Незабудковый мотив

Глава 1 Понедельник, 2 июня 2014 Каждое утро, делая кофе, Дин выглядывает в сад и жалеет, что сад этот представляет собой лишь ухоженную лужайку. Добавляя сахар, он думает о семенах, а когда горячий густой пар свивается в туманные цветы, вздыхает и надеется, что когда-нибудь увидит за окном и другие цвета помимо зелёного. После пары глотков он вздыхает уже удовлетворённо, и тело начинает просыпаться. В этот момент он обычно задумывается над тем, почему до сих пор ничего не сделал, если жалеет об этом каждое чёртово утро. Сегодня, пока он переливает оставшийся кофе в термокружку, звонит телефон, и его полуосознанные мечтания о цветущих клумбах прерываются Бон Джови. Дин с улыбкой прижимает телефон плечом к уху. — Здорово, Сэмми. — Он закручивает крышку термокружки. — Здорово, приятель, ты на работе? — Нет ещё, а что? Ты же знаешь, что если снова подожжёшь кухню, звонить нужно местным пожарным, в Пало-Альто? Дин готов поклясться каждым съеденным им пирогом, что сейчас его младший брат закатывает глаза. — Это было один раз, Дин. И это был не пожар, а небольшое возгорание! Дин хмыкает. — Эллен месяц тебя к кухне не подпускала. Сэм вздыхает, и Дин с вызванной этим воспоминанием улыбкой отворачивается от окна, опираясь о шкафчик и делая глоток из чашки. — Не то чтобы я не был счастлив напоминать тебе о твоих провалах, Сэмми, но ты звонил с какой-то целью? — Вообще-то да. Хотел напомнить, что твой вылет в субботу в девять. Ты же отпросился с работы на эту неделю? — Естественно, — ворчливо отвечает Дин, пытаясь подавить нелепый приступ страха. — Я буду. Сэм снова вздыхает, на этот раз мягче. — Слушай, Дин, я очень тебе за это благодарен. Я знаю, что ты предпочёл бы поехать. — Да всё путём, — говорит Дин, пусть это и не так. — Лететь быстрее, я знаю, и на большее время меня бы не отпустили. Дин любит свою работу — очень. Он любит свою команду, свою форму, любит надирать огню зад. Но его младший брат женится в Калифорнии, и он предпочёл бы иметь побольше времени на дорогу. Детка давно не каталась как следует и наверняка скоро начнёт ревновать его к пожарной машине. — Не суть. Мы в любом случае это очень ценим. Твой обратный вылет в воскресенье, 15-го. Нормально? — В самый раз. Есть какие-нибудь шаферские обязанности, которыми пора заняться? — Сделав новый глоток, Дин смотрит на часы. — Нет, но ты мне кое о чём напомнил, — как-то робко говорит Сэм. Ой-ой, звучит зловеще. — Ты не против жить в комнате не один? Шафер Джесс тоже у нас поживёт, а ни один из вас на диван не поместится. Дин хмурится. — А почему это у Джесс шафер? — А что? — Сэм каким-то образом умудряется пожать плечами вслух. — Они друзья с самого первого курса Стэнфорда. Он твой ровесник, получал там докторскую, и они вместе ходили в клуб любителей астрономии. Он преподаватель. — Ух ты, Сэмми, тусуешься со своими преподами? Скатываешься, чувак. — Он историю преподаёт, Дин, нога его не ступала на юридический. — Да-да. — Дин с ухмылкой помахивает рукой. — Не против я с ним заселиться. Сэм с облегчением вздыхает. — Спасибо. Вообще он должен тебе понравиться. Он очень милый, жутко умный и… о боже, Дин, пожалуйста, не спи с ним! Дин весело фыркает: — Как бы ни было горько это говорить, Сэм, звучит так, будто это ты хочешь залезть ему в трусы. — Заткнись, придурок, — фыркает Сэм. — Сам заткнись, сучка! Сэм снова вздыхает. Дин хихикает, допивая кофе спиной к окну. — Неважно. Вы поладите. Ты только представь: он вырос в Лоуренсе! Наверное, даже