***
Осенний дождь усиливался к ночи, переходя в сплошную стену. Спешно добравшись домой, Полидор Кэрроу сдал эльфу мокрый плащ и зонтик и поторопился в гостиную, к камину. Иллария встретила его на пороге комнаты. За последние месяцы она помолодела, посвежела, даже немного поправилась, в то время как в осанке её младшего сына появилось ощутимое достоинство. — Проходите, проходите скорее. Вы как раз успели к ужину. Какая буря на улице — вы, должно быть, насквозь продрогли. Устали? — Немного, — важно ответил сын, повернулся к зеркалу и пригладил волосы. — Мервин говорил, мистер Трэверс сегодня отменно поставил на место этих выскочек Принцев. Они недовольны, что не попали в список чистокровных. — Они?! — Иллария подняла брови и рассмеялась. — Они могут быть чем-то недовольны?! Да, такой наглости я не ожидала. — Все равно, как убийца явился бы за своей долей наследства, да, матушка? — Не напоминайте мне о нем, — Иллария взмахнула руками. — Ужасный человек. Я не смогу спать спокойно, пока он в Англии. — Сегодня его все-таки уволили. Так что теперь, надеюсь, он уедет: надо же чем-то жить, а кто ему предоставит работу? — Пожалуйста, не будем о нем больше, — Иллария умоляюще сложила руки. — Это расстраивает мои нервы. — Хорошо, не будем. Знаете, о чем сегодня судачили все? Гонтов, отца и сына, арестовали в сентябре за нападение на магглов. Огден добивался гласного процесса, но мистер Трэверс настоял на закрытом заседании. — Браво! — Иллария хлопнула в ладоши, разрумянившись, как девочка. — Настоящий защитник чистой крови! Подумать только: из-за каких-то магглов арестовать потомков Слизерина… «При том, что убийц отпускают с миром», — подумал Полдиор, но не стал ничего говорить, чтобы не расстроить матушку. В конце концов, все вышло как нельзя лучше: дом Кэрроу без скандала избавился от двух крайне неприятных личностей. Юноша не любил отца и боялся его, при вспышках гнева стараясь куда-нибудь спрятаться, но и брата недолюбливал: тот всегда был бестактен со всеми, а в последнее время надоедал поучениями и сумасбродными предложениями. Собственно, когда Полидор после скандала у Ноттов писал анонимное письмо, где отца поздравляли с оскорблениями от родного сына (внизу была весьма похоже изображена бутылка), и подкидывал его в кабинет, на письменный стол, он лишь хотел позабавиться тем, как отец накажет брата. Но вышло, что вышло: отец оказался в могиле, брату также пришлось дом покинуть. Иллария и Полидор сердились на Ликаона еще и за то, что он не пришел на похороны, вызвав этим пересуды у собравшихся. Тем временем мать повела его в столовую, где Полидор радостно обнаружил любимый с детства хлебный пудинг с изюмом и черносливом. Он принялся есть, а мать умиленно за ним наблюдала. — Вы знаете, когда слухи смолкнут, — она поморщилась. — Может, через год или два… Вам надо выбирать невесту. Мы с тетей Луизой обязательно этим займемся. — Конечно, матушка, — согласился Полидор. — У меня, понимаете, слабое здоровье, а я хочу успеть понянчить внуков. Конечно, я понимаю, что вы не успели нагуляться… Но я постараюсь избавить вас от забот! — Вы очень добры, матушка! Как жаль, что ни одна девушка не оценила такого мужчину, как мистер Трэверс, — сказал грустно Полидор. — Да, — вздохнула Иллария. — Девушки часто глупы. Но вам я уж подберу умную невесту, не сомневайтесь! — Наверное, матушка, предком мистера Трэверса был в самом деле одинокий нормандский рыцарь, — наклонил голову Поллидор. — Не кажется ли вам, что ему очень подошел бы облик тех времен? — Рыцарь-крестоносец… — улыбнулась Иллария. — Держитесь его, Поллидор. Замечательный, умный и добрый человек. Он вновь занялся пудингом. Иллария, блестя глазами, рассуждала вслух: — Нам, конечно, уже не придется рассчитывать на девицу из Блэков или Розье, но и отребье вроде Принцев я к вам не подпущу. Нет, мы найдем ровню. Или, может, девушку чуть ниже нас —, но тем и лучше, ведь она будет послушна. И ты будешь настоящим главой семьи, дорогой! Полидор с чувством поцеловал ей руку. Пожалуй, оставаться старым холостяком, вроде мистера Трэверса, при всем к нему уважении, — не так уж завидно. Конечно, лучше, чтобы матушка повременила с матримониальными планами лет пять, ведь