Всё — яд, всё — лекарство; то и другое определяет доза. (Парацельс)
Утро не привнесло никаких изменений в мою жизнь. Снейп по-прежнему где-то пропадал. Я читала. Снорти, кажется, дичился чуть меньше, чем в первое время нашего вынужденного пребывания под одной крышей, но все же напоминал скорее бесшумную тень, чем живое существо. Несколько раз я его спрашивала о том, что было совсем уж непонятно и никак не объяснялось в «Истории магии». Должно быть, это известно каждому младенцу в магическом сообществе, но я-то тут не местная. Один из вопросов касался древнего договора между людьми и гоблинами, и, как ни странно, эльф, хоть старательно высказывал осуждение гоблинским хитрости и вероломству, не мог скрыть уважения к независимости и умению не прогибаться под магов людского племени. Иногда мне казалось, домовик пристально изучает меня, когда абсолютно уверен, что я этого не замечаю. Так прошел день. И еще один день. И еще. Учебник истории магии был прочитан, как увлекательный роман. Снейп так и не появлялся, а приставать с расспросами к домовику не хотелось. Он только-только стал со мной хоть о чем-то говорить – скупо, отрывистыми фразами, но все же. А начни я сейчас любопытничать о делах хозяина, Снорти замкнется, и останусь я совсем в одиночестве. Браться за другой учебник не хотелось. Надо бы уложить в голове то, что уже прочитано. Но и занять себя в доме, где ни телевизора, ни компьютера, можно было только чтением или рукоделием. Разжиться вторым в тупике Прядильщика казалось нереальным, да и не тянуло как-то. Взгляд упал на аккуратную стопу непрочитанных газет, и с передовицы верхней, сегодняшней, на меня хмуро глядел Дамблдор. Он стоял в центре группы людей, по всей вероятности магов, хотя и одетых, как им представлялось, очень по-магловски. Впрочем, самого профессора выдавали только длинная шевелюра и знатная седая борода, несколько диссонировавшие с безупречным темным костюмом состоятельного джентльмена. Ветер слегка трепал пряди пегих волос: директор был без головного убора. На заднем плане виднелись такие узнаваемые небоскребы Нью-Йорка. Заголовок гласил:Загадочное крушение магловского воздушного судна – случайность или звено цепи?
Я пробежала глазами статью: Вчера, 17 июля 1996 года, вблизи Нью-Йорка над Атлантикой по неясным пока причинам взорвался в воздухе магловский летательный аппарат «Боинг 747-131» компании Trans World Airlines, выполнявший рейс 800 по маршруту Нью-Йорк – Париж – Рим. Все, кто был на борту, – 212 пассажиров и 18 членов экипажа – погибли *. Среди погибших была семья магов, глава которой всем хорошо известный мракоборец Дезидериус Маккарти, по его же собственному признанию, не был силен в трансгрессии на сверхдальние расстояния и предпочитал путешествовать магловским воздушным транспортом. Высокопоставленный чиновник Магического Конгресса США, он был выпускником факультета Рейвенкло, всегда питал интерес к техническим достижениям маглов и семнадцать лет состоял в счастливом браке с выпускницей школы Иствикских ведьм Феделмой Уолш, чья мать происходила из знаменитого клана Кейнов. Во время памятной магической войны супруги какое-то время жили в Великобритании и в определенных кругах имели репутацию непримиримых противников Сами-Знаете-Кого. Нашему репортеру стало известно от лиц, близко знавших семью Маккарти, что в последнее время супруги неоднократно получали анонимные угрозы и предупреждения. Несколько недель назад на их дом в Иствике было совершено нападение, и только слаженные и умелые действия обоих мракоборцев позволили отбить атаку неизвестных, на чьей стороне выступило несколько вервольфов из Вест-Фарго, штат Северная Дакота. Нападение не сломило дух Маккарти, но подвигло отправить детей в надежное место. К счастью, близнецов, сына и дочери, не было на борту злополучного воздушного лайнера. Как сообщил нашему репортеру один из очевидцев крушения рейса TWA-800, житель