эта дама прекрасно владела искусством излагать точный факт языком живым, ярким, порой ироничным, делать неожиданные и весьма оригинальные сопоставления. И те немногие, кто предпочитал самообразование лекциям профессора Бинса, должно быть, с удовольствием изучали этот предмет. Вот только в раннеподростковом возрасте на такие подвиги мало кто способен. Вернулась откуда-то Ночка. Не иначе как Снорти выпускал ее прогуляться. Поев, она свернулась клубком у меня на коленях и дремала, пока я сама не поняла, что клюю носом. Пришлось возвращать книгу на место и топать баиньки. Ночью мне снилось, будто я с родителями на раскопках словенского городища. Но почему-то не раскапываю, а, наоборот, строю – кладу кирпич за кирпичом, смахивая с мастерка излишки раствора. И жаркий июльский ветер доносит пьянящий аромат полынных степей…