был на твоём потоке в старшей школе, но он говорит, что тебя не помнит. Ух. Грубо. — Щас же, — фыркает Дин. — Меня все помнят! — Он же был в футбольной команде, носил кожаную куртку и водил Шеви Импалу 67-го! Он оскорблённо подносит чашку к губам — чтобы потом об этом пожалеть. — Ну, а Кастиэль — нет. Кофе оказывается разбрызганным по окну. Дин бы протёр его, не будь он так занят выплёвыванием своего лёгкого. — Дин? — взволнованно и будто бы издалека спрашивает Сэм. — Ты там в порядке? И знаете что? Нет. Дин абсолютно, на 100% не в порядке. Окажись он посреди горящего здания без страховки и воды, он и то был бы в большем порядке, чем прямо сейчас. По шкале от 1 до 10, где 10 — это «хорошо», а 1 — «Оберин Мартелл в последней серии "Игры престолов"», Дин где-то на 1,5. — Да, ага. — Дин ловит ртом воздух и надеется, что Сэм решает, что он просто подавился. — Кофе не в то горло пошёл. — Уверен? — с сомнением спрашивает Сэм. — Ага. Уже всё путём. Шикарно. Лучше не придумаешь, — мелет Дин. Да завали уже, Винчестер. — Мне в общем пора на работу, ну, ты знаешь. Пожары. Котята на деревьях. Всякие… дела. — Дин, что… — До встречи на следующей неделе! Передай Джесс от меня привет! Всё, пока. И он кладёт трубку. И паникует. Чёрта с два Кастиэль его не помнит. Застонав, Дин грузно опирается о шкафчик, до белизны в костяшках впиваясь в гладкое дерево. Десять лет. Десять лет, и Дин наконец-то успокоился и не думал о Кастиэле чёртовом Новаке уже месяцы, даже годы — а теперь он, едва услышав его имя, снова чувствует себя взволнованным восемнадцатилетним пареньком. Его руки определённо не дрожат, вытирая с подоконника капли разбрызгавшегося кофе. Остаток он выливает в раковину; всё равно ему теперь не заснуть, причём наверняка до самого Пало-Альто. Он смотрит на свой сад; ещё ни разу тот не казался ему настолько безжизненным. Понедельник, 4 сентября 2000 Кастиэль не очень много знает о школе. Сколько он себя помнит, Майкл, его брат, обучал его дома, а его единственный настоящий друг (потому что Габриэль говорит, что братьев в этот список включать нельзя) в том, что касается правил поведения и популярной культуры, почти такой же не приспособленный к жизни, как и он. И как бы Гадриэль ни нравился Кастиэлю, он вполне уверен, что они бы не сдружились, не объедини их неумение их родителей выбирать имена. Так что, бредя по школьной парковке, Кастиэль раздумывает, не стоит ли развернуться и броситься домой. Не то чтобы Габриэль и Бальтазар обрисовали предстоящую картину лишь мрачными красками… но ведь они-то всегда были популярны. В маленьком пруду Лоуренса они были крупной рыбой, и оба были настолько отвратительны, что казались обаятельными. Что раздражало. Будь они здесь, может, это подарило бы Кастиэлю пару очков, но Бальтазар в колледже — в Оксфорде!, — а Габриэль открыл кондитерскую в Нью-Йорке. Вздохнув, Кастиэль крепче прижимает сумку к плечу. Гадриэля здесь тоже нет; мать-командирша услала его в католическую школу. Кастиэль знает, что с его домашним обучением, очками и мешковатым папиным плащом ему только нарисованной на спине мишени и не хватает. Наконец ступив внутрь, он чувствует себя очень крохотной рыбкой. Пару раз свернув не туда, он находит свой шкафчик. Он почти убежден, что для того, чтобы его открыть, потребуется пройти серию испытаний или, возможно, разгадать загадку, но тот легко отворяется, и Кастиэль с облегчением выдыхает. Никто не смотрит в его сторону — по крайней мере, он ничего такого не заметил. Чего