Ист-Моричеса, который незадолго до авиакатастрофы вышел в море на своей яхте, лайнер, удалявшийся в сторону моря, был «атакован черным смерчем», после чего произошел взрыв. Но метеорологические службы маглов никаких аномальных природных явлений не зафиксировали. Остается неизвестным, были ли причиной аварии некая природная аномалия, неполадки летательного аппарата или еще что-то, о чем члены международной магической комиссии предпочитают многозначительно умалчивать?.. Отложив газету, я прошлась по комнате. Статья «Пророка» слишком прозрачно намекала на то, что в неполадки и аномальные природные явления их репортер, некий Кайл Фергюсон (надо же, я думала, там рулит одна Рита Скитер), не верит. Не удивлюсь, если он готов на что угодно, лишь бы узнать, до чего докопалась группа магов во главе с Дамблдором, который все так же мрачно взирал со снимка, сделанного, видимо, тем же Фергюсоном. Вернувшись к столику, я вновь опустилась в хозяйское кресло и принялась читать подряд все газеты за минувшие несколько дней. Картина вырисовывалась неутешительная. Сквозь заметки о книжных новинках, рекламу новых моделей метел, рассказы о достопримечательностях иных стран и частные объявления кое-где все же пробивалось больным нервом сообщение-другое о нападениях неизвестных, исчезновении и гибели людей – волшебников и маглов. И тут же вновь их сменяли нарочито восторженные живописания палаццо итальянских магов или гробниц египетских жрецов. Про облаву на имение Малфоев, как и следовало ожидать, ни слова. Похоже, выступления «четвертой власти» здесь умеют «фильтровать» не хуже, чем умели в Союзе, судя по рассказам родителей. Удивительно, что статья о гибели четы заокеанских мракоборцев в автокатастрофе вообще увидела свет. День минул в бесплодных размышлениях, а ночь принесла тревожные сны обо всем и ни о чем. Мельтешение знакомых и незнакомых лиц, смутное беспокойство, которое сменяло чувство безысходной тоски. Я просыпалась, глядела в потолок, вспоминая, как в студенчестве читала сказочные романы о попаданках. Заводные, победительные красотки, попав в чужой мир, заставляли все вокруг вертеться вокруг себя, любимых. Самая крутая магия была им подвластна безо всяких усилий, красавцы всех мастей прыгали перед ними на задних лапках, готовые на любой подвиг на поле брани, в политичеких кулуарах и в постели. А главное, гениальные сьючки точно знали, ради чего они там, чего хотят, и танком перли к цели, достигали ее за 300 страниц стандартного квеста, раздав всем по заслугам и получив главный приз – хэппи-энд в объятиях прекрасного принца. Нет, мозгов допетрить, что это просто незатейливая сказочка для дурочек с неустроенной личной жизнью, у меня хватало, как хватало и честности причислить к таковым себя. Но вот прочувствовать во всей полноте, что такое, если тебя действительно закинуть в чужой мир, где придется прогибаться под обстоятельства и волю более сильных, умелых и знающих, смогла только теперь, лежа в чужом доме, в чужой постели и пялясь в слабо белеющий потолок… Снейп объявился воскресным утром двадцать первого. Я почувствовала его присутствие еще до того, как в мою спальню поскребся Снорти. На подносе перед домовиком высилась стопка одежды поверх обувной коробки и стоял флакон темного стекла с какой-то жидкостью. – Доброе утро, гостья моего хозяина, – проскрипел эльф, ставя поднос на прикроватную тумбочку. – Доброе утро, Снорти. Ваш хозяин вернулся, не так ли? – Да. Он велел вам выпить это и переодеться, – поставив обувную коробку на пол, домовик разложил на стуле детское платье, носочки и белье. – Что это? – Э-э… хозяин велел вам выпить и переодеться, – с этими словами Снорти просто исчез, по обыкновению оставив меня с вопросами наедине. Ладно, выясню сама. Если профессор Снейп полагает, что я вот так, безо всяких с его стороны объяснений, стану совать в рот всякую гадость неясной природы и назначения… Хотя, судя по детской