Сними свою маску

Они – пешки на огромной шахматной доске. Они нарушат правила и создадут свою игру, в которой она – белая королева, а он — черный король. Но вничью сыграть нельзя… Подземелье Слизерина. Как же надоели эти зелёные, болотные цвета, кожаный диван. Здесь холодно и сыро. Ведь для змей же оно создано. Настоящих гадюк. Коварных, жестоких, хитрых, готовых на все ради достижения своей цели, самовлюбленных, напыщенных и хвастливых. Астория придушила смешок, вырывающийся наружу от такого точного сравнения. Она нехотя взяла в руки перо и начала аккуратно дрожащей рукой выводить на свитке изогнутые буквы. «Дорогие мама и папа!» Нет, так не пойдет. Астория никогда так их не называла. Да и несколько неудобно было писать такие теплые строчки людям, которые предали. «Здравствуйте, семейство Гринграсс!» Нет, так тоже не пойдет. Слишком серьёзно и презрительно. Ну, это ведь с иронией. Нечего оправдываться. Слишком отрешенно. Они все же твоя семья и подарили тебе жизнь. Они предали тебя, но стоит быть мягче. Стоит быть мягче. А меня кто-нибудь жалел? Никто их не остановил. Никто не подумал обо мне, я лишь умная пешка в руках так называемых спасителей мира. Ведь они знали, что я не имею права отказаться, и воспользовались этим. Как же это обжигает, предательство самых близких людей. В голове всплывает приезд отца в школу. Тогда мы встретились в том же кабинете. Очевидно, они обсуждали мою слежку за Малфоем. В тот октябрьский пасмурный вечер я не обронила ни слова. Отец лишь сверлил мою спину взглядом, когда я, громко хлопнув дверью, удалилась из кабинета. Также было и во второй раз, с мамой. Она смотрела на меня потерянными сапфировыми глазами. Сердце снова пронзила уже привычная боль, отец говорил, что ни один её день не обходится без успокоительного зелья. Я молчу. Зачем эти пустые слова? Они не наполнены смыслом, все как по шаблону. Я сдерживаюсь, чтобы не спросить прямо и не высказать все, что убивает изнутри. Мама не хочет об этом говорить, но она явно знает о разговоре с Дамблдором. Самое ужасное, что всей ситуации я не знаю. Какую роль должна выполнять я? Кем все-таки является Малфой? Единственный человек, который может мне ответить на все эти вопросы – Драко Малфой, пожиратель смерти. Да, печально. Внезапно её заставляет вздрогнуть издевательский голос Забини: «Работа под прикрытием или личный каприз? Почему Астория Гринграсс скрывала свою чистокровность? Полоса подготовлена Ритой Скиттер» — он издал приглушенный смешок позади и приземлился на диван. — Гринграсс, неужели твои родители настолько бедны, что ты подумала, лучше быть грязнокровкой. Не думал, что ты так глупа, — непонимающе покачал головой Блейз, а после разразился хохотом. «Он все знал, просто решил поиздеваться. Идиот. Придурок. Ненавижу», — проносилось в голове у Астории, пока не всплыл один единственный вопрос: а как эта Рита Скиттер все узнала? И, не успев обдумать план своих действий, она вырвала газету из рук все ещё согнувшегося в истерическом хохоте слизеринца и направилась в кабинет ЗОТИ, занятия в котором недавно закончились. Там она обнаружила стоящую, опершись на окно, Панси Паркинсон. Над ней, спиной к шатенке, стоял слизеринский принц. Нетрудно было догадаться, что они уж точно не вели светские беседы. Впрочем, Астория почему-то нисколько не удивилась. «Хорошо, что я чуть позже не зашла», — с облегчением подумала слизеринка. — Малфой! — закричала она, пытаясь обратить на себя внимание. Простое вежливое покашливание не помогло. — Гринграсс, ты как всегда вовремя, — не поворачиваясь, произнес Драко и отстранился от брюнетки. — Я тоже рада тебя видеть, — иронично ответила девушка. — Что тебе надо? — нехотя оборачиваясь, небрежно выплюнул Малфой. — Нужно поговорить, — замявшись, ответила Астория. — Панси, оставь нас, — прищурив глаза в знаке недоверия, произнес он. — Но, милый, — по-детски сжав пухлые губы, сказала слизеринка. — Панси! Делай, что я сказал, — внезапно разозлившись, произнес блондин. Панси кинула презрительный взгляд на Асторию и не спеша покинула