***
Госпиталь в этой военной части был оборудован по последнему слову отрасли. Каждый день здесь боролись за жизнь — солдат или мирных людей, попадающих в смертоносный водоворот. Ни днем, ни ночью не останавливается конвейер, поставляющий все новых и новых людей с поля битвы. Доктора работали сутками, порой валясь с ног. Медсестры работали и здесь, в самом госпитале, и в черте города, вместе с миротворцами вытаскивая тех, кто попал в засады или просто не мог дойти до ближайших медицинских пунктов.***
Катарина Доусон предпочитала работать именно здесь, в самой гуще боя. Даже тех, кто был ранен легко, она отправляла ко врачам, давая мальчишкам хоть небольшую передышку. Она ненавидела эту мясорубку, и ничего не могла с этим поделать. Все высокопарные слова о скорой победе и мерзких врагах бесили ее. И единственная причина, почему она была здесь, среди крови и страдания — это желание помочь несчастным солдатам. Мальчикам, которым едва-едва исполнялось девятнадцать-двадцать лет. Сначала врачи пытались урезонить девушку, объясняя ей, что с теми ранениями, с которыми приходят солдаты, вполне может справиться и она сама, прямо там. Но после пары емких резких слов медсестрички только руками махали, да и оставляли подопечных на койке — отлежаться и отоспаться.***
Это дежурство выпало спокойным — если на войне вообще могло быть спокойствие. Постреливали, пару раз прилетали со стороны противника гранаты, запущенные через «пращу» — устройство, напоминающую смесь рогатки, пулемета и тарана. Дальность заброса снаряда — около километра. Такие «пращи» имелись и той, и у иной стороны. Катарина сидела с книжкой в палатке, пытаясь читать под слабым светом мигающей лампочки. Тут же расположилось несколько солдат со своим командиром. Этого командира Катарина не жаловала — весельчак-хохмач, с извечной ухмылкой, презрительным прищуром зеленых глаз, да еще и облапать все время ее пытался… И звали его, как демона — Вельзевул Грин. Обхохочешься. Родители у него явно приколисты были. Очередной взрыв хохота заставил девушку поморщиться. — Нет, ты просто представь — во-о-от такая жопень, и во-о-от такой малипусенький… — и новый взрыв хохота. Катарина с досадой бросила книгу на столик, встала и вышла, буквально лопатками чувствуя насмешливые глаза, разглядывающие ее спину. И не только. — Какая женщина… — услышала она, перед тем, как полог отсек все звуки.***
Ночью весь персонал был поднят по тревоге — противник начал наступление. Беспрерывным потоком шли раненые, люди с ног сбивались. По отрывочным разговорам, Катарина поняла, что военные отстаивают южные укрепления, которые прикрывали электростанцию. Завладев станцией, противник оставит их без света — и без воды, еды и всего остального. После рассвета стало чуть полегче — наступление отбили, но Катарина слышала далекие разрывы бомб и сухой треск автоматов. — Туда Грина с отрядом бросили. — один из рядовых, которому Катарина перевязывала плечо, поморщился от боли. — Если уж там эти сорвиголовы — точно все в порядке. — Почему? Он не произвел впечатление хорошего вояки. — Зря, сестренка. — солдат ухмыльнулся. — Он, конечно, бабник тот еще. И за воротник закладывает не по-детски… Но в бою — незаменим. За ним и его отрядом — как за стеной. — Да уж. Вижу я эту стену. — Катарина кивнула на повязку. — Так я сам идиот. Высунулся — а там снайпер, на вышке. Это мне еще повезло — меня Гросс дернул за ногу. Так бы и лежал я сейчас там, да в небо бы пялился, ага! Катарина закончила перевязку, собрала