одежде, заботливо разложенной на стуле, назначение-то как раз очень даже ясно. Ничего, мне пока прикид от Люси не надоел, и говорить с хозяином дома я предпочту в нем, а равно и в своем обличье. Когда, полная решимости, я вышла из комнаты, Снейпа в гостиной не оказалось. Что ж, утренний туалет никто не отменял, а там, глядишь, и хозяин появится. Но, судя по плеску воды в ванной, зельевар уже появился, причем там, куда направлялась я, и мне ничего не оставалось, как пригладить растрепанные со сна волосы пятерней и вернуться в гостиную, где Снорти сервировал стол к завтраку. Увидев меня, он тоскливо повесил уши и ничего не сказал, а мне почему-то стало стыдно. Домовик переживал мою строптивость как свою личную вину, да еще молча, и от этого было только противнее на душе. Но, в конце концов, я не шкодная кошка, чтобы он нес ответственность за мое упрямство. Кошка, к слову, лежала тут же, в гостиной на полу, в прямоугольнике света, падавшего от окна. Неожиданно вспомнились бабушкин дом и кошка, так же разлегшаяся на нагретом солнцем полу, и я улыбнулась, присев, чтобы погладить Ночку. Бесшумных шагов хозяина дома за спиной я не услышала, лишь по реакции кошки поняла, что он в комнате. Медленно поднялась, оглянулась, готовая встретить тяжелый взгляд, и застыла. Снейп, осунувшийся, с темными кругами под глазами, казался тенью самого себя, и во взгляде было больше усталости, чем досады. Впрочем, он тут же перевел взгляд на Снорти, и домовик, сжавшись, пролепетал: – Снорти все сделал, как велел хозяин. Снорти… – …ни в чем не виноват перед вами, профессор, – говоря это, я наблюдала всю ту же картину: Снейп по-прежнему смотрел на беднягу домовика, а вернее, сквозь него в пространство. – Вы ничего не хотите мне объяснить, сэр? Мне кажется, я имею право знать о ваших планах от вас же, прежде чем становиться их частью, в чем бы ни заключалась моя роль. Я уже поняла, что у вас тут принято использовать друг друга, но я предпочитаю участвовать в чем бы то ни было сознательно и по возможности добровольно. Он молчал. Я уже решила, что моя декларация Снейпа никак не тронула, когда он кивнул в сторону накрытого стола: – Что ж, поговорим за завтраком. – Лучше после. – Как вам будет угодно. За все время трапезы мы оба не поднимали глаз, а едва опустевшая чашка черного кофе тихонько тенькнула о блюдце, Снейп резко поднялся и подошел к окну, так что мне был виден резко очерченный на грани света и тени полупрофиль волшебника. – Вы ведь поняли, что это за зелье? – начал он, все так же глядя в окно. – Судя по детской одежде, Оборотное. – Именно. Иного способа для вас учиться в Хогвартсе я не вижу. Профессор Дамблдор тоже. – Это я понимаю. Но почему так рано? До сентября еще больше месяца. – Вам следует привыкнуть к новому облику. Это не так просто. Кроме того, я несколько усовершенствовал зелье, и его надо опробовать. – Я могу знать, что именно вы изменили? – Концентрацию некоторых ингредиентов. Действие стандартного Оборотного зелья длится от часа до трех в зависимости от исходной массы принимающего его и наследственности. Скажем, на тех, в чьих жилах течет хоть осьмушка крови великана, оно не подействует в любой концентрации. Да и в последующих поколениях действие зелья будет вызывать лишь частичную трансформацию. – И как долго ваше снадобье будет действовать на меня? – Исходя из того, что ваша масса порядка 136 – 138 фунтов, дня три. Но это-то и надо проверить. А равно и реакцию вашего организма. – Понятно. Нет, капризничать и возмущаться хотелось, еще как. А смысл? Он прав, этот чертов зельевар. Но как же обидно расставаться со своим, уже совершенно своим телом ради… Чьего? – А-а… – я с трудом подбирала слова, – чей облик мне предстоит принять? Снейп, не оборачиваясь, пожал печами. Но до ответа все же снизошел: – Биологический материал мне дал профессор Дамблдор. Он полагает, нам следует играть роль дяди и племянницы. Это вполне удовлетворит