не скажешь о костлявом мальчике на другом конце помещения. Он, наверное, тоже новенький. Примерно на голову ниже Кастиэля и на добрую голову или две ниже парней, его окруживших. На всех одинаковые спортивные куртки, и Кастиэль мысленно помечает их «качками». Бальтазар очень ясно велел держаться от них подальше. С другой стороны, Кастиэль никогда не отличался особым умением следовать правилам. Когда самый крупный парень, широкоплечий и темнокожий, толкает мальчика к шкафчикам, Кастиэль, не успев даже подумать, обнаруживает, что устремляется вперёд. — Эй, — его голос звучит увереннее, чем он себя ощущает. — Оставь его в покое. Качки оборачиваются, и смелости у него убывает. — А тебе что, четырёхглазый? — насмешливо спрашивает злобно ухмыляющийся парень с гнусавым голосом, от которого по спине Кастиэля пробегает дрожь. Он хмурится: — Довольно неоригинальное оскорбление. В чужих глазах мелькает что-то тёмное, и Кастиэль сжимает кулаки. Парень шагает к нему, подходя почти вплотную, а остальные пристраиваются к нему, как телохранители. — Ну, — ухмыляется он, — если не нравятся мои оскорбления, может, снимешь очки? Кастиэль даже не успевает среагировать, а его очки уже оказываются на верхнем шкафчике. Его сердце ухает вниз. Майкл будет разочарован. Все хихикают, а ухмылку на лице жуткого парня видно слишком уж хорошо: тот стоит очень, очень близко к Кастиэлю. — На твоём месте я бы не забывал оглядываться, — говорит он, облизывая губы, и это звучит почти певуче. От удовольствия, звучащего в его голосе, эти слова кажутся ещё более пугающими. Они уходят, и Кастиэль чувствует себя разбитым и потерянным. Тощий мальчик всё ещё здесь, вжимается спиной в шкафчик, и хотя Кастиэль видит всё не так чётко, как привык, он вроде бы различает на его лице извиняющуюся улыбку. — Спасибо, приятель! — говорит он. От благодарности в его голосе Кастиэлю ничуть не становится менее жутко. — Я Гарт. — Кастиэль, — отвечает он, напрасно пытаясь достать очки. — Извини за очки, амиго, — говорит Гарт и вдруг изумляет его кратким объятием. — Я на занятие. Но спасибо. И, э, извини, — и он тоже уходит, а Кастиэль понимает, что остался один и никак не достанет свои очки. Потянув за пояс плаща, он вздыхает. Он опоздает на самое первое занятие, он уже успел разозлить качков, он проведёт четыре года, плывя против течения. Сзади ощущается чьё-то тёплое присутствие, и Кастиэль, заметив краем глаза занесённую руку, сжимается, готовясь к удару. Но его не следует. Вместо этого рука тянется мимо него и вверх, доставая очки. Обернувшись, Кастиэль видит парня, который ненамного выше него; тот бережно надевает на него очки. Мир возвращается, и Кастиэль моргает; на мгновение ему кажется, что он всю свою жизнь был слеп и лишь сейчас увидел настоящие цвета: глаза незнакомца зелёные, и это первое, что он видит. Они зеленее, чем лужайка дотошного Майкла или листья растений в его горшках. А ещё это самый привлекательный человек из всех, кого когда-либо видел Кастиэль. Он улыбается, тепло и немного робко, и кончики ушей Кастиэля начинают пылать. — Это было круто — то, что ты сделал, — говорит парень, и Кастиэль ощущает прилив гордости. — Спасибо, — отвечает он и поправляет очки — в основном потому, что не знает, куда девать руки. Парень улыбается ещё шире. — Я Дин, кстати. Дин Винчестер, — и он протягивает руку. Они стоят близко, ближе, чем необходимо, ведь Дин уже надел на него очки, и по спине Кастиэля снова пробегает дрожь — но не такая, как от присутствия