Колдун и его мальчик

      Драко вышел из камеры только через час, все это время слыша только свои крики, проклятья и свист хлыста, которым исполосовал себе всю спину, чтобы чувствовать лишь физическую боль, чтобы сердце горело не так сильно, выжигая все внутренности, чтобы понять лишь те слова, что намертво прилипли к нему всем своим незримым существом: "Любви никто не достоин. Сердце стремится к боли, чтобы потом страдать всю жизнь. Верить можно только себе и своей голове". О, сколько раз он повторял их себе, намертво запечатывая, но глупое сердце, так безнадежно страдающее, твердило только: "Гарри. Мой мальчик."       Он так и не перестал любить своего мальчика с той минуты, когда они познакомились. Только он имел ключик к запрятанному глубоко-глубоко в душе чувству, светлому, приятному, всеобъемлющему. Иногда казалось, что любовь эта вот-вот хлынет за пределы закрытой комнатки, оживляя, заставляя рассудок очиститься от скверны, впитать ее всеми частичками тела и души, но дверь была под стать камеры номер тринадцать, такая же непробиваемая, глухая к чужим скорбям и чувствам, и только Гарри, его невидимая светлая сущность рассеивала мрак, царивший за ее пределами, только он был способен добраться до самой сути, лишь ласково прошептав: "Драко". Он смог просочиться даже в тринадцатую камеру, что было просто невозможно. Да что там! Он каким-то образом смог выжить после пожара, вспомнить все, и не рассыпаться на части от гнева и ужаса. В этом был весь он. Слишком добрый, слишком красивый, слишком чувствительный. Словно Бог, отмеряя людям крупицы, из которых состоял их характер, высыпал из сита для Гарри чуть больше, чем требовалось, и решил не отменять этого, посмотреть, что выйдет.       И вышел Гарри. Мальчик, который умеет прощать и любить. И вышел Драко, у которого эти чувства либо напрочь отсутствуют, либо выражаются в какой-то неправильной форме. Он и мог только, если ненавидеть, то всей душой, желать - так только полностью, калечить - так до смерти, любить - так... Наверно только любить он мог без оглядки, с садистским удовольствием подчиняя, прогибая под себя и свои желания, делая из объекта своих больных чувств, ведомую куклу, исполняющую волю хозяина. Но Гарри никогда бы не стал таким. Он совсем другой. И его недостойны даже он с Северусом.       Стражники с ужасом шарахнулись от Драко, лицо и тело которого было покрыто кровью, неизвестно чьей, Северуса ли, или же его собственной. А, может, все вместе. Блондин направился к выходу из тюрьмы.       - Господин, - тихо, дрожа, прошептал самый смелый. - Ваш отец велел не калечить пленника... - дыша через раз, от ужаса и осознания, к кому он только что обратился.       Драко не ответил ничего, только остановился у выхода, развернулся, поднял окровавленную руку и сжал кулак в воздухе. Стражник вдруг дернулся, поднялся в воздух, болтая ногами, и отчаянно схватился за горло, которое сдавила невидимая рука, предотвращая доступ кислорода. Стражники, охнув, выронили мечи из рук и кинулись врассыпную, кто куда, пока самый разговорчивый корчился в воздухе, дрыгая ногами от бессилия. Когда дыхание его было полностью выжато блондином, он бесформенной кучей свалился на пол, в не закрытых его глазах так и остался ужас, охвативший все его существо перед смертью.       Драко, так и не проронив больше ни слова, скрылся за массивными тюремными воротами, направляясь прямиком к Люциусу, чтобы рассказать о том, что произошло. В глазах его плескалась вселенская ярость, губы были сжаты в тонкую полосочку, а глаза прищурились. В саду, через который он шел ко входу в Ратушу, не было ни души, должно быть, прислуга ужинает. Нелепо весело щебетали птицы на ветках, ликуя, радуясь лету, теплу и жизни. Они были сейчас так безрассудно веселы, что даже это раздражало Драко. Он взмахнул окровавленной ладонью, и в саду наступила мертвая тишина, только сотня обескровленных пернатых упали в траву, больше не восхваляя жизнь. Трава под ногами юноши умирала на глазах, словно высыхая, сначала пожелтев, а затем рассыпаясь на частички. В саду вдруг поднялся такой сильный ветер, что любого повалило бы с ног. Столетние дубы, как будто в панике, качали своими толстыми ветвями, теряя зелень листов, как потеряли птиц, гнездившихся в кроне. Казалось, Драко способен убить всю жизнь вокруг себя, и очень повезло прислуге, что так вовремя отправилась ужинать, перед хозяевами, чтобы потом, подавая на стол великолепные блюда, не капать слюной и не облизываться, что дико раздражало Главу города.       