Филька

- Ты хоть понимаешь, как мы с матерью волновались?! А он-то наивно полагал, что родители первым делом кинуться его обнимать. - Худющий-то какой, Божечки мои... И не назовешь бабушкой. Крепкая высокая женщина, больше пятидесяти не дашь. Глаза черные, цепкие. Филька оробел под таким взглядом даже, автоматически прячась за Анджея. - Так, Валентина, не трогай ребят. Иди лучше присмотри за пирогом. - Да что на него смотреть, пирог и пирог... А вот дедушка действительно был дедушкой, с морщинистым лицом и слегка сгорбленной фигурой. Анджей рассказывал, у них мужчины старели гораздо раньше, будто принимая всю тяжесть жизни на себя, освобождая женщин от этого бремени. - Как, КАК ты умудрился!? Ну каким образом ты опять влип в переделку, а!? - Мам... Пожалуйста... - Что «Мам»!? Кто с тобой это сделал? - Ну... - Явно первый полез, вот явно полез сам! А ведь я говорила тебе... Глаза наполнились слезами, но не из-за абсурдной жестокости самых дорогих ему людей. Болезненно сдавило виски. Свет из окна будто выедал глаза. От резких звуков в ушах звенело. Тут еще и ребенку на руках матери стало скучно, и он пронзительно завизжал в унисон ее голосу. - Мама, хватит, голова... - Не затыкай рот матери. Слушай, что тебе говорят, выродок. - Спасибо что помогли, ребятки. Что бы мы без вас делали. Дед Гриша по-отечески похлопал Фильку по спине, потом сгреб его и внука в охапку, довольно улыбаясь. - Валентина нас заждалась уже, бросайте вы эти мешки, потом под навес затащим. - Ага, на полный желудок? Нет уж, мы лучше сейчас, дед. Фильке хотелось взвыть. Время близилось к полудню и открытые участки кожи уже не просто горели, а шкворчали и пузырились. Однако небольшая часть здравого рассудка подсказала, что чем быстрее они добьют работу, тем быстрее они освободятся. - Я не знаю, они прицепились, а потом... - Ага, и как обычно вляпался. Голос отца звучал приглушенно, будто он разговаривал стоя за дверью палаты. Да если бы! Стоило попробовать лечь – стальная рука рывком привела его в полусидящее положение, продолжая полоскание и так поврежденного мозга. - Устал? - Заебался. Можно было бы начать долгий тягмотный разговор на тему того, что он не подписывался последние летние недели проводить в заброшенной деревеньке численностью не более пятиста человек и ближайшим магазином через километр, что обгорать не доставляет ему никакого удовольствия, равно как и вставать в шесть утра чтобы потом горбатиться на ненавистном огороде, которого ему и в детстве хватило, что... Впрочем, это и так было написано на его лице, поэтому Анджей предпочел ретироваться в другую комнатушку с очередным детективным томиком. Сам же Филипп сел за допотопный компьютер, который, на удивление, сносно ловил интернет. - Что вы делаете? Хоть произнесено это было и достаточно спокойно, но с максимальным нажимом на каждое слово. Одного взгляда хватило, чтобы было ясно – Анджей едва сдерживает приступ ярости. Сверля родителей Фильки взглядом, он медленно прошел в палату, первым делом скинув отцовские руки с его плеч. - Голова болит? - Да... - Ложись, сейчас врача позову. - Нена... - Ложись, говорю. - Не уходи! Повиснуть на его руке, трясясь, будто пятилетняя девочка. Забыть про боль, забыть про родителей, забыть... И вспомнить, наконец, первопричину всех страхов. - И бабушка с дедушкой ничего не спрашивали? - Нет. А должны были? - Нууу... Два парня спят на одной кровати – для нормальных людей это странно. - Значит, моя семья не нормальная, потому что для них наши отношения приемлемы. Последовала длинная пауза, во время которой Филипп сосредоточенно сопел, придумывая более ядовитые и оскорбительные слова. Однако вместо этого только хмуро посмотрел на парня. - Что? Да не рассказывал я им, неужели ты их тугодумами считаешь? Они сами обо всем догадались. - Каким таким образом, интересно знать. - А вот таким, у нас стены тонкие, а ванна от комнаты родителей не так далеко, как тебе казалось. Филька покраснел. И сколько б Анджей не говорил, что секс – это естественно и стыдиться тут нечего, он будет продолжать смущаться.