качков. На этот раз она будоражащая, затягивающая, и Кастиэлю не хочется её отпускать, как если бы кому-то захотелось навечно запечатлеть застывшую вспышку молнии в фульгурите. — Кастиэль, — робко улыбается он, пожимая ладонь Дина. — Спасибо, что вернул мне очки. — Без проблем. — Дин улыбается в ответ, и эта улыбка почти отвлекает Кастиэля от ощущения утраты, когда он отнимает руку. — Этим сволочам вообще не стоило этого делать. Кастиэль пожимает плечами: — Братья предупреждали меня, что такое может случиться. Дин хмурится: — Это дела не меняет. Нет, думает Кастиэль, а ты — может быть. — Так, Кас, — заговаривает Дин спустя затянувшиеся секунды гляделок; от этого сокращения по венам Кастиэля словно пробегает ток, — ты тоже новичок? — Кастиэль кивает. — Круто. Ну, наверное, нам уже пора. Но, э, может, ещё увидимся? Он поднимает на Кастиэля взгляд из-под ресниц, и в нём сквозит такая робкая надежда, что сердце Кастиэля бешено разгоняется. Улыбнувшись, он снова кивает, не доверяя своему голосу, и смотрит, как Дин уходит, в последний момент обернувшись и вроде как помахав ему. У него начинает кружиться голова. Всю дорогу до кабинета математики он улыбается, думая, что, может, быть маленькой рыбкой не так уж и плохо, если плывёшь в одну сторону с Дином Винчестером. Пятница, 6 июня 2014 Дин человек рациональный. Что бы вам ни сказали его брат, приёмные родители или его лучший друг, он никогда не реагирует ни на что слишком эмоционально. Поэтому то, что сейчас он в пожарном участке бьётся головой о кухонный стол, совершенно адекватно. Что не адекватно, так это хохочущий Бенни. — Да ладно, — говорит он со своим протяжным южным акцентом, качая головой. — Тот самый Кастиэль, который врезал тебе, когда ты пригласил его на выпускной? Подняв голову, Дин отвечает ему самым свирепым из взглядов, на которые он способен. — Нет, один из многих других моих знакомых Кастиэлей. К его раздражению, Бенни не реагирует на его свирепость и сочувственно присвистывает: — Не свезло, брат. Мир тесен, да? Застонав, Дин снова роняет лоб на стол. Огромная тёплая рука Бенни сжимает его плечо. — Какого хрена мне теперь делать? — спрашивает Дин. Бенни подпихивает его плечо, заставляя сесть прямо. — Дин, ты не видел его с восемнадцати лет. Вот только не говори, что до сих пор по нему сохнешь. — Что? — вырывается у Дина. Потому что нет, ясно? Не сохнет он. — Да он гомофобная сволочь. Видеть его не хочу, потому что это чертовски неловко! И он хрен. А не потому, что он мне нравится. Бенни вздыхает: — Дин, десять лет — огромный срок. Может, он это уже перерос. — Ага. — Дин определённо не дуется. — Поверить не могу, что он сказал Сэму, что меня не помнит. Ага, щас же! Бенни смеётся: — Может, ты не такой запоминающийся, как тебе кажется, старина. — Ухмыляясь, он треплет Дина по щеке. Отпихнув его руку, Дин закатывает глаза. — Заткнись, я чудо. Кроме того, он ненавидел меня настолько, что врезал мне. До этого он ни разу никого не ударил. Даже тех сволочей, что его доставали. — Дин, — тихо и грустно говорит Бенни, — ты был одной из тех сволочей, что его доставали. О да, теперь Дину гораздо лучше. Не то чтобы он забыл. Собственно, об этом он думал все последние четыре дня (и, может быть, ещё сколько-то бессонных ночей за последние десять лет), но, произнесённые вслух, эти слова тяжело давят на сердце. — Нет, — говорит он, — я не… — Да, я знаю. — Бенни снова сжимает его плечо. — А он, может быть, нет. Дин фыркает: — Ну, может, узнал бы, если бы дал мне