любопытство тех, кому будет интересно знать, почему я вожусь с вами и даже предоставляю вам кров. – А разве кто-то будет это знать? – Поверьте, то, что знает мадам Малкин, в ателье которой нам предстоит побывать, то через день знает и все магическое сообщество. – Ясно. «Ну, что ж, назвавшись груздем, полезай в кузов, а там уж не жалуйся, что у кузова двойное дно», – с этой мыслью я и отправилась в спальню. Слова Снейпа нагнали меня уже у самой двери: – Имейте в виду, это не тыквенный сок, на вдохе лучше не пить. Прежде выдохните и постарайтесь проглотить залпом. Кивнув в знак благодарности за ценный совет, я прикрыла за собой дверь спальни и в следующее же мгновение, не давая себе заколебаться, откупорила пузырек, выдохнула и опрокинула его содержимое в рот, как обычно опрокидывают рюмку водки… Честно говоря, я ожидала много худшего и приготовилась подавлять рвотный позыв, но его поначалу не последовало. Однако уже в следующее мгновение по телу прошел странный зуд, потом словно приливная волна прокатилась по коже от макушки до пяток, и кожу обдало жаром. Я зажмурилась, лишь краешком сознания отмечая странные ощущения от трансформации тела. А когда открыла глаза, оказалось, что одежда стала мне совсем велика, да и волосы, опять же темные, теперь вновь довольно длинные, словно бы не так давно и не свели знакомство с ножницами умельца Снорти. Все еще не смея взглянуть в зеркало на внутренней стороне дверцы платяного шкафа, я медленно сняла ненужную теперь одежду Алины Глебовой и надела детскую, обмирая от ужаса при виде тонких ручек, безгрудого торса, смешных детских коленок. Последними достала из коробки детские туфельки с перемычкой, которые оказались чуть-чуть великоваты. Теперь я была сантиметров на пятнадцать или около того ниже себя реальной, и все предметы с нового ракурса казались больше. Подумав, собрала волосы в низкий хвост, скрепила заколкой – подарком Толстой Люси – и отворила шкаф с зеркалом… В первую секунду мне показалось, что я просто сплю и все это мне снится. Надежда на такой исход дела давно уже умерла во мне, но сейчас, словно издевательство над здравым смыслом, из зеркала на меня смотрела… Вэнсди Аддамс собственной персоной. Из спальни я выползла на ватных ногах. Снейп, оглянувшийся на скрип двери, воззрился на меня с интересом естествоиспытателя Парацельса, которому таки удалось создать гомункула. – Хм… Профессору Дамблдору определенно не откажешь в остроумии, – изрек он, наконец, с удовлетворенным смешком. – В каком смысле? – Пожалуй, вас и правда можно принять за мою дальнюю родственницу. – Ну да, Северус Снейп – кузен Гомеса Аддамса. Рукоплещите все! – Чей кузен? – не понял он. – Долго объяснять. Вы не знаете, кто стал… э-э-э… донором «биологического материала»? – Понятия не имею. Профессор снял волосы то ли с заколки, то ли с резинки, которую извлек из ларца, где хранит памятные вещицы. Откуда он взял эту вещь и когда, не имею ни малейшего представления. Он лишь сказал мне, что такой внешностью вам будет несложно поддерживать легенду о нашем родстве. Не могу с ним не согласиться… Что с вами? Внезапный острый приступ дурноты заставил хватать ртом воздух в надежде сдержать приступ рвоты. Пару раз пришлось вновь заглотить рвущееся наружу содержимое желудка. И едва в глазах посветлело, я рванулась в сторону ванны, зажимая рот. Спустя несколько минут неукротимой рвоты, выпав в сумрак коридора, наткнулась на Снейпа, а точнее, учитывая теперешнюю нашу разницу в росте, попросту уткнулась лбом ему в третью пуговицу жилета. И тут же профессорская рука сгребла детскую ладошку и потащила меня в гостиную. Там меня довольно бесцеремонно, словно куклу наследника Тутти, повертев так и эдак, усадили в хозяйское кресло. Склонившись надо мной, профессор молча запрокинул мне голову, оттопытил веки, изучив конъюнктиву и склеры. Заставил показать язык, что я с превеликим удовольствием проделала, причем