в жизни столько удовольствий —, но он её уговорит. В конце концов, он не может жениться, не заняв приличной должности. После ужина они снова спустились в гостиную: матушка музицировала, сын переворачивал ей ноты. Потом она стала рисовать карандашом его портрет, а он зачитывал ей вслух статьи, которые, по его мнению, не могли слишком её взволновать. Перед сном он, как всегда, пожелал матери спокойной ночи. В комнате, когда он разделся, уже было тепло до духоты, как он любил. Полидор с улыбкой прикрыл глаза, представляя, как будет появляться с красавицей-женой на светских приемах, где его будут встерчать с искренним почтением, как будет снисходительно втолковывать молодым подчиненным, как следует жить, и распекать их за провинности… В жизни открывались одни приятные перспективы.***
Гектор Трэверс вернулся в кабинет после четырех и сразу закурил. Ланч, откровенно говоря, выдался напряженным. Мервину Нотту пришлось не сладко в «Ежедневном пророке». Пожилая невежливая дама… Хотя, Мерлин, говоря по совести, какая Ликария Вэйлор дама? Раскричалась, что Гонты, мол, того и заслужили, прислала ему сову с возмущением. Возможно, Мервин, тоже по молодости и неопытности где-то перешел грань… Пришлось прислать мисс Вэйлор в ответ сову, что, министерство не против определенных выражений, но просит давать соответствующий источник. Если такую уважаемую семью, как Гонты (которую можно назвать национальным достоянием Британии) называют «буянами», то неплохо бы дополнить, что это — со слов Огдена или Поттера. Хотя оба они, говоря по совести, чиновники и обязаны согласовывать с министерством заявления для прессы. После короткого обмена совами сошлись на том, что «Пророк» будет указывать источник. Что же, это азы политки: проси две уступки, чтобы получить одну. Смахнув пепел, мистер Трэверс задумчиво посмотрел на моллюска. В детстве он, играя на полу, читал «Краткий магический словарь». В одной статье рассказывалось, что ядовитыми морскими тварями были медузы, морские звезды и наутилусы. Причем наутилусы были чуть ли не десять раз опаснее медуз… Так ли это было на самом деле, Гектор не знал, но что-то в щупальцах этого наутилуса подсказывало, что это так. Боже мой, за минувшие тридцать один год он так и не увидел живого наутилуса… Еще столько же — и старость… «Сосредоточься», — подумал Гектор. Сначала надо использовать для продвижения вперед дело Гонтов. Кажется, у них осталась одинокая девушка Меропа. Надо бы выхлопотать ей небольшой пансион. И «Пророк». Нужно усилить взаимодействие с редакцией: чем чаще он будет мелькать в прессе, тем лучше. Однако для этого нужен человек, свой человек… Помассировав лоб, Гектор обмакнул перо и написал:Дорогая Иллария! Извинюсь, что беспокою Вас вечером. У меня есть важные новости. В отделе по взаимодействию с прессой есть место координатора. Если Вашему сыну Полидору это будет интересно, я готов походатайствовать о его назначении. Сразу предупреждаю, что работа не будет простой. Уровень публикаций в последнее время упал (сравните, дорогая, со статьями в наши школьные годы). Полидору придется немало поработать с редакцией 'Пророка". Пожалуйста, дайте мне знать до завтра о решении Полидора. С глубоким уважением, Гектор Трэверс
Привязав письмо к лапе совы, он задумчиво посмотрел на потолок, изображавший погоду. Мутная пелена дождя закрывала даже высокие каменные дома. Отпускать Ливви было жалко, но необходимость требовала такого шага. Погладив птицу, он выпустил сову и сразу вздрогнул: в комнату влетел другой темно-серый филин. Гектор поскорее отвязал его, полагая, что письмо из «Пророка», но на сургучевой печати стояла подпись «Амстердам». Гектору предстояло ехать туда на будущей неделе. Развернув поскорее письмо, он прочитал:Дорогой Гектор! Надеюсь, Вы еще не забыли наши школьные годы? Узнав, что Вы собираетесь в Амстердам, не могла удержаться от того, чтобы не написать вам. Предлагаю Вам поужинать в ресторане «Волшебный Рембрандт» 12 октября в 19.00. Мы с мужем следим за вашими успехами и гордимся дружбой с вами! С уважением, Белинда ван Криккен. P.S. Если Вы не будете против, компанию нам составит мисс Клементина Бэрк. Она сейчас в Амстердаме, и я не могу ее бросить.