Люциус сидел у туалетного столика и с восторгом трогал свое лицо, до сих пор не веря в счастье, что случилось с ним, в чудо, сделавшее его кожу молодой, сияющей и упругой. Наложники, приносящие горячую душистую воду для купальни, не могли отвести восхищенного взгляда от своего великолепного хозяина, выглядящего теперь так юно и обворожительно, что румянец украшал их щеки, и до ужаса хотелось провести с этим красавцем хотя бы один час наедине. Но мужчина, казалось, не видел ничего вокруг, кроме своего идеального отражения в зеркале, хотя до него доносились тихие томные вдохи юных девушек и мужчин.       - Отец! - громко хлопая дверью, сказал юноша, входя в спальню, каким был, в крови и грязи.       - Драко... Бог мой! Что произошло?! - Люциус вскочил с кресла, как только увидел в зеркале своего сына, перепачканного и злого, как свора собак.       Юноша исподлобья глянул на мужчину, закусил нижнюю губу, оттягивая ее и сразу отпуская, затем повернул голову влево, к купальне, у которой в страхе сжались трое служанок с полотенцами в руках, и очень тихо произнес:       - Вон. Убирайтесь.       Все тут же скрылись с глаз, от греха подальше, слишком уж разъяренным был Господин. Драко медленно подошел к купальне, из которой валил пар, как бы невзначай давая рассмотреть Люциусу свою исполосованную плетью спину, с которой лилась густая кровь и капала прямо на пол, расплываясь уродливыми чудищами. Он щелкнул пальцами, и одежда сползла вниз, обнажая когда-то идеальное тело. Юноша вошел в горячую, душистую воду и на несколько мгновений зажмурившись, нырнул с головой, отчего пена, плавающая на поверхности, вмиг окрасилась кровью. Зрелище было воистину страшным, однако Люциус не двигался с места, зная, что сейчас сын все расскажет ему. Просто он знал Драко лучше всех, вот и все. Он потерпит еще некоторое время.       Юноша ожесточенно тер себя ладонями, смывая кровь; то и дело пощипывало рубцы, в которые попало мыло, но Драко только едва слышно шипел что-то под нос, и продолжал приводить себя в порядок. На одной из мраморных полок стояло несколько разноцветных баночек, и он взял одну из них, выливая темно-синюю жидкость прямо на свою спину и плечи. Казалось, кожа превратилась в сотню синих пузырей, и вот-вот лопнет прямо на юноше, но через мгновение блондин нырнул под воду, а когда вылез из купальни, на его теле не было ни единого шрама, рубца или ранки. Он снова был неотразим, особенно сейчас: обнаженный, с длинными мокрыми прядями, спадающими на лицо, грацией хищника, с которой он подошел к отцу.       Люциус смотрел на своего лучшего любовника, и, казалось, дышал через раз. Опасность, дерзость, боль, страх, наслаждение, искренность - вот то малое, что он читал во взгляде похожих на его, серебристых глаз. Драко подошел почти вплотную к мужчине и ласково погладил того по щеке, едва касаясь подушечками пальцев. Длинная шея просила о поцелуе, и юноша тронул губами венку, бьющуюся на ней сбоку, напоследок лизнув кончиком языка. Мочка уха Люциуса была ловко схвачена влажными губами, которые принялись посасывать ее, то мягко и неспешно, то чуть кусая. Мужчина уронил голову назад и не смог сдержать долгого чувственного стона. Сын вылизывал его шею, как самое сладкое лакомство на свете, а вздохи ловил своим ртом, вытворяя с губами отца что-то невероятное. Глава сам не заметил, как оказался стоящим на коленях перед Драко, пальцами трогающим безволосые яички и дразня дыханием вставший член.       - Возьми его в рот, - прошептал юноша, намотав длинные светлые волосы Люциуса на свой кулак и настойчиво толкаясь членом в чувственные розовые губы, что мгновенно приняли в себя все естество, пропуская его до самого горла, и умело сглатывая, давая почувствовать сокращение мышц, позволяя сойти с ума от наслаждения.       Люциус сосал идеально, поэтому Драко кончил меньше, чем за пять минут, широко открывая глаза и издавая стон настолько эротичный, что мужчине пришлось больно оттянуть свои яйца, чтобы не кончить раньше времени. Пока сын не успел отойти от пережитого оргазма, отец развернул того к себе спиной и наклонил прямо над туалетным столиком, чтобы видеть каждую его и свою эмоцию во время секса.       Драко был чист и достаточно растянут, чтобы принять в себя член полностью и сразу, но Люциус не спешил, желая помучить его еще немного.       - Трахни меня! - потребовал юноша, подаваясь назад, чтобы коснуться члена мужчины.       - Попроси лучше, - усмехнулся Глава, проведя головкой по ложбинке меж ягодиц, отчего Драко выгнулся и застонал.       - Выебите меня, Господин! Так, как умеете только Вы: сначала медленно, с оттяжкой, затем вдалбливаясь в мою жадную дырку до самого упора. Пожалуйста! - потребовал юноша, усмехнувшись, зная, как возбуждает его отца подобная дерзость.       Люциус рыкнул, ударил Драко по лицу, засунул свои пальцы тому в рот, и тут же ворвался на всю длину в задницу блондина. Юноша вскрикнул и затем застонал, пошло посасывая пальцы с хлюпаньем, подставляясь под член своего отца, ловя каждый миг близости, настоящей близости с тем, кто достоин и задницы, и души Драко.        Мужчина с удовольствием и каким-то помешательством смотрел на искаженное удовольствием лицо сына, возбуждаясь с каждой секундой все больше и больше. Боги! Как Драко был прекрасен! Теперь не стыдно будет лежать с ним в обнимку, обнаженным, после горячего секса не нужно будет накидывать на свое стареющее тело шелковый халат, пряча стыдные растяжки и рыхлости. И тут вдруг лицо блондина скривилось, а из глаз полились слезы.       - Драко... Я сделал тебе больно? - ужаснулся Люциус, останавливаясь.       - Не ты. Продолжай! Слышишь?! Вытрахай из меня всю дурь! - закричал юноша и раздвинул пальцами половинки, чтобы отец видел, как скользит в узкой заднице его член.       Люциус потолкался еще какое-то время, а затем, не сумев кончить, достал свой член и нырнул в розовую от крови воду, чуть остывшую, но сейчас идеальную по температуре. В несколько движений рукой, мужчина кончил чисто механически. Когда он выбрался из воды, то стал вытираться огромным пушистым полотенцем, стараясь не смотреть на Драко, слезы которого не дали ему кончить нормально. Он по-прежнему стоял в той же позе, что была ранее, когда его трахали.       - В чем дело? - холодно спросил Люциус, подходя чуть ближе, проведя пальцами по выступающим позвонкам.       - Гарри... - прошептал Драко, закрывая глаза.       - Снова Гарри!? - в ярости воскликнул мужчина, откидывая полотенце в сторону и хватая сына за запястье, поворачивая к себе лицом. - Гарри сгорел! Его больше нет! СЛЫШИШЬ? ОН МЕРТВ!       Драко даже не моргнул. Только чуть улыбнулся и свободной рукой стер с глаз непрошеные слезы.       - Жив. И только что он послал меня ко всем чертям. Ну, и, заодно сказал мне, что теперь принадлежит этому Снейпу.       Мужчина отшатнулся от сына и замотал головой из стороны в сторону, не веря.       - Нет... Не может быть. Когда я приказал поджечь их дом, мальчишка точно был там. Я уверен, что он сдох! - вскрикнул Люциус.       - Ты... ЧТО? - шепотом переспросил юноша, падая на пуфик у столика, и широко раскрывая глаза в ужасе.       - Да! Я убил его, и всю его семейку! Но... Знаешь что, ты убил его еще раньше, там, в подворотне! Напомнить тебе, как... - взвился мужчина, сжимая кулаки и шагая из стороны в сторону, ища хоть какой-то выход.       - Замолчи! - крикнул Драко, вскакивая на дрожащие ноги.       - Какого черта ты упомянул Снейпа? Только... Не говори мне, что он...       - Простите, Господин,- издевательски проговорил юноша, кривовато кланяясь. - Но Гарри прихватил твоего Снейпа и исчез из твоей великолепной тринадцатой камеры. Чувствуешь, чем пахнет? Ты в дерьме, отец!       - Нет, мой дорогой, это МЫ в дерьме! Я и ты! О чем ты вообще думал?!       - Он... Он стоял там перед мной, такой настоящий, холодный, жесткий, такой, каким никогда не был, и... Я ненавидел его! Ненавидел так сильно, что готов быть убить твоего алхимика вместе с моим мальчиком, только чтобы он никому не достался!       - Это все было только ради тебя, сын. Этот мальчишка убивал тебя медленно и верно, и я просто не мог смотреть на то, как ты высыхаешь изнутри. Я никому не позволю отобрать тебя у меня, слышишь?! - Люциус схватил Драко в объятья, и стал лихорадочно сцеловывать слезы с его глаз и щек. - Знаешь, как будет лучше для всех? Мы убьем их, слышишь? Уничтожим магическим огнем его дом в Тупике Прядильщика! А потом все обыщем, чтобы удостовериться, что они погибли. Я чувствую, что Снейп создал Философский Камень, и что он прячет его в своем доме! Мы будем самыми могущественными, Драко! Только представь! Я и ты... Я никогда не отпущу тебя. Ты только мой, и ничей больше! - горячо шептал мужчина, вглядываясь в лицо сына, которого любил в этой жизни даже больше, чем себя.       - Да, - кивнул блондин. - Пусть он никому не достанется!       Люциус обнял свое сокровище, и стер слезинку со своих ресниц. Может хоть теперь, когда не будет этого Гарри Поттера, Драко полюбит его всем сердцем?