совсем не так, как положено пациентке. Ему, правда, до моих гримас дела не было: нащупав сонную артерию на шее, он выслушивал пульс. Наконец, спросил: – Тошнит? – Угу, – честно буркнула я. – Сильно? – Ощутимо, но поменьше, чем перед ... – замялась, подбирая слова, но профессор лишь нетерпеливо тряхнул головой – мол, понял. Затем подхватил мое детское тельце и направился в спальню. Когда подо мной оказались подушка и одеяло, я вздохнула спокойнее и решилась задать вопрос: – Скажите, профессор, так теперь будет всегда? – Надеюсь, нет. Со временем ваш организм должен приспособиться. Я предполагал подобное, правда не в такой тяжелой форме. – Но почему? Обычно ведь Оборотное зелье противно только в момент употребления? – Дозировка рассчитана, чтобы обратить взрослую девушку на трое суток. Если бы вы обращались во взрослого человека, этого бы не произошло. Но зелье, начиная действие в организме взрослой женщины, продолжает его в теле довольно щуплого ребенка, для которого оно сродни яду не в силу собственно токсичности, но по причине чересчур большой дозировки. – Вредны не вещества, а дозы? – кисло улыбнулась я. – Именно. Если организму не удастся адаптироваться, как это обычно бывает при регулярном приеме Оборотного зелья, придется снижать дозировку и, соответственно, уменьшится срок действия снадобья. Это может создать некоторые неудобства. И еще. Вам придется ждать обратного оборота, чтобы принять следующую дозу в своем истинном облике, поскольку, если примете ее заранее в теле ребенка, последствия передозировки могут быть плачевными. А следовательно, на время пребывания в Хогвартсе вам надо будет подгадывать, чтобы время оборота приходилось на глубокую ночь. Это позволит избежать внимания ненужных свидетелей. – Понятно. Значит, все дело в дозировке? – Не совсем, – Снейп помолчал, что-то прикидывая в уме, затем продолжил не спеша, будто размышлял вслух: – Ваше, а точнее не ваше тело некоторое время назад претерпело радикальную и, по всей видимости, необратимую трансформацию. Мне не приходилось ни наблюдать такого, ни читать о подобном. А трансформация на трансформацию… - он скептически покачал головой. - И еще. Обстоятельства, при которых погибла остаточная сущность Беллатрисы… – профессор запнулся, наблюдая, как меня передернуло от воспоминаний о ночи в имении Малфоев, но тут же продолжил деловитым тоном врача: – Вы в последнее время не испытывали недомогания? – М-м-м... Не очень сильное, – припомнила я. – Ничего стоящего внимания. Так, слегка знобило, голова болела, мутило немножко. Мне Снорти помог, давал какое-то снадобье. – Почему вы мне не сообщили об этом? Снорти! – Не надо, не ругайте его! Недомогание было совсем несерьезным. Я и забыла о нем, если честно, потому и не сказала вам ничего. Возникший из ниоткуда домовик имел совершенно убитый вид. Если про людей говорят «повесил голову», малыш эльф умудрился повесить еще и уши, нос, а дай ему волю, пожалуй, и сам бы повесился под гнетом вины. Ну что за народ эти домовики! – Снорти, почему ты не доложил мне, что нашей гостье было плохо и ты давал ей… Кстати, что именно ты ей давал? – Снорти нет прощения, хозяин Северус, – прошелестел домовик, не поднимая головы, – Снорти … – Что… ты… ей… давал? – с расстановкой повторил профессор, досадливо морщась в ответ на покаянное шмыганье огромного эльфийского носа. Домовик едва слышно прошептал название микстуры, которое я не разобрала, зато разобрал зельевар. – Так я и думал, – Снейп устало махнул рукой. – Исчезни с глаз моих. Эльф, в последний раз покаянно вздохнув и шмыгнув носом, действительно исчез с легким хлопком. Какое-то время профессор смотрел в пустоту, где только что растворился незадачливый слуга, потом обернулся ко мне: – Все время действия зелья вас будет мутить. Я попытаюсь облегчить ваше состояние, но легкую тошноту придется потерпеть. Не уверен, что после приступа рвоты нам стоит полагаться на рассчетное