Показатель преломления

      Джон никогда не боялся тишины. До того как оказался в Афганистане.       Бескрайнее белесое, выжженное солнцем и горем небо с отметками-галочками редко пролетающих птиц, шепот мелких камушек под ногами, плавные, словно смазанные ветром горы, перетекающие в пожухлую траву равнины, на которых ты - как на ладони, песок, песок, песок. Марсианские пейзажи, убаюкивающе-унылые в своей однообразности.       Нет, конечно, как в любой стране размером превышающей Лихтенштейн, здесь были свои жемчужины. Ваханский коридор, эта дорога великанов, оценить который в полной мере можно было лишь прижавшись носом к иллюминатору тяжелого транспортника пролетавшего над ним или Национальный парк Band-e-Amir где звезды отражались в бездонной сапфировой глубине. Затерянный в горах на западе Джамский минарет с ярко-голубыми, не потерявшими ни грана первоначального цвета, сурами Корана на обожженных кирпичных стенах или русло высохшей реки, в котором их вертушка, с трудом перевалившаяся через окружавшие его скалы, была вынуждена сделать краткую остановку, и где неожиданные возвышения породы, идеально-круглой формы, с заполнившей их водой, приобретали цвет созвучный настроению заглянувшего в них неба.       Все это дышало, жило, рассказывая о себе, о своей нелегкой судьбе, что казалось и нет никаких звуков, и в то же время все вокруг было наполнено ими. Но когда все действительно ЗАМИРАЛО это означало только одно: сегодня кто-то отправится домой неузнаваемым месивом в закрытом цинковом гробу, или, если повезет, или не повезет, это смотря с какой стороны смотреть - обрубком былой молодости с грошовой пенсией, больше похожей на подачку, чем на действительную помощь.       Прилетевшей к Джону пуле тоже предшествовала тишина. И солнце. Такое же как здесь, немилосердно режущее глаза, отчего поневоле жалеешь что не взял у Себа предложенные темные очки. Хотя, хорош бы он был если бы взял и надел.       Джон никогда не боялся высоты. До сегодняшнего дня.       Ладони не липли холодным потом и внизу живота не тянуло от сосущей пустоты. Не хотелось, как некоторым, перегнуться через ограждение, а после лететь, лететь, лететь, пока земля не встретит тебя своим последним, кровавым поцелуем. Он спокойно смотрел вниз с любой верхотуры и сердце ни на секунду не сбивалось с выверенного ритма. Так почему же сейчас, пусть перикард и не выпихивало адреналином в горло, абсолютно не тянуло подойти к краю, словно стоило сделать хотя бы шаг на парапет и воздух за ним, дернув за щиколотки, опрокинет в безвестность, заставив нелепо перебирать руками и ногами, в последней попытке ухватиться хоть за что-то, прекрасно зная, что то единственно твердое, что встретится на этом коротком пути, станет, скорее всего, последним ощутившимся в этой жизни.       Джон никогда не боялся одиночества. До этой самой минуты.       Даже в своей послевоенной конуре, он сходил с ума от чего угодно: нелепых желаний глупого тела, невозможностью принять их, и неспособностью отринуть прочь, томительного ожидания визита Мориарти и постоянных его заместителей, ночных кошмаров, словом, весь список отягощенный ПТСР, но только не от этого. Но теперь, когда уже все решено и пути назад точно нет, мучительно страшно было признать для себя самого, что отныне и навсегда, кто бы не оказался рядом,он обречен на мучительную покинутость, затерянность, разобщенность с самым главным существом в своей жизни. Больше не будет уютного, необременительного, словно созданного под них с Шерлоком "мы", только пустое, холодное, так когда-то желаемое и сейчас абсолютно не нужное "я".       Прикрыть глаза. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Хорошо. Все хорошо. Все правильно. Уотсон так и не понял в какой момент согласился с рискованным планом. Нет, если бы дело касалось только его, он бы послал Себа в пеший тур с эротическим уклоном и со спокойной совестью ушел, но в том-то вся соль, что, прежде всего, их история, нервными синкопами взбаламутившая сонное болото Лондона, ударила по Морану с такой силой, что нарушила извечную невозмутимость Себастьяна, пробила брешь в привычной неприступной холодности, открывая сочащееся болью и кровью нутро и отказать другу Джон никак не мог. Да и, если честно, не особо хотел. История с билетами, изначально шитая белыми нитками, не давала никаких шансов покончить с непонятной зависимостью от Мориарти и уберечь Шерлока от самого себя. А так...       В тот вечер он все-таки вернулся домой. После того как будущие действия были согласованы и проговорены не один десяток раз, а кофе с капелькой коньяка стало больше напоминать коньяк с запахом кофе, он, добравшись до ближайшей станции, вынырнул из слепого пятна не работающих в этом районе камер видеонаблюдения и там уже поймал такси, чтобы через невразумительное дорожное время, большую часть которого прилично надравшийся Джон провел прижавшись носом к стеклу кэба, быть вытряхнутым из машины крайне недовольным Шерлоком, который, впрочем, не стал допытываться где был Уотсон, а попросту притащил того сначала в ванную, где содрав куртку и рубашку засунул вялого Джона головой под холодный душ. Отрезвляющая свежесть не заставила себя ждать и Шерлок, в благодарность, мог бы получить вполне себе приличный удар между ног, если бы не успел отскочить, облив напоследок из лейки не только Джона, но и себя, и пол. В эту самую лужу вляпался пылающий праведным гневом и почти совсем пришедший в себя Уотсон, чтобы поскользнувшись влететь в заботливые объятия, мигом растеряв всю свою агрессивность, стоило только взглянуть Шерлоку в глаза.       Он, правда, никогда не видел чтобы сосед смотрел так хоть на кого-то. Даже на "Ту Самую Женщину". Может он сам не представлял силы своего взгляда? Или напротив, наконец-то решил воспользоваться ею на полную мощь? Как бы там не было, а накостылять по любимой шее уже точно не хотелось. Хотелось прижаться, слиться в единое целое и больше не разделяться никогда. И именно поэтому Джон, буркнув что-то невразумительное, попытался выбраться из кольца таких хрупких на вид рук как можно скорее. Во избежании.       Шерлок, тоже, по-видимому, наконец-то осознал всю степень их внезапной близости, когда собственная промокшая рубашка не то что не скрывала, а напротив, словно стремилась подчеркнуть внезапно вздыбившиеся соски и поджавшийся от чего-то ранее не изведанного, но такого запретно-сладкого живот, а прижавшийся к нему полуголый Джон жаром кожи и бешеным пульсом мог бы поспорить с Везувием, готовым навсегда поглотить свою Помпею, разжал хватку. Пусть нехотя, но разжал, пообещав себе мысленно, что это последний раз, когда он благородно не пользуется предоставленным непонятно кем шансом, но уж в следующий раз точно своего не упустит. Вернее - не отпустит.       Вместо этого, давая Джону возможность немного прийти в себя, а заодно и переодеться (- Пижама в моей спальне. И твои ужасные свитера тоже. Я перенес пока тебя не было.) отправился выполнять непривычный, но такой нужный сейчас для Джона ритуал - готовить чай на двоих. Они молча выпили чай, так же молча отправились к Шерлоку, чтобы улегшись в кровать и прижавшись друг к другу почувствовать себя ложками из одного столового набора, давным-давно распроданного хозяином-судьбой и по какой-то нелепо прихоти вновь оказавшиеся рядом, когда от близости чужого тела, от его плавных, таких подходящих именно для тебя и под тебя изгибов возникает ощущение... нет, не возбуждения, ни похоти, хотя, наверное, куда без этого? а какой-то нереальной, щемяще-нежной правильности. Нужности. Необходимости.       Шерлок и тогда не стал расспрашивать где был и что делал Джон, просто уткнулся в посеребренную макушку носом и задышал ровно и спокойно, мгновенно провалившись в сон. А Джон еще долго лежал слушая чужое успокаивающее дыхание. В голове было блаженно пусто и не хотелось думать ни о чем. Так он и заснул.       