извиниться, а не врезал по морде! Бенни вздыхает, на этот раз не приязненно, а раздражённо: — Дин, поверить не могу, что мы до сих пор на этом застряли. Ты не заговаривал о нём со времени тренировок, я думал, ты это уже перерос! — Я перерос! — возмущается Дин. — Я и не вспоминал о нём уже годы. Честно, — добавляет он, когда Бенни приподнимает бровь. — Я просто не думал, что снова его увижу. Да ещё и буду спать с ним в одной комнате целую неделю. Бенни хмыкает: — Ну, брат, тут я тебе не завидую. Просто постарайтесь друг друга не убить до свадьбы, ладно? Дин выдыхает неуверенный смешок и кивает: — Ага. Жаль, что ты не едешь, чувак. — Мне тоже, — улыбается Бенни. — Хотел бы я посмотреть на парня, превратившего большого и злого Дина Винчестера в нюню. К счастью для Бенни, в этот момент звучит тревожная сирена, и они подскакивают и несутся к машинам. А иначе Дин просто уничтожил бы его своим клёвым и крутейшим ответом. В итоге он ребячливо пихает его, когда они забираются в грузовик, Бенни смеётся, и Дин немного расслабляется. Понедельник, 4 октября 2000 — Привет, ребята, — улыбается Дин, открывая шкафчик. Внутри к дверце прикреплена фотография: красивая пара, светловолосая женщина и темноволосый мужчина. Они радостно улыбаются в камеру, обнимая друг друга, а между ними сидит мальчик с зелёными глазами и широкой глупой улыбкой. На руках у него новорождённый младенец. Все четверо выглядят так, будто у них нет ни единой заботы в целом мире. Дину нравится видеть этот снимок каждый день. Ему нужно держать в памяти улыбающиеся лица родителей. Радостно улыбнувшись, он начинает доставать книги. — Знаете что? — говорит он, думая, каково было бы рассказывать им всё по-настоящему. — Меня взяли в футбольную команду! Фотография не отвечает, но в его мыслях мама тепло его обнимает, папа ерошит его волосы, а сам он делает вид, что терпеть этого не может. — Эй, Винчестер! — доносится до него, и он растерянно оборачивается. К нему приближается вся футбольная команда, и он напрягается. Впереди идёт Алистер — тот, что месяц назад отнял у Каса очки. Они подходят, и Дин распрямляет плечи и поворачивается к ним. Краем глаза он видит Каса, смотрящего на них от своего шкафчика в другом конце ряда. Дину хочется встретить его взгляд, как и всегда, когда они встречаются в коридоре, но он вскидывает подбородок и смотрит на приближающегося Алистера. — Слышал, ты попал в команду, — говорит он, и Дин пытается расслабиться. — Да, тренер мне сказал. — Дин пожимает плечами. — Ты что-то хотел? Стоящие за Алистером Уриэль и Рафаэль тихо присвистывают, и Дину нравится, что он так быстро успел их вывести. Алистер, однако, смеётся; вместо облегчения, впрочем, подступает жуть. — О, извини, если мы тебе надоедаем, Дин. Могу я звать тебя Дин? Просто хотели убедиться, что ты в хорошей форме. Постепенно радость Дина от того, что он попал в команду, и надежда на то, что его оценят в этой чёртовой школе, перестав дразнить за любовь к книжкам и астрономии, начинают улетучиваться. — Я её достигну, — говорит он. Алистер подходит ближе. — Это хорошо, — сладко улыбается он. — А то мы начинали беспокоиться, что ты дружишь вон с тем хлопчиком. Повернув голову, Алистер смотрит на Каса, и Дин, повернув голову тоже, успевает поймать взгляд Каса до того, как тот отворачивается, едва уловимо порозовев. Радость улетучивается окончательно, как песок в песочных часах. Он даже особо не разговаривал с Касом с того сентябрьского дня — вряд ли это можно назвать дружбой. Может, Дин