время действия зелья. Увы, эксперимент изначально придется признать неудачным. Следите за своим состоянием. Первые предвестники грядущего оборота вы почувствуете минут за двадцать, и симптомы будут нарастать. Запомните их, это важно. – А что именно я должна запомнить? – Это индивидуально. Есть общие для всех взрослых женщин симптомы – сухость во рту, иногда чувство, не то чтобы головокружения – скорее, когда тебя «ведет». Тахикардия, покалывание в области сосков и тянущая боль в груди и внизу живота. Это как… э-э… стремительное взросление. Но, как я уже сказал, все индивидуально. Я лишь медленно моргнула в знак того, что поняла слова зельевара. Мне предстоит маяться дурнотой дня два, и все без толку, не прозевать время оборота, а потом начинать все сначала. И не факт, что будет легче. На исходе второго дня пришлось признать, что легче и впрямь почти не стало. Нудненькая дурнота – я с ней почти смирилась – присутствовала как фон тоскливым будням. Снейп где-то пропадал, появлялся ненадолго, справлялся о самочувствии и вновь исчезал. Чтобы чем-то занять ум, я вновь полезла на полку, достав на этот раз «Начальный курс зельеварения». Надо отдать должное магической науке, даже простейшие зелья для начинающих были далеко не так просты в исполнении, требовали большой точности в отмеривании ингредиентов и скрупулезного следования пошаговым инструкциям вплоть до того, сколько раз и в какую сторону мешать варево. Но в целом поваренная книга как поваренная книга. Тому, кто имел дело хоть с одной из них, другие покажутся не сложнее. Впрочем, все надо пробовать на практике, и скоро мне представится такая возможность. Первые признаки оборота я почувствовала, уже собираясь отходить ко сну, спустя тридцать шесть с половиной часов после принятия зелья, и удивилась, насколько точно профессор их описал. А ведь у мужчин при обороте из детского во взрослое состояние, наверное, своя специфическая симптоматика. Даже думать не хочу, где у них зудит и тянет. Поразмыслив, скинула всю одежду, достала из шкафа и положила на тумбочку стопку вещей от Люси и голышом нырнула под одеяло: так, по крайней мере, ничто не будет сковывать резко вырастающее тело. Вот еще одна причина подгадывать оборот под ночное время. Трансформация прошла быстро и по ощущениям очень похоже на то, что я чувствовала, приняв зелье. Так что спустя некоторое время в тусклом свете ночника я рассматривала свои руки, затем взъерошила привычным уже движением волосы в не очень длинном каре, блаженно вздохнула и уснула. Мне снился луг, весь в васильках и маках, какой только и может присниться, а в природе не бывает. И сквозь медовые ароматы пробивался волнующе-горьковатый запах полыни, оттененный можжевеловой ноткой. Я лежала в траве, глядя в бледно-голубое июльское небо, по которому неспешно плыли облака. Внезапно луг подо мной покачнулся, даже почему-то чуть слышно скрипнул, и сияющий мир вокруг погрузился в темноту. Все еще лежа с закрытыми глазами, я поняла, что попросту проснулась. А еще – что я не одна. Кто-то сидел на краешке кровати, глядя на меня так пристально, что этот взгляд я ощущала почти физически, как полынно-терпкий аромат из недавнего сна. Но, вопреки здравому смыслу, чужое присутствие не пугало, рождало скорее волнение иного рода, какое бывает только ночью, когда разум еще находится в плену грез и самое невероятное кажется простым и естественным. Скрипнула кровать. Человек подался вперед, и теплые пальцы, едва ощутимо дрогнув, скользнули по щеке, обрисовали линию губ, погладили шею и обнаженное плечо. Опять легкий скрип – человек поднялся, неслышно направляясь к двери, и только тогда я приоткрыла глаза, чтобы в светлеющем проеме отворившейся двери увидеть знакомую долговязую фигуру. Дверь закрылась, и, словно в продолжение странного видения, ночь погрузила меня в новый сон, где не было ни крушения самолета, ни губительного тумана, ни чудовища с лицом змеи…