***
Очередной мир. Очередное чужое небо надо головой. Тяжелое, тускло-сиреневое. Яркое ослепляющее фиолетовое солнце неподвижно зависло в зените. Люцифер замер на вершине тонкого высокого столба, не обращая внимания ни на почти невыносимый жар, ни на пытающийся сбить вниз ураганный ветер. Внизу раскинулись обугленные руины когда-то огромного города. Невысокие дома, даже покрытые липкой сажей и искореженные, были когда-то легкими и изящными. Широкие улицы были завалены старым слежавшимся мусором, ярко взблескивали осколки зеленых стекол. Горячий мир. Негостеприимный мир. Завораживающий… Архангел поднес к глазам небольшую медную табличку, которую он нашел у подножия столба. Простой узор по краям вплетался в две фигуры — человека и крылатого льва. А позади, держа шарик солнца в руках, стояла смутная фигура в плаще с капюшоном, закрывающем лицо. Присмотревшись, можно было рассмотреть прищур глаз человека, пушистую кисточку на хвосте льва… И ироничную ухмылку под капюшоном. Пожав плечами, Люцифер расправил крылья, подставляя их ветру и позволяя тугим воздушным струям вознести его прямо под опаляющие фиолетовые лучи.***
Этот мир умирал. Это чувствовалось и в сухом ветре, несущем запахи пыли и ржавчины. И в бледно-сиреневом небе, по которому проплывали клочки облаков. И в сухой земле, дающей жизнь только цепким колючкам… Угасание слышно было и в тишине — тяжелой, давящей. Звуки далеко разносились среди древних руин, крошась на глухое эхо. Почему-то хотелось лишь молчать — и вслушиваться. В какой-то момент наступила Тишина — та особая тишина, когда не надо думать, что сказать, когда можно просто прикрыть глаза. И слушать… На севере вдруг ярко вспыхнул сноп молний, расколовший небо на несколько частей. Путники вскочили. — Что за… — Бальтазар не договорил. Небо снова вспыхнуло. Яркие разноцветные молнии вспыхивали уже почти без остановки. Послышался странный низкий гул, от которого зачесались пятки и задрожали перья. Под ногами дрогнул песок, осыпаясь с руин и складываясь в причудливые руны. Костер дрогнул и потух, засыпанный струями песка. — Кажется, пора делать ноги! — Молох схватил свою сумку. — Но я не могу открыть Переход. — Лориэлли сжала пальцы в кулаки. — Еще слишком рано! — Ну и что? Что может случиться? — Все, что угодно. Нас может вынести в такое место, откуда мы никогда не выберемся! — архангел побледнела. — Либо так. Либо мы остаемся — и перестаем существовать вместе с этим миром. — негромко сказал Люцифер, указывая на пологий склон неподалеку от них. Все замерли, всматриваясь в высокую фигуру в черном плаще. Воздев руки к сверкающему небосводу, существо словно бы собирало реальность в щепоть, вытягивая последние искорки жизни из дряхлой реальности. — Лори, открывай Переход — и будь, что будет! — Михаил повернулся к сестре. — А может, попросить притормозить? — Вельзевул невольно присел, когда над головой пронеслась потрескивающая молния. — Мы ничего не можем сделать. — спокойно сказал Варахаил. — Неужели ты не видишь, кто это? — Да откуда ж нам, необразованным-то, знать? — ангел зло сверкнул глазами. — Это Деструктор. — Люцифер разжал кулак, показывая собрату найденный медальон. — Вспомни легенды. — Это же всего-навсего сказки! — Бальтазар вырвал из рук архангела медальон, вглядываясь в отчеканенные фигуры. — Я сам их рассказывал мелким у костра давным-давно! — У каждой сказки есть свой Исток. — Лориэлли присела, смешивая порошки в небольшой чаше. — Мы уходим, и быстро. — Но почему нельзя притормозить? — Катарина недоуменно посмотрела на архангелов. — Что изменит час? Или полчаса? — Каждая секунда этого мира просчитана и уложена в сеть времен, человек. — Михаил строго посмотрел на девушку. — Нарушив установленный порядок, мы можем посеять настолько невиданное Зло, что Тантаос всем покажется раем. Под ноги медленно и неохотно стек туман Перехода. Лориэлли первая вступила в молочную размытость, замерев на несколько секунд. Чувство тревоги… Оно уже не просто кололо. Оно жгло, превращаясь в нечто большее. В страх. Путники быстро проскочили мимо нее, стремясь поскорее покинуть мир, жить которому осталось считанные секунды. Люцифер, остановившись рядом с сестрой, оглянулся. Темная фигура стояла, повернувшись к ним раструбом капюшона. И чудилось архангелу, что видит он лицо, скрытое плотной тканью. Видит темные блестящие глаза и губы, сложенные в мягкую усмешку. Видит короткую бородку-эспаньолку и тонкий, чуть искривленный нос. И небольшой шрам полумесяцем над бровью. Ярко вспыхнуло — и мир исчез в круговерти искр и тьмы…***
Этот переход был совсем коротким — и бесконечно длинным. Лориэлли, прикрывая лицо рукой от бешеного ветра, поняла, что больше не чувствует время. Казалось, сейчас вокруг царил хаос, первозданный, чистый, сметающий все. Только войдя на Переход, путникам пришлось обвязаться леской — той самой, которую они использовали, спускаясь ниже ада. Порывы ветра рвали одежду, ослепляли и оглушали. Путники даже не могли разговаривать — настолько силен был вой ветров. Идти приходилось медленно, нащупывая дорогу перед собой. Главное — не оступиться. Только бы — не оступиться. Только — дойти. Только… Лориэлли зажмурилась, когда нога не почувствовала опоры. Взмахнув крыльями, она попыталась удержаться на нетвердой поверхности — но ветер был сильнее. Сквозь торжествующие завывания стихии, архангел еще успела услышать далекий отчаянный вскрик Молоха. И стало тихо.***
Создатель резко выпрямился, обрушив на пол изящные фигурки шахмат. — Все… Теперь — все сошлось. Всадник поднял ферзя, провел пальцем по небольшой трещине, огорченно качнул головой. И цепко посмотрел на друга. — Ты знал, что так будет. Не тебе менять ток времен. — Но ты — можешь?.. Смерть аккуратно поставил фигурку на блестящий квадрат доски, откинулся на спинку, свел пальцы к пальцам. И задумчиво прищурился на разгорающийся темно-фиолетовый свет за небольшим оконцем. — Могу. Но не буду. — и жестом остановил вскинувшегося Создателя. — Сейчас — или никогда, друг мой. Твои творения должны пройти через эту преграду. Только так они познают суть себя. Поймут, ради чего ты создал их. Увидят главный компонент. Создатель поник, растерянно теребя в пальцах бахрому скатерти. — Я и сам не знаю — зачем я их создал. Всадник еле заметно усмехнулся. — Не лукавь, друг мой. Ты знаешь. И ты боишься. Но сделать — как я уже сказал — ты ничего не сможешь. Они — пройдут это испытание. Я точно это знаю…