Несколько минут Гектор растеряно смотрел в пергамент. Белинда, кудрявая Белинда Гринграсс была его однокурсницей. Сначала за ней пытался ухаживать его приятель Эллоур Лестрейндж; после школы — даже Кантанкерус Нотт. Эллоура даже вызвал на дуэль хаффлпаффец Лионелл Диггори, и он должен был быть секундантом Эллоура… Все это мелькало так ясно, словно было только вчера. Но Белинда будучи сумасбродкой: уехала в Голландию, где вышла замуж за состоятельного человека ван Криккена. Если будет возможность пообщаться с ней… Только… Гектор вздрогнул. Там будет Клементина. Едва ли это письмо было случайностью. Скорее всего, в Амстердаме должно было произойти что-то очень важное. Сердце забилось сильнее. Обмакнув перо, Гектор вывел:Дорогая Белинда! С удовольствием принимаю Ваше любезное приглашение. Буду искренне рад увидеть и Вас, и мистера (точнее, мастера, как говорят у вас) ван Криккена. Я также помню Вас обоих и охотно использую ту замечательную трубку, которую Вы мне подарили два года назад. Меня смущает только один момент. Будет ли приятно мисс Бэрк мое общество? Мне кажется, моя персона не вызывает у нее до конца позитивного отношения по неведомым причинам. Если это не так, буду очень рад и ей! С глубоким уважением, Гектор Трэверс
Покормив сову крекером, Гектор почувствовал легкую дрожь. Он ехал по дела министерства, и вряд ли появление Клементины было случайным. «Неужели матушка была права?» — помассировал он лоб. Вопрос напрашивался сам собой. Кто и зачем хочет организовать их встречу в Амстердаме?***
Ликаон стоял у окна, глядя на дождь. Завтра, возможно, под таким же ливнем он будет бродить по Парижу, ища, где можно остановиться на ночь. Британия для него станет чужой, где не к кому возвращаться, хотя он оставит здесь мать, брата и друзей. Но первые уже несколько месяцев не хотят ничего слышать о нем, а вторые и так незаслуженно много для него сделали. Джереми Брокльхерст с родителями приняли его под свой кров и эти месяцы ни разу не попрекнули его тем, что он сделал. Хотя, казалось, в магическом мире уже не осталось ни одного человека, который бы не знал, что Ликаон Кэрроу убил своего отца. От него шарахались на службе, с ним перестали здороваться, разговаривать почти все. Когда он обращался к кому-нибудь, у собеседника появлялось настороженное выражение, похожее на ожидание нападения. Ликаон не знал, справедливо это или нет, но чувствовал, как с каждым днем в груди болело все сильнее. Только мистер Огден, его начальник, обращался с ним по-прежнему, да мистер Поттер, иногда забегавший в их отдел, вдруг принимался расспрашивать, как жизнь, да Брокльхерсты вели себя, словно ничего не случилось. «Мы уверены, что это был несчастный случай, и не убеждай в обратном ни нас, ни себя», — только и сказал ему мистер Брокльхерст, в задумчивости погладив белокурую бородку. Миссис Брокльхерст иногда была к Ликаону даже ласковее, чем к родному сыну, и порой, особенно по вечерам, она так напоминала ему собственную мать в хорошие минуты, что хотелось положить ей голову на колени, обнять и так сидеть. Но потом становилось только сильнее стыдно. Порой в коридорах Министерства Ликаон встречал брата. Тот смотрел, как сквозь стекло, не узнавал, конечно, но выглядел куда бодрей и румяней, чем прежде. Про мать юноша так и не решился у него спросить. Собственно, отъезд был единственным выходом, но Ликаон долго этому не верил, долго цеплялся за родное место. Еще в сентябре Огден сказал, что вынужден уволить его, однако юноша попросил отсрочить решение на месяц, чтобы он мог подыскать себе другую работу. Огден пошел навстречу, но работу убийце давать никто не хотел, и в Министерстве больше его терпеть не пожелали. Ну что же, так нужно и правильно. Просто наступает новый этап жизни. Может, она окажется не столь никчемной, как предыдущие. Он, конечно, человек теперь конченый, но, возможно, в другой стране он сможет хоть что-то полезное сделать для других. Он вряд ли способен вести за собой — но, возможно, найдет того, кто будет вести, и послужит ему, послужит делу нового общества, где таким, как его отец… Ликаон тряхнул головой. Мысли об отце, о семье по-прежнему жгли. Усевшись в кресло, он сложил руки в молитвенном жесте и посмотрел на черный чемодан, с которым завтра отправится в дорогу. Брокльхерсты, конечно, отговаривали, но дальше растягивать этот мучительный и бесполезный этап жизни не было ни сил, ни желания. «Дело — или смерть», прошептал он самому себе. Потом, спохватившись, достал из одной из книжек бережно сложенную заметку с колдографией Виктории Уркварт, полюбовался на нее, робко коснулся губами и спрятал в потайной карман мантии.