инструменты. — Вообще-то, тебе и правда повезло. Чуть-чуть ниже — и пришлось бы оперировать. А так навылет, даже кость не задета. Через неделю снова пойдешь… убивать. — Эй, сестренка. — солдат отловил ее за руку. — Вижу, что не нравится тебе все это. Но что уж теперь поделать. А мне вот повезло не только с ранением. У тебя рука легкая, я почти не почувствовал боли. Спасибо! Катарина улыбнулась и ушла. А через полчаса, когда она вышла на пару минут вдохнуть свежего, не пахнущего кровью и болью, воздуха, у входа резко затормозил пятнистый «Хаммер». Дверь распахнулась и двое солдат начали осторожно вытаскивать третьего. — Осторожнее, мать вашу! С водительского места спрыгнул Грин. На ходу стирая с лица кровь, он бросился к своим товарищам, подхватывая безжизненное тело. Катарина метнулась внутрь, к посту, чтобы вызвать свободных медиков. Ухватила каталку, бросилась к дверям, куда как раз входили военные. — Осторожнее… Гросс, твою дивизию! Катарина бегло осмотрела раненого — пробита грудная клетка, руки почти нет… Пульс прощупывается с трудом. Подбежал один из врачей, и вдвоем с одним из санитаров покатил каталку к лифтам. А Катарина оглядела оставшихся. — В перевязочную. Быстро. — Слышь, командир. Надо эту суку оттуда выкуривать! У него там не просто СВД… С подствольником. Он так всех наших перечпокает под шумок! — Я туда Японца послал. — Грин прижал ко лбу салфетку, которая тут же набухла от крови. — Этот с ним разберется. — Может, Голодранца для подстраховки? — Да не учи ученого, громила! Думаешь, я совсем идиот без страховки своих под пули подставлять! — Да ладно тебе, Грин! — солдат поднял руки, зашипел от боли, когда Катарина начала промывать рану. — Сестренка… — Не дергайся. — Катарина рассмотрела длинную царапину на боку солдата. — Чем тебя шарахнуло, камнем? — Куском стены придавило. Жить-то буду? — Да куда ж ты с подводной лодки-то денешься! — Грин рассмеялся. — Будешь потом хвастаться девкам шрамом! — Иди ты! — солдат, ухмыляясь, изобразил композицию со средним пальцем. — Мистер Грин… — Сначала — ребята. — Я не поняла — это вы со мной спорите?! — Сначала. Ребята. Командир насупился, а Катарина махнула рукой. — Но только попробуйте сбежать! Я и на позиции найду! И выпорю катетером, чтоб неповадно было! Катарина продемонстрировала полупрозрачную резиновую трубочку под громкий хохот ребят. — О-о-о-о! БДСМ? А-а-абажаю! Но все-таки сел на каталку, откидываясь к стене. Ранения у солдат были легкими — только здоровяку пару ребер сломала плита. Командир отделался рассеченной бровью, да несколькими царапинами от осколков бетона. Через полчаса, оставив товарища в палате, Грин и его друг ушли…***
Самые сложные и самые опасные смены у медперсонала назывались «выездом на пикник». Когда группа медиков отправлялась на позиции, где шли бои. Ведь не всегда была возможность доставить раненых в больницу — иногда характер ранений требовал немедленных действий, прямо под пулями. Катарина не пропускала, в отличие от ее сослуживцев, эти «пикники». Мысль о том, что она может реально помочь ребятам — хотя бы просто словом — окрыляла девушку. Вот и сейчас она цепко держалась двумя руками за приборную доску «Хаммера», трясясь по разбитой дороге. Машина шла к тем самым южным укреплениям, где бои шли уже больше недели. Несколько разрушенных домов, где укрепились солдаты, почти скрывались за тучами пыли, поднятыми взрывами. — На. Пригодится. — один из санитаров протянул Катарине маску. — Там дышать нечем. Маску девушка надевала, уже