комнату. Тем временем слизеринец достал волшебную палочку из кармана брюк. — Что, боишься, я убью тебя или покалечу? Не беспокойся, я не за этим пришла. — Знаешь, вчерашней твоей выходки мне достаточно. Не хочу, чтобы это повторилось. Я же предупреждал? — Да ты просто боишься, что я тебя перехитрю, — выпалила слизеринка и кинула презрительный взгляд на Малфоя. — Ты пришла, только чтобы снова вывести меня из себя и повторить тот замечательный вечер? — Астория сжалась от воспоминаний о Круциатусе. Тем временем слизеринец застегивал верхние пуговицы рубашки, которые так старательно пыталась расстегнуть Панси несколько минут назад. — Нет. На, читай, — произнесла девушка и кинула ошарашенному Малфою газету, которая прилетела ему прямо в лицо. — Слушай, а нельзя поаккуратней? Сколько можно учить тебя хорошим манерам, — ворчал парень, но все же пробегал глазами по мелким строчкам. — И? — Это твоих рук дело? — Нет, не моих. Мне незачем себя подставлять. Но это последний раз, когда я отвечаю на некорректно поставленный по отношению ко мне вопрос, — слизеринка приподняла бровь в знаке недоумения. Тем временем, Малфой продолжал: — Во-первых, не смей вламываться без стука. Во-вторых, не повышай на меня голос. Я ничего тебе не должен. И в-третьих, относись ко мне более почтительно. Например, твоя речь должна была звучать так: Малфой, не мог ли ты ответить на мой вопрос: возможно, ты это сделал. И когда я отвечу, ты должна сказать: «Спасибо за ответ», — слизеринский принц откровенно издевался. Приблизившись к ней настолько, что от его дыхания её локоны развевались, а кожу обжигало. Он уже говорил ей на ухо вполголоса, а девушка снова пыталась вжаться в стену. — Ты ещё скажи, что я должна тебе поклониться. Нет, не дождешься. И вообще, теперь мы почти на равных. Мои родители хоть и не настолько богаты, но я чистокровная аристократка. Поэтому, может ты и привык, что тебе все подчиняются и слушаются, но я этого делать не буду. Не в этой жизни, — защищалась Астория, пытаясь смотреть сквозь слизеринца. — Такая наивная Гринграсс. Ты будешь делать все, что я скажу. У тебя просто нет выбора. Стори оттолкнула его и кинулась к двери, но Малфой её опередил: — Энклозио , — крикнул Драко и будничным тоном продолжил: — Кстати, ты подумала над его предложением? Время истекает. — Ты же сказал «До вечера». Так что время ещё есть. Малфой, отопри дверь! Я тебя по-хорошему прошу, — уверенно сказала девушка, вновь поднимая на него взгляд. Он расплылся в коварной ухмылке: — Неужели ты мне угрожаешь? Я тебя умоляю, ты хоть сама-то себя слышала. — Эволютио Голпе, — атакует слизеринка. — Протего, — обладая хорошей реакцией, Малфой блокирует заклинание. — Фризио. — Контратус. — Протего, — девушка вздергивает носик и на несколько секунд замирает. Слизеринец воспользовался её бездействием, заговорив: — И что ты хочешь этим показать? Это ведь ни к чему не приведет. Ты же знаешь. — Колопортус, — произносит девушка, поворачиваясь к двери, но Малфой отпускать её не собирается: — Легиллименс, — произносит он, в надежде не увидеть то, как Гринграсс рассказывает об его предложении Дамблдору или Поттеру. Его ожидания оправдываются. Тогда, воспользовавшись замешательством девушки, он выкрикивает: — Мобиликорпус, — Астория повисает над землей, будто на невидимых носилках. Несмотря на это, ни один мускул на лице слизеринки не дрогнул. Она поставила себе цель держаться до последнего, будучи уверенной, что когда Малфой получит то, что хочет, она сможет избавиться от его общества. Малфой не спеша подходит к Стори, загадочно улыбаясь и забирая из её обездвиженных рук волшебную палочку. — Я же говорил, что не нужно меня злить. Веритас, — девушка пытается сдерживать нахлынувшие эмоции, но пронзающие карие глаза выдают всю ненависть и бессилие. Она вздрагивает от действия заклинания. Тем временем слизеринец направил палочку на хрупкое тело и медленно поднял Асторию так, что её изящная рука оказывается на уровне его пояса. — Когда ты собиралась рассказать Дамблдору и Поттеру о нашем разговоре? — спокойно, но