Трандуилово Средиземье 2

Трандуил сидел во главе длинного стола в уютной трапезной. По правую его руку сидели Мерри, Пин и Леголас, по левую – Сэм, Фродо, Гимли и трое синдар. Боромир расположился в кресле у камина за отдельным столом и занимался каллиграфией. А Фарамир в углу у окна мутузил грушу. Получалось, что во дворце Трандуила любое помещение, будь то столовая, погреб или гостиная, было многофункциональным. Трандуил допивал третью бутылку «Звёзд над Дорвинионом». Разум его был чист, манеры изысканны, а тон только слегка горделив: «Культура никогда не будет качеством, присущим толпе. Они не понимают ассоциаций и интерпретаций, им нужны грубые, кустарно сделанные копии. Не важно, что будет стоять за подделкой, главное точно, без собственных оригинальных мыслей скопировать фасон, грим, форму, композицию. Шаг в сторону, работа для ума и чувств – публике уже ничего непонятно. Ты думаешь, многие из них способны отличить шафран от шлафрока?» «Но папа, - воскликнул Леголас, – если бы люди не были добры и культурны, творчество Толкина не обрело бы такую популярность во всём мире! Просто есть структуры, которым выгодно развращение и опупение человечества, они зарабатывают на этом деньги!» Трандуил одобрительно посмотрел на Леголаса, но возразил: «Если кто-то не опупел изначально от природы, его ничем и никогда не опупишь. Вот Боромир, например, - все посмотрели на Боромира, но он был так увлечён каллиграфией, что даже не поднял головы. – Его психику сначала как перекосит, зато потом он совершает нечто, на что способны единицы. Т.е. никакое кольцо не способно побороть его наидобрейшую самоотверженную суть». Пин, Мерри, Сэм и Фродо большими кружками поглощали пиво. Им не нравилось, что жена Трандуила относилась к ним, как к детям, и кормила исключительно чаем с лимоном. К тому же она была склонна к сухому закону, и они не пили ничего такого уже месяца три. Сегодня случился необычный день отмены сухого закона, и все старались напиться на ближайшие три месяца трезвости, занятий спортом и творчеством. Фродо забыл о своих надломах и от души веселился вместе с друзьями. Леголас мастерил небольшую шкатулку для Гимли, чтобы он мог положить туда локон Галадриэли. Гимли вклеивал в гербарий листья деревьев. Для Леголаса. Саженец мэллорна, подаренный Леголасу на день рождения, успел подрасти, и его прекрасные золотые цветы и листья и даже кусочек серебристой коры были запротоколированы в гербарии. Сосредоточившись на том, чтобы ровнее приклеивать листья тонкими полосками скотча, Гимли был погружён в свои мысли. В его воображении как будто застыла картина: Глоин, озадаченно чесавший затылок. Дело в том, что Глоин никак не мог найти сыну невесту. Став рыцарем Галадриэли, Гимли замахнулся на недосягаемое, перевернул традиции, и как же теперь было возможным найти для него простую гномью девушку, достаточно высокую, золотоволосую, и совсем без бороды? Жена Трандуила стояла у окна и, слушая шелест листвы, грустила. Окно загораживала крона дерева, выросшего на уступе горы. В начале своей речи Трандуил грубо высказал какую-то очень правильную важную мысль, но жена не записала её сразу и теперь никак не могла вспомнить. «Или Фарамир, например, - продолжил Трандуил. – Даже видя перед собой беззащитных, измученных хоббитов, всё равно будет проедать им мозг допросами и подозрениями, и интуиция не подскажет ему (если уж он, не в пример Боромиру, такой благоразумный, начитанный и мудрый), что лучше бы их побыстрее отпустить». Фарамир тоже вдруг стал грубым. Он отёр лоб боксёрской перчаткой, отхлебнул воды из кружки, стоящей на краю длинного стола, и, бросив Трандуилу: «От дотошного, а также самокритичного слышу», продолжил мутузить грушу. Боромир подождал, когда высохнут чернила, и пошёл хвастаться каллиграфией перед Трандуилом, хоббитами и синдар. Крупные заглавные буквы «Сказаний Гондора» были украшены цветами, завитками и фигурками фантастических животных. Все стали коситься на Трандуила и на трёх синдар, которые, выпив по бокалу вина, в отличие от Трандуила, выпившего три бутылки, размякли и глупо и доверчиво улыбались. Всем было очень интересно, а умеют ли вообще синдар читать и писать. Им тут же вручили бумагу, перья и чернила. Высунув языки, синдар стали выводить какие-то каракули. Трандуилу стало неловко. Он изобразил витиеватый росчерк, смысл которого был многогранен, и этим закрыл неприятную тему. Прибежали Кили и Фили. Они тоже были совсем уже не дети, т.