иногда и меняет маршрут, чтобы поймать Каса между занятиями, и, может, каждый раз, когда Кас едва уловимо улыбается ему этой своей особенной улыбкой, у него на душе становится светлее, но до сих пор он не набрался смелости сделать что-нибудь большее, чем глупо улыбнуться ему в ответ. Кас умный; он потрясающий, смелый и прекрасный. И Дину стоило раньше попытаться добиться большего, чем пара случайных обменов репликами, потому что теперь он в ужасе. Алистер ухмыляется при виде того, как он поджимает губы, и Дин понимает, что хрупкие ростки их дружбы сейчас будут вырваны с корнем. — Он таращился на тебя так, будто тебя знает, — говорит кто-то за спиной у Алистера. Дин пожимает плечами: — Я его вижу иногда, — говорит он спокойнее, чем ощущает себя, — но не сказал бы, что мы друзья. — Хорошо! — ухмыляется Алистер. — Тогда тебе будет несложно забрать у него очки. К горлу подступает тошнота. — Что? — теперь его голос далеко не так ровен. — Зачем? Он тебе ничего не сделал! — Зачем? — переспрашивает Алистер, глядя куда-то за плечо Дина. Тот вспыхивает, понимая, что он увидел фотографию. — Ну, затем, что маленькая птичка напела мне, что у тебя есть младший брат. В средней школе как раз через двор. — Всё внутри Дина застывает, а Алистер улыбается так, будто знает это. — У меня такое ощущение, — он наклоняется ниже, и Дин велит себе не пятиться, — что с ним случится что-нибудь плохое, если этот, — он кивает на Каса, — не потеряет очки. Кровь стынет у Дина в жилах, и ледяные осколки словно впиваются в глаза изнутри. Кас уже почти разобрал вещи, и Дин отчаянно, всей душой желает, чтобы он поторопился. Чтобы закрыл дверцу и исчез, пока Дин не успел ничего сделать. Если прислушаться, можно услышать, как Сэмми говорит ему не делать этого: он может за себя постоять. Мама говорит ему делать то, что он считает правильным; он даже не уверен, её ли это голос звучит в его воспоминаниях. Дядя Бобби велит ему поменять что-то, а тётя Элен — перестать беспокоиться о Сэме. Но все эти голоса заглушает голос Джона Винчестера. Его последние слова до сих пор звенят в ушах Дина: «Позаботься о брате». Он так сказал. А Дин, рыдая у него на плече под попискивание аппаратов, пообещал, что позаботится. — Тик-так, — говорит Алистер, и Дин шумно захлопывает дверцу. Расстояние между их шкафчиками всегда казалось ему огромным, а теперь ему хочется, чтобы оно стало больше. Он проходит половину пути, когда Кас поднимает голову. Впервые от его робкой улыбки Дин не чувствует, как на душе становится светлее. Дин останавливается прямо перед ним; Кас всё ещё улыбается, пусть и слегка растерянно, и Дин заставляет себя посмотреть ему в глаза. Он надеется, что выражение его лица красноречивее слов, которые он не может произнести. — Дин? — Кас склоняет голову к плечу, и, не желая приговаривать брата к годам издевательств, Дин подавляет тепло в груди и поднимает руку. Кас даже не кажется напряжённым, и от этого в десять раз больнее. Он поднимает на Дина неимоверно доверчивый взгляд, и даже когда Дин снимает с него очки, в его глазах лишь растерянность. — Что ты делаешь? — спрашивает он, щурясь, будто пытаясь прочесть его мотивы, и Дин на мгновение позволяет себе представить, как обращает всё в шутку. Можно сделать вид, что он захотел их примерить и напялить их на себя с дурацкой ухмылкой. Но этого он не делает. Вспомнив о Сэмми, он роняет их на пол. Кас спадает с лица, и Дин уходит, пока никто не встрял или пока он не опозорился, например, расплакавшись.