Симбиоз

— Хей, я дома! — кричит Стайлз, скидывая обувь и вешая куртку на крючок. Дом встречает его переливами сонаты Бетховена. Сердце болезненно сжимается от дурного предчувствия. — Скотт? — осторожно зовёт он, заглядывая в гостиную. Мебель стоит на месте, на руках Скотта ни крови, ни царапин - уже хорошо. Стайлз сдерживает порыв спросить банальное "ты в порядке?", иначе... Иначе ни черта тот не будет в порядке. Он тычется носом в шею Скотта, шумно дышит и дослушивает последние аккорды. — Ты оставил свой телефон, — сообщает ему Скотт и убирает пальцы с клавиш, погружая дом в звенящую тишину. — Лидия звонила. Прослушай голосовую почту. Комок дурного предчувствия сжимается где-то под солнечным сплетением. Дрожащими руками Стайлз берет телефон, не отводя взгляда от напряженной спины. "Привет, Стайлз. Твои супер-здания не смогут построиться без твоей помощи? Ты и так постоянно просиживаешь свой зад над проектами, а сестра скучает. Помнишь о моих планах насчёт родителей и простого путешествия в Европу? Я купила билеты, несмотря на твои "семейные" обстоятельства. Отказов не принимаю. Хватит заниматься гуманной помощью, сейчас это не в моде, и..." Стайлз выключает телефон, не уверенный, что должен дослушать последующие предложения. Садится на диван и сжимает виски ладонями. Скотт начинает играть. Его чувствительные пальцы вновь пробегаются по клавишам, где-то надавливая, где-то еле касаясь. — Скотт, я никуда не поеду, ты ведь знаешь. Скотт громко выдыхает и разворачивается. Глаза неподвижно смотрят на точку повыше головы Стайлза. — Я хочу, чтобы ты поехал. Лидия права. Во всем права. Особенно относительно меня и... Гуманной помощи. Стайлз категорично качает головой, хоть и знает, что Скотт не увидит. Зато почувствует, всегда чувствует его состояние и местоположение. Скотт поднимается и касается руками обивки первого дивана, скользя рукой, обходит его, шипит, задевая ногой столик. Стайлз вытягивает руку и касается его ладони. Скотт, наконец, присаживается рядом. — Это твоя жизнь, Стайлз. Ты столько работаешь, обеспечивая нашу жизнь. Нашу, понимаешь? Может, пора подумать о своей? Скотт выкидывает руку вперёд, прикрывая глаза, скользит большим пальцем по щеке Стайлза. И тот тоже прикрывает глаза, довольствуясь лаской. — Моя жизнь там, где есть ты. — Почему я? — с отчаянием произносит Скотт. Его нижняя губа нервно дергается. — Я даже не знаю, как ты выглядишь. Как выгляжу я. — Ты очень красивый, Скотт, — убеждённо говорит Стайлз, ловя его лицо. Он смотрит в карие глаза. Темнее, чем у него самого. У него, скорее, медовые. О чем он и сообщает Скотту, вызывая у того слабую улыбку. — Я хочу работать. — Нет, — сразу отрезает Стайлз и, предупреждая новые вопросы и обиды, объясняет. — Дело не в твоём зрении или в том, что я не доверяю тебе. Просто... Я буду беспокоиться. Скотт вздыхает, побежденный. Если Стайлз использует в контексте слово "беспокойство", то это очень многое значит. Однажды он чуть не поднял весь город на ноги, когда Скотт с помощью соседки ходил в магазин. — Мы решили этот вопрос? — интересуется Стайлз. — Потому что я невыносимо хочу кушать и получать вечерние поцелуи. Скотт растерянно кивает, и Стайлз находит это очень очаровательным. — Можно начать с поцелуев, — бормочет он и, притягивая Скотта ближе, кусает его за нижнюю губу. Когда в следующий раз Лидия позвонит, Стайлз намеренно оставит дома телефон, а Скотт, выслушивая брань, скажет, что жизнь Стайлза там, где есть он. Хочет она этого или нет.