выпрыгивая из машины. Низкий свист заставил ее юркнуть почти под колеса — и тут же раздался грохот. Взметнулись осколки, засвистели обломки бетона, раздались крики. — Вот зараза… Второй врач, пригнувшись, метнулся к раззявленному входу в здание. Катарина — за ним. На первом этаже один из военных махнул рукой, указывая на подвал. — Туда мы сносим всех, кого зацепило. И мертвых, и живых. Врачи сбежали вниз по лестнице. Около двух десятков человек лежали на грязном полу. Кто-то смотрел уже остановившимся взглядом в потолок, кто-то тихо стонал, кто-то корчился от боли, громко проклиная и бога, и черта. Катарина помогла санитарам уложить тех, кому помощь уже была не нужна, у дальней стены. А потом, в течение двух часов, они шили, резали, накладывали повязки, промывали… Легкораненых потом отправят на «Хаммере» в больницу, а за тяжелыми пришлют спецмашину или вертолет. Если успеют, конечно…***
А наверху разгорался бой. Стены тряслись от попаданий снарядов — и как дом еще стоял? Те, кто мог держать в руках оружие, уходили наверх, а взамен присылали все новых и новых. — Сколько здесь людей? — Катарина вытерла пот с лица оперировавшего врача. — По последним данным, около двух сотен. Но сама понимаешь… Грохнуло так, что даже земляной пол под ногами затрясся. — Блин! Если все это сложится, нас отсюда хрен вытащат! — санитар нервно хрустнул пальцами. — Врач! Срочно — на третий этаж! — Сюда не доне… — Там завал! И под ним — трое человек! Давайте, молнией! Врач переглянулся с Катариной. — Пошли. Тут остается Клайд и Роббинс. Они справятся. — девушка подхватила сумку врача. — А не страшно? — врач сдернул с себя окровавленный халат, накидывая камуфляжную куртку. Катарина ничего не ответила, бросившись вверх по лестнице. Навстречу медикам спускалось около десятка солдат. Поддерживая друг друга, они шли медленно, а за ними тянулся след из кровавых капель. — Сестренка! Катарина остановилась на мгновение перед одним из солдат. — Гросс? — Командир там наш. Вытащи его, а? Он точно жив — я слышал, как он матерится. — Ну, раз матерится — значит, выживет! — девушка сжала руку солдата. — Мы скоро…***
От прямого попадания снаряда рухнула одна из несущих стен, придавив оказавшихся возле нее людей. Катарина остановилась на мгновение перед самым крайним — совсем мальчишка. Белобрысый, голубоглазый. Глаза безмятежно смотрели в потолок, а руки лежали спокойно, расслабленно. Катарина на мгновение зажмурилась. «Упокой, Господи, душу раба твоего»… Ниже груди у мальчика было кровавое месиво, переплетенное с ржавой арматурой. Ему уже не помочь… Из-под огромной глыбы доносились стоны и яростный глухой мат. — Джейк, только посмей, мать твою через эдак, помереть! С того света достану и задницу надеру! Будешь у меня на губе до конца срока загорать! Катарина оглядела глыбу — между ней и полом было отверстие примерно с полметра. Даже чуть меньше. Мужчина не пролезет, а вот она… — Так, я к машине, за домкратом. — врач мгновенно оценил обстановку. — Попробуем вот этот угол поднять. Но если еще раз шарахнет… — Не шарахнет. — подошел мрачный военный. — Все, выбили мы этих гадов. Этот снаряд был последним приветом. — Ну и отлично. Давайте, капитан, поможете мне… Катарина втиснулась в проход. Во тьме ничего не видно, но она поползла на слух. Рука наткнулась на что-то теплое и липкое, раздался тихий стон. — Тише, тише. Помощь уже тут. Катарина, как смогла, ощупала человека. Между грудью человека и плитой был зазор, куда свободно проходила ладонь. Это хорошо — значит, нет