требовательно спрашивает Драко. Астория сжимает рот, пытаясь не произнести ни слова, но под действием заклинания слизеринка спокойным тоном, будто не своим голосом медленно произносит: — Сейчас, после этого эпизода я должна была зайти к профессору и рассказать о предложении Темного лорда... — девушка начала рассказывать подробности, но Драко остановил Стори: — Этого достаточно. Хватит. Затем, немного помедлив, он опускает девушку на серый пол и произносит: — Фините Инкантатем, — он глядел прямо в её холодные, полные ненависти и презрения глаза, которые никогда не посмотрят на него с любовью. Слизеринка вздрогнула, словно очнувшись ото сна и быстро вскочила. — Где. Моя. Палочка? — прорычала она. В её глазах читалось желание взять эту самую палочку и послать в сторону парня «Аваду Кедавру». Слизеринец стремительно приближается к Астории и, остановившись в паре шагах, произносит: — Твоя палочка останется у меня в качестве гарантии моей безопасности. Видя накипающую в её глазах злость и желание сорвать её на нем, слизеринец медленно приближается и шепчет на ухо слизеринке: — Ничего ещё не произошло… Пока не произошло, — и издевательски ухмыльнувшись, слизеринский принц заправляет ей за ухо темный локон, выбившийся из прически девушки. И снова эта дурацкая игра. Он хочет напомнить ей о неизбежных пытках сегодняшним вечером. Как же Астория ненавидела, когда он использует её как игрушку, желая потешиться. Но почему-то этот бархатный голос заставляет Стори успокоиться. Она хлопает глазами, которые уже покраснели от накопившихся слез. — Кстати, уже вечер. Твой ответ, — так и не отстранившись, произносит Малфой. — Ты его уже слышал. Повторять не собираюсь, — девушка закрывает глаза, и по щеке медленно стекает большая слеза, в которой, казалось, накопились всё отчаяние и бессилие, ненависть и презрение. Как же ей хотелось, чтобы эти чувства ушли вместе с этой слезой, но нет, становится лишь больнее. Малфой, быстро отпрянув от неё, остановился у окна, в котором виднелся лес и темное небо с грозовыми тучами и промелькнувшей молнией. То же самое творится и в душах героев. Вечная гроза, смятение, бесконечная грусть, ненавистное отчаяние. Ему так надоело ненавидеть, презирать, унижать. За что он её ненавидел? За то, что она никогда не станет его. За то, что никогда не подчинится. За то, что она так упрямо сопротивляется. За то, что она не оставляет ему выбора, кроме как быть с ней жестоким. За то, что… она заставляет его страдать, а его холодное сердце таять. Постепенно разрушает невидимую стену, врываясь в его жизнь, и не выходя из головы. За что он её презирал? За то, что она так упрямо и наивно пытается жить дальше. За то, что она не всегда справляется с безграничным отчаянием. За то, что она сходит с ума, не в силах справиться. Почему он её унижал? Потому что только так можно попытаться сломать её, заставить подчиниться, чтобы впоследствии не стать её убийцей… А Астория так и стояла посреди кабинета, пока по её щекам бесконечным потоком сползали долгожданные слезы. Слезы отчаяния, бессилия, слезы безграничной ненависти ко всему происходящему. Слезы только одного человека способны были пробудить в нем сочувствие – слезы Нарциссы, поэтому это никак его не смутило. Вновь наступила мертвая тишина. Тишина, окутывающая их обоих. Тишина, которую нарушают лишь их взволнованное дыханье и несмолкающие крики души. Тишина, во время которой, казалось, их мысли и чувства стали одним целым. Тишина, когда каждый понимает друг друга без слов. Тишина, когда все главное уже сказано, и они не в силах что-либо изменить. Тишина, среди которой слышится стук соленых капель о холодный пол. Тишина, которая наступила для того, чтобы они сняли маски. Тишина, которая для них длится уже вечность. Тишина, которую они так не хотят прерывать. — Как ты не понимаешь… Ты думала, Круциатус – самое худшее из того, что хотят с тобой сделать. Нет… Ты не знаешь, что такое настоящие пытки, и скажу честно, мне сначала не хотелось, чтобы ты почувствовала это на себе, но ты просто