А на утро Холмс исчез. Из кровати, из спальни, из квартиры. Вместе с ключами. И всей верхней одеждой Джона.       Куртка, правда, нашлась почти сразу. У смущенно краснеющий миссис Хадсон. Вместе с дубликатом ключей. Все что хотел на тот момент Джон - снять немного денег и купить, наконец, нормальной еды. Вместо этого, вполне предсказуемо, пришлось ехать к Майкрофту в "Диоген". Не то чтобы Джон не ждал чего-то подобного. Если честно, он просто надеялся, что такая встреча произойдет на его территории. Но... Человек предполагает, а Майкрофт Холмс - располагает. И да, это было мелочно и недостойно солдата устраивать ту сцену среди благообразных старичков в центральном зале Клуба Молчунов, но черт побери так приятно было всколыхнуть это болото и хоть немного, но досадить Холмсу-старшему. Жаль только разглядеть толком выражение на его породистом, холеном лице из-за салфетки с хлороформом, прижатой к носу ревностными служителями клуба, толком не удалось.       Зато фотографиями киллеров продемонстрированных ему в одинаковых картонных папках пришлось любоваться в полном объеме. Чтож. Чего-то такого он и ожидал от Себа, хотя, конечно, было немного неприятно оттого, что Моран не посчитал нужным поставить Джона в известность. Тоже, защитничек выискался. Словно Джон не мог позаботиться о себе и о Шерлоке сам. Ладно один, ну два киллера (кстати, узнать о том что Людмила до сих пор жива была неожиданно приятно, так что он чуть не выдал себя с головой), но четыре... ЧЕТЫРЕ международных убийцы высочайшего уровня!! Тентакль их всех задери и Себа тоже, за компанию! Они что, рассчитывали что Майкрофт не обратит на это внимание? И кто после этого идиот, паникер и перестраховщик? То-то!       Не известно, что вынес из их встречи Майкрофт, наверняка не поверил ни единому его слову. Особенно после упоминания Ричарда. - Я под подозрением? - Не трудно найти общий знаменатель. - Думаете это Мориарти? - Если не Мориарти, тогда кто?       Но после этих вопросов все что ждал Джон - это наручников, персональной камеры и допроса третьей степени, за причастность к проблемам самого дорогого для Майкрофта человека. А вместо этого - просьба присмотреть за братом помноженная на очередную утреннюю порцию головной боли. Ну и, в качестве бонуса, бесплатная доставка до дома. Правда без продуктов.       Может, не стоило так наглеть в клубе?       В магазин он все равно не попал. На крыльце уже ждал конверт с сургучной печатью и крошками внутри. Дети посла. Нет, он конечно знал, был практически уверен, что с ребятами не случится ничего страшного, непоправимого, но... Даже после обещаний Себа лично присмотреть за ними, не стоило скидывать Джеймса со счетов. И тентакль всех задери, но когда Шерлок наконец-то назвал верное место он невольно выдохнул и взглянул на часы. Только бы им не пришло в голову облизывать фантики с ртутью.       А после, хоть это мерзко и недостойно, но ведь Джеймс не должен был заподозрить ничего, шагнул следом за детективом в допросную в которой сидела маленькая девочка. И почти физически ощутил недоумение друга когда та заверещала глядя на них. И продолжала кричать, даже когда Холмса вытащили из комнаты. Потому что Джон сразу выскочить не успел. Как бы паршиво ему сейчас не было, но он обязан был отыграть свою роль до конца. Недоуменно и глупо вертеть головой, задерживаясь на пару мгновений и кляня себя на чем свет стоит. Никто не обратил на это внимания...       Никто?       Тогда отчего трясшийся над ним накануне Шерлок бросил его у Ярда одного?       