сдавливания, дышать сможет. Кровь текла толчками из разорванного бока человека. Катарина вложила в руку солдата кусок ткани, и сделала несколько уколов. — Держись, парень. Сейчас плиту поднимут и тебя вытащат. — Сестренка? Как он? Голос Грина раздался совсем рядом, буквально в нескольких сантиметрах от нее. Она протянула руку вбок, нащупывая командира. — Вытащим — посмотрим. Что у вас? — Меня придавило. На животе лежит брус. Дышать трудно. А в остальном — просто прекрасно! Катарина чуть подвинулась, ощупывая человека. — Ох, какие у тебя ручки, сестренка! Не было б этой плиты, я бы нашел чем ответить! — Лежи спокойно! Дать тебе по морде я и тут смогу! — Что такое пощечина от красивой женщины? Сладость неземная! Катарина выругалась про себя — поперек живота Грина и правда лежал толстый брус. Рука окунулась в теплую кровь, и солдат, не удержавшись, дернулся и застонал. — Так, беру назад слова о ласковых ручках! Послышался скрежет, плита содрогнулась и начала потихоньку подниматься. Зазвучали голоса солдат и врача. — Ну, вот. — Катарина извернулась к первому солдату. — Сейчас мы вас вытащим. Солдат молчал и Катарина попыталась нащупать пульс. — Джейк! Не дури! — Грин в отчаянии завозился. — Слышишь? Не смей! Тебя Глэдис ждет! И дочки твои! ДЖЕЙК! Катарина зажмурилась, чувствуя, как слезы жгут изнутри. — Джейк… — Тише… Тише… — Катарина сжала руку Грина. — Ему уже хорошо. Не больно и не страшно. — Да какого хрена ты меня утешаешь?! — Тише… Раздался треск, испуганные возгласы людей, и Катарина закричала, чувствуя, как сверху опускается тяжесть, впечатывая в пол. — Доусон, держись! Плита треснула! Мы сейчас! — Сестренка! — Мама… Тьма накрыла ее, даруя спасение от дикой боли…***
Грин сидел у койки медсестры, покусывая палец. Девушка была в коме уже больше недели, а врачи молчали. По их хмурому виду, солдат заключил, что дело плохо. Расколовшаяся плита раздробила Катарине несколько позвонков и пробила немаленькую дыру в черепе. Когда девушку вытащили, то отправили на вертолете в центральный госпиталь, в соседнем городе. Вместе с ней отправили и его, и Джейка. Парень оказался жив, и сейчас с трудом, но потихоньку, приходил в себя. Ходить, правда, он уже никогда не сможет… Ему самому сделали операцию, тоже на позвоночнике, но здесь врачи были более оптимистичными — обещали, что он не только ходить — марафоны бегать будет. Как только он встал с койки — точнее, пересел в кресло — он сразу попытался навестить медсестричку, но увидеться с ней дали только сегодня. Только сегодня ее перевели из реанимации сюда, в интенсив. Вельзевул задумчиво крутанул красную нитку на запястье. Он сидел здесь уже час — сам не зная, почему. Но с первого взгляда эта девушка ему приглянулась. Серые глаза, задорная и ехидная улыбка… И какое-то смутное воспоминание — и он никак не мог поймать образ. И злился. Вошел врач, мельком глянул на посетителя, но ничего не сказал. Начал менять пакет на стойке, споткнулся о койку. Чуть сползла простыня, укрывающая девушку до подбородка. Вельзевул уставился на тонкую красную нить на запястье Катарины. Врач, поменяв капельницу, вышел, а Грин подкатил к койке. Дотронулся до нитки. И поднес свою руку, сравнивая нити. Когда браслеты соприкоснулись, в палате раздался громкий тревожный писк медицинской аппаратуры, замигала тревожная лампочка на входе. Вбежавшие медики увидели валяющуюся на боку коляску, а парень, который еще утром едва мог двигаться, стоял на коленях у койки, сжимая в объятиях очнувшуюся девушку…