Симбиоз

— Ты в порядке? Стайлз истерически смеётся, размахивает руками и случайно заезжает Дереку по затылку. Тот даже не оборачивается, лишь тихо рычит и старается растормошить бледного Скотта. В подсобке слишком мало места для любого рода движений, а особенно для таких качков Хмуроволков как Дерек. Стайлз хочет удивиться, как они втроём влезают сюда, он уверен, покачнись кто из них, и Стайлз окажется на верхушке пыльных мешков и швабр. — Да, — хрипит Скотт, но его зрачки уже не реагируют ни на какого рода движения. Стайлз умудряется мельтешить даже в маленьком пространстве. Он, блядь, в порядке. Охеренном, чёрт возьми, порядке. Геройская чёрная майка и одетая поверх рубашка в клетку насквозь пропиталась чёрной жижей, и Стайлз сдерживает одновременно рвотный позыв и целую речь о эфемерном «порядке» друга. Чувство дежавю отрезает ножичком маленькие кусочки мозга и пережёвывает с таким удовольствием, что Стайлз хочет оживить Эллисон, найти грёбанную иголку и впихать ей в руки, и пусть хоть орава Арджентов прибежит сюда – Скотт должен жить. Дерек прикрывает глаза на секунду, рычит безнадёжно, надрывно. Стайлз видит, словно глотка Хейла стала прозрачной, как мотивирующие речи встали поперёк горла. — Ну же, волчара, — молит Стайлз, но Дерек предсказуемо даже не поворачивается. Лицо Скотта всё сильнее контрастирует с тёмной стеной. Бледность его можно сравнить разве что с модными кругами самого Стайлза, одержимого ногицунэ. У Стайлза мотивирующие, а по большей степени глупые речи встают где-то в глотке и касаются своей длиной лёгких. Дерек дрожащими, полностью покрытыми кровью руками набирает номер. — Алло? Лидия. Стайлз ревностно насупился. — Откуда у тебя её номер? — Лидия, мне нужна аптечка. Сейчас же! Иголка, спирт. Да всё что угодно. Рана не заживает. — Хорошо, я сейчас буду, — обеспокоенно произносит она. И даже ведь адрес не спросила – знала, куда идут они. Стайлз невесомо ведёт пальцами по щеке Скотта, но почему-то не чувствует температуры кожи даже кончиками подушечек. Его затапливает паникой, особенно когда трепещущие ресницы Скотта приостанавливаются на мгновение, чтобы в следующую минуту Скотт шумно выдохнул, побледнел ещё больше, а Дерек стёр с его лба испарину. — В порядке он, — ворчит Стайлз и надеется, что не слышны его истерические нотки и всхлипы, рвущие грудную клетку. — А я говорил, что нужно купить эти чёртовы амулетики у того придурка, похожего на Лейхи с модными шарфами. Причитания Стайлза вновь пропускают мимо ушей. — Мы скоро будем вместе, — вдруг произносит Скотт, открывая глаза. Взгляд вполне осмысленный, речь членораздельная, но Дерек подрывается так, словно он при смерти. — Скотт, — зовёт его он, но тот не сводит взгляда со Стайлза. Стайлз улыбается. — Конечно, детка. Ну и напугал ты меня. Я уж думал, что ты тут коньки откинуть решил. А как же тот план десятилетней давности, когда мы вместе хотели спрыгнуть с парашюта в старости? Он касается его губ, чувствуя слабое покалывание, и думает, что счастливей не был никогда. Скотт вновь прикрывает глаза, на его губах такая же осоловевшая улыбка. На языке почему-то вертится глупое джексоновское «левое и правое яичко». *** Лидия появляется через четверть часа. Бледная, растрёпанная, с красными опухшими глазами и смазанной на губах помадой. Она судорожно сжимает аптечку, Стайлз при неярком свете лампы замечает две дорожки слёз. — Он бредит, — отрывисто произносит Дерек сквозь сжатые зубы, когда Лидия садится рядом со Скоттом. — Эй, здесь и так мало места, — Стайлз пихает её коленом. Он сжимает руку Скотта, и конкуренты ему не нужны, пусть это Лидия, пусть это его первая любовь. — Рана не затягивается, — истерически всхлипывает Мартин и приоткрывает рот в немом крике. У Стайлза почему-то ворочаются внутренности, клетка за клеткой словно погибают с каждым взмахом руки Дерека над раной Скотта. Сердце бьётся удивительно мерно, и он неловко шарит по карманам в поиске заветной пачки таблеток. — Не смей кричать. Он будет жить. И Стайлз впервые с ним солидарен. С ладони вдруг исчезает тяжесть руки Скотта, Стайлз панически шарит по полу, но потом качает головой. Нет времени. — У него нет якоря, который будет держать его здесь, — Лидия вновь шмыгает носом. Непривычно видеть её такой потерянной, без красной яркой помады на губах. — После смерти Стайлза… Скотт резко открывает глаза и хватает ртом воздух. Лидия кидается ему на шею, а Дерек рычит на неё – только-только подлатал рану, кто знает этого подростка, вдруг опять разойдутся швы. Но на его лице заметны тени облегчения. — У него есть мы, — счастливо произносит Лидия. Стайлза словно прибили к стенке ржавыми гвоздями, такими, какие однажды они стащили у его отца со Скоттом, чтобы построить дом на дереве. Он может легко выбраться, только дернуть руками, и свобода, но он лишь стучится головой. — Стайлз, — хрипло зовёт Скотт, и он наконец-то отлипает от стенки, садится на корточки рядом с ним. Вот только зрачки Скотта не фокусируются на нём, Стайлз наклоняется и целует с такой безнадёжностью, словно… Мёртв. Эти слова отпечатываются на изнанке век. Как клеймо ставятся на медленно бьющемся сердце. Он не чувствует губ Скотта, лишь слабое дуновение и терпкое вино собственных слёз. — Я здесь, — зачем-то говорит Стайлз и чувствует себя невозможным придурком. Зачем же нужно было столько молчать, скрывать от Скотта правду, пытаться убежать от чувств, когда грёбанное счастье было рядом? Так, что протяни руку, так, что коснись в очередной раз плеча и, развернув, прижми к себе, так, что обведи ненавистную тебе татуировку и невесомо пробегись по ней губами. Скотт засыпает под мерный аккомпанемент спокойного дыхания Дерека и лёгких поглаживаний Лидии, а Стайлз чувствует, как его сердце делает последний удар и замирает вместе с потерей надежды.