не оставляешь мне выбора… — девушка прожигала спину слизеринца опустошенным взглядом, но тот бездвижно стоял, глядя в маленькое окно. Со стороны могло показаться, что это мраморная статуя, ведь ни один мускул на лице парня в течение всего разговора не дрогнул. — А когда они поймут, что ты им не нужна, они просто убьют тебя. Я убью тебя… — задумчиво произносит Малфой. — Ты думаешь, я просто так стал убийцей, я все это видел, именно поэтому не желаю того же для тебя. Гринграсс, если ты намерена сопротивляться до последнего, то долго ты не выдержишь. Несмотря на то, какой смелой пытаешься казаться. Лучше просто сдаться, избегая пыток. Так ты хоть ненадолго продлишь себе жизнь, — Драко обернулся к ней, но увидев смятение девушки, произнес: — Ты не поймешь меня… В каком положении оказалась наша семья, когда наш дом стал местом собранием Пожирателей смерти, а частым гостем в Малфой-меноре стал Темный лорд. Что испытывал я, видя слезы своей матери, которая боялась потерять меня и отца. Её отчаяние и страх перед будущим, которое нас ожидает. Когда отец не оставил мне выбора, ведь я тоже должен был стать пожирателем смерти. Ты просто не знаешь, каким образом во мне убивали чувство сострадания и жалости, — он не мог смотреть ей в глаза, особенно не желая видеть её реакции на его столь проясняющую речь. А точнее, не желая видеть её такой слабой. А ведь она понимала. Знала, что значит боль, незаметная для окружающих, но убивающая изнутри. Отчаяние, когда так хочется следовать лишь разуму. Лишиться эмоций и чувств, чтобы они не разрывали сердце. Ощущение пешки и марионетки в руках других людей и всего мира. Безысходность, когда все решили за тебя и не оставили выбора. Когда не остается слез, лишь опустошенный взгляд в темноту и бессонные ночи. Все это девушка испытала всего за несколько недель. — Ты так наивно полагаешь, что они от тебя отстанут, пытаешься жить дальше. Как же ты заблуждаешься. Как это глупо, наивно надеяться, что все будет хорошо, что завтра будет лучше, чем вчера, когда знаешь, что с каждым днем все хуже. Комната медленно погружалась во мрак, ведь за окном уже смеркалось. Слизеринка подняла карие глаза, в которых отражались блики от светившейся палочки Малфоя. В них появился страшный огонек безумия. — А что мне остается делать! Даже если стану предательницей, когда сам-знаешь-кто поймет, что из меня уже нечего выжимать, он убьет меня. Так какая разница: сейчас отойти в иной мир или через несколько недель? «Я просто не смогу тебя убить», — лишь пронеслось в его сознании. Она рванула к нему с целью забрать палочку, но Малфой словно ожидал этого, он резко повернулся, и, взмахнув палочкой, отбросил её к противоположной стене заклинанием Репульсус. И снова её маленькая хитрость не сработала, ведь последняя реплика была всего лишь актерской игрой, чтобы избавится от минутной слабости.Астория не могла встать, потому что голова кружилась, а в глазах мутнело, но она заметила, как темный силуэт Малфоя медленно приближался к ней. Слизеринец сжал подбородок девушки и тянул его вверх, заставляя её саму рывком подняться. Последнее, что она заметила – блики в его пепельных глазах и уже привычный непроницаемый взгляд. Слизеринка никак не могла предугадать его дальнейшие действия. Именно поэтому, когда парень накрыл её губы властным поцелуем, девушка растерялась. Воспользовавшись этим, он углубил поцелуй, и то, что Тори прикусила его губу, разгоряченного Малфоя только разозлило. Слизеринский принц собственным телом прижал её к холодной стене, сильно сжав запястья девушки, ведь он знал, что Астория вряд ли будет в восторге от его действий. Она начала отчаянно мотать головой, брыкаться, но слизеринец не давал ей это сделать, прижимая так, что казалось, от хрупкого тела в стене останется вмятина, и продолжая впиваться в её губы своими. Все тело девушки окатило приятной волной жара. Внезапно Малфой отпрянул от неё, и, не давая ей ни секунды опомниться, направил на девушку палочку и произнес становившееся привычным Круцио, вновь заставив слизеринку