е. старше восьмидесяти лет, и им тоже очень хотелось пива. Гэндальф при трапезе не присутствовал. Он сбежал в самый дальний угол леса и курил трубку. Ещё чего доброго курить запретят! Правда, у хоббитов и магов было волшебное курево, оно пахло полевыми цветами, помогало думать и делало всех добрее. Сэм, напившись пива и широко улыбаясь, растёкся по столу, положив голову на руки, а остальные хоббиты закурили свой волшебный табак. Пах он не эдельвейсами, а всего лишь подмаренником и чередой, но Трандуилу от вдыхания этого табака в голову пришло столько умных мыслей, что он продолжал рассуждать час за часом, до самой глубокой ночи. Стемнело. Леголас включил люстру и бра. Фарамир, измотав себя боксированием груши, перекинув через плечо полотенце, вручив жене Трандуила боксёрские перчатки и прихватив большую, грубо сработанную деревянную кружку с водой из целебного источника, пошёл подышать перед сном свежим лесным воздухом. Боромир закрыл фолиант с каллиграфией, Гимли – гербарий, и друзья также пошли готовиться ко сну. Боромир так аккуратничал со своей единственной в жизни собственноручно написанной книжкой, а Гимли – с единственным в своей жизни собственноручно составленным гербарием, что друзья никому не давали их в руки. Гимли подарил Леголасу гербарий только через неделю. До этого же Боромир и Гимли ходили по дворцу, прижав к себе свои труды обеими руками, и, хотя Гимли косился на шкатулку для локона Галадриэли, сделанную Леголасом и поставленную в уголке комода, но взять её ему было нечем. «Нельзя так привязываться к творениям рук своих!» - продолжал рассуждать Трандуил, но его никто не слушал. Ведь всё равно через неделю Боромира и Гимли отпустило, и ничего страшного не произошло. И вот, все пошли спать, только хоббиты курили трубки, синдар дремали, склонившись на стол, Трандуил – рассуждал, а жена Трандуила – записывала его рассуждения. Через пять часов, посмотрев покрасневшими глазами на пять стопок исписанной бумаги, она тоже приняла решение пойти отдохнуть. На следующий день Боромир и Гимли всё ещё важно расхаживали по дворцу, прижав к себе свои книжки. Зато Фарамир пришёл в себя, не лупил больше грушу, а бродил с Эовин по лесу и говорил ей тёплые и мудрые речи (Эовин подумала, не записать ли, но, послушав какое-то недоброе предчувствие, которое тенью коснулось её души, она отказалась от этой мысли). Хоббиты же в этот день продолжали курить свои трубки, Трандуил – рассуждать, а жена Трандуила – записывать его рассуждения. Через пять часов такого режима бледная жена с тёмными кругами около глаз отняла, наконец, у хоббитов трубки и табак, положила в специальную коробку и убрала на самую верхнюю полку кухонного шкафа. Хоббиты немного обиделись, Трандуил, наконец, замолчал и удивился, а жена Трандуила пошла купаться в лесном озере и делать компрессы из любезно предоставленным Арагорном целебных трав. День всеобщего питья и курения дорого ей обошёлся. «Послушай, но я же начал рассуждать ещё до того, как хоббиты стали курить!» - попытался возразить Трандуил вслед жене, намекая на то, что его ум не зависит от волшебного хоббитского табака, и он может продолжать высказывать умные мысли ещё неделю, месяц, год, тысячу лет… Жена вздрогнула, и, перейдя с быстрого шага на бег, скрылась в чаще. Гимли, наконец, подарил Леголасу гербарий. Это была увесистая книжка в два дюйма толщиной, в твёрдой желтовато-бежевой обложке, украшенной орнаментом в виде зелёных прожилок и латунными уголками. Леголас две недели без перерыва на завтрак, обед и ужин листал гербарий, а страницы с листьями и цветами мэллорна вообще рассматривал два дня. Каллиграфия Боромира пошла по рукам. Синдар осторожно перелистывали большие страницы и восхищались красотой шрифта и картинками, хотя и не понимали смысл написанного (то ли не умели читать, то ли не знали гондорскую грамоту). Но Фарамир и Эовин взяли фолиант с собой на прогулку и оценили также слог Боромира. «А когда же у нас появятся дети?» - вдруг спросил Фарамир. «Судя по пуританским вкусам Толкина и Фикрайтера – никогда», - проворчала Эовин, подумывая, не стать ли ей снова девой-воительницей. Хоббиты перетаскивали сундуки со стопками бумаг, на которых были запечатлены умные мысли Трандуила, из трапезной и из помещений всего дворца в кабинет Трандуила. Хоббиты были рады, что письменность на бумаге уже изобретена, и не нужно перетаскивать контейнеры с клинописью, валуны с рунами или обелиски с иероглифами.