Спасибо Себу оперативно отвлекшему Холмса от ненужных мыслей. Хотя Сулеймани конечно жаль. Ну ничего, у него профессия такая... Опасная... Была... Теперь, может быть, наконец-то задумается о себе, остепенится, уедет, как мечтал, в свой домик в горах, давным-давно ждущий хозяина. Тем более что Моран не задел ничего жизненно-важного. Так... пометил на память, еще раз доказав всем вокруг кто лучший. Словно кто-то сомневался. Уж не Джон, это точно.       Оставалось только не позволить полным несправедливых подозрений ярдовцам арестовать Шерлока и сбить всю джеймсову задумку и построенный на этом фарсе моранов план. Такая малость.        Люди не любят слишком умных. Вызывающе гениальных. Ужасающе бестактных. И так приятно ткнуть носом в грязь. Не мудрено что Шерлок стоит в наручниках. Ну, правильно, не на Джона же думать? Кто он такой, в конце-то концов? Так, мальчик на побегушках...       И шеф полиции попался как нельзя кстати. Давно хотелось врезать как следует этому мерзкому продажному борову, еще тогда когда... а, впрочем, черт с ним, и даже костяшки не болят. Жаль, не успел подбить ему глаз, чудная бы вышла композиция, просто чудная!       А потом они бежали по улицам взявшись за руки. И Джон чувствовал себя практически счастливым. И готов был так бегать всю ночь. Лишь бы она никогда не кончалась. Да, все было просто великолепно. До того момента как в гениальную голову Шерлока не пришла мысль выскочить прямо перед автобусом. И Джона за собой дернуть, наручники то никто не отменял. Хорошо Микеле успел. И пока киллер номер четыре втирал Шерлоку что-то про код, Джон вертел головой, пытаясь понять где тут у Себа может быть точка и одел ли этот неаполитанский придурок на себя бронежилет как было велено в инструкции или опять пижонил?       Если бы Моран не выстрелил, Микеле не досчитался бы зубов. Потому что буквально за какую-то сраную минуту умудрился помочь Шерлоку запудрить себе мозги без какого-либо дополнительного вмешательства в это дело Мориарти. Вот не зря говорят: многие знания - многие печали!       Мысль о том что универсальный ключ ко всем дверям может оказаться в их квартире, что Джеймс, приходивший в гости (все таки приходил, а Холмс и словом не обмолвился! Что это - ревность? Собственничество? Черт этих гениев разберет!), специально подбросил его, так прочно засела в голову к Шерлоку, что он мало того что проговорился о визите, так еще миг - и пришлось бы Джону опять на буксире лететь обратно в сторону Бейкер Стрит. Прямо в распростертые объятия родной полиции. И весь себов план к Мориарти в зад. Хорошо что на глаза попалась газета с утренней статьей Китти Ралли. Умницы Китти. Красавицы Китти. Умеющей и любящей ходить по острию ножа. Если бы Уотсон был американским киноакадемиком, Оскар за лучшую женскую роль в сегодняшнем вечернем экшене точно был бы у нее. Но чего нет - того нет. Да и пара миллионов фунтов стерлингов куда лучше 33,5 сантиметрового, четырехкилограммового мужика, хоть и сделанного из патриотичного британия и покрытого золотом.       Только, черт возьми, он совсем не ожидал столкнуться там с Ричардом. Ну ладно, ожидал. Но в первую минуту опешил. Ведь они же договорились. Обо всем! Вот уж воистину - поверь женщине! И еще с десяток раз перепроверь. Так что играть удивление было не надо. И возмущение. И гнев. Все для Шерлока, все для него. Единственного честного человека во всей этой комнате набитой лжецами. Ладно, почти единственного честного.       И он начал орать на Брука... Ну просто сдали нервы... Он знал что с Ричем так нельзя, знал, но... Когда тот кинулся наверх Джон молился только об одном - чтобы Бас успел перехватить бедного парня, пока он действительно не наделал глупостей.       И выдохнуть когда Шерлок ушел один. И позвонить Молли. Ведь она обещала...       Джон сглотнул, отгоняя от себя события вчерашнего бесконечного дня. Оглянулся вокруг, словно сам не понимал как попал сюда. Бартс. Крыша. Последний акт пьесы Морана, который должен был подарить им обоим окончательную и абсолютно ненужную свободу. Тентакль ее задери.