обессиленно упасть и извиваться на каменном полу от безграничной боли. В этот раз парень был жесток, и эти ненавистные десять минут показались ей веком. Он стоял и смотрел. Смотрел на её боль и слушал её крики, разбивающиеся о стены этой комнаты. Казалось, блондину было приятно от того, что девушка испытывает страдания. Он смотрел на неё и ждал, когда та будет молить о пощаде, скажет о принятии предложения лорда. Но Астория лишь неистово кричала, а когда не осталось сил и на это, она начала хрипеть от боли сорвавшимся голосом. Малфой позаботился о том, чтобы её бесконечные крики никто не услышал, наложив на комнату оглушающие чары. Девушка не заметила, как слизеринский принц остановил заклинание, ведь все тело все ещё изнывало от тупой боли. Не в силах открыть слипшиеся от слез глаза, она начала прислушиваться. Слизеринец бросил палочку девушки подле неё и, присев возле шатенки, лежавшей на полу кабинета, долго осматривал все ещё дергающиеся закрытые веки, бледную кожу, аккуратный овал лица и изящные запястья, на которых наверняка останутся синяки от его прикосновений. Во все это, в эту строптивую девчонку он как дурак влюбился ещё с вечера в астрономической башне. Тогда он долго наблюдал за девушкой, прежде чем дать знать о своем присутствии. Его глаза медленно изучали Стори. Задумчивый и глубокий взгляд, в котором читается отчаяние и печаль. Мраморная кожа, сияющая под луной, прямая спина, небольшой серебряный кулон на длинной тонкой шеей, маленькое черное платье, подчеркивающее осиную талию, белые лодочки на небольшом каблучке, так для него непривычные, ведь большинство учениц змеиного факультета вслед за Панси носят открытые туфли на шпильке. Как могло на такие хрупкие плечи выпасть такое сложное испытание. Как эта хрупкая девушка справлялась с безграничным отчаянием? Проводя осенние вечера в слезах, позже выяснил сам Малфой, наблюдая за Асторией. Мысль о том, что он должен был стать её ночным кошмаром, тогда несколько смущала. Но потом слизеринец понял, что Астория Гринграсс не такая уж и слабая девчонка, а упрямая и строптивая слизеринка, которую будет очень сложно сломать. Он одновременно и восхищался её стойкостью и ненавидел за это. Но хотел ли он это делать? Его не спрашивали. Ведь они всего лишь пешки, заложники обстоятельств, марионетки в руках всего мира, каждый из которых сражается на стороне добра или зла. А что есть добро и зло? Сейчас для них эти понятия потеряли смысл. Ведь оба испытывали страданья. Спасители мира, так называемые воины добра поступили с Асторией жестоко, не оставляя выбора. Дамблдор воспользовался её добротой, жертвенностью. Статус Малфоя как будущего пожирателя смерти ещё с рождения был определен благодаря отцу. Какой Мерлин влюбился? Ты в своем уме? Какую чушь ты несешь. Это неправильно. Тогда какого Мерлина ты её поцеловал? Зачем? Сначала поцелуй, потом Круциатус. Для чего? Если она сойдет с ума, Темный лорд убьет тебя. А если она вспомнит? Она предпочтет об этом забыть. Ей не до этого. И ты, воспользовавшись этим, будешь использовать её, как куклу? Да, а почему бы нет, по-хорошему она моей не станет, значит, пусть почувствует себя марионеткой в моих руках. Она же ещё больше возненавидит тебя. Пусть, мне наплевать на её чувства, дементор побери эту девчонку. Наивная дура. Мать Тереза. Не хочет она крысой быть. Ну и ладно. Больно надо, пытаться её образумить. Я предупреждаю только один раз. Исключений для Гринграсс не будет. Обеспечу ей сладкую жизнь. Специально не стану стирать ей память, пусть время, проведенное в моем обществе, станет самым ненавистным воспоминанием. Не открывая глаз, Стори чувствовала, как парень прожигает её взглядом. До девушки доносился голос слизеринца, глухо, словно откуда-то издалека: — Абстерго. Поен Адверсус, — Асторию окатило приятной теплой волной магии. Она почувствовала, как боль медленно отступает, но зато нагрянула усталость, и она уже не заметила отдалявшиеся шаги и хлопка двери, погрузившись в царство Морфея, и не желая прокручивать в голове события сегодняшнего вечера.